Оказалось, что целительное воз-
действие толкования ограниченно. Пациенты, способные к сво-
бодному, непроизвольному воображению, встречались очень
редко. Улучшения, которых удавалось достигнуть, оказывались
результатом резких изменений в генитальной сфере. Они боль-
шей частью вызывались случайно посредством расслабления ду-
шевного аппарата вследствие свободного появления внезапных
идей. Я мог видеть, что разрешение ситуаций через гениталь-
ную сферу позволяло достичь большого лечебного эффекта,
но был не в состоянии воздействовать на эти процессы. Никому
и никогда не удавалось правильно указать на процессы, про-
исходившие в организме больного, которым можно было бы
приписать наступившие изменения. Отсюда вытекала необхо-
димость учиться ориентироваться в закономерностях аналити-
ческой техники.
Я уже описывал всю безутешность тогдашней технической
ситуации. Взяв на себя осенью 1924 г. руководство Венским
техническим семинаром, я хорошо себе представлял, какую
работу необходимо было проделать. В предшествующие годы
мне удалось в отчетах о болезнях выявить мешавшую бессис-
темность, что позволило набросать схему упорядоченного отчета.
Случаи заболеваний позволяли увидеть множество разнообраз-
ных переживаний, вызывавших замешательство при лечении.
Поэтому я предложил выбирать из всего обилия случаев лишь
те, которые были необходимыми для постановки технических
проблем. Все остальное урегулировалось бы в ходе дискуссии
само собой. Раньше было обычным делом излагать историю
94
детства больного без всякой связи с проблемой лечения, давая
я конце этого изложения бессвязные советы. Такой способ
казался мне бессмысленным. Если психоанализ представлял со-
бой каузальную научную терапию, то любая необходимая тех-
ническая мера должна была вытекать сама собой из структуры
личности больного. Структура невроза могла определяться толь-
ко фиксацией на переживаниях детства.
Обнаружилось далее, что аналитики обходили сопротивление
слчасти потому, что не осознавали сути этого феномена, по-
лагая, что явления сопротивления представляют собой препят-
ствие в работе и поэтому их надо по возможности избегать.
Потому-то в первые годы моего руководства семинаром и об-
суждались исключительно проблемы сопротивления. Поначалу
мы были совершенно беспомощны, но быстро научились много-
му. Самым главным результатом первого года работы семинара
стало понимание того важнейшего факта, что аналитики рас-
сматривали <перенесение> только как положительное явление,
оставляя в стороне его отрицательные аспекты, хотя Фрейд
давно уже теоретически сформулировал соответствующее раз-
личие. Аналитики боялись выделить, выслушать, подтвердить
или опровергнуть мнение пациента, отклоняющееся от собст-
венного, опасались подвергнуться болезненной для себя критике
с его стороны. Они чувствовали себя беспокойно из-за столк-
новения с сексуальным материалом и столь проблематичной
человеческой природой.
Оказалось, далее, что <опорой> невроза были неосознанные
враждебные установки пациента. Каждое толкование связей в
неосознанном материале <отскакивало> от этой тайной враж-
дебности. Следовательно, нельзя было ничего истолковать до
тех пор, пока не удалось вскрыть и устранить тайную ори-
ентацию на отказ. Такая позиция соответствовала известным
принципам практической работы, но в этой работе надо было
для начала основательно практиковаться.
Постановка практических вопросов покончила со многими
неправильными, но удобными для терапевтов позициями, на-
пример с так называемым выжиданием. Выжидание должно
было иметь какой-то смысл, но большей частью оно оказы-
валось всего лишь проявлением беспомощности. Мы осуждали
привычку многих коллег только упрекать больного за сопро-
тивление лечению. Наши попытки понять сопротивление и уст-
ранить его аналитическими средствами вполне соответствовали
психоаналитическим принципам. Тогда было обычным делом
устанавливать сроки исцеления, если лечение заходило в тупик.
Пациенту надлежало к определенной дате решиться <покончить
с сопротивлением выздоровлению>. Если ему это не удавалось,
констатировалось <непреодолимое сопротивление>. Не следует за-
95
бывать, что работа в амбулатории постоянно предъявляла вы-
сокие требования к нашим знаниям. Никто не имел пред-
ставления об укоренении сопротивления в психологии.
Существовали некоторые неверные в техническом отноше-
нии меры, от которых пришлось отказаться. Так как я сам
на протяжении пяти лет совершал эти ошибки, приводившие
к большим неудачам, я хорошо знал их и мог распознать у
других. Среди них была несистематическая работа над мыс-
ленным материалом, который давал больной. Этот материал
истолковывали <так, как он шел>, не обращая внимания на
его глубину, на сопротивление истинному пониманию. Резуль-
татом часто оказывались гротескные ситуации. Больные очень
скоро поняли, чего, с теоретической точки зрения, ждет от
них психоаналитик, и производили соответствующие <ассоциа-
ции>. Они давали материал по желанию психоаналитика. Если
это были хитрые люди, то они полусознательно вводили в
заблуждение, например грезили в высшей степени путанно,
так что никто не мог понять, вчем, собственно, дело.
Важнейшей проблемой была именно постоянная сбивчивость
грез, а не их содержание. Они производили также символы,
касающиеся символов. Очень быстро разобравшись в сексу-
альных значениях ассоциаций, они смогли легко оперировать
понятиями. Они говорили об эдиповом комплексе без следа
аффекта. Внутренне они не верили в толкования приведенных
фантазий, то есть именно в то, что аналитики, как правило,
принимали за чистую монету. Почти все лечение протекало
хаотически. Не было ни порядка в материале, ни системы
лечения, а поэтому не наблюдалось и упорядоченного хода
процесса. После двух-трех лет лечения большинство случаев
оканчивалось безрезультатно. То там, то здесь наблюдались
улучшения, но никто не знал почему. Под воздействием всего
этого в нашем сознании формировались понятия упорядоченной
и систематической работы над случаями сопротивления. В ходе
лечения невроз распадается, так сказать, на отдельные очаги
сопротивления, которые надо тщательно различать и обособленно
устранять, начиная с самого верхнего, лежащего ближе всего
к осознанному восприятию больного.
Это было не ново и представляло собой только последо-
вательное осуществление взглядов Фрейда. Я отсоветовал кол-
легам стремиться <убедить> пациента в правильности толко-
вания. Если понято и устранено соответствующее сопротивление
неосознанному побуждению, то больной сам осуществит тол-
кование, ведь в сопротивлении содержится тот элемент вле-
чения, против которого и борется пациент. Если он поймет
смысл отпора, то будет готов понять и то, чему оказывает
отпор. Но осуществление этого процесса требует точного и
96
последовательного раскрытия любого самого слабого импульса
недоверия и отклонения в душе пациента. Среди пациентов
не встречалось ни одного, кто не выражал бы глубокого не-
доверия к лечению. Они лишь по-разному скрывали это чувство.
Однажды я продемонстрировал больного, который прятал
тайное недоверие за преувеличенной вежливостью и согласием
со всем, что ему говорили. За недоверием действовал источник
страха как таковой. Поэтому пациент жертвовал всем, не вы-
давая себя агрессивностью. Ситуация требовала, чтобы я не
истолковывал его очень ясные сновидения о кровосмесительной
связи с матерью до тех пор, пока не проявится его агрессия
против меня. Это полностью противоречило тогдашней практике
толкования каждого отдельного фрагмента сновидения или мо-
мента воображения, но соответствовало принципам анализа со-
противления.
Очень скоро я почувствовал, что оказался в конфликтной
ситуации. Так как практика не соответствовала теории, у не-
которых аналитиков нашлись причины для возмущения. Они
должны были приспосабливать практику к теории, то есть пере-
учиваться в техническом отношении. Это было уж слишком.
Мы ведь столкнулись, сами того не чувствуя, со свойством
современного человеческого характера - отвергать настоящие
сексуальные и агрессивные побуждения, используя для этого
ненастоящие, судорожные, вводящие в заблуждение позиции.
Приспособление техники к этому лицемерию, проявившемуся
в характере больных, имело последствия, которых никто не
предчувствовал и которых все неосознанно боялись. Речь шла
о действительном высвобождении агрессии и сексуальности в ха-
рактере больного. Речь шла о личностной структуре пациента,
которой надлежало направлять агрессию и сексуальность и быть
в состоянии вынести их.
Но мы, аналитики, были детьми своего времени, оперируя
материалом, который мы теоретически признавали и которого
на практике боялись. Мы не хотели пережить его. Мы были
будто крепко связаны формальными академическими тради-
циями. Аналитические же ситуации требовали пренебрегать ус-
ловностями и обладать высокой степенью свободы по отно-
шению к сексуальности. В первые годы семинара не было
еще и речи о формировании способности к оргазму. Я ин-
стинктивно избегал этой темы. Ее не любили, а обсуждение
этой темы вызывало аффект. Я и сам не проявлял достаточной
твердости в отстаивании своей позиции. Для психоаналитиков
оказалось вовсе не таким простым делом правильно понять
свойственные больному привычки, связанные с отправлением
естественных потребностей, или свойственные ему странности
сексуального характера, соблюдая при этом свое социальное
4 Зак. Na 474 m
или академическое достоинство. Поэтому они предпочитали го-
ворить об <анальной фиксации> или <оральной чувственности>.
Зверь был и оставался нетронутым.
Ситуация была и без того сложной. Я собрал ряд кли-
нических наблюдений, построив гипотезу терапии неврозов. Это
потребовало большого технического умения, коль скоро пла-
нировалось осуществить поставленную цель на практике. Задача
напоминала трудный марш к определенному пункту, который
ясно виден и все же удаляется при каждом шаге, казалось
бы приближающем к нему. Чем чаще клинический опыт под-
тверждал, что неврозы быстро излечиваются при возможности
генитального удовлетворения, тем большими трудностями обо-
рачивались другие случаи, в которых излечение не удавалось
или оказывалось неполным.
Это побуждало к энергичному изучению препятствий
и многочисленных промежуточных стадий на пути к цели. Не-
легко изложить наглядно все проблемы, о которых идет речь,
но я хочу попытаться дать максимально более живую картину
того, как учение о генитальности в терапии неврозов постепенно
все теснее переплеталось с развитием техники анализа характера.
На протяжении ряда лет они стали нерасторжимым единством.
Чем яснее и прочнее становился фундамент этой работы, тем
сильнее нарастали конфликты с психоаналитиками старой шко-
лы.
Первые два года конфликтов не было, однако затем оп-
позиция старших коллег стала превращаться во вес более силь-
ную помеху работе. Эти люди просто не поспевали за нами,
боясь за свою репутацию <опытных и авторитетных> специ-
алистов. Поэтому о том новом, что мы разработали, им при-
ходилось или говорить: <Это все банально, об этом уже писал
Фрейд>, - или объявлять наши выводы <неправильными>.
Умалчивание важности роли генитального удовлетворения в те-
рапии неврозов становилось тормозом, и эту роль нельзя было
более скрывать. Проблема вплеталась в обсуждение каждого
случая настолько глубоко, что ее невозможно было игнорировать
или дать аргументированный отпор. Это обстоятельство, уси-
ливая мою позицию, плодило моих врагов. Цель достижения
<способности к оргастическому генитальному удовлетворению>
следующим образом определяла требования к технике: все боль-
ные страдают генитальными нарушениями. Их генитальная сфе-
ра должна стать здоровой. Поэтому следует вскрыть и разрушить
все болезненные позиции, препятствующие формированию ор-
гастической потенции.
Речь шла о технической задаче, рассчитанной не на одно
поколение аналитических терапевтов, ведь нарушения гениталь-
ности были неисчислимы и проявлялись в бесконечно раз-
98
сообразных формах. Эти нарушения не в меньшей степени,
чем в психике, были закреплены в социальных отношениях,
до прежде всего коренились в физиологии. Последнее обсто-
ятельство выяснилось лишь гораздо позже. Для начала я сделал
акцент в своей работе на изучении прегенитальных фиксаций,
извращенных способов сексуального удовлетворения и социаль-
ных трудностей, препятствующих половой жизни, которая при-
носила бы удовлетворение. Вне зависимости от моих намерений
на передний план дискуссии постепенно выходили вопросы
брака, полового созревания, социальных препятствий прояв-
лению сексуальности.
Казалось, что все это еще шло в рамках психоаналитических
исследований. Мои коллеги демонстрировали большую волю
к работе, с радостью трудились, не скрывая своей любви к воз-
главляемому мной семинару. Их неделикатное и недостойное
ученых поведение после того, как произошел наш разрыв, не
может уменьшить значения сделанного ими во время работы
в семинаре.
В 1923 г. вышел труд Фрейда <Я и Оно>. Сначала книга
вызвала замешательство среди аналитиков, которым в своей
ежедневной практике приходилось постоянно сталкиваться
с трудностями сексуального характера у больных. Те, кто вел
практическую работу, не понимали, на что были пригодны
<сверх-Я> и <неосознанное чувство вины> - теоретические фор-
мулировки, служившие для описания тогда весьма еще неясных
фактов. Техники для работы по преодолению у пациентов сек-
суальной трудностей не было, поэтому для объяснений охотно
применялись представления о боязни онанизма и чувстве сек-
суальной вины. После выхода в 1920 г. книги Фрейда <По
ту сторону принципа удовольствия> для объяснения сексуальных
проблем было введено понятие <влечение к смерти как дви-
жущая сила - танатос>, равноправная с половым влечением или
даже более мощная. Те аналитики, которые не занимались прак-
тикой, и те, которые не понимали структуры сексуальной тео-
рии, начали применять новое учение о <Я>. Вместо сексу-
альности стали говорить об <эросе>. <Сверх-Я>, выдвинутое
в качестве вспомогательного теоретического представления для
понимания душевной структуры, неумелые практики смогли
<взять в свои руки>. Они оперировали этим понятием, будто
оно представляло собой реальные факты. <Оно> было чем-то
злым, строгое <сверх-Я> с длинной бородой спокойно восседало
неизвестно где, а бедное <Я> пыталось <посредничать> между
ними. Место живых и подвижных фактов, клинических и на-
учных дискуссий занимали механические схемы, которые по-
зволяли не размышлять, и псевдонаучные спекуляции. Появи-
лись чужаки, никогда не занимавшиеся психоанализом. Тем
4
99
не менее они выступали с <брызжущими идеями> докладами
о <сверх-Я> или о больных шизофренией, которых и в глаза
не видели. После разрыва в 1934 г. все они официально опол-
чились как <духовно трансцендированные> представители пси-
хоанализа против сексуально-экономического принципа глубин-
ной психологии. Клиническая работа пребывала тогда в жалком
состоянии. Сексуальность утратила свою сущность, а понятие
<либидо> потеряло всякое сексуальное содержание и стало про-
сто оборотом речи. Научность и серьезность в психоаналити-
ческих сообщениях все более уступали место патетике при-
верженцев сексуальной этики. Начался перевод учения о нев-
розах на язык <психологии <Я>. Словом, атмосфера очищалась!
Она медленно, но верно очищалась от всех достижений, ко-
торыми характеризовалось дело Фрейда. Приспособление к ми-
ру, еще недавно грозившему уничтожением, происходило не-
заметно. Говорили о сексуальности, более не имея ее в виду.
Некоторая часть гордости первопроходцев, сохранившаяся в сре-
де аналитиков, позволяла бессовестно узурпировать мои новые
данные как привычные компоненты психоанализа - с наме-
рением уничтожить их.
Формальная сторона разрасталась, заслоняя содержательную,
организация выходила за рамки собственной задачи. В пси-
хоанализе начался процесс распада, уничтожавший во все вре-
мена крупные социальные движения в истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
действие толкования ограниченно. Пациенты, способные к сво-
бодному, непроизвольному воображению, встречались очень
редко. Улучшения, которых удавалось достигнуть, оказывались
результатом резких изменений в генитальной сфере. Они боль-
шей частью вызывались случайно посредством расслабления ду-
шевного аппарата вследствие свободного появления внезапных
идей. Я мог видеть, что разрешение ситуаций через гениталь-
ную сферу позволяло достичь большого лечебного эффекта,
но был не в состоянии воздействовать на эти процессы. Никому
и никогда не удавалось правильно указать на процессы, про-
исходившие в организме больного, которым можно было бы
приписать наступившие изменения. Отсюда вытекала необхо-
димость учиться ориентироваться в закономерностях аналити-
ческой техники.
Я уже описывал всю безутешность тогдашней технической
ситуации. Взяв на себя осенью 1924 г. руководство Венским
техническим семинаром, я хорошо себе представлял, какую
работу необходимо было проделать. В предшествующие годы
мне удалось в отчетах о болезнях выявить мешавшую бессис-
темность, что позволило набросать схему упорядоченного отчета.
Случаи заболеваний позволяли увидеть множество разнообраз-
ных переживаний, вызывавших замешательство при лечении.
Поэтому я предложил выбирать из всего обилия случаев лишь
те, которые были необходимыми для постановки технических
проблем. Все остальное урегулировалось бы в ходе дискуссии
само собой. Раньше было обычным делом излагать историю
94
детства больного без всякой связи с проблемой лечения, давая
я конце этого изложения бессвязные советы. Такой способ
казался мне бессмысленным. Если психоанализ представлял со-
бой каузальную научную терапию, то любая необходимая тех-
ническая мера должна была вытекать сама собой из структуры
личности больного. Структура невроза могла определяться толь-
ко фиксацией на переживаниях детства.
Обнаружилось далее, что аналитики обходили сопротивление
слчасти потому, что не осознавали сути этого феномена, по-
лагая, что явления сопротивления представляют собой препят-
ствие в работе и поэтому их надо по возможности избегать.
Потому-то в первые годы моего руководства семинаром и об-
суждались исключительно проблемы сопротивления. Поначалу
мы были совершенно беспомощны, но быстро научились много-
му. Самым главным результатом первого года работы семинара
стало понимание того важнейшего факта, что аналитики рас-
сматривали <перенесение> только как положительное явление,
оставляя в стороне его отрицательные аспекты, хотя Фрейд
давно уже теоретически сформулировал соответствующее раз-
личие. Аналитики боялись выделить, выслушать, подтвердить
или опровергнуть мнение пациента, отклоняющееся от собст-
венного, опасались подвергнуться болезненной для себя критике
с его стороны. Они чувствовали себя беспокойно из-за столк-
новения с сексуальным материалом и столь проблематичной
человеческой природой.
Оказалось, далее, что <опорой> невроза были неосознанные
враждебные установки пациента. Каждое толкование связей в
неосознанном материале <отскакивало> от этой тайной враж-
дебности. Следовательно, нельзя было ничего истолковать до
тех пор, пока не удалось вскрыть и устранить тайную ори-
ентацию на отказ. Такая позиция соответствовала известным
принципам практической работы, но в этой работе надо было
для начала основательно практиковаться.
Постановка практических вопросов покончила со многими
неправильными, но удобными для терапевтов позициями, на-
пример с так называемым выжиданием. Выжидание должно
было иметь какой-то смысл, но большей частью оно оказы-
валось всего лишь проявлением беспомощности. Мы осуждали
привычку многих коллег только упрекать больного за сопро-
тивление лечению. Наши попытки понять сопротивление и уст-
ранить его аналитическими средствами вполне соответствовали
психоаналитическим принципам. Тогда было обычным делом
устанавливать сроки исцеления, если лечение заходило в тупик.
Пациенту надлежало к определенной дате решиться <покончить
с сопротивлением выздоровлению>. Если ему это не удавалось,
констатировалось <непреодолимое сопротивление>. Не следует за-
95
бывать, что работа в амбулатории постоянно предъявляла вы-
сокие требования к нашим знаниям. Никто не имел пред-
ставления об укоренении сопротивления в психологии.
Существовали некоторые неверные в техническом отноше-
нии меры, от которых пришлось отказаться. Так как я сам
на протяжении пяти лет совершал эти ошибки, приводившие
к большим неудачам, я хорошо знал их и мог распознать у
других. Среди них была несистематическая работа над мыс-
ленным материалом, который давал больной. Этот материал
истолковывали <так, как он шел>, не обращая внимания на
его глубину, на сопротивление истинному пониманию. Резуль-
татом часто оказывались гротескные ситуации. Больные очень
скоро поняли, чего, с теоретической точки зрения, ждет от
них психоаналитик, и производили соответствующие <ассоциа-
ции>. Они давали материал по желанию психоаналитика. Если
это были хитрые люди, то они полусознательно вводили в
заблуждение, например грезили в высшей степени путанно,
так что никто не мог понять, вчем, собственно, дело.
Важнейшей проблемой была именно постоянная сбивчивость
грез, а не их содержание. Они производили также символы,
касающиеся символов. Очень быстро разобравшись в сексу-
альных значениях ассоциаций, они смогли легко оперировать
понятиями. Они говорили об эдиповом комплексе без следа
аффекта. Внутренне они не верили в толкования приведенных
фантазий, то есть именно в то, что аналитики, как правило,
принимали за чистую монету. Почти все лечение протекало
хаотически. Не было ни порядка в материале, ни системы
лечения, а поэтому не наблюдалось и упорядоченного хода
процесса. После двух-трех лет лечения большинство случаев
оканчивалось безрезультатно. То там, то здесь наблюдались
улучшения, но никто не знал почему. Под воздействием всего
этого в нашем сознании формировались понятия упорядоченной
и систематической работы над случаями сопротивления. В ходе
лечения невроз распадается, так сказать, на отдельные очаги
сопротивления, которые надо тщательно различать и обособленно
устранять, начиная с самого верхнего, лежащего ближе всего
к осознанному восприятию больного.
Это было не ново и представляло собой только последо-
вательное осуществление взглядов Фрейда. Я отсоветовал кол-
легам стремиться <убедить> пациента в правильности толко-
вания. Если понято и устранено соответствующее сопротивление
неосознанному побуждению, то больной сам осуществит тол-
кование, ведь в сопротивлении содержится тот элемент вле-
чения, против которого и борется пациент. Если он поймет
смысл отпора, то будет готов понять и то, чему оказывает
отпор. Но осуществление этого процесса требует точного и
96
последовательного раскрытия любого самого слабого импульса
недоверия и отклонения в душе пациента. Среди пациентов
не встречалось ни одного, кто не выражал бы глубокого не-
доверия к лечению. Они лишь по-разному скрывали это чувство.
Однажды я продемонстрировал больного, который прятал
тайное недоверие за преувеличенной вежливостью и согласием
со всем, что ему говорили. За недоверием действовал источник
страха как таковой. Поэтому пациент жертвовал всем, не вы-
давая себя агрессивностью. Ситуация требовала, чтобы я не
истолковывал его очень ясные сновидения о кровосмесительной
связи с матерью до тех пор, пока не проявится его агрессия
против меня. Это полностью противоречило тогдашней практике
толкования каждого отдельного фрагмента сновидения или мо-
мента воображения, но соответствовало принципам анализа со-
противления.
Очень скоро я почувствовал, что оказался в конфликтной
ситуации. Так как практика не соответствовала теории, у не-
которых аналитиков нашлись причины для возмущения. Они
должны были приспосабливать практику к теории, то есть пере-
учиваться в техническом отношении. Это было уж слишком.
Мы ведь столкнулись, сами того не чувствуя, со свойством
современного человеческого характера - отвергать настоящие
сексуальные и агрессивные побуждения, используя для этого
ненастоящие, судорожные, вводящие в заблуждение позиции.
Приспособление техники к этому лицемерию, проявившемуся
в характере больных, имело последствия, которых никто не
предчувствовал и которых все неосознанно боялись. Речь шла
о действительном высвобождении агрессии и сексуальности в ха-
рактере больного. Речь шла о личностной структуре пациента,
которой надлежало направлять агрессию и сексуальность и быть
в состоянии вынести их.
Но мы, аналитики, были детьми своего времени, оперируя
материалом, который мы теоретически признавали и которого
на практике боялись. Мы не хотели пережить его. Мы были
будто крепко связаны формальными академическими тради-
циями. Аналитические же ситуации требовали пренебрегать ус-
ловностями и обладать высокой степенью свободы по отно-
шению к сексуальности. В первые годы семинара не было
еще и речи о формировании способности к оргазму. Я ин-
стинктивно избегал этой темы. Ее не любили, а обсуждение
этой темы вызывало аффект. Я и сам не проявлял достаточной
твердости в отстаивании своей позиции. Для психоаналитиков
оказалось вовсе не таким простым делом правильно понять
свойственные больному привычки, связанные с отправлением
естественных потребностей, или свойственные ему странности
сексуального характера, соблюдая при этом свое социальное
4 Зак. Na 474 m
или академическое достоинство. Поэтому они предпочитали го-
ворить об <анальной фиксации> или <оральной чувственности>.
Зверь был и оставался нетронутым.
Ситуация была и без того сложной. Я собрал ряд кли-
нических наблюдений, построив гипотезу терапии неврозов. Это
потребовало большого технического умения, коль скоро пла-
нировалось осуществить поставленную цель на практике. Задача
напоминала трудный марш к определенному пункту, который
ясно виден и все же удаляется при каждом шаге, казалось
бы приближающем к нему. Чем чаще клинический опыт под-
тверждал, что неврозы быстро излечиваются при возможности
генитального удовлетворения, тем большими трудностями обо-
рачивались другие случаи, в которых излечение не удавалось
или оказывалось неполным.
Это побуждало к энергичному изучению препятствий
и многочисленных промежуточных стадий на пути к цели. Не-
легко изложить наглядно все проблемы, о которых идет речь,
но я хочу попытаться дать максимально более живую картину
того, как учение о генитальности в терапии неврозов постепенно
все теснее переплеталось с развитием техники анализа характера.
На протяжении ряда лет они стали нерасторжимым единством.
Чем яснее и прочнее становился фундамент этой работы, тем
сильнее нарастали конфликты с психоаналитиками старой шко-
лы.
Первые два года конфликтов не было, однако затем оп-
позиция старших коллег стала превращаться во вес более силь-
ную помеху работе. Эти люди просто не поспевали за нами,
боясь за свою репутацию <опытных и авторитетных> специ-
алистов. Поэтому о том новом, что мы разработали, им при-
ходилось или говорить: <Это все банально, об этом уже писал
Фрейд>, - или объявлять наши выводы <неправильными>.
Умалчивание важности роли генитального удовлетворения в те-
рапии неврозов становилось тормозом, и эту роль нельзя было
более скрывать. Проблема вплеталась в обсуждение каждого
случая настолько глубоко, что ее невозможно было игнорировать
или дать аргументированный отпор. Это обстоятельство, уси-
ливая мою позицию, плодило моих врагов. Цель достижения
<способности к оргастическому генитальному удовлетворению>
следующим образом определяла требования к технике: все боль-
ные страдают генитальными нарушениями. Их генитальная сфе-
ра должна стать здоровой. Поэтому следует вскрыть и разрушить
все болезненные позиции, препятствующие формированию ор-
гастической потенции.
Речь шла о технической задаче, рассчитанной не на одно
поколение аналитических терапевтов, ведь нарушения гениталь-
ности были неисчислимы и проявлялись в бесконечно раз-
98
сообразных формах. Эти нарушения не в меньшей степени,
чем в психике, были закреплены в социальных отношениях,
до прежде всего коренились в физиологии. Последнее обсто-
ятельство выяснилось лишь гораздо позже. Для начала я сделал
акцент в своей работе на изучении прегенитальных фиксаций,
извращенных способов сексуального удовлетворения и социаль-
ных трудностей, препятствующих половой жизни, которая при-
носила бы удовлетворение. Вне зависимости от моих намерений
на передний план дискуссии постепенно выходили вопросы
брака, полового созревания, социальных препятствий прояв-
лению сексуальности.
Казалось, что все это еще шло в рамках психоаналитических
исследований. Мои коллеги демонстрировали большую волю
к работе, с радостью трудились, не скрывая своей любви к воз-
главляемому мной семинару. Их неделикатное и недостойное
ученых поведение после того, как произошел наш разрыв, не
может уменьшить значения сделанного ими во время работы
в семинаре.
В 1923 г. вышел труд Фрейда <Я и Оно>. Сначала книга
вызвала замешательство среди аналитиков, которым в своей
ежедневной практике приходилось постоянно сталкиваться
с трудностями сексуального характера у больных. Те, кто вел
практическую работу, не понимали, на что были пригодны
<сверх-Я> и <неосознанное чувство вины> - теоретические фор-
мулировки, служившие для описания тогда весьма еще неясных
фактов. Техники для работы по преодолению у пациентов сек-
суальной трудностей не было, поэтому для объяснений охотно
применялись представления о боязни онанизма и чувстве сек-
суальной вины. После выхода в 1920 г. книги Фрейда <По
ту сторону принципа удовольствия> для объяснения сексуальных
проблем было введено понятие <влечение к смерти как дви-
жущая сила - танатос>, равноправная с половым влечением или
даже более мощная. Те аналитики, которые не занимались прак-
тикой, и те, которые не понимали структуры сексуальной тео-
рии, начали применять новое учение о <Я>. Вместо сексу-
альности стали говорить об <эросе>. <Сверх-Я>, выдвинутое
в качестве вспомогательного теоретического представления для
понимания душевной структуры, неумелые практики смогли
<взять в свои руки>. Они оперировали этим понятием, будто
оно представляло собой реальные факты. <Оно> было чем-то
злым, строгое <сверх-Я> с длинной бородой спокойно восседало
неизвестно где, а бедное <Я> пыталось <посредничать> между
ними. Место живых и подвижных фактов, клинических и на-
учных дискуссий занимали механические схемы, которые по-
зволяли не размышлять, и псевдонаучные спекуляции. Появи-
лись чужаки, никогда не занимавшиеся психоанализом. Тем
4
99
не менее они выступали с <брызжущими идеями> докладами
о <сверх-Я> или о больных шизофренией, которых и в глаза
не видели. После разрыва в 1934 г. все они официально опол-
чились как <духовно трансцендированные> представители пси-
хоанализа против сексуально-экономического принципа глубин-
ной психологии. Клиническая работа пребывала тогда в жалком
состоянии. Сексуальность утратила свою сущность, а понятие
<либидо> потеряло всякое сексуальное содержание и стало про-
сто оборотом речи. Научность и серьезность в психоаналити-
ческих сообщениях все более уступали место патетике при-
верженцев сексуальной этики. Начался перевод учения о нев-
розах на язык <психологии <Я>. Словом, атмосфера очищалась!
Она медленно, но верно очищалась от всех достижений, ко-
торыми характеризовалось дело Фрейда. Приспособление к ми-
ру, еще недавно грозившему уничтожением, происходило не-
заметно. Говорили о сексуальности, более не имея ее в виду.
Некоторая часть гордости первопроходцев, сохранившаяся в сре-
де аналитиков, позволяла бессовестно узурпировать мои новые
данные как привычные компоненты психоанализа - с наме-
рением уничтожить их.
Формальная сторона разрасталась, заслоняя содержательную,
организация выходила за рамки собственной задачи. В пси-
хоанализе начался процесс распада, уничтожавший во все вре-
мена крупные социальные движения в истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44