Ц Скажем, вернее, не упустили, Львович, а отпустили, Ц проговорил он, горь
ко засмеявшись.
Ц Помилуйте, на что же это похоже! Позавчера группа добровольцев эс-эров
предложила ЦК всё дело ликвидировать собственными силами без всякого д
ля ЦК риска. Так господа Черновы отклонили это предложение: Ц Ради Бога, г
оворят, не вмешивайтесь, вы всё дело испортите.
Ц Что ж там, Ц усмехнулся Лопатин, Ц снявши голову, по волосам не плачут
. Давайте-ка, Львович, кофейку выпьем.


ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

1

В газетах всего мира писали об Азефе. Правда, историю его предательств и р
азоблачения газеты сопровождали фантастическими вымыслами, уголовным
и орнаментами, нелепыми психологическими домыслами. Азефа называли «ин
фернальным типом Достоевского», Бурцева Ц «Шерлок-Холмсом революции».

В русской прессе и в обществе писали и говорили, что предательство было с
ложнее. Что ЦК знал об Азефе многое, но скрывал, ибо Азеф был выгоден парти
и. Незаслуженная грязь летела в ЦК. А после самоубийства боевички Бэлы, за
стрелившейся оттого, что Бурцев по легкомыслию спутал ее с провокаторше
й Жученко, а Чернов слишком длительно ее допрашивал, ненависть боевиков
к ЦК вспыхнула с новой силой. Молодежь взорвала и фраза Савинкова, брошен
ная в пылу споров. Он сказал, что «каждый революционер Ц потенциальный п
ровокатор». Сказал то, чего не хотел сказать, а может быть не удержал подум
анного, он был невменяем: Ц ночи перед виселицей казались ему легче ноче
й после бегства Азефа.
Савинков по ночам ходил по кабинету, курил, садился, вставал, пил, снова хо
дил, похожий на не находящего себе места зверя. Он не думал об ужасе смерти
товарищей на виселицах, о поражении дела, о том, что ЦК смешан с грязью. Он д
умал о том, что им, революционером Савинковым, пять лет играл провокатор А
зеф, как хотел.
Савинков останавливался, сжимая кулаки, бормотал. До чего теперь всё был
о ясно! Выплыли двусмысленные разговоры, осторожные расспросы, неосторо
жные вопросы, нащупыванья, выщупыванья. Иногда Савинкову казалось, что у
него не хватает дыханья. Знал теперь, почему в первом покушении на Плеве о
ни были брошены, почему отстранил убийство Клейгельса, сорвал Дубасова,
зачем в охряном домике отдавал приказание замкнуть ворота Кремля, почем
у была распущена Б. О. Вспоминал, как целовал его мясистыми губами Азеф, от
правляя на виселицу, как выступал Савинков в ЦК, говоря о их усталости и о
совместном сложении полномочий.
«Говорил от имени департамента полиции!», Ц проговорил Савинков вслух
и вдруг рассмеялся.

2

Ночь была тиха. В квартире звуков, кроме шагов, не было. Савинков чувствова
л разбитость, бессилие. «Игра в масштабе государства, быть может в масшта
бе мира, так ведь это ж гениальная игра?» Вместе с ненавистью, позором выпл
ывало страшное чувство восхищения, которое надо было подавить. Ц «Ведь
это ж и есть герой романа, в жизни правимой ветром и пустотой? Сазонов, Кал
яев, Азеф их целует. Бомбу вместе с их руками мечет действительный статск
ий советник, обойденный по службе!» Ц Савинков Ц внутренне смеялся: над
собой, над партией, над ползущим глетчером!
Сидя в куртке и теплых ночных туфлях, он перечел главу романа, кончавшуюс
я размышлениями Жоржа: Ц «А если так, то к чему оправдание? Я так хочу и так
делаю. Или здесь скрытая трусость, боязнь чужого мнения? Боязнь, скажут, уб
ийца, когда теперь говорят герой? Но на что ж мне чужое мнение?»
Савинков хотел развить эту главу в апологию самости, единственности Жор
жа. Но чувствовал внутреннюю помеху. Словно попало что-то в душу, волочитс
я, тормозя. Это было, начавшее биться, стихотворение Ц об Азефе:

«Он дернул меня за рукав,
Скажи, ты веришь?
Я пошел впереди помолчав.
А он лохматый,
Ты лицемеришь!
А он рогатый,
Ты лгать умеешь!
А он хвостатый,
Молиться смеешь!
А он смердящий,
В святые метишь!
А он гремящий
Ты мне ответишь!
На улице зажигались поздние фонари
Нависали серые крыши.
Я пошел тише.
И вдруг услышал:
Умри!»


3

Ц Стало быть товарищи, Ц проговорил В. М. Чернов, председательствуя на з
аседании ЦК. Ц Поступило от товарища Павла Ивановича заявление с предл
ожением возрождения Б. О. под его руководством. В первую очередь для реаби
литации террора он предлагает центральный акт. Вопрос, товарищи, разумее
тся, ясен, реабилитировать террор должно и центральный акт был бы самым, р
азумеется, нужным партии актом, но есть тут товарищи, одно «но» и оно именн
о вот в чем: Ц можем ли мы выдвигать Павла Ивановича в начальники Б. О.? Прош
у высказаться товарищей о Павле Ивановиче, а сам скажу следующее. Ц Как с
ейчас помню, оказал мне раз сам Азеф о Павле Ивановиче так: Ц чересчур он
импрессионист, чересчур неровен для такого тонкого дела, как руководств
о террором. А уж он Азеф-то понимал, товарищи, ничего не скажешь. Да и Гершун
и недолго с Павлом Ивановичем встречался, а пришел как-то ко мне и прямо с
казал: Ц Ну, говорит, знаешь, этот ходульный герой не моего романа. Я ему го
ворю о Плеве, о Сергее, а Григорий свое: Ц нет, не знаю, говорит, чем он был, ви
жу только, чем он стал, мы, говорит, можем считать, что его не было. Вот, товар
ищи, что сказал такой тонкий в этом деле и понимающий человек, как Григори
й, а мы вдруг, после провала Азефа, выдвинем Савинкова в главы Б. О., что ж из э
того выйдет, товарищи? Да ровно наровно ничего, товарищи, не выйдет. Прошу
высказаться.
Ц Я буду краток, товарищи, Ц встал Минор, опираясь на стул, Ц полагаю, чт
о кандидатура Павла Ивановича в начальники Б. О. сейчас в столь ответстве
нный момент едва ли возможна. Чересчур он скомпрометирован близостью с А
зефом и я не знаю даже, пойдут ли за ним боевики? Слишком много у Павла Иван
овича врагов. Я против этой кандидатуры, товарищи.
Ц Да, что Савинков! Ц резко заговорил чернобородый Карпович, Ц куда ем
у там в главы Б. О.? Без Азефа не тот, эффектен, слов нет, да кишка коротка Ц пу
стоцвет!
Ц По моему мнению, товарищи, Ц сказал Слетов, Ц Павел Иванович даже едв
а ли лично поедет на террор в Россию. Уж не тот человек, в нем, товарищи, прои
зошел какой-то надлом, что ли. Он всё пишет роман о «праве на убийство», сом
невается в том, что делал, как террорист. Как же может встать он во главе Б. О
.? Не знаю товарищи.
Ц Я думаю, Ц встала жена Чернова, Ц что Павел Иванович никогда и не был
подходящ для такой ответственной роли, как руководитель Б. О. Павел Ивано
вич это аристократ партии, революционный кавалергард, свысока смотрящи
й на массовиков-штафирок. Не думаю, товарищи, чтобы за таким человеком пош
ли сейчас товарищи-боевики.
Ц Я недавно, товарищи, Ц сказал член военной группы Лебедев, Ц говорил
с Павлом Ивановичем о реабилитации террора и он развивал мне свой план ц
ентрального акта и план организации новой Б. О. Признаюсь, мне не сильно эт
о понравилось. Павел Иванович говорил о новых началах организации, а ког
да я спросил его, каковы ж они должны быть, он заявил, что принцип организа
ции Ц военный. Дисциплина и иерархия. То есть, стало быть, нужны рядовые Б.
О., офицеры Б. О. Ц я его спрашиваю, ну, а генерал Б. О.? Ц Да, Ц говорит, нужны
и генералы. После провала одного генерала, полагаю, товарищи, как бы не выш
ло чего нехорошего. Принцип иерархии показал нам, что это значит.
Ц Да, да, товарищи, Ц снова заговорил Чернов, Ц всё это верно, Павел Иван
ович под разлагающим влиянием Азефа при этом самом генеральстве стал де
йствительно уж даже и не революционером как бы, а просто, так сказать, «реш
ительным человеком», Ц засмеялся Чернов.
Ц Кхе, кхе, кхе, Ц закашлялся кто-то глубоко и длительно.
Перед заключительным голосованием встал Потапов. Ц Товарищи, Ц прого
ворил он, Ц всё это хорошо и то, что говорилось даже верно, но ведь кроме Са
винкова никто не берется за эту работу? А реабилитация террора необходим
а. За Савинковым же, что ни говорите, опыт, акты, знание дела. Если отведем ка
ндидатуру Павла Ивановича, то, кто же возьмет на себя организацию новой Б.
О.?

4

Савинков проводил ночи в кабаках Монмартра. Ему хотелось одиночества. Пи
л с рванью последнего разбора. Но ведь он же почти и не видел эту окружающу
ю его рвань? За аперитивами, винами владела мечта. Он решил во что бы то ни с
тало встать во главе новой Б. О. Он уже видел карету русского царя, которую
взрывает Борис Савинков. Но трясясь по ночам на дешевеньком извозчике из
монмартрских кабачков, знал, что это неправда, что это пьяный сон. Он один
знал, что с ним сделал Азеф…

5

На переговоры с ЦК он приехал в смокинге с красной гвоздикой в петлице. Не
извинился за костюм, бросив, что с вечера артистки Гранд Опера. Небрежно, н
адменно, Чернову показалось даже нагло, словно не добивался руководства
, Савинков стал договариваться об условиях.
Ц У вас Павел Иванович акт уж намечен?
Ц Центральный.
Ц Ну, и прекрасно, в данный момент, после Азефа, цареубийство именно спас
ло бы престиж партии. Так что же? Товарищи вам доверяют, опытность ваша изв
естна, ЦК выражает вам доверие, не пуху не пера, стало быть подпишем?
Савинков, не читая, подписал договор с ЦК.
«1. Б. О. партии с. р. объявляется распущенной. 2. В случае возникновения боево
й группы, состоящей из членов п. с. р. под руководством Савинкова, ЦК а) призн
ает эту группу, как вполне самостоятельную, независимую в вопросах орган
изационно-технических, б) указывает ей объект действия, в) обеспечивает е
е с материальной стороны деньгами и содействует людьми, г) в случае испол
нения ею задачи разрешает наименоваться Б. О. партии с. р., 3. настоящее поста
новление остается в силе впредь до того или другого исхода предпринятог
о Б. О. дела и во всяком случае не более года».
Поблескивая лакированными туфлями, закладывая в боковой карман догово
р, Савинков вышел из квартиры Чернова. Ехал в ветре открытого автомобиля.
В откинутой фигуре была небрежность Он любил быструю езду.

6

Боясь провокации, Савинков составил террористическую группу из старых
товарищей. И из Парижа стал готовить цареубийство. Уже первые сведения п
ришли: Ц трое боевиков начали в северной столице слежку за выездами цар
я из Царского. Савинков отдал распоряжение готовить динамит в уединенно
й вилле в Нейи. Бесконтрольное обладание людьми и деньгами, сопряженное
с ответственностью, доставляло удовлетворение.
Савинков любил боевиков. Знал, что каждого пошлет и каждый пойдет на смер
ть. Больше других любил молодого Яна Бердо, поляка с аристократически во
енной внешностью, умевшего держаться, пить и есть. Поэтому дал ему кличку
«Ротмистр».
«Ротмистр» любил жизнь. У него были утонченные вкусы. Вместе бывали завс
егдатаями скачек в Лонгшан. И желтые людишки вертящиеся у тотализатора б
езошибочно узнавали их котелки.
Холодный для мало знакомых, заносчивый с врагами, пренебрежительный ост
рослов, Савинков с товарищами был ласков. Но чаще искал одиночества с сво
им романом. За романом, давая отчеты души.

7

День был разорван, часто отрывали от работы, звонили, вызывали на явки Ког
да Савинков остался один, испытал удовлетворенное чувство одиночества,
дающееся сильно усталым.
Савинков сидел в полутемноте. Ни враг, ни друг не знали, о чем он думал. Он ду
мал, что герой его романа Жорж это «Савинков доведенный до конца». Героя о
н сделал переходящим все границы. Жорж Ц сильный зверь. Убивать генерал
ов он будет хотя бы потому, что ему не нравится красная генеральская подк
ладка. Убьет всякого, кто встанет на дороге. Оттолкнет тех, кто его любит. С
авинков вспомнил Веру. Не было ни жаль, ни не жаль. «Цифра жизни. Баланс не с
ошелся, сбрасывается. Все покрывается бессмыслием смерти. Смешны грани,
рамки, если все умирает».
Ночью Савинков работал над романом. Потом сидел склонясь за зелено-осве
щенным столом. Сводил полученные донесения от боевиков из России. Донесе
ние, полученное неделю тому назад говорило, что наблюдение поставлено, ч
то два раза кортеж царя был замечен. Даже удалось несколько двигаться за
ним. Если бы на месте была вся организация и бомбы, может быть удалось бы
Ц убить. Но последующее было тревожно. Один из ведущих наблюдение замет
ил слежку, принужден скрыться, другие стали осторожнее. Товарищи ждали, з
вали Савинкова скорее ехать в Россию, нанести центральный удар, реабилит
ировать террор.
Савинков задумывался. Лицо было зелено, как у трупа, еле заметно улыбался.
Этого никто не знал: Ц не было сил. Он знал, что теперь, по приезде в Россию,
когда он уже не нужен Азефу, когда он только сорвавшийся с виселицы терро
рист, его схватят и повесят. И что же? Разве всю жизнь он не шел на виселицу?
Разве в Севастополе она была далека, когда из-под него вышибал табуретку
Азеф? Разве он трус? Виселица не страшна, он, конечно, не трус. Но в этот моме
нт он ненавидел Азефа. Урод убил, уничтожил его, оставив жить. Савинков с о
тчетливым отвращением ощущал: Ц он обманул ЦК, он не поедет в Россию, у не
го нет сил. Он знал, что это Ц усталость переломленной пополам души.
«Усталость. Обманываю ЦК? Чернова? Да я ненавижу их, как мелкую человеческ
ую сволочь. Я играл с петлей. Пусть играют другие». Но тут же представлял с
ебе: Ц по Невскому проспекту мчатся конвойцы на белых конях, коляски, кар
еты, филеры и полиция оцепили кварталы, выезд Николая II-го несется и вот: Ц
Взрыв! Карета взлетает на воздух. Кто убил всероссийского императора? Ни
колая Романова убил Борис Савинков!
«А, действительно, не поехать ли?» Савинков был зелен в свете лампы, как тр
уп.

8

Он снял наблюдение за царем, вызвав боевиков заграницу: Ц шли тревожные
подозрения Яна Бердо и «Миши Садовника». Пока съезжались Ц Слетов, Внор
овский, Зензинов, Бердо, Прокофьева, Моисеенко, Чернавский, Миша-Садовник,
Ц Савинков посвящал дни Парижу и одиночеству. Днем его видели на скачка
х в Лонгшан. По вечерам в богатых барах.
Иногда он писал стихи. Они были больные, кровавые. Он знал, что не убьет цар
я, что напрасно ездили по Петербургу боевики в извозчичьих армяках, ходи
ли папиросники. Знал, их могли повесить. Но что ж делать? Он признался б том
у, кто бы понял. Рассказал бы, как горела, выгорала и сгорела душа.

9

Заведующий наружным наблюдением русской политической полиции в Париже
, сыщик Анри Бинт был стар и опытен. Исполнял самые деликатные поручения. П
о приказу царя, например, наблюдал за братом царя Михаилом, женившемся на
Наталии Вульферт. Пронырливость Бинта превзошла всё возможное. В церков
ь св. Саввы на бракосочетание вел. кн. Михаила с Наталией Вульферт проник А
нри Бинт. Он не виноват, что опоздал прибывший от царя генерал Герасимов.

О, Анри Бинт Ц штучка! Он доставил царю фотографию ребенка Наталии Вульф
ерт. И именно ему особым чиновником от Герасимова, привезшим секретные б
умаги касательно боевиков, поручено теперь тщательное, ни на шаг неотсту
пное, наблюдение за Савинковым.
Слежка удовлетворяла Бинта. Джентльмены, заговаривавшие на скачках в Ло
нгшан, кокотки Мулен Руж, проститутки на дне парижских кабаков оплачивал
ись Бинтом. До запятой выписывал в дневник наблюдений жизнь Бориса Савин
кова Анри Бинт.
Только вначале удивлялся Бинт, зная опытность своего партнера. Поражало
: Ц партнер не защищается. Даже не оглядывается, идя по улице.

10

На пароходах из Гамбурга и Марселя стягивались боевики в Лондон. Под вид
ом туристов в отеле недалеко от Чаринг Кросса состоялось заседание. Сави
нков был очень усталый. Перед собранием завтракал в зале отеля, пил виски.
Сидевший с ним Ян Бердо сказал, что он пьет больше обычного.
Но когда собрались товарищи, первое что почувствовал Савинков: Ц невозм
ожность руководить подчиненными ему волями. Силы истрачены, пустота. Под
авленная молчаливость от провала работы, от подозрений, что снова в терр
ор впивается провокация, действовала. Он медлил открыть собрание, разгов
аривая то с матросом Авдеевым, то с Бердо, то расспрашивая Зензинова о впе
чатлении от России, то говоря с Вноровским о самоубийстве Бэлы. И оттого, ч
то ждали, оттого, что собрание не открывалось, оттого, что Яна Бердо подозр
евали в провокации, состояние боевиков было тягостное. Савинков ощущал б
оль самолюбия: Ц не верят. Чувствовал самое страшное: Ц теряет самообла
дание.
Ян Бердо был развязен, смеялся. Знал, что в провокации подозревают именно
его, что вопрос будет обсуждаться. Смеялся потому, что не было фактов и бли
зость с Савинковым, родившаяся в кабаках, в тотализаторе, за остроумием н
ицшеанской беседы, Ц защитят его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37