Но надо было видеть
товарища, стоявшего во главе террора, как тяжело он переносил эти гнусно
сти, которые незаслуженно бросали в лицо тому, кто вел партию к славе! Да, А
зеф плакал тогда, плакал на моих глазах как ребенок! И мы утешали его, увер
яя, что такие тернии в борьбе с царизмом есть и будут у всякого террориста
, ибо эта борьба не на живот, а на смерть! И вот опять: Ц один из членов парти
и получил письмо явно полицейского происхождения, на которое, разумеетс
я, мы не обратили внимания. За ним Ц предатель Татаров оговаривает лучше
го, светлого борца партии на пути к революции! Но с Татаровым за это партия
рассчиталась, доказав, что предатели к сожалению в партии есть, но это не
Азеф, а Ц Татаров. И он нами убит!
Снова судьи повернулись к Бурцеву. Приоткрыв рот, выставив два зуба, Бурц
ев слушал Чернова. Ничего нельзя было разобрать на его лице.
На третьем часу своей речи Чернов перешел к характеристике Азефа, как че
ловека и семьянина.
Ц Господа, попавшие в сети охранников, не гнушаются даже тем, что одним и
з доказательств провокации, так сказать, «подкрепляющим», приводят нару
жность Азефа и манеру его обращения с людьми! Да, скажу я, Иван часто произ
водил первое неприятное впечатление на людей. Но ведь он же не институто
чка, не этуаль какая-нибудь, чтоб чаровать зрение господ с ним встречающи
хся! И тут да позволено будет, есть такая пословица: «Не цени собаку по шер
сти»! Но все, кто только ближе узнавал Азефа, начинали его любить самой неж
ной привязанностью как друга, как брата. Надо только хорошенько всмотрет
ься в это открытое лицо и в его чистых детских глазах нельзя не увидеть до
броты, а увидев его в кругу семьи и товарищей, нельзя не полюбить этого дей
ствительно доброго человека и нежного семьянина. Ц Тут судьи увидели, ч
то Бурцев записывает слова Чернова. Ц И вот чуткого, доброго человека, бе
зупречного семьянина, отважного борца с самодержавием, вписавшего лучш
ие страницы в историю русской революционной борьбы, осмеливаются клейм
ить самым гнусным, самым беззастенчивым образом господа, либо просто ищу
щие сенсаций, либо ставшие странными жертвами департамента полиции!
Чернов повернулся к Бурцеву и проговорил целый час. На пятом часу он, отир
ая платком лицо, рот и руки, сел.
Встал Савинков.
Ц Товарищи! Ц проговорил он тихо. «Опять театр для себя» Ц подумал Чер
нов, взглянув на Савинкова.
Ц Товарищи, Ц повторил Савинков. Чернов недовольно завозился.
Ц Я друг Азефа и может быть моя дружба с ним интимнее отношений всех оста
льных товарищей, ибо наша дружба спаяна кровью. Не день и не год мы жили с А
зефом. Мы жили годы. И шли сквозь кровь, убивая многих во имя революции и те
ряя по кровавому пути многих любимых и дорогих. И вот лучшему другу, отваж
нейшему борцу, главе террора брошено грязное обвинение! Я рассматриваю э
то, как обвинение всей Б. О. и мне всего больней говорить об этом, ибо я проти
вник даже всякого разбирательства деятельности Азефа. Он выше подозрен
ий. Но теперь я вынужден и буду говорить об Азефе, как террорист, как его бр
ат по духу и крови. Разрешите же сначала сделать мне сухой перечень славн
ых дел, произведенных Азефом! Я начинаю: Ц он знал о покушении на харьковс
кого губернатора Оболенского, он подготовлял убийство уфимского губер
натора Богдановича, он руководил всей работой Б. О. с 1903 года! Он поставил уб
ийство Плеве, он поставил убийство Сергея, он ставил покушение на генера
ла Трепова, на киевского генерал-губернатора Клейгельса, нижегородског
о барона Унтербергера, он ставил покушение на московского генерал-губер
натора Дубасова, на министра внутренних дел Дурново, на генерала Мина, на
заведующего политическим розыском Рачковского, дабы убить его вместе с
предателем Гапоном, при чем Гапон был убит. Он ставил покушение на адмира
ла Чухнина, он покушался на премьер-министра Столыпина, он санкциониров
ал и послал исполнителей убить провокатора Татарова, он ставил покушени
е на генерала фон дер Лауница, на прокурора Павлова, он ставил покушение н
а великого князя Николая Николаевича и, наконец, на царя Николая II. Скольк
о отдано крови и сколько пролито крови вы знаете сами! И неужто ж теперь мы
бросим грязью в того, кто был душой и гильотиной этих славных дел?
Чернов смотрел на фигуру Савинкова с неудовольствием. Савинков стоял че
ресчур бледный. Узкие монгольские глаза горели. Румянец выступил пятнам
и на продолговатом бледном лице. Вся фигура в черном, двубортном, ловко си
дящем костюме была убедительна и красива.
Ц Я знаю Азефа так, как его никто не знает! Я люблю его как брата, и никогда
не поверю никаким подозрениям в силу их полной бессмысленности! Я знаю А
зефа, как человека большой воли, сильного практического ума и крупного о
рганизаторского таланта! Я видел его неуклонную последовательность в р
еволюционном действе, его спокойное мужество террориста, наконец его гл
убокую нежность к семье. В моих глазах это даровитый, твердый, решительны
й человек, которому нет у нас равного. И вот я обращаюсь к вам, Владимир Льв
ович! Ц Савинков повернулся к Бурцеву и, жестикулируя правой рукой, прог
оворил с пафосом:
Ц Вместо необоснованных обвинений, пятнающих имя великого революцион
ера и вносящих страшную дезорганизацию в святое дело террора и революци
и, вместо обвинений я призываю вас, как историка революционного движения
, сказать: Ц есть ли в истории русского освободительного движения и в осв
ободительном движении всех стран более блестящее имя революционера, че
м имя Азефа?!
Бурцев нервно встал.
Ц Нет! Я не знаю в русском революционном движении ни одного более блестя
щего имени, чем имя Азефа, Ц проговорил он. Ц Его имя и деятельность боле
е блестящи, чем имена и деятельность Желябова, Сазонова, Гершуни, но тольк
о под условием если он честный революционер. Я же убежден, что он негодяй и
агент полиции!!
Ц Гадость! Мерзавец!! Ц бросившись с мест, закричали Натансон и Чернов.
Бесстрастный П. А. Кропоткин зазвонил в колокольчик и встав проговорил:
Ц Объявляю перерыв на два часа. После перерыва слово будет предоставле
но Владимиру Львовичу Бурцеву.
2
На этот раз председательствовал шлиссельбуржец Герман Лопатин. Чернов
казался опухшим и измученным. Натансон бледен меловой бледностью невыс
павшегося человека. Савинков нервен. Спокойны были лишь судьи.
Ц Ваше слово, Владимир Львович, Ц проговорил Лопатин.
Бурцев встал, поправил очки, откашлялся.
Ц Я убежден в том, Ц начал он, Ц что в борьбе с революцией провокация яв
ляется главным оружием существующего полицейского строя. Если бы револ
юционерам удалось разбить эту цитадель самодержавия, то неизвестно уде
ржалось ли бы самодержавие вообще. Это мое глубокое убеждение. И, исповед
уя эту истину, я посвятил свои малые силы борьбе именно с этим злом: Ц с пр
овокаторами. Но в силу многих причин, зачастую психологических, дело это
чрезвычайно трудное. И вести его приходится с величайшей осторожностью.
Вот именно с такой величайшей осторожностью начал я расследование моих
подозрений Азефа.
В том, что в партии с. р. есть центральная провокатура я был убежден давно. В
этом убеждены и члены партии. За это говорили многие события и прежде все
го полный паралич террора. Что провокатор этот работает в департаменте п
од псевдонимом «Раскин» установил М. Е. Бакай. С этого момента все мои силы
напряглись к одному: Ц выяснить, кто из членов партии скрывается под псе
вдонимом сотрудника «Раскина». Это было нелегко, длилось долго. Не буду р
ассказывать, сколько пришлось положить труда, чтобы систематизировать
всё относящееся к неизвестному «Раскину». Эта работа проделана мной и Ба
каем. Все собранные, тщательно выверенные факты, указывали с безусловной
очевидностью, что «Раскин» Ц Азеф. Но я никому во время работы не выговор
ил этой фамилии. Только когда не было уже никаких сомнений, я решил сделат
ь последнюю проверку через Бакая. Я попросил Бакая рассказать, что ему из
вестно по службе в охранном о Чернове и Савинкове. Он рассказал. Сказал, чт
о часто видел их карточки. Карточки охранным рассылались по провинции. Т
огда, как бы невзначай, я спросил: Ц а что вы знаете об Азефе? Бакай ответил
, что Азефа совсем не знает. Как же так, сказал я, это видный эс-эр? Бакай сказ
ал, что никогда даже не слыхал об Азефе. Ц Позвольте, говорю я, ведь это же
глава боевой организации? Ц Невероятно, Ц ответил Бакай, Ц мне не знат
ь главу боевой организации, всё равно, что не знать директора департамен
та полиции. И тут я впервые выговорил фамилию Азефа, как подозреваемого «
Раскина». Ц Если таковой существует, Ц ответил Бакай, Ц если он друг Че
рнова и Савинкова, глава боевой, и о нем у нас ничего неизвестно, его не раз
ыскивают, карточек не рассылают, значит он «подметка», то есть сотрудник.
Вот когда впервые я назвал фамилию Азефа. В России лилась кровь революци
онеров, посылаемых Азефом на казнь. Я во всеоружии данных обратился в ЦК п
артии, заявив о подозрении. Но этот шаг оказался совершенно бесплодным. В
течение года добивался я расследования ЦК моих подозрений Азефа. ЦК либо
отмалчивался, либо отказывался от расследования.
Но время шло. Азеф губил людей. А я напрасно добивался у ЦК расследования д
ела. Когда же совсем недавно я прочел Ц Бурцев повернулся в сторону Черн
ова и Савинкова, Ц что в Петербурге опять повешены террористы Зильберб
ерг, Сулятицкий, Никитенко, Синявский, Лебединцев, Трауберг, Синегуб, то бу
дучи убежден, что их отослал на виселицу Азеф…
Ц Гнусная ложь! Ц закричал Чернов.
…Я заявил ЦК, что теперь уж выступаю в прессе, ибо необращение партией вни
манья на обвинения Азефа равносильно посылке на виселицу молодых, самоо
тверженных революционеров. Я не мог молчать. И вот мы дошли до суда, но не н
ад Азефом, а надо мной. Но теперь и я обвиняю не только Азефа. Я обвиняю парт
ию в злостном попустительстве, стоившем жизни десяткам самоотверженны
х революционеров. Я обвиняю вас, господа Черновы и Савинковы! Вы всячески
отводили расследование подозрений Азефа и слухов о нем в течение нескол
ьких лет и только когда я пригрозил прессой, вызвали не Азефа, а меня на су
д, недвусмысленно намекая, что можете со мной расправиться. Но когда я док
ажу вам, в этом суде, предательство Азефа, я позволю себе спросить и вас: Ц
почему так долго, почему так страстно вы оберегали предателя и вешателя
Азефа?
Ведь, разобравши весь материал о провокации Азефа и о попытках разоблачи
ть его, оказалось, что я вовсе не первый, называвший его предателем и довед
ший это до сведения ЦК партии. Где ж причины тому, что в самом центре парти
и, в течение множества лет безвозбранно работал провокатор? Причины эти
в том, что в ЦК царили и царят самые темные стороны партийно-организацион
ных нравов.
Шесть лет назад пропагандист студент Крестьянинов обвинил Азефа в пред
ательстве. Он узнал о полицейской службе Азефа через филера Павлова. Раз
биралось ли это дело партией? Нет. Азеф, глава террора и полицейский шпион
, был обелен кустарным способом. Но вскоре снова М. Р. Гоц получил письмо от
Рубакина о подозрениях Азефа в предательстве. Что сделали с этим письмом
члены ЦК? Его, смеясь, передали Ц кому? Главе террора и полицейскому шпио
ну Азефу. Но в партию снова пришло обширное, так называемое, «петербургск
ое письмо», с подробными разоблачениями Азефа и Татарова. Письмо принесл
а неизвестная женщина члену партии Е. К. Ростковскому. Что вышло из этого?
Прежде всего разрешите огласить это письмо:
«Товарищи! Партии грозит погром. Ее предают два серьезных шпиона. Один из
них бывший ссыльный, некий Т., весной лишь вернулся, кажется из Иркутска, в
терся в доверие к Тютчеву, провалил дело Иваницкой, Барыкова, указал кром
е того Фрелиха, Никонова, Фейта, Старынкевича, Леоновича, Сухомлина, много
других, беглую каторжанку Якимову, за которой потом следили в Одессе, на К
авказе, в Нижнем, Москве, Питере (скоро наверное возьмут); другой шпион нед
авно прибыл из заграницы, какой то инженер Азиев, еврей, называется и Валу
йский;
этот шпион выдал съезд происходивший в Нижнем, покушение на тамошнего гу
бернатора, Коноплянникову в Москве (мастерская), Веденяпина (привез дина
мит), Ломова в Самаре (военный), нелегального Чередина в Киеве, бабушку (скр
ывается у Ракитниковых в Самаре)… Много жертв намечено предателями, вы и
х обоих должны знать. Поэтому мы обращаемся к вам. Как честный человек и ре
волюционер исполните (но пунктуально: надо помнить, что не все шпионы изв
естны и что многого мы еще не знаем) следующее: Ц письмо это немедленно ун
ичтожьте, не делайте из него копий и выписок. О получении его никому не гов
орите, а усвойте основательно содержание его и посвятите в эту тайну или
Брешковскую или Потапова (доктор в Москве) или Май-нова (там же) или Прибыл
ева, если он уедет из Питера, где около него трутся тоже какие то шпионы. Пе
реговорите с кем нибудь из них лично (письменных сношений по этому делу н
е должно быть совсем). Пусть тот действует уже от себя не называя вас, и не г
оворя того, что сведения эти получены из Питера. Надо, не рассказывая секр
ета поспешить распорядиться, все о ком знают предатели будут настороже,
а также и те, кто с ними близок по делу. Нелегальные должны постараться изб
авиться от слежки и не показываться в месте, где раньше бывали. Технику сл
едует переменить сейчас же, поручив ее новым людям».
Кому было отдано это письмо? Несмотря на предупреждения письма, несмотря
на указание лиц, коих надо посвятить в это дело, письмо тут же передали в р
уки главе террора и полицейскому шпиону Азефу. Я знаю, он прочел его, побле
днев. Но тут же перед товарищами проговорил:
Ц «Т», Ц это Татаров, а «инженер Азиев», Ц это я. Я отвезу письмо в ЦК». И А
зеф лично Гоцу отдал письмо. Но письмо не имело копии. В отношении Татаров
а, он дополнил его фамилиями Барыкова, Фрелиха, Фейта, Никонова. В отношени
и же себя отрезал конец письма, который был таков: Ц «Если не можете сдела
ть всё так, как мы советуем, Ц ничего не предпринимайте, если же исполнит
е всё в точности, то уведомьте помещением в почтовом ящике «Революционно
й России» заметки: Ц «Доброжелателям. Исполнено». В этом случае последу
ют дальнейшие разоблачения».
Это письмо констатировало выдачу «инженером Азиевым», в котором сам Азе
ф признавал себя: Ц съезда боевиков в Нижнем, покушение на тамошнего губ
ернатора, выдачу динамитной мастерской, транспорта динамита Веденяпин
а, убежища Брешковской. Казалось бы красноречи-вейшие факты, которые так
легко проверить! Но расследовал ли эти факты ЦК? Нет. Он признал факты в от
ношении «инженера Азиева» мелкими и ничтожными. А письмо «шуткой» депар
тамента полиции. В отношении Татарова поступили иначе. Татарова Ц убили
! Кто? Азеф убил конкурента руками социалистов-революционеров.
Но ЦК не было передышки. Вскоре опять в партию пришли сведения о провокац
ии от одесского охранника Соркина. Но и ими не воспользовался ЦК. Тогда, че
рез два года, получилось опять подробное письмо саратовских с. р., не остав
ляющее никаких сомнений в предательстве Азефа. Но это многостраничное п
исьмо осталось до сих пор даже Ц я подчеркиваю это Ц известным только н
ескольким членам ЦК. Его замяли. Сунули под сукно. Но что же это такое? Злос
тное попустительство или наивность, граничащая с глупостью? Я не хочу ве
рить, что так наивен и плох ЦК партии с. р.
Посмотрим же, что делал за эти годы бесплодных попыток разоблачения Азеф
? Он стоял во главе партии и террора и убивал левой рукой министров, а прав
ой товарищей по партии, но отнюдь не членов ЦК. Он не убил ни одного из них, о
н убивал чудеснейших юношей и девушек, веривших в террор и своего руково
дителя. Как же назвать это «легкомыслие» ЦК партии, скажите мне, где его ко
рни?
Меня обвиняют в клевете после того, как до меня в распоряжении ЦК имелся М
онблан данных, из которых так легко было установить провокацию Азефа. Но
есть такая испанская поговорка: Ц самый глухой тот, кто не хочет слышать.
И таким, внезапно глухим на одно ухо оказался ЦК! Корни этой глухоты были в
неприглядной до жуткости картине партийно-организационных нравов. Я пр
инужден коснуться этой атмосферы азефовщины, ибо именно она питала кров
авыми соками неслыханное в мире предательство.
Члены ЦК партии с. р. вместе с монополией идейного руководства соединили
и монополию организационного руководства. ЦК превратился в большую, хор
ошо сплоченную семью. Члены стали непогрешимыми папами, самодовольными
нарциссами, не терпящими непокорности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
товарища, стоявшего во главе террора, как тяжело он переносил эти гнусно
сти, которые незаслуженно бросали в лицо тому, кто вел партию к славе! Да, А
зеф плакал тогда, плакал на моих глазах как ребенок! И мы утешали его, увер
яя, что такие тернии в борьбе с царизмом есть и будут у всякого террориста
, ибо эта борьба не на живот, а на смерть! И вот опять: Ц один из членов парти
и получил письмо явно полицейского происхождения, на которое, разумеетс
я, мы не обратили внимания. За ним Ц предатель Татаров оговаривает лучше
го, светлого борца партии на пути к революции! Но с Татаровым за это партия
рассчиталась, доказав, что предатели к сожалению в партии есть, но это не
Азеф, а Ц Татаров. И он нами убит!
Снова судьи повернулись к Бурцеву. Приоткрыв рот, выставив два зуба, Бурц
ев слушал Чернова. Ничего нельзя было разобрать на его лице.
На третьем часу своей речи Чернов перешел к характеристике Азефа, как че
ловека и семьянина.
Ц Господа, попавшие в сети охранников, не гнушаются даже тем, что одним и
з доказательств провокации, так сказать, «подкрепляющим», приводят нару
жность Азефа и манеру его обращения с людьми! Да, скажу я, Иван часто произ
водил первое неприятное впечатление на людей. Но ведь он же не институто
чка, не этуаль какая-нибудь, чтоб чаровать зрение господ с ним встречающи
хся! И тут да позволено будет, есть такая пословица: «Не цени собаку по шер
сти»! Но все, кто только ближе узнавал Азефа, начинали его любить самой неж
ной привязанностью как друга, как брата. Надо только хорошенько всмотрет
ься в это открытое лицо и в его чистых детских глазах нельзя не увидеть до
броты, а увидев его в кругу семьи и товарищей, нельзя не полюбить этого дей
ствительно доброго человека и нежного семьянина. Ц Тут судьи увидели, ч
то Бурцев записывает слова Чернова. Ц И вот чуткого, доброго человека, бе
зупречного семьянина, отважного борца с самодержавием, вписавшего лучш
ие страницы в историю русской революционной борьбы, осмеливаются клейм
ить самым гнусным, самым беззастенчивым образом господа, либо просто ищу
щие сенсаций, либо ставшие странными жертвами департамента полиции!
Чернов повернулся к Бурцеву и проговорил целый час. На пятом часу он, отир
ая платком лицо, рот и руки, сел.
Встал Савинков.
Ц Товарищи! Ц проговорил он тихо. «Опять театр для себя» Ц подумал Чер
нов, взглянув на Савинкова.
Ц Товарищи, Ц повторил Савинков. Чернов недовольно завозился.
Ц Я друг Азефа и может быть моя дружба с ним интимнее отношений всех оста
льных товарищей, ибо наша дружба спаяна кровью. Не день и не год мы жили с А
зефом. Мы жили годы. И шли сквозь кровь, убивая многих во имя революции и те
ряя по кровавому пути многих любимых и дорогих. И вот лучшему другу, отваж
нейшему борцу, главе террора брошено грязное обвинение! Я рассматриваю э
то, как обвинение всей Б. О. и мне всего больней говорить об этом, ибо я проти
вник даже всякого разбирательства деятельности Азефа. Он выше подозрен
ий. Но теперь я вынужден и буду говорить об Азефе, как террорист, как его бр
ат по духу и крови. Разрешите же сначала сделать мне сухой перечень славн
ых дел, произведенных Азефом! Я начинаю: Ц он знал о покушении на харьковс
кого губернатора Оболенского, он подготовлял убийство уфимского губер
натора Богдановича, он руководил всей работой Б. О. с 1903 года! Он поставил уб
ийство Плеве, он поставил убийство Сергея, он ставил покушение на генера
ла Трепова, на киевского генерал-губернатора Клейгельса, нижегородског
о барона Унтербергера, он ставил покушение на московского генерал-губер
натора Дубасова, на министра внутренних дел Дурново, на генерала Мина, на
заведующего политическим розыском Рачковского, дабы убить его вместе с
предателем Гапоном, при чем Гапон был убит. Он ставил покушение на адмира
ла Чухнина, он покушался на премьер-министра Столыпина, он санкциониров
ал и послал исполнителей убить провокатора Татарова, он ставил покушени
е на генерала фон дер Лауница, на прокурора Павлова, он ставил покушение н
а великого князя Николая Николаевича и, наконец, на царя Николая II. Скольк
о отдано крови и сколько пролито крови вы знаете сами! И неужто ж теперь мы
бросим грязью в того, кто был душой и гильотиной этих славных дел?
Чернов смотрел на фигуру Савинкова с неудовольствием. Савинков стоял че
ресчур бледный. Узкие монгольские глаза горели. Румянец выступил пятнам
и на продолговатом бледном лице. Вся фигура в черном, двубортном, ловко си
дящем костюме была убедительна и красива.
Ц Я знаю Азефа так, как его никто не знает! Я люблю его как брата, и никогда
не поверю никаким подозрениям в силу их полной бессмысленности! Я знаю А
зефа, как человека большой воли, сильного практического ума и крупного о
рганизаторского таланта! Я видел его неуклонную последовательность в р
еволюционном действе, его спокойное мужество террориста, наконец его гл
убокую нежность к семье. В моих глазах это даровитый, твердый, решительны
й человек, которому нет у нас равного. И вот я обращаюсь к вам, Владимир Льв
ович! Ц Савинков повернулся к Бурцеву и, жестикулируя правой рукой, прог
оворил с пафосом:
Ц Вместо необоснованных обвинений, пятнающих имя великого революцион
ера и вносящих страшную дезорганизацию в святое дело террора и революци
и, вместо обвинений я призываю вас, как историка революционного движения
, сказать: Ц есть ли в истории русского освободительного движения и в осв
ободительном движении всех стран более блестящее имя революционера, че
м имя Азефа?!
Бурцев нервно встал.
Ц Нет! Я не знаю в русском революционном движении ни одного более блестя
щего имени, чем имя Азефа, Ц проговорил он. Ц Его имя и деятельность боле
е блестящи, чем имена и деятельность Желябова, Сазонова, Гершуни, но тольк
о под условием если он честный революционер. Я же убежден, что он негодяй и
агент полиции!!
Ц Гадость! Мерзавец!! Ц бросившись с мест, закричали Натансон и Чернов.
Бесстрастный П. А. Кропоткин зазвонил в колокольчик и встав проговорил:
Ц Объявляю перерыв на два часа. После перерыва слово будет предоставле
но Владимиру Львовичу Бурцеву.
2
На этот раз председательствовал шлиссельбуржец Герман Лопатин. Чернов
казался опухшим и измученным. Натансон бледен меловой бледностью невыс
павшегося человека. Савинков нервен. Спокойны были лишь судьи.
Ц Ваше слово, Владимир Львович, Ц проговорил Лопатин.
Бурцев встал, поправил очки, откашлялся.
Ц Я убежден в том, Ц начал он, Ц что в борьбе с революцией провокация яв
ляется главным оружием существующего полицейского строя. Если бы револ
юционерам удалось разбить эту цитадель самодержавия, то неизвестно уде
ржалось ли бы самодержавие вообще. Это мое глубокое убеждение. И, исповед
уя эту истину, я посвятил свои малые силы борьбе именно с этим злом: Ц с пр
овокаторами. Но в силу многих причин, зачастую психологических, дело это
чрезвычайно трудное. И вести его приходится с величайшей осторожностью.
Вот именно с такой величайшей осторожностью начал я расследование моих
подозрений Азефа.
В том, что в партии с. р. есть центральная провокатура я был убежден давно. В
этом убеждены и члены партии. За это говорили многие события и прежде все
го полный паралич террора. Что провокатор этот работает в департаменте п
од псевдонимом «Раскин» установил М. Е. Бакай. С этого момента все мои силы
напряглись к одному: Ц выяснить, кто из членов партии скрывается под псе
вдонимом сотрудника «Раскина». Это было нелегко, длилось долго. Не буду р
ассказывать, сколько пришлось положить труда, чтобы систематизировать
всё относящееся к неизвестному «Раскину». Эта работа проделана мной и Ба
каем. Все собранные, тщательно выверенные факты, указывали с безусловной
очевидностью, что «Раскин» Ц Азеф. Но я никому во время работы не выговор
ил этой фамилии. Только когда не было уже никаких сомнений, я решил сделат
ь последнюю проверку через Бакая. Я попросил Бакая рассказать, что ему из
вестно по службе в охранном о Чернове и Савинкове. Он рассказал. Сказал, чт
о часто видел их карточки. Карточки охранным рассылались по провинции. Т
огда, как бы невзначай, я спросил: Ц а что вы знаете об Азефе? Бакай ответил
, что Азефа совсем не знает. Как же так, сказал я, это видный эс-эр? Бакай сказ
ал, что никогда даже не слыхал об Азефе. Ц Позвольте, говорю я, ведь это же
глава боевой организации? Ц Невероятно, Ц ответил Бакай, Ц мне не знат
ь главу боевой организации, всё равно, что не знать директора департамен
та полиции. И тут я впервые выговорил фамилию Азефа, как подозреваемого «
Раскина». Ц Если таковой существует, Ц ответил Бакай, Ц если он друг Че
рнова и Савинкова, глава боевой, и о нем у нас ничего неизвестно, его не раз
ыскивают, карточек не рассылают, значит он «подметка», то есть сотрудник.
Вот когда впервые я назвал фамилию Азефа. В России лилась кровь революци
онеров, посылаемых Азефом на казнь. Я во всеоружии данных обратился в ЦК п
артии, заявив о подозрении. Но этот шаг оказался совершенно бесплодным. В
течение года добивался я расследования ЦК моих подозрений Азефа. ЦК либо
отмалчивался, либо отказывался от расследования.
Но время шло. Азеф губил людей. А я напрасно добивался у ЦК расследования д
ела. Когда же совсем недавно я прочел Ц Бурцев повернулся в сторону Черн
ова и Савинкова, Ц что в Петербурге опять повешены террористы Зильберб
ерг, Сулятицкий, Никитенко, Синявский, Лебединцев, Трауберг, Синегуб, то бу
дучи убежден, что их отослал на виселицу Азеф…
Ц Гнусная ложь! Ц закричал Чернов.
…Я заявил ЦК, что теперь уж выступаю в прессе, ибо необращение партией вни
манья на обвинения Азефа равносильно посылке на виселицу молодых, самоо
тверженных революционеров. Я не мог молчать. И вот мы дошли до суда, но не н
ад Азефом, а надо мной. Но теперь и я обвиняю не только Азефа. Я обвиняю парт
ию в злостном попустительстве, стоившем жизни десяткам самоотверженны
х революционеров. Я обвиняю вас, господа Черновы и Савинковы! Вы всячески
отводили расследование подозрений Азефа и слухов о нем в течение нескол
ьких лет и только когда я пригрозил прессой, вызвали не Азефа, а меня на су
д, недвусмысленно намекая, что можете со мной расправиться. Но когда я док
ажу вам, в этом суде, предательство Азефа, я позволю себе спросить и вас: Ц
почему так долго, почему так страстно вы оберегали предателя и вешателя
Азефа?
Ведь, разобравши весь материал о провокации Азефа и о попытках разоблачи
ть его, оказалось, что я вовсе не первый, называвший его предателем и довед
ший это до сведения ЦК партии. Где ж причины тому, что в самом центре парти
и, в течение множества лет безвозбранно работал провокатор? Причины эти
в том, что в ЦК царили и царят самые темные стороны партийно-организацион
ных нравов.
Шесть лет назад пропагандист студент Крестьянинов обвинил Азефа в пред
ательстве. Он узнал о полицейской службе Азефа через филера Павлова. Раз
биралось ли это дело партией? Нет. Азеф, глава террора и полицейский шпион
, был обелен кустарным способом. Но вскоре снова М. Р. Гоц получил письмо от
Рубакина о подозрениях Азефа в предательстве. Что сделали с этим письмом
члены ЦК? Его, смеясь, передали Ц кому? Главе террора и полицейскому шпио
ну Азефу. Но в партию снова пришло обширное, так называемое, «петербургск
ое письмо», с подробными разоблачениями Азефа и Татарова. Письмо принесл
а неизвестная женщина члену партии Е. К. Ростковскому. Что вышло из этого?
Прежде всего разрешите огласить это письмо:
«Товарищи! Партии грозит погром. Ее предают два серьезных шпиона. Один из
них бывший ссыльный, некий Т., весной лишь вернулся, кажется из Иркутска, в
терся в доверие к Тютчеву, провалил дело Иваницкой, Барыкова, указал кром
е того Фрелиха, Никонова, Фейта, Старынкевича, Леоновича, Сухомлина, много
других, беглую каторжанку Якимову, за которой потом следили в Одессе, на К
авказе, в Нижнем, Москве, Питере (скоро наверное возьмут); другой шпион нед
авно прибыл из заграницы, какой то инженер Азиев, еврей, называется и Валу
йский;
этот шпион выдал съезд происходивший в Нижнем, покушение на тамошнего гу
бернатора, Коноплянникову в Москве (мастерская), Веденяпина (привез дина
мит), Ломова в Самаре (военный), нелегального Чередина в Киеве, бабушку (скр
ывается у Ракитниковых в Самаре)… Много жертв намечено предателями, вы и
х обоих должны знать. Поэтому мы обращаемся к вам. Как честный человек и ре
волюционер исполните (но пунктуально: надо помнить, что не все шпионы изв
естны и что многого мы еще не знаем) следующее: Ц письмо это немедленно ун
ичтожьте, не делайте из него копий и выписок. О получении его никому не гов
орите, а усвойте основательно содержание его и посвятите в эту тайну или
Брешковскую или Потапова (доктор в Москве) или Май-нова (там же) или Прибыл
ева, если он уедет из Питера, где около него трутся тоже какие то шпионы. Пе
реговорите с кем нибудь из них лично (письменных сношений по этому делу н
е должно быть совсем). Пусть тот действует уже от себя не называя вас, и не г
оворя того, что сведения эти получены из Питера. Надо, не рассказывая секр
ета поспешить распорядиться, все о ком знают предатели будут настороже,
а также и те, кто с ними близок по делу. Нелегальные должны постараться изб
авиться от слежки и не показываться в месте, где раньше бывали. Технику сл
едует переменить сейчас же, поручив ее новым людям».
Кому было отдано это письмо? Несмотря на предупреждения письма, несмотря
на указание лиц, коих надо посвятить в это дело, письмо тут же передали в р
уки главе террора и полицейскому шпиону Азефу. Я знаю, он прочел его, побле
днев. Но тут же перед товарищами проговорил:
Ц «Т», Ц это Татаров, а «инженер Азиев», Ц это я. Я отвезу письмо в ЦК». И А
зеф лично Гоцу отдал письмо. Но письмо не имело копии. В отношении Татаров
а, он дополнил его фамилиями Барыкова, Фрелиха, Фейта, Никонова. В отношени
и же себя отрезал конец письма, который был таков: Ц «Если не можете сдела
ть всё так, как мы советуем, Ц ничего не предпринимайте, если же исполнит
е всё в точности, то уведомьте помещением в почтовом ящике «Революционно
й России» заметки: Ц «Доброжелателям. Исполнено». В этом случае последу
ют дальнейшие разоблачения».
Это письмо констатировало выдачу «инженером Азиевым», в котором сам Азе
ф признавал себя: Ц съезда боевиков в Нижнем, покушение на тамошнего губ
ернатора, выдачу динамитной мастерской, транспорта динамита Веденяпин
а, убежища Брешковской. Казалось бы красноречи-вейшие факты, которые так
легко проверить! Но расследовал ли эти факты ЦК? Нет. Он признал факты в от
ношении «инженера Азиева» мелкими и ничтожными. А письмо «шуткой» депар
тамента полиции. В отношении Татарова поступили иначе. Татарова Ц убили
! Кто? Азеф убил конкурента руками социалистов-революционеров.
Но ЦК не было передышки. Вскоре опять в партию пришли сведения о провокац
ии от одесского охранника Соркина. Но и ими не воспользовался ЦК. Тогда, че
рез два года, получилось опять подробное письмо саратовских с. р., не остав
ляющее никаких сомнений в предательстве Азефа. Но это многостраничное п
исьмо осталось до сих пор даже Ц я подчеркиваю это Ц известным только н
ескольким членам ЦК. Его замяли. Сунули под сукно. Но что же это такое? Злос
тное попустительство или наивность, граничащая с глупостью? Я не хочу ве
рить, что так наивен и плох ЦК партии с. р.
Посмотрим же, что делал за эти годы бесплодных попыток разоблачения Азеф
? Он стоял во главе партии и террора и убивал левой рукой министров, а прав
ой товарищей по партии, но отнюдь не членов ЦК. Он не убил ни одного из них, о
н убивал чудеснейших юношей и девушек, веривших в террор и своего руково
дителя. Как же назвать это «легкомыслие» ЦК партии, скажите мне, где его ко
рни?
Меня обвиняют в клевете после того, как до меня в распоряжении ЦК имелся М
онблан данных, из которых так легко было установить провокацию Азефа. Но
есть такая испанская поговорка: Ц самый глухой тот, кто не хочет слышать.
И таким, внезапно глухим на одно ухо оказался ЦК! Корни этой глухоты были в
неприглядной до жуткости картине партийно-организационных нравов. Я пр
инужден коснуться этой атмосферы азефовщины, ибо именно она питала кров
авыми соками неслыханное в мире предательство.
Члены ЦК партии с. р. вместе с монополией идейного руководства соединили
и монополию организационного руководства. ЦК превратился в большую, хор
ошо сплоченную семью. Члены стали непогрешимыми папами, самодовольными
нарциссами, не терпящими непокорности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37