Ц Савинков отбросил папиросу в сугроб.
Ц Может быть. Когда мне в больницу принесли кормить девочку, я думала, чт
о сердце не выдержит… Савинков смотрел в тающую даль улицы.
Ц Как называется эта улица? Здесь такие смешные названия.
Ц Трехсвятительская.
В окнах Треховятительской пестрели абажурами керосиновые лампы.
Ц Как тут тихо.
Ц Вера, у меня есть дело.
Вере хорошо. Даже не вслушиваясь, смотря на проходившую в окне с лампой же
нскую фигуру, сказала:
Ц Да?
Ц На днях ко мне приедут от эс-эров. Я решил бежать… заграницу…
Они выходили на площадь. Из собора от вечерни густой толпой шли люди. Было
видно в церковные двери, как тушили большую люстру. Вера хотела бы умолят
ь, просить, уговаривать…
Ц Что ж… это бесповоротно?
Ц Я жду каждый день. Побег зависит от этого приезда и от погоды.
Дом костела, где жил Савинков, был темен. У калитки Вера сказала:
Ц Стало быть опять… одна…
Анисья в сенях вздувала лампу.
5
Когда утром постучали в дверь, Вера вздрогнула.
На пороге стояла плотная, старая, незнакомая, плохо одетая женщина. У нее б
ыло красное, обветренное лицо с грубоватыми чертами.
Ц Спасибо, голубушка Ц говорила женщина Анисье, кивая ей головой, пока А
нисья не ушла.
Ц Борис Викторович Савинков? Ц сказала она.
Ц Да.
Ц В Баргузине морозы в 40 градусов Ц проговорила старуха.
«Что такое?», подумала Вера.
Ц Бывали, говорят, и сильнее Ц улыбнулся Савинков.
Ц Ну, вот мы и знакомы! Катерина Брешковская Ц трясла она руку Савинкова
. Ц Слыхали верно? а?
Ц Боже мой, ну, как же, Катерина Константиновна? Вот не думал.
Брешковская приложила палец к губам.
Ц Ушей-то за стенами нет?
Ц Ни-ни, всё спокойно, мы во флигеле. Моя жена, Ц сказал Савинков.
Ц Очень, очень приятно, тоже наша? Ну, конечно, конечно, Ц говорила бабушк
а.
Ц Прежде всего, Катерина Константиновна, вы, разумеется, с нами откушает
е.
Ц От трапезы не отказываюсь, путь высок и далек, Ц смеялась бабушка.
Вера вышла на кухню. Идя, поняла, что эта высокая, стриженая старуха увезет
ее счастье. «Зачем? Для чего?» Вере хотелось рыдать.
Ц Анисья, голубушка, Ц сказала она, Ц дайте еще тарелку и нож с вилкой.
Входя в комнату, услыхала:
Ц Каляев вам передал? Янек? Ну, как он, бодр?
Ц Чудный, чудный Ц растягивая «у» говорила Брешковская.
6
Брешковская была весела, разговорчива, курила папиросу за папиросой. Вер
е было странно, что вот эта женщина и есть знаменитая бабушка русской рев
олюции. Брешковская много ела. Оставляя еду, обводила пронзительным взгл
ядом темносерых глаз. Ц Так-то вот, батюшка, Ц говорила Ц не так-то это п
росто было после двух-то каторг да семилетнего поселения опять в борьбу
да в жизнь броситься. В Забайкалье-то жила, в глуши, среди бурят. Степь круг
ом голая. О России ни весточки, так слухи одни, да всё тревожные. Всё старое,
мол, забыто, огульно отрицается, марксисты доморощенные появились, все б
лага родине завоевать хотят, так сказать, механически, ни воля, мол, ни гер
оизм не нужны, бабьи бредни, да дворянские фантазии. Да, да, батюшка, тяжело
это было среди бурят-то узнавать, в степи-то, да не верилось, неужто ж, дума
ю, наше всё пропало, для чего же столько воли, да крови, да жизней отдано? Не
верилось… нет… нет Ц качала седой головой старуха, улыбаясь буравящими
глазами.
Ц Вы когда же вернулись, Катерина Константиновна?
Ц По Сибири то, батюшка, в 1892 году, со степным бурятом Бахмуткой тронулась,
через Байкал, ах, какая эта сибирская красота! ах, какая у нас, батюшка, могу
чая родина то! а? А в Москву прибыла только в 97-м. Разрешили тогда уж в Европе
йскую Россию приехать. Вот приехала, да чего скрывать с большим страхом п
риехала. Всё думаю неужто ж наше то всё погибло, неужто и молодежь то не на
ша. Пришла я в Москве на первое собрание, всякая там молодежь была, ну да ма
рксистов то больше, стала говорить первую после каторги речь, а вышел плю
гаш, мальчишка осмотрел меня с ног до головы, «да куда вы, говорит, старуше
нция, лезете, вашего Михайловского, говорит, давно Бельтов разбил. А проце
сс ваш 193-х был дворянским процессом. И Народная ваша воля была с пролетари
атом не связана». Осмотрелась я Ц все молчат. Взяла свою сибирскую шапку
с ушами, плюнула, да пошла прочь! А вслед мне барышня из самых модных кричи
т: Ц «Что это за Брешковиада, такая тут шляется!»
Брешковская отставила тарелку, крепко утерлась салфеткой, и, улыбнувшис
ь, оказала весело:
Ц Да, да, батюшка, нелегко это всё было слышать. Ну да, теперь то уж иное дел
о пошло. У нас теперь сил то во сто крат больше, наша то закваска сильней ок
азалась, так то!
Ц Вы говорите о социалистах-революционерах?
Ц А о ком же? О них, о них, только смешно мне теперь когда везде так говорят
Ц социалисты-революционеры. Ведь это же я назвала их так. Думали о назван
ии. А чего тут думать? Говорю, постойте, вы считаете себя социалистами? Да. А
считаете себя революционерами? Да. Ну так и примите, говорю, название Ц со
циалистов-революционеров. На этом и согласились. Так то, сударь, всё велик
ое в миг рождается, Ц и бабушка раскатисто засмеялась.
Ц Да, да Ц прерывала молчание Брешковская. Вера поняла, что старуха ждет
, когда Вера выйдет. Вера встала, вышла. Накинула шубу. С трудом отперла при
мерзшую щеколду. Завизжала калитка. Вера шла, не зная куда, закрываясь муф
той.
7
Ц Ну в чем же дело то? Ц понизив голос, подсаживаясь к Савинкову, начала б
абушка. Ц Тоже марксизмом по-первоначалу то увлеклись? Да? А теперь захо
телось волюшки да свободушки, распрямить крылышки, да? то-то!
Она не давала говорить.
Ц Да марксистская .программа меня не удовлетворяет, Катерина Константи
новна, во-первых, пробел в аграрном вопросе.
Брешковская кивнула головой.
Ц Во-вторых, жить и работать пропагандно тоже не по мне. Хочу террора, Кат
ерина Константиновна, настоящего народовольческого.
Ц В террор хотите? Ц сказала, пристально вглядываясь в Савинкова. Ц Чт
о ж, в добрый час, батюшка, чего же в сторонке то стоять, к нам, с миром надо ра
ботать. Решили рубить, чего ж тут взяли топор и руби. Только как же Ц отсюд
а то? Ведь заграницу надо бежать?
Ц Конечно, Ц проговорил Савинков. Ц Не здесь же начинать. Настанет вес
на, убегу. Я уж обдумал.
Прищурившись, Брешковская вспоминала свой побег по тайге из Баргузина с
Тютчевым.
Ц Ну, да Ц заговорила страстно и тихо старуха, Ц бегите, дорогой, бегите
и прямо в Женеву к Михаилу Гоцу, там все наши сейчас, я сообщу, а вы перед поб
егом бросьте открыточку на адрес Бонч-Осмоловоких, в Блонье, Минской губ
ернии «поздравляю, мол, со днем рожденья».
8
Когда Вера вошла, бабушка рассказывала:
Ц Мы с Гоцем то сначала не поладили. Он мне говорит: Ц «все вы к крестьянс
тву льнете, бабушка, а пора-уж с этим кончать». Ну, а потом помирились. Верну
лись? Ц обратилась бабушка к Вере. Ц А я вот видите всё сижу, никак выбрат
ься не могу, да ведь редко доводится с такими людьми то как Борис Викторов
ич поговорить, душу то отвести.
Ц Что вы, что вы, я очень рада, вы бы у нас переночевали, Катерина Константи
новна. Брешковская засмеялась.
Ц Ах, барынька, сразу видно что плохая вы конспираторша, да разве ж можно
у поднадзорного мне каторжанке ночевать? Что вы, милая. Это раз было в Минс
ке…
Ц начала новый рассказ бабушка, но мельком увидав часы, спохватилась.
Ц Ох, силы небесные, заболталась. Мне ведь с сегодняшним ночным дальше. В
от если б вы меня до вокзала проводили, Борис Викторович.
Брешковская поднялась. Когда вставала, Савинков заметил, что стара уж ба
бушка, пересидевшие кости подняла с трудом.
Ц Вы куда же сейчас, Катерина Константиновна?
Ц В Уфу. Там много народу. Есть и из марксистов, Ленин, Крупская. Только, ох
уж не люблю, грешница, я этих механиков, не нашего поля ягоды, не нашего, Ц
говорила бабушка, надевая сибирскую мужскую шапку с наушниками.
9
Началась весна. Снега пошли таять голубыми ручьями. В апрельский голубой
день уехала Вера. Савинков ходил к пристаням говорить с архангельскими
рыбаками, об Архангельске, о кораблях в Норвегию. Присматривался, нет ли п
одходящего. Даже пил с рыбаками водку в трактире Проскурятина. Но толком
рыбаки ничего не рассказали. А время шло. Ждать было трудно. Савинков без о
бдумыванья решил бежать в понедельник.
В широком, английском пальто, на рассвете вышел он из дому. На ходу, в утрен
нюю свежесть сказал: «начинается».
На вокзале с чемоданчиком прошел в купе первого класса. Как бы отвернувш
ись, наблюдал в дверное стекло платформу, закрываясь «Новым Временем», п
ока не ударил третий звонок. Из отходящего поезда Савинков высунулся. На
платформе в синих рейтузах ходил спокойно жандарм. Начальник станции ме
дленно шел в служебную.
А навстречу уже побежали ели. Окно наполнялось прелью просыпающихся лес
ов. Свежесть мешалась с гаревом дудящего паровоза. Савинков был похож на
англичанина, ехавшего на архангельские лесопильни.
Но когда рельсы стали раздваиваться и по сторонам замигали дощатые доми
ки, у Савинкова екнуло сердце. «Не запереться ли в клозете, из окна буду ви
деть всю платформу?» Поезд шипел тормозами. «Ерунда», Ц сказал Савинков,
идя по коридору.
В буфете 1-го класса под пыльной пальмой Савинков крикнул: Ц Кофе и сухар
ей!
Ц Когда отходит пароход на Печеньгу? Ц спросил англичанин лакея, подне
сшего кофе.
Ц На Печеньгу-с сегодня в 5.15.
Ц Через час?
Ц Так точно.
Ц Сколько езды до пристани?
Ц Минут пятьдесят.
Савинков бросил рыжий рубль и кинулся к выходу. Извозчичья кляча вскачь
шла по архангельской площади.
Ц Да скорей же! Ц кричал Савинков.
У пристани был виден дымивший трубами пароход с золотой надписью над клю
зом «Император Николай I-й». По сходням шли люди. В кассе, не торопясь, плава
ли пухлые руки барышни-кассирши.
Ц Скорей, барышня, пароход отходит! Руки выкинули билет, отсчитывая сдач
у. За минуту до отхода, в давке, на сходнях Савинков скользнул на пароход.
«Запереться?» Савинков повернул ключ каюты. Минута длилась, как год. Низк
им, пронзительным гудом заревел «Император Николай I-й» и архангельские
берега начали медленно отходить…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Центр партии социалистов-революционеров был у кресла Михаила Гоца. Гоц
огонь и совесть партии. Худой, с вьющейся из-под шеи, добролюбовской бород
ой и библейскими глазами, Гоц несколько лет сидел в кресле. Кресло его воз
или на колесиках. Шестилетняя каторга Гоца началась избиением политиче
ских в Средне-Колымске. После избиения у Михаила Гоца появилась опухоль
на оболочке спинного мозга.
Когда Савинков позвонил на женевском Бульваре Философов в квартиру Гоц
а, у кресла сидели: Ц теоретик партии с шевелюрой рыжих волос и косящим гл
азом В. М. Чернов, Е. К. Брешковская и светло-русый студент с экземой на прия
тном лице Алексей Покотилов.
Входя, Савинкову показалось, что кто-то болен. И рыжий человек, очевидно, в
рач.
Ц Батюшки! Михаил Рафаилович! вот он беглец то наш! Ц бросилась Брешков
ская и с Савинковым крепко расцеловалась. Ц Вот он! Ц тащила его к кресл
у Гоца.
Гоц приподнялся, с улыбкой светящихся глаз смотря на Савинкова, протянул
больную сухую руку.
Рыжий широкий человек отошел, не выражая никакого восторга.
Ц Да, не теребите его, бабушка, дайте умыться, прийти в себя, Ц ласково ск
азал Гоц. Покотилов поправил Гоцу подушку.
Умываясь в соседней комнате, Савинков слышал, как заговорил «врач».
Ц Ну, прощай, Михаил, тороплюсь Ц говорок был рядческий, быстренький с к
ругленькими великорусскими интонациями.
Ц Да куда ж ты, Виктор, он расскажет много интересного.
Ц Другой раз послушаю Ц засмеялся быстреньким смешком рыжий человек.
И тяжелыми шагами вышел в переднюю.
Чувство Савинкова было, словно, он приехал в семью. И Катерина Константин
овна не каторжанка, а действительно бабушка, вынувшая из комода мохнатое
полотенце.
2
Облокотясь на ручку кресла, Гоц не сводил глаз с сидевшего перед ним Сави
нкова.
Ц Ваше имя Борис Викторович? Ц улыбался он. Ц Ну, вот что, Борис Викторо
вич, хоть все мы тут свои, о делах поговорим завтра, выберем время, а сейчас
расскажите беллетристику, как бежали, как всё это удалось. Вы когда из Вол
огды?
Ц Из Вологды 3-го Ц начала Савинков. Но в этот момент в комнату вошел невы
сокий шатен, в штатском платье, худой, в пенсне.
Ц А, Владимир Михайлович! Знакомьтесь, товарищ только что бежал из ссылк
и.
Ц Зензинов, Ц сказал молодой человек.
Ц Савинков.
Ц Да рассказывайте же, Бог с вами совсем! Ц заторопилась Брешковская.
Савинкова никто не перебивал, он был изумительный рассказчик. Смешно обр
исовал Вологду. Рассказал, как чувствовал себя до Архангельска англичан
ином. Как гнал извозчика, обещая дать по шее. Как его мучили пухлые руки ка
ссирши. Тут все смеялись. Как заперся в каюте. Каково Белое море. Каковы но
рвежские фиорды. Как пришли таможенные чиновники, которых принял за жанд
армов. Тут опять все смеялись. Как поразили его норвежки грандиозностью
форм. Гоц по-детски заливисто захохотал, твердя: Ц «нет, это вы преувелич
иваете, я в Норвегии бывал, это вам такие попались». Ц «Да, ей Богу, Михаил
Рафаилович!» И семья с отцом Гоцем и бабушкой Брешковской радовалась, чт
о прибежал талантливый, энергичный товарищ.
Было поздно, когда Савинков с Покотиловым и Зензиновым вышли из квартиры
на Бульваре Философов.
Ц Мне всё кажется, я в Вологде, а это только так, Ц декорация. До того всё о
тчаянно быстро.
Ц Это далеко не Вологда, Ц сказал Покотилов.
Ц Ночевать пойдемте ко мне. Я тут недалеко Ц и в словах Зензинова Савинк
ов ощутил уважение.
Ц Пойдемте, Ц сказал он. Ц Спать хочется чертовски.
3
На утро, когда Савинков опять пришел к Гоцу, Гоц сидел в медицинском кресл
е посреди комнаты.
Ц Как спали на новосельи? А? Лучше чем в Вологде с вашим Щукиным?
Савинков увидал при свете дня, как бледны руки Гоца, как немощно худое, мер
твое тело. Живы лишь юношеские, еврейские глаза, взятые от другого челове
ка.
Ц Бабушка говорила, вы хотите работать в терроре, Борис Викторович?
Ц Да, в терроре.
Ц Но почему же именно в терроре? Ц заволновался Гоц. Ц Это странно, поче
му не в партии вообще, если вы ей сочувствуете?
Ц Об этом говорить трудно, Ц сказал с заминкой Савинков и заминка Гоцу
понравилась. Ц Если надо, я буду работать и в партии, но мне хотелось бы в т
ерроре.
Блестящие глаза Гоца крепко навелись на Савинкова.
Савинков чувствовал: Ц он Гоцу нравится и Гоц ему верит.
Ц Давайте немножко повременим, Борис Викторович. Поживите в Женеве, поз
накомьтесь с товарищами, я поговорю с кем надо. А вам в первую голову надо
познакомиться с Черновым и с «Плантатором» Иваном Николаевичем.
Ц Кто это «Плантатор» Иван Николаевич?
Ц А вы его увидите.
4
Теоретик партии социалистов-революционеров, изобретатель идеи социал
изации земли в России, Виктор Михайлович Чернов жил в Женеве. В части прек
расного швейцарского города, подходившей к озеру. Из кабинета Виктора Ми
хайловича открывался живописный вид на синеголовые горы.
Правда, внутренность этого кабинета была не швейцарской. Газеты, книги з
аваливали стол. Пепельница переполнена окурками. В беспорядке лежали ис
писанные бисером листы рукописей, гранки «Революционной России». Над ст
олом висел портрет Михайловского, с автографом.
Такую комнату можно было встретить и в Москве. Разве только особенностью
ее было то, что прямо к портрету Михайловского прислонялись шесть удоче
к с закрученными лесками и красными поплавками.
Ежедневно после работы Виктор Михайлович удил окуней в Лемане. Клёв был
хороший. Окуни радовали, что хоть они были такими же, как родные, тамбовски
е.
Когда Савинков вошел в комнату Чернова, за письменным столом сидел тот ш
ирококостный человек, косматый, рыжий с косящим глазом, которого у Гоца о
н принял за врача. Но Савинков не успел сейчас сразу рассмотреть Чернова.
Рядом сидел человек, привлекший всё его внимание.
Человек был грандиозен, толст, с одутловатым желтым лицом, и темными масл
инами выпуклых глаз. Череп кверху был сужен, лоб низкий. Глаза смотрели ис
подлобья. Над вывороченными, жирными губами расплющивался нос. Человек б
ыл уродлив, хорошо одет, по виду неинтеллигентен. Походил на купца. Но от б
езобразной, развалившейся в кресле фигуры веяло необыкновенным спокой
ствием и хладнокровием.
Ц А, здравствуйте, здравствуйте, молодой человек, Ц быстренько прогово
рил Чернов, вставая навстречу, и великорусские глаза его скосились, не гл
ядя на Савинкова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Ц Может быть. Когда мне в больницу принесли кормить девочку, я думала, чт
о сердце не выдержит… Савинков смотрел в тающую даль улицы.
Ц Как называется эта улица? Здесь такие смешные названия.
Ц Трехсвятительская.
В окнах Треховятительской пестрели абажурами керосиновые лампы.
Ц Как тут тихо.
Ц Вера, у меня есть дело.
Вере хорошо. Даже не вслушиваясь, смотря на проходившую в окне с лампой же
нскую фигуру, сказала:
Ц Да?
Ц На днях ко мне приедут от эс-эров. Я решил бежать… заграницу…
Они выходили на площадь. Из собора от вечерни густой толпой шли люди. Было
видно в церковные двери, как тушили большую люстру. Вера хотела бы умолят
ь, просить, уговаривать…
Ц Что ж… это бесповоротно?
Ц Я жду каждый день. Побег зависит от этого приезда и от погоды.
Дом костела, где жил Савинков, был темен. У калитки Вера сказала:
Ц Стало быть опять… одна…
Анисья в сенях вздувала лампу.
5
Когда утром постучали в дверь, Вера вздрогнула.
На пороге стояла плотная, старая, незнакомая, плохо одетая женщина. У нее б
ыло красное, обветренное лицо с грубоватыми чертами.
Ц Спасибо, голубушка Ц говорила женщина Анисье, кивая ей головой, пока А
нисья не ушла.
Ц Борис Викторович Савинков? Ц сказала она.
Ц Да.
Ц В Баргузине морозы в 40 градусов Ц проговорила старуха.
«Что такое?», подумала Вера.
Ц Бывали, говорят, и сильнее Ц улыбнулся Савинков.
Ц Ну, вот мы и знакомы! Катерина Брешковская Ц трясла она руку Савинкова
. Ц Слыхали верно? а?
Ц Боже мой, ну, как же, Катерина Константиновна? Вот не думал.
Брешковская приложила палец к губам.
Ц Ушей-то за стенами нет?
Ц Ни-ни, всё спокойно, мы во флигеле. Моя жена, Ц сказал Савинков.
Ц Очень, очень приятно, тоже наша? Ну, конечно, конечно, Ц говорила бабушк
а.
Ц Прежде всего, Катерина Константиновна, вы, разумеется, с нами откушает
е.
Ц От трапезы не отказываюсь, путь высок и далек, Ц смеялась бабушка.
Вера вышла на кухню. Идя, поняла, что эта высокая, стриженая старуха увезет
ее счастье. «Зачем? Для чего?» Вере хотелось рыдать.
Ц Анисья, голубушка, Ц сказала она, Ц дайте еще тарелку и нож с вилкой.
Входя в комнату, услыхала:
Ц Каляев вам передал? Янек? Ну, как он, бодр?
Ц Чудный, чудный Ц растягивая «у» говорила Брешковская.
6
Брешковская была весела, разговорчива, курила папиросу за папиросой. Вер
е было странно, что вот эта женщина и есть знаменитая бабушка русской рев
олюции. Брешковская много ела. Оставляя еду, обводила пронзительным взгл
ядом темносерых глаз. Ц Так-то вот, батюшка, Ц говорила Ц не так-то это п
росто было после двух-то каторг да семилетнего поселения опять в борьбу
да в жизнь броситься. В Забайкалье-то жила, в глуши, среди бурят. Степь круг
ом голая. О России ни весточки, так слухи одни, да всё тревожные. Всё старое,
мол, забыто, огульно отрицается, марксисты доморощенные появились, все б
лага родине завоевать хотят, так сказать, механически, ни воля, мол, ни гер
оизм не нужны, бабьи бредни, да дворянские фантазии. Да, да, батюшка, тяжело
это было среди бурят-то узнавать, в степи-то, да не верилось, неужто ж, дума
ю, наше всё пропало, для чего же столько воли, да крови, да жизней отдано? Не
верилось… нет… нет Ц качала седой головой старуха, улыбаясь буравящими
глазами.
Ц Вы когда же вернулись, Катерина Константиновна?
Ц По Сибири то, батюшка, в 1892 году, со степным бурятом Бахмуткой тронулась,
через Байкал, ах, какая эта сибирская красота! ах, какая у нас, батюшка, могу
чая родина то! а? А в Москву прибыла только в 97-м. Разрешили тогда уж в Европе
йскую Россию приехать. Вот приехала, да чего скрывать с большим страхом п
риехала. Всё думаю неужто ж наше то всё погибло, неужто и молодежь то не на
ша. Пришла я в Москве на первое собрание, всякая там молодежь была, ну да ма
рксистов то больше, стала говорить первую после каторги речь, а вышел плю
гаш, мальчишка осмотрел меня с ног до головы, «да куда вы, говорит, старуше
нция, лезете, вашего Михайловского, говорит, давно Бельтов разбил. А проце
сс ваш 193-х был дворянским процессом. И Народная ваша воля была с пролетари
атом не связана». Осмотрелась я Ц все молчат. Взяла свою сибирскую шапку
с ушами, плюнула, да пошла прочь! А вслед мне барышня из самых модных кричи
т: Ц «Что это за Брешковиада, такая тут шляется!»
Брешковская отставила тарелку, крепко утерлась салфеткой, и, улыбнувшис
ь, оказала весело:
Ц Да, да, батюшка, нелегко это всё было слышать. Ну да, теперь то уж иное дел
о пошло. У нас теперь сил то во сто крат больше, наша то закваска сильней ок
азалась, так то!
Ц Вы говорите о социалистах-революционерах?
Ц А о ком же? О них, о них, только смешно мне теперь когда везде так говорят
Ц социалисты-революционеры. Ведь это же я назвала их так. Думали о назван
ии. А чего тут думать? Говорю, постойте, вы считаете себя социалистами? Да. А
считаете себя революционерами? Да. Ну так и примите, говорю, название Ц со
циалистов-революционеров. На этом и согласились. Так то, сударь, всё велик
ое в миг рождается, Ц и бабушка раскатисто засмеялась.
Ц Да, да Ц прерывала молчание Брешковская. Вера поняла, что старуха ждет
, когда Вера выйдет. Вера встала, вышла. Накинула шубу. С трудом отперла при
мерзшую щеколду. Завизжала калитка. Вера шла, не зная куда, закрываясь муф
той.
7
Ц Ну в чем же дело то? Ц понизив голос, подсаживаясь к Савинкову, начала б
абушка. Ц Тоже марксизмом по-первоначалу то увлеклись? Да? А теперь захо
телось волюшки да свободушки, распрямить крылышки, да? то-то!
Она не давала говорить.
Ц Да марксистская .программа меня не удовлетворяет, Катерина Константи
новна, во-первых, пробел в аграрном вопросе.
Брешковская кивнула головой.
Ц Во-вторых, жить и работать пропагандно тоже не по мне. Хочу террора, Кат
ерина Константиновна, настоящего народовольческого.
Ц В террор хотите? Ц сказала, пристально вглядываясь в Савинкова. Ц Чт
о ж, в добрый час, батюшка, чего же в сторонке то стоять, к нам, с миром надо ра
ботать. Решили рубить, чего ж тут взяли топор и руби. Только как же Ц отсюд
а то? Ведь заграницу надо бежать?
Ц Конечно, Ц проговорил Савинков. Ц Не здесь же начинать. Настанет вес
на, убегу. Я уж обдумал.
Прищурившись, Брешковская вспоминала свой побег по тайге из Баргузина с
Тютчевым.
Ц Ну, да Ц заговорила страстно и тихо старуха, Ц бегите, дорогой, бегите
и прямо в Женеву к Михаилу Гоцу, там все наши сейчас, я сообщу, а вы перед поб
егом бросьте открыточку на адрес Бонч-Осмоловоких, в Блонье, Минской губ
ернии «поздравляю, мол, со днем рожденья».
8
Когда Вера вошла, бабушка рассказывала:
Ц Мы с Гоцем то сначала не поладили. Он мне говорит: Ц «все вы к крестьянс
тву льнете, бабушка, а пора-уж с этим кончать». Ну, а потом помирились. Верну
лись? Ц обратилась бабушка к Вере. Ц А я вот видите всё сижу, никак выбрат
ься не могу, да ведь редко доводится с такими людьми то как Борис Викторов
ич поговорить, душу то отвести.
Ц Что вы, что вы, я очень рада, вы бы у нас переночевали, Катерина Константи
новна. Брешковская засмеялась.
Ц Ах, барынька, сразу видно что плохая вы конспираторша, да разве ж можно
у поднадзорного мне каторжанке ночевать? Что вы, милая. Это раз было в Минс
ке…
Ц начала новый рассказ бабушка, но мельком увидав часы, спохватилась.
Ц Ох, силы небесные, заболталась. Мне ведь с сегодняшним ночным дальше. В
от если б вы меня до вокзала проводили, Борис Викторович.
Брешковская поднялась. Когда вставала, Савинков заметил, что стара уж ба
бушка, пересидевшие кости подняла с трудом.
Ц Вы куда же сейчас, Катерина Константиновна?
Ц В Уфу. Там много народу. Есть и из марксистов, Ленин, Крупская. Только, ох
уж не люблю, грешница, я этих механиков, не нашего поля ягоды, не нашего, Ц
говорила бабушка, надевая сибирскую мужскую шапку с наушниками.
9
Началась весна. Снега пошли таять голубыми ручьями. В апрельский голубой
день уехала Вера. Савинков ходил к пристаням говорить с архангельскими
рыбаками, об Архангельске, о кораблях в Норвегию. Присматривался, нет ли п
одходящего. Даже пил с рыбаками водку в трактире Проскурятина. Но толком
рыбаки ничего не рассказали. А время шло. Ждать было трудно. Савинков без о
бдумыванья решил бежать в понедельник.
В широком, английском пальто, на рассвете вышел он из дому. На ходу, в утрен
нюю свежесть сказал: «начинается».
На вокзале с чемоданчиком прошел в купе первого класса. Как бы отвернувш
ись, наблюдал в дверное стекло платформу, закрываясь «Новым Временем», п
ока не ударил третий звонок. Из отходящего поезда Савинков высунулся. На
платформе в синих рейтузах ходил спокойно жандарм. Начальник станции ме
дленно шел в служебную.
А навстречу уже побежали ели. Окно наполнялось прелью просыпающихся лес
ов. Свежесть мешалась с гаревом дудящего паровоза. Савинков был похож на
англичанина, ехавшего на архангельские лесопильни.
Но когда рельсы стали раздваиваться и по сторонам замигали дощатые доми
ки, у Савинкова екнуло сердце. «Не запереться ли в клозете, из окна буду ви
деть всю платформу?» Поезд шипел тормозами. «Ерунда», Ц сказал Савинков,
идя по коридору.
В буфете 1-го класса под пыльной пальмой Савинков крикнул: Ц Кофе и сухар
ей!
Ц Когда отходит пароход на Печеньгу? Ц спросил англичанин лакея, подне
сшего кофе.
Ц На Печеньгу-с сегодня в 5.15.
Ц Через час?
Ц Так точно.
Ц Сколько езды до пристани?
Ц Минут пятьдесят.
Савинков бросил рыжий рубль и кинулся к выходу. Извозчичья кляча вскачь
шла по архангельской площади.
Ц Да скорей же! Ц кричал Савинков.
У пристани был виден дымивший трубами пароход с золотой надписью над клю
зом «Император Николай I-й». По сходням шли люди. В кассе, не торопясь, плава
ли пухлые руки барышни-кассирши.
Ц Скорей, барышня, пароход отходит! Руки выкинули билет, отсчитывая сдач
у. За минуту до отхода, в давке, на сходнях Савинков скользнул на пароход.
«Запереться?» Савинков повернул ключ каюты. Минута длилась, как год. Низк
им, пронзительным гудом заревел «Император Николай I-й» и архангельские
берега начали медленно отходить…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Центр партии социалистов-революционеров был у кресла Михаила Гоца. Гоц
огонь и совесть партии. Худой, с вьющейся из-под шеи, добролюбовской бород
ой и библейскими глазами, Гоц несколько лет сидел в кресле. Кресло его воз
или на колесиках. Шестилетняя каторга Гоца началась избиением политиче
ских в Средне-Колымске. После избиения у Михаила Гоца появилась опухоль
на оболочке спинного мозга.
Когда Савинков позвонил на женевском Бульваре Философов в квартиру Гоц
а, у кресла сидели: Ц теоретик партии с шевелюрой рыжих волос и косящим гл
азом В. М. Чернов, Е. К. Брешковская и светло-русый студент с экземой на прия
тном лице Алексей Покотилов.
Входя, Савинкову показалось, что кто-то болен. И рыжий человек, очевидно, в
рач.
Ц Батюшки! Михаил Рафаилович! вот он беглец то наш! Ц бросилась Брешков
ская и с Савинковым крепко расцеловалась. Ц Вот он! Ц тащила его к кресл
у Гоца.
Гоц приподнялся, с улыбкой светящихся глаз смотря на Савинкова, протянул
больную сухую руку.
Рыжий широкий человек отошел, не выражая никакого восторга.
Ц Да, не теребите его, бабушка, дайте умыться, прийти в себя, Ц ласково ск
азал Гоц. Покотилов поправил Гоцу подушку.
Умываясь в соседней комнате, Савинков слышал, как заговорил «врач».
Ц Ну, прощай, Михаил, тороплюсь Ц говорок был рядческий, быстренький с к
ругленькими великорусскими интонациями.
Ц Да куда ж ты, Виктор, он расскажет много интересного.
Ц Другой раз послушаю Ц засмеялся быстреньким смешком рыжий человек.
И тяжелыми шагами вышел в переднюю.
Чувство Савинкова было, словно, он приехал в семью. И Катерина Константин
овна не каторжанка, а действительно бабушка, вынувшая из комода мохнатое
полотенце.
2
Облокотясь на ручку кресла, Гоц не сводил глаз с сидевшего перед ним Сави
нкова.
Ц Ваше имя Борис Викторович? Ц улыбался он. Ц Ну, вот что, Борис Викторо
вич, хоть все мы тут свои, о делах поговорим завтра, выберем время, а сейчас
расскажите беллетристику, как бежали, как всё это удалось. Вы когда из Вол
огды?
Ц Из Вологды 3-го Ц начала Савинков. Но в этот момент в комнату вошел невы
сокий шатен, в штатском платье, худой, в пенсне.
Ц А, Владимир Михайлович! Знакомьтесь, товарищ только что бежал из ссылк
и.
Ц Зензинов, Ц сказал молодой человек.
Ц Савинков.
Ц Да рассказывайте же, Бог с вами совсем! Ц заторопилась Брешковская.
Савинкова никто не перебивал, он был изумительный рассказчик. Смешно обр
исовал Вологду. Рассказал, как чувствовал себя до Архангельска англичан
ином. Как гнал извозчика, обещая дать по шее. Как его мучили пухлые руки ка
ссирши. Тут все смеялись. Как заперся в каюте. Каково Белое море. Каковы но
рвежские фиорды. Как пришли таможенные чиновники, которых принял за жанд
армов. Тут опять все смеялись. Как поразили его норвежки грандиозностью
форм. Гоц по-детски заливисто захохотал, твердя: Ц «нет, это вы преувелич
иваете, я в Норвегии бывал, это вам такие попались». Ц «Да, ей Богу, Михаил
Рафаилович!» И семья с отцом Гоцем и бабушкой Брешковской радовалась, чт
о прибежал талантливый, энергичный товарищ.
Было поздно, когда Савинков с Покотиловым и Зензиновым вышли из квартиры
на Бульваре Философов.
Ц Мне всё кажется, я в Вологде, а это только так, Ц декорация. До того всё о
тчаянно быстро.
Ц Это далеко не Вологда, Ц сказал Покотилов.
Ц Ночевать пойдемте ко мне. Я тут недалеко Ц и в словах Зензинова Савинк
ов ощутил уважение.
Ц Пойдемте, Ц сказал он. Ц Спать хочется чертовски.
3
На утро, когда Савинков опять пришел к Гоцу, Гоц сидел в медицинском кресл
е посреди комнаты.
Ц Как спали на новосельи? А? Лучше чем в Вологде с вашим Щукиным?
Савинков увидал при свете дня, как бледны руки Гоца, как немощно худое, мер
твое тело. Живы лишь юношеские, еврейские глаза, взятые от другого челове
ка.
Ц Бабушка говорила, вы хотите работать в терроре, Борис Викторович?
Ц Да, в терроре.
Ц Но почему же именно в терроре? Ц заволновался Гоц. Ц Это странно, поче
му не в партии вообще, если вы ей сочувствуете?
Ц Об этом говорить трудно, Ц сказал с заминкой Савинков и заминка Гоцу
понравилась. Ц Если надо, я буду работать и в партии, но мне хотелось бы в т
ерроре.
Блестящие глаза Гоца крепко навелись на Савинкова.
Савинков чувствовал: Ц он Гоцу нравится и Гоц ему верит.
Ц Давайте немножко повременим, Борис Викторович. Поживите в Женеве, поз
накомьтесь с товарищами, я поговорю с кем надо. А вам в первую голову надо
познакомиться с Черновым и с «Плантатором» Иваном Николаевичем.
Ц Кто это «Плантатор» Иван Николаевич?
Ц А вы его увидите.
4
Теоретик партии социалистов-революционеров, изобретатель идеи социал
изации земли в России, Виктор Михайлович Чернов жил в Женеве. В части прек
расного швейцарского города, подходившей к озеру. Из кабинета Виктора Ми
хайловича открывался живописный вид на синеголовые горы.
Правда, внутренность этого кабинета была не швейцарской. Газеты, книги з
аваливали стол. Пепельница переполнена окурками. В беспорядке лежали ис
писанные бисером листы рукописей, гранки «Революционной России». Над ст
олом висел портрет Михайловского, с автографом.
Такую комнату можно было встретить и в Москве. Разве только особенностью
ее было то, что прямо к портрету Михайловского прислонялись шесть удоче
к с закрученными лесками и красными поплавками.
Ежедневно после работы Виктор Михайлович удил окуней в Лемане. Клёв был
хороший. Окуни радовали, что хоть они были такими же, как родные, тамбовски
е.
Когда Савинков вошел в комнату Чернова, за письменным столом сидел тот ш
ирококостный человек, косматый, рыжий с косящим глазом, которого у Гоца о
н принял за врача. Но Савинков не успел сейчас сразу рассмотреть Чернова.
Рядом сидел человек, привлекший всё его внимание.
Человек был грандиозен, толст, с одутловатым желтым лицом, и темными масл
инами выпуклых глаз. Череп кверху был сужен, лоб низкий. Глаза смотрели ис
подлобья. Над вывороченными, жирными губами расплющивался нос. Человек б
ыл уродлив, хорошо одет, по виду неинтеллигентен. Походил на купца. Но от б
езобразной, развалившейся в кресле фигуры веяло необыкновенным спокой
ствием и хладнокровием.
Ц А, здравствуйте, здравствуйте, молодой человек, Ц быстренько прогово
рил Чернов, вставая навстречу, и великорусские глаза его скосились, не гл
ядя на Савинкова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37