VadikV
51
Виталий Сертаков: «Руди
мент»
Виталий Сертаков
Рудимент
OCR Fenzin
«Сертаков В. Рудимент»: АСТ, Астрель-СПб; М.; 2005
ISBN 5-1-032461-8, 5-925-0109-0
Аннотация
Детский церебральный паралич
Ч это страшный диагноз. Однако лишив мальчика Петю возможности нормаль
но двигаться, природа наградила его сильной волей и сверхъестественным
даром повелевать желаниями людей. Даром, который стал для него пропуском
в страну благоденствия и процветания, Соединенные Штаты Америки… И в ко
шмарный мир изуверских опытов и изощренной идеологической войны.
Непросто питерскому мальчишке, прикованному к креслу, разобраться, кто д
руг, а кто враг, непросто отказаться от первой любви и выступить против ам
ериканской спецслужбы. Он мог бы выбрать богатство и процветание, но выб
ирает путь смертельно опасной борьбы…
Виталий СЕРТАКОВ
РУДИМЕНТ
1. БОЛЬНО
Милый, милый Питер!
Я очень надеюсь, ты успеешь прочитать мое письмо до того, как они меня прик
ончат. Возможно, мне повезет, и я успею кое-что завершить. Я так на это надею
сь.
После того, как я завершу последнее маленькое дельце, мне будет наплеват
ь, убьют меня или нет. Жаль только, что так и не вывезла тебя на карнавал в Ри
о…
До вчерашнего дня мне удавалось ловко прятаться, голова была ясная, и я вс
який раз обставляла их на два шага. Но сегодня я чувствую себя отвратител
ьно. Меня рвет, и болит затылок. А еще начали кровоточить ранки, там, где в ме
ня попали из пистолета.
Дважды я упала, один раз на стоянке возле супермаркета. Опомнилась, когда
какая-то чернокожая женщина уже укладывала меня в машину, чтобы отвезти
в больницу. Слава Богу, я вовремя очнулась и вырвалась! У ворот отирались д
вое копов, они уже спешили на помощь, ведь я упала посреди улицы. Еще немно
го, и было бы поздно, еле успела сбежать…
Ты бы видел их рожи, когда я вскочила с сиденья и перемахнула через огражд
ение в шесть футов высотой! Самое печальное, что я упала не из-за потери кр
ови. Оно снова начинается, оно почти догнало меня, и спасения нет.
Питер, я не смогу ждать твоего ответа у этого компьютера, я даже не скажу т
ебе, где сейчас нахожусь. Это грязная забегаловка, на третьем этаже, над ка
ким-то музыкальным магазином. Снизу гремит их ужасная музыка, а в окне пер
ед собой я вижу лишь кирпичную мокрую стену. Здесь дешевый Интернет, а cнар
ужи собачий холод. Я так много ем, я жую, не переставая, но ничего не помогае
т. Я не могу остановить трясущиеся пальцы. Мне холодно. Было бы здорово ост
аться, переждать хоть одну ночь в тепле и увидеть твой ответ, к тому же я та
к хочу спать…
Я знаю, спать мне нельзя. Потому что сон не принесет успокоения, не даст от
дыха, напротив, проснувшись, я могу стать совсем беспомощной, возможно, не
сумею подняться. Потому что они в пути, и у них собаки, и эти жуткие шприцы, э
то намного хуже, чем пули, поверь мне. Пуля пробивает тебя, это очень больн
о, но недолго. А после их уколов боль не отпускает много часов, и еще, меня вс
е время рвет. После их уколов я сутки не могу попасть ложкой в рот, а сустав
ы выворачиваются наизнанку. Но боль можно вытерпеть. Я столько натерпела
сь, за десятерых…
Страшнее другое: я забываю. Однажды я два дня не могла вспомнить собствен
ное имя, мне хотелось умереть.
Кроме того, они норовят причинить как можно больше страданий, они всегда,
когда скручивают руки, даже когда не сопротивляешься, нарочно давят на б
олезненные точки. Раньше я не верила, что можно получать удовольствие, му
чая других людей, а теперь убедилась в этом на себе. Это не удовольствие, э
то глубже, и…
Как бы тебе объяснить? Это естественнее, чем удовольствие, это чувство др
емлет где-то внутри, оно сродни предвкушению от оргазма, или от рождения р
ебенка. Это наслаждение, если можно получать наслаждение от кошмара. Но м
иллионы людей ведь обожают кошмары, правда, Питер? Один раз, когда я не хот
ела идти на операцию, кто-то из санитаров незаметно заехал мне в грудь, и я
несколько минут не могла дышать. Жаль, я не запомнила, кто тот мерзавец, я б
ы заставила его всю жизнь мочиться под себя. Наверняка, они не будут в меня
стрелять. Хотя лучше бы застрелили, потому что живая я принесу им много хл
опот…
Прости меня, милый Питер. Я так не хотела доставлять тебе неприятности, ты
Ч теперь единственный из людей, из тех, кому я верила. Теперь я верю тебе о
дному, одному в целом свете, потому что ты не такой, как это племя вонючих, р
азлагающихся червяков. Они разлагаются еще при жизни, Питер, большинство
из них давно мертво, просто не знает об этом. Сейчас я напишу и побегу вниз,
за бургерами. возможно, я возьму немного виски, здешнему бармену наплева
ть на мой возраст. Знаешь, Питер, последние дни я многое передумала. Возмож
но, ты был прав.
Всем на всех наплевать, и нет никакой великой мечты. Она прилетала когда-т
о к людям, но умерла. Всем на всех наплевать. Боже мой, под столом у меня гора
оберток от жратвы… Если бы они не боялись потерять место, то принесли бы м
не что угодно, хоть целый мешок героина, невзирая на возраст, не спрашивая
документов. Мой автобус через два часа, и, если повезет, смогу проехать до
темноты еще сотню миль. Не знаю, найду ли там компьютер, но постараюсь. Мне
надо кое-что успеть…
Милый, милый Питер! Так не хочется писать о грустном, я знаю, ты будешь волн
оваться, а волноваться тебе нельзя, и доктор будет злиться, что тебя снова
что-то взволновало, и будет бояться, что у тебя начнется припадок. Хотя я н
е сомневаюсь, что тебя порядочно доставали, когда я сбежала. Наверное, теб
е пришлось туго, любимый, прости! Надеюсь, что у них не хватило подлости вы
мещать на тебе злобу! Если кто-то осмелится причинить тебе зло, я его унич
тожу. Это точно. Никто не имеет права трогать такого человека, как ты, и дел
о не в инвалидности. Просто ты Ч человек, а они Ч ничтожество. Потому что
ты, несмотря на инвалидность, любишь жизнь.
А что любят они, Питер?
Вспомни, это ведь ты спрашивал меня об этом, а я с тобой спорила и ругалась.
Я защищала их всех, и мамочку, и остальных. Я думала, что если плохо нам, то э
то ничего не значит, остальным-то людям хорошо. Ты меня перевоспитал, люби
мый. Скажи мне, что любят эти люди, у которых все есть для жизни, и даже есть
много лишнего? Но они ведь не знают, что такое жизнь, и как ее можно любить!..
Ты постарайся не волноваться, конечно, лучше бы я ничего теперь не затева
ла, но иначе ты будешь верить им, а мне нет, и это тяжелее всего.
Не верь им, пожалуйста.
Они не любят жизнь.
2. ПЕРВЫЙ ВРАГ
Я и так давно никому не верю.
Куколка меня иногда ужасно смешит своей наивностью. Даже сейчас, читая е
е безграмотное письмо, не могу удержаться от умиленья. Она ведь заботитс
я обо мне, маленькая глупышка. Пожалуй, ей я все-таки верю.
Я помню себя отчетливо с четырех лет.
Первое воспоминание. Я лежу на крашеном деревянном полу и плачу, потому ч
то они меня не замечают. Я лежу на боку, в темноте, и пол очень холодный. Он н
е просто холодный, в лицо мне вовсю задувает ветер из парадной, видно, кто-
то забыл закрыть дверь. Потому что наша квартира почти всегда нараспашку
. Мы тогда обитали в здании дореволюционной постройки, в прелестном мест
ечке, районе доходных домов старого Петербурга. На улице наверняка зима,
и минусовая температура, в прихожей на половичке лед, и даже плевки на кух
онном полу заледенели. Сквозь полуоткрытую дверь соседней комнаты я виж
у их ноги, много ног, в рваных носках, шлепанцах, но есть и такие, кто сидит з
а столом в грязных ботинках. С ботинок отваливаются куски серого снега и
растекаются между окурков и упавших костей.
Там празднуют очередной день недели мои родственники. Моя семья. Для них
любой день недели, когда достаточно денег на выпивку, Ч это праздник. У н
ас очень веселая семья.
Я испытываю неуправляемый, бесконтрольный ужас, потому что очнулся на по
лу, в темноте, и мне кажется, что останусь тут навсегда. Во сне я упал с крова
ти и ухитрился провалиться между кроваткой и стенкой. В четыре года у мен
я еще действовала левая рука, и немножко шевелилась нога. Но вряд ли я суме
л сам запихнуть себя в щель. Скорее всего, меня переодели и швырнули на оде
яло, не посмотрев. А кровать на маленьких колесиках, и откатилась в сторон
у. Поэтому я лежу в нелепой позе. Одна ножка кровати прижимает к стене мою
щиколотку, а вторая упирается мне в лоб. Это оттого, что кроватка предназн
ачена для новорожденных, а я давно вырос. Никто, естественно, не собираетс
я приобрести мне новую постель.
Гости гогочут. От их смеха, пронизывающего холода и обреченности я описа
лся. Наверное, до того я пытался крикнуть, но ревущий телевизор и хор сосед
ей перекрывали любые звуки. А когда я напустил в штаны, то испугался еще бо
льше. Под влиянием спиртного мама становилась плаксивой, но могла пребол
ьно ударить. Ударив меня, она начинала плакать еще сильнее, а потом просил
а у меня прощения. Поэтому я продолжал лежать на боку, нос у меня был забит
соплями, и там, где я выдыхал ртом, клубилось облако пыли. Под кроватью пыл
ь лежала толстым ковром. Ночами по ковру ползали клопы.
Удивительно, что я вообще жив. Так сказала милиционерша, когда мою маму ли
шали родительских прав. Но это произошло гораздо позже, через два года. А к
огда мне было четыре, мама только начинала сильно пить. Наверное, оттого, ч
то отец ушел, и что причина его ухода постоянно находилась у нее перед гла
зами.
Церебральный паралич. Прогрессирующий. Для большинства людей слово «пр
огресс» звучит ярко и весело, пахнет весенним дурманящим ветром, соленой
водой за кормой плавучих отелей, сандаловым деревом кабриолетов…
Самое удивительное в моем случае то, что я не стал дебилом, В три с половин
ой года, когда мои ноги совсем переставали слушаться, мне сделали операц
ию. Я выжил и стал тем, кто я есть, благодаря смерти другого человека. Это на
зывается трансплантацией эмбриональной мозговой ткани, которую берут
из мозга неродившихся детей. Выражаясь по-научному, у послеабортивных п
лодов. Если чужая ткань приживается, такие, как я, чувствуют себя получше.
Иногда начинают вполне сносно ходить и читать.
Я не стал лучше передвигаться, напротив, мои ноги постепенно утратили и т
у малую подвижность, что была в детстве. Но когда мне сделали операцию вто
рично, что-то изменилось. Я очень быстро заговорил, почти прекратились су
дороги. Мама была счастлива и такому повороту дела, потому, наверное, не об
ратила внимания на иные последствия.
Порой я задумываюсь, кем могли бы стать младенцы, отдавшие мне свою плоть,
младенцы, от которых избавились их родители. Дело в том, что такие, как я, об
ычно отстают в умственном развитии. Не считая физических нарушений. До о
перации я почти не говорил, пускал слюни и не мог отличить друг от друга бу
кв «А» и «Б».
Кстати, вчера я закончил изучение китайского алфавита.
Вот я и думаю, каких высот могли бы добиться человечки, подарившие мне сво
и клетки, если бы им позволили появиться на свет?
Следующее яркое воспоминание. В прихожей чужие люди. Мне почти не страшн
о, потому что мама все время держит меня на коленях. Сначала я думаю, что пр
ишли врачи из детской больницы, но эти тети не требуют меня раздеть и не мн
ут меня руками. Это комиссия пришла проверить, как мы живем. Мама боится бо
льше, чем я.
Она прямо вся дрожит от страха. Вечером я подслушал, она шепталась с тетей
Лидой, что кто-то из соседей послал жалобу. Написали, что в нашей квартире
постоянный разгул, и парализованного ребенка нельзя держать в таких усл
овиях. Я не понял, что означает «такие условия». Мне исполнилось пять лет,
и моему телу были знакомы три состояния.
Первое состояние тела. Отгороженный угол комнаты, откуда я мог смотреть
в окно, на желтую стену дома напротив. Но я редко обращал внимание на стену
. Я читал. Благодаря бабушке я прочитывал вслед за ней все газеты и журналы
, а потом плавно переключился на книги из дедушкиной библиотеки. Книг нак
опилось очень много, больше двух тысяч. До десяти лет я прочел их все, хотя
в большинстве текстов ни черта не понял. Но я уже тогда научился выписыва
ть непонятные слова в тетрадку.
Они мне потом пригодились. Из непонятных слов легче составлять нужные пр
едложения.
Второе состояние тела. Садик в нашем дворе. Там торчал покосившийся засо
хший фонтан, две скамейки и гаражи. В фонтане кучковались пьяницы. На скам
ейках, забравшись с ногами, ребята соревновались, кто дальше плюнет. Возл
е гаражей перемежались кучи собачьего и человечьего дерьма. Меня выноси
ли посмотреть на мир по очереди. Мама, бабушка, тетя Лида. Иногда соседи.
Третьим знакомым мирком была больница. Больницы я, кажется, не боялся. Поч
ти не помню.
Комиссия разговаривала с мамой очень строго. Они мерили нашу площадь, чи
тали бумаги, а под занавес всех озадачили. Они привезли первую в моей жизн
и инвалидную коляску. Я смотрел на неуклюжую конструкцию, как на небесну
ю колесницу. Коляска весила в четыре раза больше меня, а жили мы в доме без
лифта, на четвертом этаже.
Удачный подарок от государства. Все равно что слепому преподнести бинок
ль. Зато теперь мое присутствие отравляло жизнь не только родне. Отныне я
мешал всем соседям.
Главная тетка из комиссии говорила с мамой на кухне. Она уже не ругалась н
а антисанитарию. Она посетовала, что в советское время мы давно получили
бы жилплощадь на первом этаже. Спросила, нет ли у нас возможности уехать з
а границу. Она сказала, что догадывается, куда уходит моя пенсия, и потрога
ла под столом ряды винной стеклотары. вторая тетка строго спросила, как э
то можно, давать ребенку столько читать. Книги, которые мне не положены по
возрасту. Они с наивной прямотой спросили маму, почему та не отказалась о
т меня сразу, и пообещали помочь с устройством меня в стационар. В Дом инва
лидов. Навсегда, если мама согласится. Это крайне непросто, намекнула тет
ка, но ей жаль мальчика, который живет в сарае, где ванная стоит посреди ко
ммунальной кухни. Главная тетка не издевалась, она искренне не могла взя
ть в толк, что такого, как я, можно любить.
Мама меня любила.
Потом комиссия протопала по лестнице, а бабушка изрекла загадочную фраз
у:
Ч Фарисейство по остаточному принципу…
Тетя Лида выразилась более определенно Ч обозвала их толстожопыми дар
моедками. Мама сказала:
Ч Я Петеньку никому не отдам!
И неделю после этого не употребляла.
Начальницы уехали ободрять других детей, а железное чудовище на колесах
осталось. Оно спряталось за дверью в коридор, подмигивало мне отражениям
и от лампы и тихонько приговаривало: «Вот погоди, настанет ночь, все уснут
, и я тогда тобой займусь, кусок дерьма!»
С коляски все и началось. Именно из-за коляски у меня появился первый враг
.
Какой-то иностранный фонд дал денег российскому предприятию, чтобы они
запустили производство таких замечательных штуковин. Предприятие спра
вилось. Их кресло для детей получилось втрое дешевле иноземного, зато вд
вое тяжелее и без учета анатомии. Тетя Лида сказала, что с помощью подобно
й техники можно выиграть небольшое танковое сражение. Когда у коляски чт
о-нибудь отлетало, достать детали было негде. Потому что фабрика наловчи
лась выпускать изделие только целиком. Кроме того, благодаря техническо
му гению российских инженеров, у меня начал расти горб.
Мы занимали две комнаты, и кроме нашей, в квартире соседствовали еще две с
емьи. Пока я не обзавелся танком, все шло неплохо. Теперь меня катали по об
щему коридору и в кухню. В кухне и произошел невинный инцидент, повлекший
за собой цепь ужасных последствий, которые закончатся теперь с моей смер
тью.
Я реально смотрю на вещи.
В тот день меня поставили на якорь возле чужого холодильника, чтобы ребе
нок мог полюбоваться феерическим видом из кухонного окна. По узкой смрад
ной улице днем и ночью, в три ряда, полз поток тяжелых грузовиков, рыгающих
соляркой. За неделю окна бывших доходных домов покрывались жирным слоем
сажи. На нашей улице не встречалось сугробов белого цвета.
Не помню, кто меня оставил, но сам я уехать не мог. Коляска, в очередной раз,
сломалась. На кухню пришла соседка, Ангелина Петровна, понесла кастрюльк
у к своей плите, зацепилась об меня и грохнулась вместе с супом на пол. Име
нно эта милая женщина в минуты эмоционального подъема называла меня кус
ком дерьма, а еще вонючим засранцем. Впрочем, она многим давала меткие кли
чки.
Против правды не попрешь.
В пятилетнем возрасте я не обижался, потому что, в отличие от Ангелины Пет
ровны, не получил академического образования и не понимал значения слов
.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
51
Виталий Сертаков: «Руди
мент»
Виталий Сертаков
Рудимент
OCR Fenzin
«Сертаков В. Рудимент»: АСТ, Астрель-СПб; М.; 2005
ISBN 5-1-032461-8, 5-925-0109-0
Аннотация
Детский церебральный паралич
Ч это страшный диагноз. Однако лишив мальчика Петю возможности нормаль
но двигаться, природа наградила его сильной волей и сверхъестественным
даром повелевать желаниями людей. Даром, который стал для него пропуском
в страну благоденствия и процветания, Соединенные Штаты Америки… И в ко
шмарный мир изуверских опытов и изощренной идеологической войны.
Непросто питерскому мальчишке, прикованному к креслу, разобраться, кто д
руг, а кто враг, непросто отказаться от первой любви и выступить против ам
ериканской спецслужбы. Он мог бы выбрать богатство и процветание, но выб
ирает путь смертельно опасной борьбы…
Виталий СЕРТАКОВ
РУДИМЕНТ
1. БОЛЬНО
Милый, милый Питер!
Я очень надеюсь, ты успеешь прочитать мое письмо до того, как они меня прик
ончат. Возможно, мне повезет, и я успею кое-что завершить. Я так на это надею
сь.
После того, как я завершу последнее маленькое дельце, мне будет наплеват
ь, убьют меня или нет. Жаль только, что так и не вывезла тебя на карнавал в Ри
о…
До вчерашнего дня мне удавалось ловко прятаться, голова была ясная, и я вс
який раз обставляла их на два шага. Но сегодня я чувствую себя отвратител
ьно. Меня рвет, и болит затылок. А еще начали кровоточить ранки, там, где в ме
ня попали из пистолета.
Дважды я упала, один раз на стоянке возле супермаркета. Опомнилась, когда
какая-то чернокожая женщина уже укладывала меня в машину, чтобы отвезти
в больницу. Слава Богу, я вовремя очнулась и вырвалась! У ворот отирались д
вое копов, они уже спешили на помощь, ведь я упала посреди улицы. Еще немно
го, и было бы поздно, еле успела сбежать…
Ты бы видел их рожи, когда я вскочила с сиденья и перемахнула через огражд
ение в шесть футов высотой! Самое печальное, что я упала не из-за потери кр
ови. Оно снова начинается, оно почти догнало меня, и спасения нет.
Питер, я не смогу ждать твоего ответа у этого компьютера, я даже не скажу т
ебе, где сейчас нахожусь. Это грязная забегаловка, на третьем этаже, над ка
ким-то музыкальным магазином. Снизу гремит их ужасная музыка, а в окне пер
ед собой я вижу лишь кирпичную мокрую стену. Здесь дешевый Интернет, а cнар
ужи собачий холод. Я так много ем, я жую, не переставая, но ничего не помогае
т. Я не могу остановить трясущиеся пальцы. Мне холодно. Было бы здорово ост
аться, переждать хоть одну ночь в тепле и увидеть твой ответ, к тому же я та
к хочу спать…
Я знаю, спать мне нельзя. Потому что сон не принесет успокоения, не даст от
дыха, напротив, проснувшись, я могу стать совсем беспомощной, возможно, не
сумею подняться. Потому что они в пути, и у них собаки, и эти жуткие шприцы, э
то намного хуже, чем пули, поверь мне. Пуля пробивает тебя, это очень больн
о, но недолго. А после их уколов боль не отпускает много часов, и еще, меня вс
е время рвет. После их уколов я сутки не могу попасть ложкой в рот, а сустав
ы выворачиваются наизнанку. Но боль можно вытерпеть. Я столько натерпела
сь, за десятерых…
Страшнее другое: я забываю. Однажды я два дня не могла вспомнить собствен
ное имя, мне хотелось умереть.
Кроме того, они норовят причинить как можно больше страданий, они всегда,
когда скручивают руки, даже когда не сопротивляешься, нарочно давят на б
олезненные точки. Раньше я не верила, что можно получать удовольствие, му
чая других людей, а теперь убедилась в этом на себе. Это не удовольствие, э
то глубже, и…
Как бы тебе объяснить? Это естественнее, чем удовольствие, это чувство др
емлет где-то внутри, оно сродни предвкушению от оргазма, или от рождения р
ебенка. Это наслаждение, если можно получать наслаждение от кошмара. Но м
иллионы людей ведь обожают кошмары, правда, Питер? Один раз, когда я не хот
ела идти на операцию, кто-то из санитаров незаметно заехал мне в грудь, и я
несколько минут не могла дышать. Жаль, я не запомнила, кто тот мерзавец, я б
ы заставила его всю жизнь мочиться под себя. Наверняка, они не будут в меня
стрелять. Хотя лучше бы застрелили, потому что живая я принесу им много хл
опот…
Прости меня, милый Питер. Я так не хотела доставлять тебе неприятности, ты
Ч теперь единственный из людей, из тех, кому я верила. Теперь я верю тебе о
дному, одному в целом свете, потому что ты не такой, как это племя вонючих, р
азлагающихся червяков. Они разлагаются еще при жизни, Питер, большинство
из них давно мертво, просто не знает об этом. Сейчас я напишу и побегу вниз,
за бургерами. возможно, я возьму немного виски, здешнему бармену наплева
ть на мой возраст. Знаешь, Питер, последние дни я многое передумала. Возмож
но, ты был прав.
Всем на всех наплевать, и нет никакой великой мечты. Она прилетала когда-т
о к людям, но умерла. Всем на всех наплевать. Боже мой, под столом у меня гора
оберток от жратвы… Если бы они не боялись потерять место, то принесли бы м
не что угодно, хоть целый мешок героина, невзирая на возраст, не спрашивая
документов. Мой автобус через два часа, и, если повезет, смогу проехать до
темноты еще сотню миль. Не знаю, найду ли там компьютер, но постараюсь. Мне
надо кое-что успеть…
Милый, милый Питер! Так не хочется писать о грустном, я знаю, ты будешь волн
оваться, а волноваться тебе нельзя, и доктор будет злиться, что тебя снова
что-то взволновало, и будет бояться, что у тебя начнется припадок. Хотя я н
е сомневаюсь, что тебя порядочно доставали, когда я сбежала. Наверное, теб
е пришлось туго, любимый, прости! Надеюсь, что у них не хватило подлости вы
мещать на тебе злобу! Если кто-то осмелится причинить тебе зло, я его унич
тожу. Это точно. Никто не имеет права трогать такого человека, как ты, и дел
о не в инвалидности. Просто ты Ч человек, а они Ч ничтожество. Потому что
ты, несмотря на инвалидность, любишь жизнь.
А что любят они, Питер?
Вспомни, это ведь ты спрашивал меня об этом, а я с тобой спорила и ругалась.
Я защищала их всех, и мамочку, и остальных. Я думала, что если плохо нам, то э
то ничего не значит, остальным-то людям хорошо. Ты меня перевоспитал, люби
мый. Скажи мне, что любят эти люди, у которых все есть для жизни, и даже есть
много лишнего? Но они ведь не знают, что такое жизнь, и как ее можно любить!..
Ты постарайся не волноваться, конечно, лучше бы я ничего теперь не затева
ла, но иначе ты будешь верить им, а мне нет, и это тяжелее всего.
Не верь им, пожалуйста.
Они не любят жизнь.
2. ПЕРВЫЙ ВРАГ
Я и так давно никому не верю.
Куколка меня иногда ужасно смешит своей наивностью. Даже сейчас, читая е
е безграмотное письмо, не могу удержаться от умиленья. Она ведь заботитс
я обо мне, маленькая глупышка. Пожалуй, ей я все-таки верю.
Я помню себя отчетливо с четырех лет.
Первое воспоминание. Я лежу на крашеном деревянном полу и плачу, потому ч
то они меня не замечают. Я лежу на боку, в темноте, и пол очень холодный. Он н
е просто холодный, в лицо мне вовсю задувает ветер из парадной, видно, кто-
то забыл закрыть дверь. Потому что наша квартира почти всегда нараспашку
. Мы тогда обитали в здании дореволюционной постройки, в прелестном мест
ечке, районе доходных домов старого Петербурга. На улице наверняка зима,
и минусовая температура, в прихожей на половичке лед, и даже плевки на кух
онном полу заледенели. Сквозь полуоткрытую дверь соседней комнаты я виж
у их ноги, много ног, в рваных носках, шлепанцах, но есть и такие, кто сидит з
а столом в грязных ботинках. С ботинок отваливаются куски серого снега и
растекаются между окурков и упавших костей.
Там празднуют очередной день недели мои родственники. Моя семья. Для них
любой день недели, когда достаточно денег на выпивку, Ч это праздник. У н
ас очень веселая семья.
Я испытываю неуправляемый, бесконтрольный ужас, потому что очнулся на по
лу, в темноте, и мне кажется, что останусь тут навсегда. Во сне я упал с крова
ти и ухитрился провалиться между кроваткой и стенкой. В четыре года у мен
я еще действовала левая рука, и немножко шевелилась нога. Но вряд ли я суме
л сам запихнуть себя в щель. Скорее всего, меня переодели и швырнули на оде
яло, не посмотрев. А кровать на маленьких колесиках, и откатилась в сторон
у. Поэтому я лежу в нелепой позе. Одна ножка кровати прижимает к стене мою
щиколотку, а вторая упирается мне в лоб. Это оттого, что кроватка предназн
ачена для новорожденных, а я давно вырос. Никто, естественно, не собираетс
я приобрести мне новую постель.
Гости гогочут. От их смеха, пронизывающего холода и обреченности я описа
лся. Наверное, до того я пытался крикнуть, но ревущий телевизор и хор сосед
ей перекрывали любые звуки. А когда я напустил в штаны, то испугался еще бо
льше. Под влиянием спиртного мама становилась плаксивой, но могла пребол
ьно ударить. Ударив меня, она начинала плакать еще сильнее, а потом просил
а у меня прощения. Поэтому я продолжал лежать на боку, нос у меня был забит
соплями, и там, где я выдыхал ртом, клубилось облако пыли. Под кроватью пыл
ь лежала толстым ковром. Ночами по ковру ползали клопы.
Удивительно, что я вообще жив. Так сказала милиционерша, когда мою маму ли
шали родительских прав. Но это произошло гораздо позже, через два года. А к
огда мне было четыре, мама только начинала сильно пить. Наверное, оттого, ч
то отец ушел, и что причина его ухода постоянно находилась у нее перед гла
зами.
Церебральный паралич. Прогрессирующий. Для большинства людей слово «пр
огресс» звучит ярко и весело, пахнет весенним дурманящим ветром, соленой
водой за кормой плавучих отелей, сандаловым деревом кабриолетов…
Самое удивительное в моем случае то, что я не стал дебилом, В три с половин
ой года, когда мои ноги совсем переставали слушаться, мне сделали операц
ию. Я выжил и стал тем, кто я есть, благодаря смерти другого человека. Это на
зывается трансплантацией эмбриональной мозговой ткани, которую берут
из мозга неродившихся детей. Выражаясь по-научному, у послеабортивных п
лодов. Если чужая ткань приживается, такие, как я, чувствуют себя получше.
Иногда начинают вполне сносно ходить и читать.
Я не стал лучше передвигаться, напротив, мои ноги постепенно утратили и т
у малую подвижность, что была в детстве. Но когда мне сделали операцию вто
рично, что-то изменилось. Я очень быстро заговорил, почти прекратились су
дороги. Мама была счастлива и такому повороту дела, потому, наверное, не об
ратила внимания на иные последствия.
Порой я задумываюсь, кем могли бы стать младенцы, отдавшие мне свою плоть,
младенцы, от которых избавились их родители. Дело в том, что такие, как я, об
ычно отстают в умственном развитии. Не считая физических нарушений. До о
перации я почти не говорил, пускал слюни и не мог отличить друг от друга бу
кв «А» и «Б».
Кстати, вчера я закончил изучение китайского алфавита.
Вот я и думаю, каких высот могли бы добиться человечки, подарившие мне сво
и клетки, если бы им позволили появиться на свет?
Следующее яркое воспоминание. В прихожей чужие люди. Мне почти не страшн
о, потому что мама все время держит меня на коленях. Сначала я думаю, что пр
ишли врачи из детской больницы, но эти тети не требуют меня раздеть и не мн
ут меня руками. Это комиссия пришла проверить, как мы живем. Мама боится бо
льше, чем я.
Она прямо вся дрожит от страха. Вечером я подслушал, она шепталась с тетей
Лидой, что кто-то из соседей послал жалобу. Написали, что в нашей квартире
постоянный разгул, и парализованного ребенка нельзя держать в таких усл
овиях. Я не понял, что означает «такие условия». Мне исполнилось пять лет,
и моему телу были знакомы три состояния.
Первое состояние тела. Отгороженный угол комнаты, откуда я мог смотреть
в окно, на желтую стену дома напротив. Но я редко обращал внимание на стену
. Я читал. Благодаря бабушке я прочитывал вслед за ней все газеты и журналы
, а потом плавно переключился на книги из дедушкиной библиотеки. Книг нак
опилось очень много, больше двух тысяч. До десяти лет я прочел их все, хотя
в большинстве текстов ни черта не понял. Но я уже тогда научился выписыва
ть непонятные слова в тетрадку.
Они мне потом пригодились. Из непонятных слов легче составлять нужные пр
едложения.
Второе состояние тела. Садик в нашем дворе. Там торчал покосившийся засо
хший фонтан, две скамейки и гаражи. В фонтане кучковались пьяницы. На скам
ейках, забравшись с ногами, ребята соревновались, кто дальше плюнет. Возл
е гаражей перемежались кучи собачьего и человечьего дерьма. Меня выноси
ли посмотреть на мир по очереди. Мама, бабушка, тетя Лида. Иногда соседи.
Третьим знакомым мирком была больница. Больницы я, кажется, не боялся. Поч
ти не помню.
Комиссия разговаривала с мамой очень строго. Они мерили нашу площадь, чи
тали бумаги, а под занавес всех озадачили. Они привезли первую в моей жизн
и инвалидную коляску. Я смотрел на неуклюжую конструкцию, как на небесну
ю колесницу. Коляска весила в четыре раза больше меня, а жили мы в доме без
лифта, на четвертом этаже.
Удачный подарок от государства. Все равно что слепому преподнести бинок
ль. Зато теперь мое присутствие отравляло жизнь не только родне. Отныне я
мешал всем соседям.
Главная тетка из комиссии говорила с мамой на кухне. Она уже не ругалась н
а антисанитарию. Она посетовала, что в советское время мы давно получили
бы жилплощадь на первом этаже. Спросила, нет ли у нас возможности уехать з
а границу. Она сказала, что догадывается, куда уходит моя пенсия, и потрога
ла под столом ряды винной стеклотары. вторая тетка строго спросила, как э
то можно, давать ребенку столько читать. Книги, которые мне не положены по
возрасту. Они с наивной прямотой спросили маму, почему та не отказалась о
т меня сразу, и пообещали помочь с устройством меня в стационар. В Дом инва
лидов. Навсегда, если мама согласится. Это крайне непросто, намекнула тет
ка, но ей жаль мальчика, который живет в сарае, где ванная стоит посреди ко
ммунальной кухни. Главная тетка не издевалась, она искренне не могла взя
ть в толк, что такого, как я, можно любить.
Мама меня любила.
Потом комиссия протопала по лестнице, а бабушка изрекла загадочную фраз
у:
Ч Фарисейство по остаточному принципу…
Тетя Лида выразилась более определенно Ч обозвала их толстожопыми дар
моедками. Мама сказала:
Ч Я Петеньку никому не отдам!
И неделю после этого не употребляла.
Начальницы уехали ободрять других детей, а железное чудовище на колесах
осталось. Оно спряталось за дверью в коридор, подмигивало мне отражениям
и от лампы и тихонько приговаривало: «Вот погоди, настанет ночь, все уснут
, и я тогда тобой займусь, кусок дерьма!»
С коляски все и началось. Именно из-за коляски у меня появился первый враг
.
Какой-то иностранный фонд дал денег российскому предприятию, чтобы они
запустили производство таких замечательных штуковин. Предприятие спра
вилось. Их кресло для детей получилось втрое дешевле иноземного, зато вд
вое тяжелее и без учета анатомии. Тетя Лида сказала, что с помощью подобно
й техники можно выиграть небольшое танковое сражение. Когда у коляски чт
о-нибудь отлетало, достать детали было негде. Потому что фабрика наловчи
лась выпускать изделие только целиком. Кроме того, благодаря техническо
му гению российских инженеров, у меня начал расти горб.
Мы занимали две комнаты, и кроме нашей, в квартире соседствовали еще две с
емьи. Пока я не обзавелся танком, все шло неплохо. Теперь меня катали по об
щему коридору и в кухню. В кухне и произошел невинный инцидент, повлекший
за собой цепь ужасных последствий, которые закончатся теперь с моей смер
тью.
Я реально смотрю на вещи.
В тот день меня поставили на якорь возле чужого холодильника, чтобы ребе
нок мог полюбоваться феерическим видом из кухонного окна. По узкой смрад
ной улице днем и ночью, в три ряда, полз поток тяжелых грузовиков, рыгающих
соляркой. За неделю окна бывших доходных домов покрывались жирным слоем
сажи. На нашей улице не встречалось сугробов белого цвета.
Не помню, кто меня оставил, но сам я уехать не мог. Коляска, в очередной раз,
сломалась. На кухню пришла соседка, Ангелина Петровна, понесла кастрюльк
у к своей плите, зацепилась об меня и грохнулась вместе с супом на пол. Име
нно эта милая женщина в минуты эмоционального подъема называла меня кус
ком дерьма, а еще вонючим засранцем. Впрочем, она многим давала меткие кли
чки.
Против правды не попрешь.
В пятилетнем возрасте я не обижался, потому что, в отличие от Ангелины Пет
ровны, не получил академического образования и не понимал значения слов
.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38