Сегодня сама ему эти же вопросы буду задавать — посмотрим, что будет отвечать? — и Катя засмеялась звонко и весело.
Аня не стала докучать подруге: пусть идут с товарищем механиком одни, она как-нибудь и без них найдет дорогу.
Однажды, когда Катя ушла с Костей Рассохиным, Аня задержалась на полчаса, чтобы подобрать сучья. Она и здесь, в лесу, любила порядок и чистоту. Алешка унес электропилу, и Аня то и дело поглядывала в сторону вагончика. Наконец, он вышел оттуда и, насвистывая какую-то песенку, направился к девушке. Та улыбнулась, вспомнила слова Кати «шелковенький будет».
— Уж не лес ли сторожить собралась? — шутливо спросил Алешка.
Аня поднялась, поправила сбившийся на лоб платок. Ее круглое лицо разрумянилось от мороза, серые большие глаза весело и прямо смотрели на Алешку.
— А что? Могу и посторожить. Может, и ты ночевать здесь вздумал? — и пошла, не оглядываясь, по протоптанной между деревьев тропинке.
Быстро темнело. Лес плотной стеной надвигался со всех сторон. Сколько его не рубили, а он оставался, казалось, таким же густым. Ветер шумел в вершинах, они раскачивались, гудели. В небе зажглись холодные звезды. Мороз к ночи крепчал. Ветер обжигал лицо. Но Алешка не замечал ни мороза, ни ветра. Догнав Аню, он тронул ее за руку:
— Какая сердитая. И не разговаривает даже...
— Ой ли? Такая уж сердитая? — отозвалась девушка и остановилась.
Алешка приклонился к ее плечу и легонько обнял ее.
— Пусти! Ну? — лукаво блеснула глазами Аня и даже топнула ногой.
— Эх, Анечка...
— Семнадцать лет Анечка, — тихо и словно бы недовольно проговорила она, но не оттолкнула его, а по-прежнему смотрела в его черные горячие глаза. Алешка наклонился, хотел было поцеловать, но Аня оттолкнула его и неожиданно расхохоталась на весь лес.
— Не успел! А еще сек-ре-тарь! — и побежала прочь.
Алешка догнал ее и с;;ова хотел обнять, но Аня отбивалась.
— Будет... будет тебе... экий, право! — и вдруг сама обняла его, смело и крепко поцеловала в губы. — Вот тебе, будешь знать, как покою не давать!
Вернулись они поздно. Алешка хотел было еще раз на прощанье поцеловать Аню, но она погрозила:
— Не все сразу...—и быстро скрылась в дверях. Алешка в недоумении постоял у крыльца в надежде,
что Аня выйдет обратно, но она не показывалась.
Потрескивали сосновые углы домов, щипало уши, похрустывал под ногами смерзшийся снежок. Скрипнула дверь и чей-то незнакомый девичьий голос пропел:
Леша-Лешинька, милок,
Дроле дай инструкцию в срок...
Алешка схватил снежный ком и запустил в распахнутые двери. И опять все стихло. Но вот снова скрипнула дверь, и на крыльце показалась Аня.
— Я думала свежие, а тут все те же, - сказала она и быстро пробежала с.ведром к колодцу, обставленному от заносов еловыми ветками.
Алешка бросился за ней, схватил ее за руку.
— Не лезь, Лешка,—сказала негромко Аня и, обняв руками его шею, чуть слышно добавила, — увидят Лешенька...
Прошел месяц напряженной работы в лесу. О бригаде Петра Суслонова стало известно даже за пределами района. В лесопункте появились новые электропильщики, и вскоре электропилы — эти жужжащие назойливые жучки, как называли их лесорубы, стали в почете. К огоньковцам приезжали лесорубы из других мест, чтобы перенять их опыт.
Однажды в Корабельную рощу приехал Шагилин. Оставив у вагончика лошадь, он пошел к лесорубам, надеясь там встретить и начальника лесопункта. Темная гряда леса за месяц отступила к болоту, и вырубленная поляна развернулась большим полукружьем. Повсюду слышались жужжание пил и удары топоров. Здоровый воздух с крепким запахом смолистого леса, чуть-чуть
поддымленното от горевших костров, приятно обдал Шаталина, и он, словно желая поглубже вдохнуть его, на минуту остановился, подошел к штабелю, потрогал рукой свежеопиленные торцы бревен, закурил.
Вспомнилась молодость. Когда-то и он работал не одну зиму лесорубом. Тогда еще работали в одиночку, сначала валили дерево, обрубали сучья и на лошади отвозили бревна на склад километров за восемь-десять. Лошадь была малосильная и на подъемах приходилось «подпрягаться» самому. А весной этот же лес плотили и сплавляли по реке. Потом — военная служба, учеба в вечернем техникуме, командировка на советскую работу — Черевково, Котлас, Теплые Горы... И почему-то Шаталину этот пройденный путь показался особенно дорог, — дорог не потому, что он был самый лучший из всех возможных, а потому, что нигде, казалось, он не смог узнать так хорошо жизнь, как здесь.
Рудостойку Шагилин действительно нашел у лесорубов. Обрадованный и немного смущенный приездом секретаря райкома начальник водил его по делянкам и хвалился своими электропильщиками. Свернув на делянку огоньковцев, Шагилин спросил:
— Значит, они по-прежнему держат первенство?
— Ну, разве такие выпустят из рук, Платон Фомич, первенство, — ответил Рудостойка. — Вчера подсчитали: сто двадцать пять вагонов лесу дала одна бригада Суслонова за месяц. Почти два состава! А в настоящее время они по пять вагонов в день грузят.
— Хорошо! А заработок какой?
— По работе и заработок,—улыбнулся начальник.— Сам Суслонов за месяц две с лишним тысячи получил. А если учесть сезонные премии-надбавки, — по три тысячи на человека приходится.
—. Молодцы! Вот что значит, Кузьма Сидорович, освоить технику, а вы еще вначале сомневались.
Лесная дорожка повернула к костру. Матвей Кульков, захватывая сосновые сучья, большими охапками кидал их в огонь. Увидев Рудостойку и Шаталина, он пригласил:
— Закурите, товарищи начальники.
Когда они подошли, Матвей, развертывая кисет с табаком и словно извиняясь, что задержал их, спросил:
— На фронтах-то каковы дела? Нет ли чего новенького, товарищи? Думаю, котелки-то новые не появились ли?
— Новости на фронтах хорошие, папаша! — ответил Шагилин и, сняв очки, протер их платком: — Наши войска освободили Новгород и продвинулись вперед на 25 километров. Это на севере. На юге же, в районе Корсунь-Шевченковский... Это представляете где? Немного юго-восточнее Киева... Так вот здесь войска 1 и 2 Украинских фронтов прорвали сильно укрепленную оборону противника и на пятый день наступления соединились в районе Звенигородка — Шпола. Окружена большая группировка гитлеровских войск в составе десяти пехотных дивизий и одной бригады.
— Значит, котел немаленький опять закрыли наши?
— Пусть жарятся на том свете!
— К весне бы прихлопнуть Гитлера!
— И прихлопнем! — сказал подошедший Петр Суслонов.—И сомнения нет! Теперь смотри какой фронт— от известного моря до известного моря наступаем. В хвост и гриву гоним тухлого фрица.
Шагилин улыбнулся и, выслушав до конца смелые прогнозы Петра Суслонова о военных делах, попросил пригласить остальных лесорубов к огоньку. Рудостойка, сложив рупором руки, громко крикнул:
— Э-э-эй, огоньковцы, сюда-а-а!
Пока собирались, Матвей Кульков то и дело подбрасывал в костер свежие сучья; они плохо горели и дымили. Аня принесла можжевеловых веток и бросила их в огонь; они весело затрещали. Все отодвинулись от костра.
— Ишь, как масло-то подливает на сковородку, — засмеялся Алешка.
— Это женушка о Матвее стосковалась, печет да жарит, — пошутил кто-то.
— Доберусь и до колобов, девки. Деньги бы выдали — завтра ушел.
— Деньги не задержат, — ответил Шагилин. — Только рановато собираетесь—самое денежное время настает.
— Маловато я зарабатываю, товарищ Шагилин. Что-то нездоровится, да и старость одолевает. А молодежь, та здорово. В три раза больше меня выгоняют.
— Да, о молодежи вашей широко слава пошла, — и Шагилин, оглядев лесорубов, достал из кармана пакет.— Даже из Донбасса им привет шлют.
— Из Донбасса? — девушки удивленно переглянулись.
— Ну, кто читать будет? — спросил Шагилин.
— Вы прочитайте, Платон Фомич...
— Как же могу я ваше письмо читать? Сами заварили кашу, сами и расхлебывайте, — улыбнулся Шагилин и, найдя среди столпившихся девушек Петра Суслонова, протянул ему пакет.
Суслонов развернул бумагу.
— Так, значит, вниманье! Начинаю. — Он откашлялся, приподнял руку. — Дорогие товарищи лесорубы! Шлют привет вам донбассовцы - фронтовики. С каждым днем мы продвигаемся дальше на запад, освобождая от фашизма города и села. С горечью в душе мы смотрели на разрушения в нашем родном Донбассе, Но Донбасс мы восстановим, сделаем еще более мощным и красивым. Мы с радостью узнали из газет, что бригада Петра, — тут он запнулся и не без волнения прочитал второй раз, — Петра Суслонова каждый день перевыполняет нормы в два-три раза...
— Эвон как, Петрован, о тебе-то...
— Чш-ш, девки, молчок! — остановил Кульков и придвинулся к Петру.
— ...Слышали ли вы когда-нибудь, товарищи лесорубы, нашу горняцкую пословицу, — читал Суслонов уже увереннее и громче, чувствуя, как кровь приливает к его лицу и ему становится почему-то жарко, — «в шахте весь свет на полочках стоит»? Это верная пословица. Но нужно только добавить, что шахта держится непросто на полочках, а на хороших рудничных стойках,, на добротном крепежном лесе. Выходит, что нам, шахтерам, сейчас нужно не только много леса, но и леса высокого качества, — и тут Петр поднял руку и сам же добавил:
— Здорово пишут...
— Читай, читай.
— ...И вот, восстанавливая наш край, мы думаем а вас, товарищи лесорубы Севера, что вы дадите для воз-рождения Донбасса тысячи вагонов крепежа, шпал, стройматериалов!
Девушки захлопали в ладоши, а Рудостойка подошел к Петру и, схватив его за руку, громко сказал:
— От имени лесопункта жму тебе руку!
Письмо подействовало на всех. Даже Матвей Кульков, редко улыбавшийся, сейчас расчувствовался и, протиснувшись к Суслонову, прошептал:
— Ну, Петрован Никитич, доказал. Всем ты нам нос утер своей пилой. Спасибо. Остаюсь я до завершения, раз просят наши товарищи, — и, обернувшись, почему-то протянул руку не Петру, а Рудостойке, тот стиснул ее, отчего даже Матвей поморщился.
— Крепок же ты, Кузьма!
Рудостойка, сжав пальцы в кулак, приподнял руку и, держа ее на весу, похвалился:
— Ничего, рука еще не кашляет.
Вечерело. По верхушкам леса прошелся ветерок, белыми хлопьями посыпался на землю снег, зашумели деревья.
Петр Суслонов возвращался от костра по узкой дорожке, радостный и взволнованный. Он думал о своей большой стране, о том, как люди дружно живут в ней, как будто одной семьей, одним колхозом. «Вот она семейка! И все друг другу помогают. Семейка так семейка, разве разгонишь ее? Крепко она, брат, сроднилась»,— с чувством гордости думал он.
Поздно вечером Шагилин, оставшись один в конторе, прислушивался к завыванию ветра на улице. Как-то пойдет дело, сумеют, ли завтра к вечеру пропустить на станцию первые мотовозы с лесом?
Резко зазвонил телефон. Шагилин взял трубку. Чей-то мальчишеский, еще не окрепший голос вызывал, надрываясь, «Стрелку». Разговаривая с телефонисткой, он ругал за 'неповоротливость дорожного мастера. Паренек говорил, что они продолжили путь на расстоянии двух километров. Дальше без снегоочистителя идти невозможно. А его до сего времени на «Стрелке» нет. Тревога охватила Шагилина. Где же Крутиков со своим снегоочистителем? Или в самом деле, как говорит звонкоголосый парень, проспал он? Надо помочь, помочь!
Неожиданно заговорило радио, и густой спокойный голос диктора заглушил слова паренька.
— «Наши войска вели успешное наступление по все-му фронту...»
Шагилин насторожился, включил радио. Зазвучал бой кремлевских курантов. Живо представилась Красная площадь, мавзолей, Кремль... Вот забили часы на Спасской башне. Неторопливо, уверенно. Последний удар часов, и полились знакомые волнующие звуки.
Над страной, над всем миром торжественно звучал величественный гимн Коммунистической партии.
Елена проснулась, открыла глаза и увидела за окном чистое синее небо, розовый дым из труб и солнце, уже показавшееся над крышами. День обещал быть погожим.
На душе у Елены было спокойно, как бывает у человека, много поработавшего и отдохнувшего. В теле чувствовалась приятная истома, лицо разрумянилось от сна.
Несколько минут она лежала, как бы желая продлить это ощущение покоя, отдыха, потом встала и подошла к детской кроватке. Сын еще спал. «Какой он стал у меня молодец—ни разу не побеспокоил ночью»,— Подумала Елена и, наклонившись, бережно накрыла оголенные ручонки одеяльцем. Яша встрепенулся и, снова выпростав руки, продолжал спать. «Выросто как. Приедет Виктор и удивится, ведь он его еще совсем не видел — первое знакомство будет». И довольная, что это «знакомство» будет скоро, — обещал в этом месяце приехать, — стала одеваться. В зеркале, стоящем на тумбочке, она увидела свое заспанное лицо и обнаженные плечи. Волосы после мытья стали пышными, голубые глаза смотрели ясно, губы улыбались, показывая белые, ровные зубы. Она расчесала длинные волосы, заплела в косы и уложила двойным кольцом вокруг головы. Потом надела поверх платья вязаную кофточку и нащупала в кармане полученное вчера письмо.
Письмо было от Пчелинцева. Пчелинцев жил теперь в соседнем районе и строил новую гидростанцию. Изредка он писал Елене, справлялся о станции. Читая его письма, написанные прямым, как бы негнущимся почерком, Елена представляла себе его лицо и добрые,
умные глаза, глядящие на нее с невысказанным вопросом. Елена догадывалась, что Пчелинцев по-прежнему любит ее, и ей иногда становилось жаль его, хотелось увидеться с ним, поговорить, пошутить и поспорить, как, бывало, шутили и спорили они прежде.
«Какой он все же хороший человек. И какой одинокий — только работа и работа. Найдет ли он себе подругу жизни? Ах, как хотела бы я, чтобы он нашел ее», — подумала Елена и прошла по комнате.
И словно услышав ее шаги, Яша открыл глаза, взмахнул ручонками.
Елена подсела к кроватке и, приласкав сына, тихонько пропела:
По травке-муравке
Будем ходить,
Цветочки рвать,
Красненькие,
Голубенькие...
Наскоро позавтракав, Елена пошла в правление колхоза.
В Огонькове готовились к весеннему севу. Нужно было поехать на железнодорожную станцию за минеральными удобрениями. Обещаны они были еще на той неделе, но прибыли лишь вчера. Народу в колхозе осталось совсем мало, — которые были покрепче, и те на лесозаготовках. Вместе с женщинами Елена решила ехать сама.
Выехали с утра на пяти подводах. Лошадьми правили кума Марфида и девушки. Единственный мужчина, Савваха Мусник, ехал в передней кошовке вместе с Еленой.
Он любил прокатиться по морозцу, покалякать, повидать людей. В этом маленьком краснолицом старичке, закутанном поверх неизменной шляпы в женин платок, жила неугомонная жадная ко всему душа. Несмотря на крепкий мороз, Савваха всю дорогу толковал о военных событиях, высказывая самые смелые соображения о капитализме, которому вот-вот придет крышка; потом говорил о колхозных делах, недобрым словом вспомнил Гоголя-моголя...
Подъезжая к поселку, Савваха опросил Елену о Ермакове, ходят ли письма и когда он обещался приехать домой.
— Теперь уж скоро приедет, — щурясь от солнца, пообещала Елена.
— Уже с месяц, Еленушка, у меня рыбина в пять кило хранится, — склонившись к Елене, словно по секрету, сообщил он, — Так и старухе приказал — для Виктора Ильича береги. Как только стукнется в крыльцо — сразу посылай Кузьмовну ко мне. Лучше рыбки, как щучка, на белом свете не найти.
В тот же день, когда огоньковцы погрузили удобрения и собирались было уезжать обратно, к подводам подошел Шагилин.
— Слышали, как ваши прославились? — поздоровавшись, спросил он. — По всей стране слава полетела.
— Так и должно быть, товарищ секретарь, — ответил Савваха. — Сами же мы наказ им такой дали — рубить и рубить до полной возможности.
Шагилин улыбнулся и сказал, что только «рубить»— этого сейчас мало. Он рассказал Елене, что лесопункт, в котором работали колхозники из Огонькова, успешно справился с заготовкой леса, но отстает с вывозкой. А вывезти лес нужно до весенней распутицы, иначе сорвется план доставки его в Донбасс. Объем лесозаготовок расширился, отведен новый участок — Корабельная роща, что неподалеку от Заборья. Пчелинцев как-то советовал, что туда можно провести линию электропередачи от Шолгской станции и использовать электроэнергию на лесозаготовках.
— Я хотел бы вам поручение дать, Елена Никитична, — сказал в заключение Шагилин. — Поезжайте к Крошечкину, потолкуйте с людьми, вы это умеете, объясните им положение. Нужно ускорить вывозку леса. Каждый день дорог!
— Когда ехать? — только и спросила Елена.
— Возможно скорее.
— Хорошо, я отправлю наших домой, а сама прямо к Крошечкину.
Дорога шла между заснеженных полей, по увалам. Снег громко скрипел под полозьями. Тускло-красное, будто остуженное на морозе солнце висело в пепельно-голубом небе. Казалось, что и поля, и заиндевелые деревья, изредка попадавшиеся на пути, и сам воздух промерзли насквозь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Аня не стала докучать подруге: пусть идут с товарищем механиком одни, она как-нибудь и без них найдет дорогу.
Однажды, когда Катя ушла с Костей Рассохиным, Аня задержалась на полчаса, чтобы подобрать сучья. Она и здесь, в лесу, любила порядок и чистоту. Алешка унес электропилу, и Аня то и дело поглядывала в сторону вагончика. Наконец, он вышел оттуда и, насвистывая какую-то песенку, направился к девушке. Та улыбнулась, вспомнила слова Кати «шелковенький будет».
— Уж не лес ли сторожить собралась? — шутливо спросил Алешка.
Аня поднялась, поправила сбившийся на лоб платок. Ее круглое лицо разрумянилось от мороза, серые большие глаза весело и прямо смотрели на Алешку.
— А что? Могу и посторожить. Может, и ты ночевать здесь вздумал? — и пошла, не оглядываясь, по протоптанной между деревьев тропинке.
Быстро темнело. Лес плотной стеной надвигался со всех сторон. Сколько его не рубили, а он оставался, казалось, таким же густым. Ветер шумел в вершинах, они раскачивались, гудели. В небе зажглись холодные звезды. Мороз к ночи крепчал. Ветер обжигал лицо. Но Алешка не замечал ни мороза, ни ветра. Догнав Аню, он тронул ее за руку:
— Какая сердитая. И не разговаривает даже...
— Ой ли? Такая уж сердитая? — отозвалась девушка и остановилась.
Алешка приклонился к ее плечу и легонько обнял ее.
— Пусти! Ну? — лукаво блеснула глазами Аня и даже топнула ногой.
— Эх, Анечка...
— Семнадцать лет Анечка, — тихо и словно бы недовольно проговорила она, но не оттолкнула его, а по-прежнему смотрела в его черные горячие глаза. Алешка наклонился, хотел было поцеловать, но Аня оттолкнула его и неожиданно расхохоталась на весь лес.
— Не успел! А еще сек-ре-тарь! — и побежала прочь.
Алешка догнал ее и с;;ова хотел обнять, но Аня отбивалась.
— Будет... будет тебе... экий, право! — и вдруг сама обняла его, смело и крепко поцеловала в губы. — Вот тебе, будешь знать, как покою не давать!
Вернулись они поздно. Алешка хотел было еще раз на прощанье поцеловать Аню, но она погрозила:
— Не все сразу...—и быстро скрылась в дверях. Алешка в недоумении постоял у крыльца в надежде,
что Аня выйдет обратно, но она не показывалась.
Потрескивали сосновые углы домов, щипало уши, похрустывал под ногами смерзшийся снежок. Скрипнула дверь и чей-то незнакомый девичьий голос пропел:
Леша-Лешинька, милок,
Дроле дай инструкцию в срок...
Алешка схватил снежный ком и запустил в распахнутые двери. И опять все стихло. Но вот снова скрипнула дверь, и на крыльце показалась Аня.
— Я думала свежие, а тут все те же, - сказала она и быстро пробежала с.ведром к колодцу, обставленному от заносов еловыми ветками.
Алешка бросился за ней, схватил ее за руку.
— Не лезь, Лешка,—сказала негромко Аня и, обняв руками его шею, чуть слышно добавила, — увидят Лешенька...
Прошел месяц напряженной работы в лесу. О бригаде Петра Суслонова стало известно даже за пределами района. В лесопункте появились новые электропильщики, и вскоре электропилы — эти жужжащие назойливые жучки, как называли их лесорубы, стали в почете. К огоньковцам приезжали лесорубы из других мест, чтобы перенять их опыт.
Однажды в Корабельную рощу приехал Шагилин. Оставив у вагончика лошадь, он пошел к лесорубам, надеясь там встретить и начальника лесопункта. Темная гряда леса за месяц отступила к болоту, и вырубленная поляна развернулась большим полукружьем. Повсюду слышались жужжание пил и удары топоров. Здоровый воздух с крепким запахом смолистого леса, чуть-чуть
поддымленното от горевших костров, приятно обдал Шаталина, и он, словно желая поглубже вдохнуть его, на минуту остановился, подошел к штабелю, потрогал рукой свежеопиленные торцы бревен, закурил.
Вспомнилась молодость. Когда-то и он работал не одну зиму лесорубом. Тогда еще работали в одиночку, сначала валили дерево, обрубали сучья и на лошади отвозили бревна на склад километров за восемь-десять. Лошадь была малосильная и на подъемах приходилось «подпрягаться» самому. А весной этот же лес плотили и сплавляли по реке. Потом — военная служба, учеба в вечернем техникуме, командировка на советскую работу — Черевково, Котлас, Теплые Горы... И почему-то Шаталину этот пройденный путь показался особенно дорог, — дорог не потому, что он был самый лучший из всех возможных, а потому, что нигде, казалось, он не смог узнать так хорошо жизнь, как здесь.
Рудостойку Шагилин действительно нашел у лесорубов. Обрадованный и немного смущенный приездом секретаря райкома начальник водил его по делянкам и хвалился своими электропильщиками. Свернув на делянку огоньковцев, Шагилин спросил:
— Значит, они по-прежнему держат первенство?
— Ну, разве такие выпустят из рук, Платон Фомич, первенство, — ответил Рудостойка. — Вчера подсчитали: сто двадцать пять вагонов лесу дала одна бригада Суслонова за месяц. Почти два состава! А в настоящее время они по пять вагонов в день грузят.
— Хорошо! А заработок какой?
— По работе и заработок,—улыбнулся начальник.— Сам Суслонов за месяц две с лишним тысячи получил. А если учесть сезонные премии-надбавки, — по три тысячи на человека приходится.
—. Молодцы! Вот что значит, Кузьма Сидорович, освоить технику, а вы еще вначале сомневались.
Лесная дорожка повернула к костру. Матвей Кульков, захватывая сосновые сучья, большими охапками кидал их в огонь. Увидев Рудостойку и Шаталина, он пригласил:
— Закурите, товарищи начальники.
Когда они подошли, Матвей, развертывая кисет с табаком и словно извиняясь, что задержал их, спросил:
— На фронтах-то каковы дела? Нет ли чего новенького, товарищи? Думаю, котелки-то новые не появились ли?
— Новости на фронтах хорошие, папаша! — ответил Шагилин и, сняв очки, протер их платком: — Наши войска освободили Новгород и продвинулись вперед на 25 километров. Это на севере. На юге же, в районе Корсунь-Шевченковский... Это представляете где? Немного юго-восточнее Киева... Так вот здесь войска 1 и 2 Украинских фронтов прорвали сильно укрепленную оборону противника и на пятый день наступления соединились в районе Звенигородка — Шпола. Окружена большая группировка гитлеровских войск в составе десяти пехотных дивизий и одной бригады.
— Значит, котел немаленький опять закрыли наши?
— Пусть жарятся на том свете!
— К весне бы прихлопнуть Гитлера!
— И прихлопнем! — сказал подошедший Петр Суслонов.—И сомнения нет! Теперь смотри какой фронт— от известного моря до известного моря наступаем. В хвост и гриву гоним тухлого фрица.
Шагилин улыбнулся и, выслушав до конца смелые прогнозы Петра Суслонова о военных делах, попросил пригласить остальных лесорубов к огоньку. Рудостойка, сложив рупором руки, громко крикнул:
— Э-э-эй, огоньковцы, сюда-а-а!
Пока собирались, Матвей Кульков то и дело подбрасывал в костер свежие сучья; они плохо горели и дымили. Аня принесла можжевеловых веток и бросила их в огонь; они весело затрещали. Все отодвинулись от костра.
— Ишь, как масло-то подливает на сковородку, — засмеялся Алешка.
— Это женушка о Матвее стосковалась, печет да жарит, — пошутил кто-то.
— Доберусь и до колобов, девки. Деньги бы выдали — завтра ушел.
— Деньги не задержат, — ответил Шагилин. — Только рановато собираетесь—самое денежное время настает.
— Маловато я зарабатываю, товарищ Шагилин. Что-то нездоровится, да и старость одолевает. А молодежь, та здорово. В три раза больше меня выгоняют.
— Да, о молодежи вашей широко слава пошла, — и Шагилин, оглядев лесорубов, достал из кармана пакет.— Даже из Донбасса им привет шлют.
— Из Донбасса? — девушки удивленно переглянулись.
— Ну, кто читать будет? — спросил Шагилин.
— Вы прочитайте, Платон Фомич...
— Как же могу я ваше письмо читать? Сами заварили кашу, сами и расхлебывайте, — улыбнулся Шагилин и, найдя среди столпившихся девушек Петра Суслонова, протянул ему пакет.
Суслонов развернул бумагу.
— Так, значит, вниманье! Начинаю. — Он откашлялся, приподнял руку. — Дорогие товарищи лесорубы! Шлют привет вам донбассовцы - фронтовики. С каждым днем мы продвигаемся дальше на запад, освобождая от фашизма города и села. С горечью в душе мы смотрели на разрушения в нашем родном Донбассе, Но Донбасс мы восстановим, сделаем еще более мощным и красивым. Мы с радостью узнали из газет, что бригада Петра, — тут он запнулся и не без волнения прочитал второй раз, — Петра Суслонова каждый день перевыполняет нормы в два-три раза...
— Эвон как, Петрован, о тебе-то...
— Чш-ш, девки, молчок! — остановил Кульков и придвинулся к Петру.
— ...Слышали ли вы когда-нибудь, товарищи лесорубы, нашу горняцкую пословицу, — читал Суслонов уже увереннее и громче, чувствуя, как кровь приливает к его лицу и ему становится почему-то жарко, — «в шахте весь свет на полочках стоит»? Это верная пословица. Но нужно только добавить, что шахта держится непросто на полочках, а на хороших рудничных стойках,, на добротном крепежном лесе. Выходит, что нам, шахтерам, сейчас нужно не только много леса, но и леса высокого качества, — и тут Петр поднял руку и сам же добавил:
— Здорово пишут...
— Читай, читай.
— ...И вот, восстанавливая наш край, мы думаем а вас, товарищи лесорубы Севера, что вы дадите для воз-рождения Донбасса тысячи вагонов крепежа, шпал, стройматериалов!
Девушки захлопали в ладоши, а Рудостойка подошел к Петру и, схватив его за руку, громко сказал:
— От имени лесопункта жму тебе руку!
Письмо подействовало на всех. Даже Матвей Кульков, редко улыбавшийся, сейчас расчувствовался и, протиснувшись к Суслонову, прошептал:
— Ну, Петрован Никитич, доказал. Всем ты нам нос утер своей пилой. Спасибо. Остаюсь я до завершения, раз просят наши товарищи, — и, обернувшись, почему-то протянул руку не Петру, а Рудостойке, тот стиснул ее, отчего даже Матвей поморщился.
— Крепок же ты, Кузьма!
Рудостойка, сжав пальцы в кулак, приподнял руку и, держа ее на весу, похвалился:
— Ничего, рука еще не кашляет.
Вечерело. По верхушкам леса прошелся ветерок, белыми хлопьями посыпался на землю снег, зашумели деревья.
Петр Суслонов возвращался от костра по узкой дорожке, радостный и взволнованный. Он думал о своей большой стране, о том, как люди дружно живут в ней, как будто одной семьей, одним колхозом. «Вот она семейка! И все друг другу помогают. Семейка так семейка, разве разгонишь ее? Крепко она, брат, сроднилась»,— с чувством гордости думал он.
Поздно вечером Шагилин, оставшись один в конторе, прислушивался к завыванию ветра на улице. Как-то пойдет дело, сумеют, ли завтра к вечеру пропустить на станцию первые мотовозы с лесом?
Резко зазвонил телефон. Шагилин взял трубку. Чей-то мальчишеский, еще не окрепший голос вызывал, надрываясь, «Стрелку». Разговаривая с телефонисткой, он ругал за 'неповоротливость дорожного мастера. Паренек говорил, что они продолжили путь на расстоянии двух километров. Дальше без снегоочистителя идти невозможно. А его до сего времени на «Стрелке» нет. Тревога охватила Шагилина. Где же Крутиков со своим снегоочистителем? Или в самом деле, как говорит звонкоголосый парень, проспал он? Надо помочь, помочь!
Неожиданно заговорило радио, и густой спокойный голос диктора заглушил слова паренька.
— «Наши войска вели успешное наступление по все-му фронту...»
Шагилин насторожился, включил радио. Зазвучал бой кремлевских курантов. Живо представилась Красная площадь, мавзолей, Кремль... Вот забили часы на Спасской башне. Неторопливо, уверенно. Последний удар часов, и полились знакомые волнующие звуки.
Над страной, над всем миром торжественно звучал величественный гимн Коммунистической партии.
Елена проснулась, открыла глаза и увидела за окном чистое синее небо, розовый дым из труб и солнце, уже показавшееся над крышами. День обещал быть погожим.
На душе у Елены было спокойно, как бывает у человека, много поработавшего и отдохнувшего. В теле чувствовалась приятная истома, лицо разрумянилось от сна.
Несколько минут она лежала, как бы желая продлить это ощущение покоя, отдыха, потом встала и подошла к детской кроватке. Сын еще спал. «Какой он стал у меня молодец—ни разу не побеспокоил ночью»,— Подумала Елена и, наклонившись, бережно накрыла оголенные ручонки одеяльцем. Яша встрепенулся и, снова выпростав руки, продолжал спать. «Выросто как. Приедет Виктор и удивится, ведь он его еще совсем не видел — первое знакомство будет». И довольная, что это «знакомство» будет скоро, — обещал в этом месяце приехать, — стала одеваться. В зеркале, стоящем на тумбочке, она увидела свое заспанное лицо и обнаженные плечи. Волосы после мытья стали пышными, голубые глаза смотрели ясно, губы улыбались, показывая белые, ровные зубы. Она расчесала длинные волосы, заплела в косы и уложила двойным кольцом вокруг головы. Потом надела поверх платья вязаную кофточку и нащупала в кармане полученное вчера письмо.
Письмо было от Пчелинцева. Пчелинцев жил теперь в соседнем районе и строил новую гидростанцию. Изредка он писал Елене, справлялся о станции. Читая его письма, написанные прямым, как бы негнущимся почерком, Елена представляла себе его лицо и добрые,
умные глаза, глядящие на нее с невысказанным вопросом. Елена догадывалась, что Пчелинцев по-прежнему любит ее, и ей иногда становилось жаль его, хотелось увидеться с ним, поговорить, пошутить и поспорить, как, бывало, шутили и спорили они прежде.
«Какой он все же хороший человек. И какой одинокий — только работа и работа. Найдет ли он себе подругу жизни? Ах, как хотела бы я, чтобы он нашел ее», — подумала Елена и прошла по комнате.
И словно услышав ее шаги, Яша открыл глаза, взмахнул ручонками.
Елена подсела к кроватке и, приласкав сына, тихонько пропела:
По травке-муравке
Будем ходить,
Цветочки рвать,
Красненькие,
Голубенькие...
Наскоро позавтракав, Елена пошла в правление колхоза.
В Огонькове готовились к весеннему севу. Нужно было поехать на железнодорожную станцию за минеральными удобрениями. Обещаны они были еще на той неделе, но прибыли лишь вчера. Народу в колхозе осталось совсем мало, — которые были покрепче, и те на лесозаготовках. Вместе с женщинами Елена решила ехать сама.
Выехали с утра на пяти подводах. Лошадьми правили кума Марфида и девушки. Единственный мужчина, Савваха Мусник, ехал в передней кошовке вместе с Еленой.
Он любил прокатиться по морозцу, покалякать, повидать людей. В этом маленьком краснолицом старичке, закутанном поверх неизменной шляпы в женин платок, жила неугомонная жадная ко всему душа. Несмотря на крепкий мороз, Савваха всю дорогу толковал о военных событиях, высказывая самые смелые соображения о капитализме, которому вот-вот придет крышка; потом говорил о колхозных делах, недобрым словом вспомнил Гоголя-моголя...
Подъезжая к поселку, Савваха опросил Елену о Ермакове, ходят ли письма и когда он обещался приехать домой.
— Теперь уж скоро приедет, — щурясь от солнца, пообещала Елена.
— Уже с месяц, Еленушка, у меня рыбина в пять кило хранится, — склонившись к Елене, словно по секрету, сообщил он, — Так и старухе приказал — для Виктора Ильича береги. Как только стукнется в крыльцо — сразу посылай Кузьмовну ко мне. Лучше рыбки, как щучка, на белом свете не найти.
В тот же день, когда огоньковцы погрузили удобрения и собирались было уезжать обратно, к подводам подошел Шагилин.
— Слышали, как ваши прославились? — поздоровавшись, спросил он. — По всей стране слава полетела.
— Так и должно быть, товарищ секретарь, — ответил Савваха. — Сами же мы наказ им такой дали — рубить и рубить до полной возможности.
Шагилин улыбнулся и сказал, что только «рубить»— этого сейчас мало. Он рассказал Елене, что лесопункт, в котором работали колхозники из Огонькова, успешно справился с заготовкой леса, но отстает с вывозкой. А вывезти лес нужно до весенней распутицы, иначе сорвется план доставки его в Донбасс. Объем лесозаготовок расширился, отведен новый участок — Корабельная роща, что неподалеку от Заборья. Пчелинцев как-то советовал, что туда можно провести линию электропередачи от Шолгской станции и использовать электроэнергию на лесозаготовках.
— Я хотел бы вам поручение дать, Елена Никитична, — сказал в заключение Шагилин. — Поезжайте к Крошечкину, потолкуйте с людьми, вы это умеете, объясните им положение. Нужно ускорить вывозку леса. Каждый день дорог!
— Когда ехать? — только и спросила Елена.
— Возможно скорее.
— Хорошо, я отправлю наших домой, а сама прямо к Крошечкину.
Дорога шла между заснеженных полей, по увалам. Снег громко скрипел под полозьями. Тускло-красное, будто остуженное на морозе солнце висело в пепельно-голубом небе. Казалось, что и поля, и заиндевелые деревья, изредка попадавшиеся на пути, и сам воздух промерзли насквозь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37