Мы же по-любому вместе живем, Ч зашептал ей в ухо Хаф, Ч спим на
одной лавке, едим из одной добычи. Ты ж все равно за мною пошла. Ну так давай
, как все нормальные…
Здесь, в ночлежке, обитали опустившиеся представители обоих полов, и по н
очам Ара часто бывала свидетельницей проявлений животных страстей в са
мых различных комбинациях. Никто здесь и не думал особенно скрываться. В
се это выглядело так, что не вызывало ни малейшего желания присоединитьс
я или повторить, хотя иной раз предлагали. Так что даже если бы от ее нетро
нутости не зависел ее дар, а следовательно Ч более или менее постоянный
заработок, она и то двадцать раз подумала бы, прежде чем согласиться на со
мнительное удовольствие с Хафом. В ее глазах он определенно не стоил ее л
юбимых «дрессированных» мышек.
Ч Ты мой цирк видел? Ч спросила она.
Ч Ну видел, Ч ошарашенно отозвался он. Ч При чем тут цирк, когда я с тобо
й намерен покувыркаться?
Ч Ну так вот, ежели я перестану быть девушкой, то цирка никакого не будет.
И денег тоже. Это такое условие. Я ведьма только до сих пор. Понял?
Ч Понял, Ч буркнул он и отвалился. Как она потом догадалась, в любом друг
ом месте за подобное удовольствие ему пришлось бы заплатить деньги. Как
это было похоже на Хафа Ч стремиться все заполучить даром. Впрочем, если
бы он попытался настоять на своем, у нее хватило бы сил дать ему отпор, не п
рибегая вовсе ни к какой магии.
Не сказать, чтобы она раньше не получала предложений по этой части. Без эт
ого невозможно стоять на рынке. Однако солдатня, ищущая развлечений, как
правило, довольствовалась спокойным «нет», разумно полагая, что у каждог
о Ч своя профессия и каждая птичка по-своему клюет. Был, однако, случай, ко
гда ухажер проявил настойчивость и без которого рассказ о похождениях А
ры в Быке не был бы полным.
Однажды, под вечер уже, когда ярмарка обезлюдела, детей развели по домам, а
беспризорники отчаялись что-то украсть с опустевших возов, подошел к не
й дородный барин в бархатном берете с опущенными ушками, явный милорд, с ц
епью через пузо, и с обилием синего в одежде.
Ч Ты немая? Ч спросил он.
Ч Нет, Ч коротко ответила ему Ара.
Ч Тогда ты мне подойдешь. Мне нужна служанка, чтоб собою была недурна и н
еразговорчивая вроде тебя.
Ч Я услужать не обучена.
Ч Не важно. Мне разные услуги нужны. Главное, чтобы послушная была.
Его взгляд ей не понравился. Он смотрел на нее так, словно хотел составить
о ней мнение, и этому мнению было наплевать, что она сама про себя скажет. П
ричем… мнение это явно касалось не столько ее души, сколько тела. Как она с
лышала, у господ бывали странные фантазии, в том числе такие, о каких им и с
ледовало бы молчать. Она, разумеется, знать не знала, чего он от нее хотел, н
о была почему-то уверена, что это ей не понравится.
Ч Я давно за тобой наблюдаю, Ч добавил он.
Ч Нет, Ч сказала она. Ч Я не подойду. Пустите, сударь.
Ч А то смотри. Подумай. Но учти, цена падать будет.
Больше он к ней не подходил, но она частенько видела его в отдалении, глядя
щим на нею с задумчивым интересом Эта настойчивость казалась ей неестес
твенной Ч мало ли в городе молодых баб в стесненных обстоятельствах? Ч
а потому пугающей. Нуждаясь хоть в слове защиты, она рассказала о нем Хафу.

Она и представить себе не могла, насколько он взбесится.
Ч Дура! Ч вопил он, потрясая кулаками. Ч Будь ты ведьма хоть тридцать ра
з, ты триста раз Ч занюханная дура! Как же, связался бы я с тобой, когда бы н
адеялся, что ты станешь на ярмарке с мышами нянчиться! Цена этому твоему д
ару Ч ломаная йола в базарный день! Будь у тебя капля ума и расчета, давно
б легла под кого почище-поглаже, глядь Ч жила бы, как баронесса. Не здесь! Н
ет, ты с мышами! Ты Ч с идеалами! Волшебница… Ч он сплюнул, Ч гниложорка,
падалыцица, подол в навозе. Для мышек мы, видите ли, девичью честь бережем!
Когда ты мылась в последний раз? Не дорого ли ценишь себя, мадам? Кретинка.
Ты об чем-то способна думать, кроме как чтобы эту свою женскую штуку от по
рчи уберечь? Если ты такая ведьма, ты б того, с брюхом, как мышь свою могла бы
держать, не так? И ежели не так, то чего твое волшебство стоит? Надобно было
сразу пристроить тебя в бардак к шалавам, как Гюзо Ч это хозяин Ч предла
гал, чтобы знала и место свое, и цену, так я тебя выгородил. Слишком хороша д
ля бардака, видишь ли! Выболтал! Для чего, спрашивается? Кто заработал, ког
да я столько времени трясся, что ты по глупости в дерьмо вляпаешься? Да ока
жись ты при богатом доме, Ч он приблизил к ней лицо и заговорил шепотом,
Ч сколько я бы там мог взять?! Да живи ты как знаешь и чем знаешь и иди куда
хочешь! На фиг надо…
После чего Аре оставалось только слюну его с лица обтереть.

11. «…встань, милая, с колен…»


Воровство не обходится дешево. Хафа не смущала кажущаяся парадоксально
сть этого утверждения, ибо он полагал, что знал предмет. Пришлось поневол
е. За право вхождения в Гильдию и за ученичество он должен был платить Гюз
о. Причем плата эта выражалась не в проценте от добычи, что было бы в принц
ипе по-божески и позволяло бы ему так или иначе утаивать доход, а имела ви
д твердой таксы, вроде мастерского урока, и если он не выплачивал дневную
норму, то оставался должен, и долг этот рос день ото дня. И у него не было над
ежды, что однажды Гюзо обсчитается или простит его по доброте душевной. М
енее всего Хаф был идеалистом. С него семь потов сошло, холодных и горячих
, прежде чем папаша Гюзо поставил его на хороший счет.
В принципе его вполне устраивало подобное положение вещей. Его, к счасть
ю, не обременяло ни одно из существующих ремесел. Если бы он потратил на ов
ладение профессией годы упорного труда, то никогда не взял бы в толк, каки
м образом теперь стало так, что вся его предыдущая праведная жизнь со все
ми искусствами и трудовыми навыками гроша ломаного не стоит, и не только
никому не нужна, но и, оказывается, презренна. Ремесло висело бы грузом в е
го ногах. Точно так же, как и семья, будь он женат.
Ара в счет не шла. Она не оправдала ни надежд, которые он возлагал на нее, ко
гда они еще только отправлялись в путь, ни трудов, ни затрат. Была и остава
лась дикой и ни на что не годной. Обычную девку он, может, смог бы продать. Ар
у приходилось остерегаться в том смысле, чтобы не вызвать у нее сильное ч
увство. Он верил, что она способна на многое. Он только не знал, каким образ
ом из нее это вытрясти и как поиметь с того выгоду. У него хватало ума сооб
разить, что до сих пор проявленные ею способности были стимулированы угр
озой ее девственности: условию существования ее волшебной силы. Другие у
грозы, равно как лишения, выпадавшие на ее долю, голод и оскорбления, котор
ые то и дело срывались с его языка, когда он уже бывал не в силах сдерживат
ь разочарование, не приносили никаких плодов. Она, разумеется, возненави
дела его, но эта ненависть была бессильной и как всякая бессильная ненав
исть, вызывала только насмешку. Ее дар довольствовался малым, и, похоже, се
йчас она мечтала только о том, чтобы от него, Хафа, избавиться.
Сегодня он шустрил в толпе на рынке, намеренно крутясь в толпе зевак, любу
ющихся мышиными фокусами Ары. Мелкие мышки с их забавными трюками требов
али напряжения зрения, и внимание зрителей было, разумеется, отвлечено. Д
о сих пор Хафу удавалось таскать только вещи: платки, шарфы, перчатки, кото
рые после того, как с них была спорота монограмма прежней владелицы, пере
кочевывали на лоток коробейника, знакомого Гюзо, не стеснявшегося торго
вать краденым, и расходились по окрестным деревням. Гюзо ценил барахло в
сущие йолы.
Недостижимым предметом мечтаний Хафа был кошелек. Те, кто срезает кошель
ки, пользуются в Гильдии авторитетом. С теми, кто срезает кошельки, Гюзо го
ворит уважительно, и выше них только те, кто грабит ювелирные лавки, кто и
мокрого не боится, столь высоки в их деле ставки. Но у тех, как подозревал Х
аф, свой круг, и Гюзо в него не входит. Золото и камешки, изъятые у одних ювел
иров, сбывались по дешевке другим, оправы переливались, художественная ч
еканка менялась до неузнаваемости, и ценности совершали свой собственн
ый круг жизни, пока не оседали где-нибудь в шкатулке матроны под защитой з
амковых стен. Слыхивал он, од нако, и о тех, кто грабит замки.
Сегодня или никогда. В окружающей Ару толпе стояло немало добропорядочн
ых мэтров с их благопристойными мистрис и с кошельками на поясах, и ему бы
ло раз плюнуть пробраться в первые ряды, якобы задарма поглазеть на диво,
а потом выбраться назад, толкаясь и задевая публику, униженно извиняясь
всякий раз и убеждаясь, что взгляд, брошенный на его незначительное лицо,
опять обошел его стороной. Туда он шел, дабы отметить расположение интер
есующих его объектов; обратно Ч уже с намерением овладеть избранной жер
твой.
Близость кошелька возбуждала его больше, чем иного Ч близость женщины.
Еще только проходя стороной, он ощущал его увесистость, ребристость напо
лняющих его монет, казалось, слышал их призывное серебряное пение, вроде
того, каким сирены манили мифического Улисса.
Он совершил ошибку, какую, к нашему общему счастью, часто делают начинающ
ие карманники. Он выбрал забавного толстощекого господина в коричневом,
явно впервые глазевшего на чудеса мышиной дрессуры, и только что рот на н
их не разевавшего, и когда уже работал с ним, держал в памяти только его из
умленное, по-детски восторженное лицо. Он не заметил, что поодаль стояли в
ыходные солдаты с их подружками на час и что подружки скучали. Их предыду
щие дружки сюда их уже водили, и до них Ч много раз. Они бывали здесь столь
часто, что даже Ара не успевала каждый раз обновлять свою программу.
Ч Ой, Уилл, глянь! Ч взвизгнул над самым его ухом женский голос. Ч Ей-бог
у, кошелек режет!
Хаф вильнул в сторону, на пути отдавив кому-то ногу. Толстяк схватился за
пояс. Голос у него оказался пронзительней, аж уши заложило. Когда тебя лов
ят с поличным, почему-то ужасно хочется, чтобы говорили потише. Хаф помчал
ся, петляя как заяц, спотыкаясь о корзины и опрокидывая их, лавируя меж под
водами, ныряя под прилавки… Вослед ему неслось улюлюканье. Где-то на полд
ороге, не сразу, он бросил вожделенный кошелек, испытав при этом чувство с
ловно его самого обманули и бросили. Ни прежде, ни после он ни разу не держ
ал в руках столько денег разом. Хуже всего было то, что в травлю постепенно
вовлеклась вся ярмарка Почему-то не нашлось ни единой души, пожелавшей е
го укрыть. Никто не любит карманников, и всяк норовил подставить ему ножк
у или ухватить за рубаху. Без сомнения, это было более азартное, более мужс
кое развлечение, чем мышек смотреть.
И в конце концов его сбили с ног, множество могучих рук вцепилось ему в вор
от, в волосы и, что особенно болезненно, Ч в ухо.
Ч Чего ему по вашим правилам сделают? Ч вздергивая его на ноги, спросил
солдат, которому выпала честь поимки. То есть это он, невинная душа, думал,
будто на ноги, на самом деле тщедушный Хаф в его лапищах не доставал до зем
ли нескольких дюймов. И это подозрительно напоминало виселицу.
Ч Порют на первый раз, Ч скучающим голосом отвечала ему девка из толпы,
сплевывая шелуху от семечек. Ч Вдругорядь руку отрубят. У него, поди-ка, н
е впервой. А попадется с одной рукой, значит Ч неисправимый, повесят, и по
делом. Нечего жулье плодить.
Ч Эй! Ч завопил Хаф, слыша за спиной мерную позвякивавшую поступь, гово
рившую о том, что к ним приближается городская стража. Или патруль, кто его
по военному времени разберет. Ч Пустите, не губите, добрые господа! Не ви
новат я, мамой-покойницей, доброй душой клянусь, спасением ее души правед
ной! Выслушайте, сударь-мударь… ой, я не то хотел… Заставили меня! Все скаж
у, всех выдам, во всем повинюсь, в чем виноват, но не в этом!
Ч Всех их нужда заставляет! Ч ухмыльнулся гнилыми зубами подошедший с
тражник. Ч Вот башмаки тачать она почему-то никого из вашего брата не за
ставила.
Ч Не нужда! Ч задыхаясь от спешки, объяснил ему Хаф. Ч Мышатницу видел н
а рынке?
Ч Ну? Кто ее не видел! Да она и не прячется. Стража, общим числом четверо, за
гоготала.
Ч Ведьма она! Ч истерически выкрикнул Хаф. Ч Заклятая на крови. Видали,
что она с мышами делает? Так вот с людями Ч так же. Она кого угодно чего уго
дно заставит. Вот требует, чтобы деньги ей носили, прорва ненасытная. Вы по
йдите спросите. Да не сами, с клириком ученым иди со святым отцом. Да и мыши
ли то?.. Неровен час, души солдатские, обращенные!
Усмешки погасли. Ведьм в народе любят едва ли больше, чем карманников, но к
арманников никто не боится. Шумок, под который Хаф норовил удрать, грозил
быть основательным.
Ч А то! Ч решился старший патруля. Ч Пойдем и спросим. А ты с нами пойдеш
ь. Ч И выкрутил багровое Хафово ухо.
Шествуя этаким манером, они растолкали толпу зрителей подле ничего не по
дозревающей Ары:
Ч Знаешь его?
Хаф спрятал глаза. Он, дескать, ни при чем. Взгляд у Ары сделался тяжелый, см
урной.
Ч Ну… знаю, что с того? Ч признала она неохотно, как всегда, когда ее выну
ждали говорить вслух. Тут все замолчали, будто никто не знал, что теперь на
добно говорить, пока эту напряженную тишину не взрезал бабий возглас:
Ч Хватайте ведьму, покуда крысой не перекинулась! Никто, и менее всех Ч
Хаф, не ожидал, что реакция Ары окажется столь молниеносной. Она швырнула
коробку с мышами под ноги, те прыснули во все стороны, бабы, коих в толпе бы
ло большинство, резво подались назад, смешивая порядки и путаясь в ногах,
а «ведьма» тем временем выпрыгнула из сабо и помчалась к выходу с площад
и. Все заорали кто во что горазд, и Хаф, к своему изумлению, тоже, и всей толп
ой ломанулись следом.
В отличие от Хафа Ара была куда резвее. За нею не поспевали даже ее развева
ющиеся волосы. А может, народу уже надоело на сегодня развлекаться этаки
м манером. Хотя вряд ли, судя по энтузиазму. Похоже было, во-первых, что она
уйдет, а во-вторых Ч никогда больше на этот рынок не вернется. Хаф несся с
ледом, понимая, как никто, что ежели ее упустят Ч за него возьмутся.
Погоня выплеснулась из ярмарочных врат и устремилась вверх по улочке, мо
щенной обледенелым булыжником. «Ведьма» неслась несколькими шагами вп
ереди, посреди суматохи и криков, уклоняясь от тех, кто норовил поймать ее
за волосы или за юбку. Хаф чувствовал, как закипает его кровь. Охота облада
ет своею собственной, страшной увлекающей силой, недаром она одного корн
я со словом «хотеть».
Улочки перетекали одна в другую, то карабкались вверх, то катились вниз, п
онемногу расстояние между «ведьмой» и преследователями увеличивалось
, и она бы скорее всего ушла, покинула бы Бык и таилась со своим искусством
и даром до конца дней, скитаясь по чужим людям и питаясь гнилью, когда бы н
е выскочила из-за угла под ноги летящей во весь опор кавалькаде.
Всадники. Все как один Ч синие с черным, приближенные короля, береты в пер
ьях и золотые цепи не тоньше колодезных. Молодые, гладкие, из тех, кто на лю
дных улочках не сдерживает коней, плетью расчищая путь себе среди черни,
при виде кого мещанское сословие пугливо жмется к подворотням, уступая к
онным середину улицы. В руках у них хлысты.
Милорды. Свитские дворяне, привыкшие топтать чернь конскими копытами, вп
ереди которых, как река, катится бодрый гогот. Белая кость и голубая кровь
, коим все в этой жизни позволено и все Ч даром. Ара опомниться не успела, к
ак хлыст налетевшего первого обрушился ей на голову и плечи, сбил ее с ног
под копыта, и, падая, она об застывшую грязь разбила в кровь колени и изрез
ала руки ледяными осколками.
И взбесилась.
Кони вздыбились вокруг, не чувствуя ни шпор, ни удил, закатывая белки и ляг
аясь так, что не подойти, и вся погоня ошалело прижалась к стенам, стараясь
оказаться подальше от этого скотского ада, посреди которого на камнях, в
грязи, вся в ссадинах, лежала, опираясь на окровавленные руки, оборванная
и растрепанная черноволосая девчонка, чей взгляд горел бесовским огнем.
Она была счастлива, как никогда, и не думала ни о чем даже на минуту вперед.
Она наконец дала выход своей силе. Полностью и без остатка.
Они орали, они проклинали ее, они как будто понимали, в ком и в чем тут дело.
Они затоптали бы ее, если бы могли, но Ч не могли! Никто ничего не мог с нею
сделать, и ей теперь нужно было только встать и спокойно пройти между ним
и. Всеми теми, кто был достоин лишь презрения.
Она не двигалась. Ее горящие глаза уставились в одну точку, как будто и она
тоже была заколдована и прикована к месту.
Меж всадниками был один, кто не пытался справиться с конем с помощью силы
и боли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39