Ночью, в с
уровую русскую зиму, их, одетых в тряпки, с женами и детьми, вышвырнули из и
х домов и выгнали из деревень. Тысячи «кулаков» по приказу местных власт
ей были расстреляны без всякого судебного решения. Сотни тысяч были сосл
аны в северные леса на принудительные работы … Миллионы людей
Ц мужчины, женщины и, прежде всего, дети при этом погибли от голода и холо
да. Дороги в степные области и в Западную Сибирь покрыты телами умерших о
т голода и замерзших людей.
Катастрофа, равную которой вряд ли можно найти в истории Европы!»
Эти письма характеризуют его мировоззрение примерно в тот же период, ког
да писалось исследование о цареубийстве. «Новые страшные сообщения при
ходят из России: выдающиеся представители русской науки, годами лояльно
работавшие при правительстве коммунистов, хозяйственники, агрономы, ис
торики, даже бактериологи Ц арестованы и по нелепым обвинениям заключе
ны в тюрьмы… На этот раз советское правительство не делает тайны из свои
х дел. В официальном органе «Известия» от 22.IX появилось сообщение ОГПУ об а
ресте, а в номере от 25.IX Ц о казни 48 специалистов. Какие еще убедительные дан
ные нужны Лиге, чтобы заявить протест? Или она хочет, как в случае Пальчинс
кого, направить вежливый запрос в советское консульство? В Советской Рос
сии проливаются потоки крови лучшей части русского населения, духовная
элита великого народа уничтожается.»
Именно Бруцкус, как выяснил, изучая его архив, биограф Виктор Каган, орган
изовал в Европе протест против казни 48 интеллигентов во главе с профессо
рами Рязанцевым и Каратыгиным («48 преступников, организаторов пищевого
голода в СССР», А. М. Горький, статья «Гуманистам»), подписанный, в числе про
чих, Максом Планком, Альбертом Эйнштейном, Генрихом Манном, Максом Либер
маном, Вильгельмом Фуртвенглером Ц самыми видными германскими ученым
и, писателями, музыкантами, художниками.
Читателям солженицынского «Архипелага ГУЛАГа», возможно, запомнился э
пизод, когда автор попытался разгадать тайну отмененного процесса «Тру
довой крестьянской партии» (ТКП): арестованные, успевшие «признаться» лж
е-министры и «шпионы» без суда были отправлены в ссылки, и кое-кто в итоге
остался жив. Позволю в этой книге, посвященной разгадыванию исторически
х шарад, предложить свой вариант таинственной отмены дела ТКП. После аре
ста обвиняемых по этому делу, Борис Бруцкус напечатал в немецких и еврей
ских газетах следующее сообщение:
« … что касается моих коллег в области национальной экономики
и аграрного дела, то все они, насколько мне известно, находятся в тюрьмах.
И никакие заслуги Ц не только перед наукой, но и перед советской властью
Ц не могли их спасти. Так, в тюрьме знаменитый исследователь конъюнктур
ы профессор Кондратьев, который основал в свое время Конъюнктурный инст
итут; там же талантливый аграрный политик Александр Чаянов, долгие годы
работавший в комиссариате сельского хозяйства; известный исследовател
ь в области науки о сельскохозяйственном производстве проф. Ник. Макаров
, познакомивший Советскую Россию с организацией американского сельско
го хозяйства. С ними выдающийся финансист-специалист проф. Юровский, соз
давший валютный червонец; известный статистик проф. Громан, работавший в
Госплане и награжденный орденом Красного Знамени; талантливый руковод
итель московской с/х экспериментальной фабрики проф. Дояренко и т д. Та же
участь постигла и самых выдающихся русских историков во главе с почтенн
ым Нестором русских исторических источников Ц Платоновым.»
Впоследствии Бруцкус так оценивал результаты своих общественных усили
й: «Я очень внимательно следил за последствиями этой демонстрации. Она и
мела значение, и советское правительство вынуждено было оправдываться
перед общественным мнением. Без сомнения, оно теперь отказалось от особе
нно беззастенчивых методов.»
Думаю, он был прав: сталинскому политбюро дали понять, что процесс друзей
и коллег Бруцкуса по «мозговому центру российской аграрной политики» б
удет сопровождаться шквалом европейских протестов. Сталин мог в годы, ко
гда он только начинал личную борьбу за общественное мнение «левой Европ
ы», уклониться от открытой схватки с «правозащитной эмиграцией».
В 1932 году Бруцкус покинул Берлин: профессор-еврей успел удалиться оттуда
«без пяти двенадцать». Его пригласили в Бирмингам, но он предпочел кафед
ру в Иерусалиме: несколько лет читал в университете курс экономики сельс
кого хозяйства и вел активную научную работу как агроном. В 1938 году скороп
остижно сгорел от рака. Ему было 60 лет.
Почерком Бруцкуса сделаны основные пометки на рукописи, но латинские те
рмины и номера страниц критикуемых издани вписаны в текст другой рукой.
В беседе с Виктором Каганом сын профессора, инженер Давид-Анатоль, выска
зал предположение: «Похоже на почерк дяди». Кем был дядя?
Бруцкус-старший, Юлий (1870Ц 1951), считался известным сионистским журналисто
м и общественным деятелем; в независимой Литве служил министром по еврей
ским делам и являлся депутатом парламента Литовской республики. В дальн
ейшем стал одним из основателей партии сионистов-ревизионистов. Мысль о
его возможном соавторстве поддерживается тем, что автор найденной руко
писи явно знаком с секретными запахами «политических кухонь» Российск
ой империи и Советской республики. Однако политикой занимался ведь и мла
дший брат, Борис: в дореволюционной России он считался одним из руководи
телей еврейской «Фолкспартей», основанной историком С. Дубновым.
Сочинение не было напечатано. В списке публикаций Бруцкуса-младшего (в т
ом же фонде) среди 321 статей на семи языках (русском, польском, немецком, фра
нцузском, иврите, идише, английском) мною не обнаружена рукопись о цареуб
ийстве.
Судя по тексту рукописи, автор придавал большое значение опровержению с
ледственного мифа о евреях Ц убийцах императорской семьи. В финале он с
равнивал этот миф с «кровавым наветом» Ц легендой о ритуальном убийств
е евреями христианских младенцев:
«Сейчас, на фоне великого потрясения, внесенного в мир войной, романовск
ая трагедия не выступает на первый план, она как бы сливается с общей карт
иной бедствия, пережитого миром. Но придет время и екатеринбургская ночь
выдвинется на авансцену и станет темой не только для историков, но для по
этов, мифотворцев, легенд … Екатеринбургские легенды могут сы
грать роль не только для судеб евреев, но для всего хода будущей русской и
стории … Если тот, первый навет мог развить такую силу и живуче
сть, если мы еще в XX веке были свидетелями жестоких преследований целого н
арода и свирепых погромов, подогретых клеветой … почему мы до
лжны оптимистически верить, что на этот раз туча пройдет, не оставив след
а?»
Думается, публикации помешала тема: разоблачение юристов и армейских чи
нов Колчака, «белых чекистов», как назвал их автор, использовав самый оск
орбительный термин в собственном лексиконе, могло испугать издателей, в
ынужденных считаться с настроениями не слишком обширной массы читател
ей-покупателей.
Так или иначе, но рукопись, никем не тревожимая, пролежала в архиве Бориса
Бруцкуса 60 лет. Но вот в 80-х годах произошел своеобразный «ренессанс» забы
того автора: диссидент Виктор Сорокин познакомился с его статьями в чудо
м сохранившихся экземплярах «Экономиста» и, очутившись в Париже, совмес
тно с иерусалимской исследовательницей Дорой Штурман издал их отдельн
ой книгой. Она сделалась в некотором смысле «событием» эмигрантской лит
ературы: экономист, американский профессор Игорь Бирман назвал Бруцкус
а в рецензии «забытым пророком».
Однажды мне позвонил мой иерусалимский знакомый, «язвительный и находч
ивый физик» из 1-го тома «Архипелага», сосед Солженицына по Лубянке, Ц Ви
ктор Каган и сообщил:
Ц В архиве вашего центра есть неизвестная статья Бруцкуса, где он очень
смешно отзывается о Свердлове. Называет его Яшкой и хулиганом.
Ц А о чем статья?
Ц Об убийстве Николая II.
На следующий день я заказал ее в архиве. Что же заставило отложить текущи
е исследовательские дела. и заняться изучением неизвестной рукописи?
Глава 3
О СЕБЕ
Впервые о екатеринбургском расстреле я узнал зимой 1945 года, в 4-м классе шк
олы No1 уральского города Ирбита.
Не слушая монотонное объяснение учительницы, читал на уроке под партой у
чебник и наткнулся на такие строки: «Уральский Совет решил казнить бывше
го царя. 17 июля 1918 г. Николай II был расстрелян в Екатеринбурге».
Я запомнил этот случай исключительно из-за чувства удивления, которое в
о мне тогда возникло. Чего об этом писать в учебнике? В те годы казалось, чт
о царя обязательно должны были убить: достойным учебника выглядело, напр
имер, отречение от престола, а казнь из такого отречения вытекала сама со
бой. Вот почему несколько строк в старом учебнике, сохранившемся в прови
нции (в новых, конечно, я ничего подобного потом не встречал) надолго растр
евожили мою память, а за ней и воображение.
Второй ступенью к сегодняшнему тексту был роман Лиона Фейхтвангера «Му
дрость чудака или смерть и бессмертие Жан-Жака Руссо».
За истекшие с четвертого класса 13 лет я ни разу не встретил в печати даже у
поминания о екатеринбургской казни. Но думать о ней приходилось, читая и
ностранные сочинения на схожую тему: мальчишки моего поколения взахлеб
проглатывали «20 лет спустя» и «Графиню Шарни» А. Дюма-отца, пьесы о францу
зской революции Р. Роллана, смотрели в кино «Дорогу на эшафот»… Разумеет
ся, мы узнавали там, что Карла I судил Высший суд справедливости, а Луи XVI Ц К
онвент, что обвинение монархам предъявили публично и дали возможность о
ткрытой защиты, что отчеты в суде и сама казнь были публичными. (Д'Артаньян
, спрятавшись под плахой, слышал последний крик Карла I: «Remember!», т е. помни о кл
аде, припрятанном для наследника, будущего Карла II.) Но отроки революционн
ым сознанием ощущали, что казни-то были предрешены Кромвелем или там Роб
еспьером, юстиция их лишь оформляла, а что такое революционный суд Ц это
мы в нашей стране хорошо знали.
Вот почему так важен оказался для меня роман Фейхтвангера. В нем описыва
лись заседания Конвента Ц как возражали против казни убежденные револ
юционеры, надеясь что свергнутый монарх сумеет в будущем увидеть счасть
е освобожденного народа! По Фейхтвангеру, казнь Людовика Конвент утверд
ил с перевесом в один голос (историки уверяли меня, что это художественны
й прием, а на самом деле перевес составил не то 4, не то 6 голосов). Именно тогд
а, над страницами Фейхтвангера, в моем мозгу впервые зародилось сомнение
в справедливости екатеринбургского расстрела: вон как во Франции сдела
ли, а у нас решал какой-то Уральский совет … Не уральский же был
император Николай II Кровавый, а всероссийский!
Должен признаться: казнь царицы и мальчика-наследника не тронула мое за
дубевшее сердце. Убийство Александры Федоровны лишь дублировало на рус
ский гильотинирование Марии-Антуанетты, а меня воспитали на строчках Ма
яковского, которому в Версале превыше дворцов и фонтанов понравилась тр
ещина на туалетном столике:
В него
штыка революции клин
Вогнали,
пляша под распевку,
Когда санкюлоты
поволокли
На эшафот
королевку.
Что касается наследника, то и самого-то Николая убили, чтоб избежать угро
зы реставрации, а живой наследник Ц опора вечных заговоров и монархичес
ких надежд.
Эти стереотипы одним блоком, в одно мгновение вывалились из моего сознан
ия, и как сегодня помню белую ночь, когда все произошло. Я развлекался чтен
ием газет на стендах в полуночный час, без фонарей, и вдруг увидел в «Комсо
мольской правде» статью, посвященную полувековой, «круглой дате» расст
рела. Первая фраза сообщала: «В ночь с 16 на 17 июля 1918 г. в Екатеринбурге были ка
знены Николай II, его жена, их сын и четыре дочери, лейб-медик Боткин, дядька
царевича матрос Деревянко, комнатная девушка Демидова и лакей Трупп, все
го одиннадцать человек».
Прав был персонаж Анатоля Франса в «Острове пингвинов», утверждавший, чт
о безусловно неопровержимо в суде дело, где у обвинения нет ни единой ули
ки, ни одного факта, тогда и защите нечего опровергать. Мне оказалось дост
аточным прочитать всего одно предложение Ц список убитых, чтобы сразу у
вериться в абсолютной лживости всего, что внушали с 4-го класса. (Умышленн
о процитировал фразу так, как ее напечатали в «Комсомолке», хотя сегодня
знаю, что она ошибочна: среди расстрелянных находился не Деревянко, а пов
ар Харитонов. Автор, видимо, черпал информацию из книги 20-х гг., других тогд
а не было, комиссара П. Быкова, где сделана та же ошибка.)
Особенно поразила в списке фамилия лакея Ц нельзя ведь и придумать поли
тической мотивировки для убийства простого лакея (или комнатной девушк
и). Ясно, что убивали не только Романовых, но и всех, кто мог бы убийц опознат
ь. И царевен, девушек, не имевших, согласно «Акту о престолонаследии» Павл
а I, никаких прав на престол и власть, убивали, конечно, с той же целью, что их
врача и прислугу, Ц устраняли свидетелей этой, по выражению Р. Пайпса, «к
ровавой, разбойничьей резни».
Палачи вполне ведали, что творили.
И был еще один эпизод, подготовивший эту книгу. Сегодня знаю, что полученн
ая тогда информация была неверной, но путь к добытой истине не хочется вы
прямлять, да и сами ошибки оказались для меня в итоге небесполезными
…
Кто из нашей писательской компании подцепил его в ресторане на улице Вои
нова в Ленинграде? Моложавый, энергичный журналист (фамилию до сих пор не
знаю), пытаясь произвести впечатление на приключенцев, фантастов и нас, д
окументалистов, заговорил о том, что могло бы заинтересовать сразу всех.
О цареубийце Юровском (от него я и узнал эту фамилию).
Ц Юровский? У меня в классе учился такой мальчик.
Ц В какой школе? Ц сразу заинтересовался он.
Ц Пятьсот третья, Кировский район.
Ц Верно. Кто-то из екатеринбургских Юровских там за заставой живет. Знак
омы с родителями?
Ц Нет.
Ц Спросите-ка их про «Записку» деда. Может, покажут? Хотя далеко не всяко
му … Он ведь к царю хорошо относился. Убил, конечно, по приказу с
выше, а сам по себе царь ему нравился …
Такие «литературно» оформленные отношения палача и жертвы, признаюсь, з
аинтриговали воображение литератора. Но ничего узнавать все-таки не зах
отелось.
А в 1973 году прочитал наконец первую на памяти людей моего поколения целую
книгу, посвященную цареубийству, Ц вышеупомянутые «23 ступени вниз» Мар
ка Касвинова. Настолько она не задела моего интереса, что бросил, не дочит
ав, на середине. Вскоре и самой возможности дочитать лишился: меня изъяли
из общества на 6 лет за написание предисловия к стихам запретного тогда И
осифа Бродского и вместо исторических тем, занимавших ранее заключенно
го сочинителя, мне пришлось много лет подряд описывать брежневские лаге
ря и ссылки.
… Запомнился абзац, на котором в раздражении бросил читать пу
хлое сочинение Касвинова, длинная цитата из мемуаров первого комендант
а екатеринбургской тюрьмы Александра Авдеева:
«Он (царь. Ц М.Х.) спросил меня, кто такие большевики. Я сказал, что пять боль
шевиков, депутатов Государственной Думы, были им сосланы в Сибирь, так чт
о он должен знать, что за люди большевики. На что он ответил, что это делали
министры, часто без его ведома.
Тогда я спросил его, как же он не знал, что делали его министры, когда 9 январ
я 1905 года расстреливали рабочих перед его дворцом, перед его глазами.
Он обратился ко мне по имени-отчеству и сказал: «Вот вы не поверите, может
быть, а я эту историю узнал уже после подавления восстания питерских раб
очих».
Я ему ответил, что этому, конечно, не только я Ц не поверит ни один мальчиш
ка из рабочей семьи».
Здесь, возможно, следует объяснить читателям, почему это место вызвало у
меня столь сильное раздражение.
Разумеется, фабричный хулиган Авдеев мог не поверить словам бывшего имп
ератора. Но историк Марк Касвинов, цитировавший редкие издания Вены, Фло
ренции, Белграда Ц мог ли он не быть в курсе популярных брошюрок Ленизда
та, где, к чести авторов, обычно упоминалось: в дни «Кровавого воскресенья
» Николай с семьей жил в Царском Селе и приказ стрелять по манифестации р
абочих отдан был без его ведома генерал-губернатором великим князем Вла
димиром. Не упомянув об этом общеизвестном факте, Касвинов продемонстри
ровал, как он реально оценивает своих читателей, а я на него за это обиделс
я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
уровую русскую зиму, их, одетых в тряпки, с женами и детьми, вышвырнули из и
х домов и выгнали из деревень. Тысячи «кулаков» по приказу местных власт
ей были расстреляны без всякого судебного решения. Сотни тысяч были сосл
аны в северные леса на принудительные работы … Миллионы людей
Ц мужчины, женщины и, прежде всего, дети при этом погибли от голода и холо
да. Дороги в степные области и в Западную Сибирь покрыты телами умерших о
т голода и замерзших людей.
Катастрофа, равную которой вряд ли можно найти в истории Европы!»
Эти письма характеризуют его мировоззрение примерно в тот же период, ког
да писалось исследование о цареубийстве. «Новые страшные сообщения при
ходят из России: выдающиеся представители русской науки, годами лояльно
работавшие при правительстве коммунистов, хозяйственники, агрономы, ис
торики, даже бактериологи Ц арестованы и по нелепым обвинениям заключе
ны в тюрьмы… На этот раз советское правительство не делает тайны из свои
х дел. В официальном органе «Известия» от 22.IX появилось сообщение ОГПУ об а
ресте, а в номере от 25.IX Ц о казни 48 специалистов. Какие еще убедительные дан
ные нужны Лиге, чтобы заявить протест? Или она хочет, как в случае Пальчинс
кого, направить вежливый запрос в советское консульство? В Советской Рос
сии проливаются потоки крови лучшей части русского населения, духовная
элита великого народа уничтожается.»
Именно Бруцкус, как выяснил, изучая его архив, биограф Виктор Каган, орган
изовал в Европе протест против казни 48 интеллигентов во главе с профессо
рами Рязанцевым и Каратыгиным («48 преступников, организаторов пищевого
голода в СССР», А. М. Горький, статья «Гуманистам»), подписанный, в числе про
чих, Максом Планком, Альбертом Эйнштейном, Генрихом Манном, Максом Либер
маном, Вильгельмом Фуртвенглером Ц самыми видными германскими ученым
и, писателями, музыкантами, художниками.
Читателям солженицынского «Архипелага ГУЛАГа», возможно, запомнился э
пизод, когда автор попытался разгадать тайну отмененного процесса «Тру
довой крестьянской партии» (ТКП): арестованные, успевшие «признаться» лж
е-министры и «шпионы» без суда были отправлены в ссылки, и кое-кто в итоге
остался жив. Позволю в этой книге, посвященной разгадыванию исторически
х шарад, предложить свой вариант таинственной отмены дела ТКП. После аре
ста обвиняемых по этому делу, Борис Бруцкус напечатал в немецких и еврей
ских газетах следующее сообщение:
« … что касается моих коллег в области национальной экономики
и аграрного дела, то все они, насколько мне известно, находятся в тюрьмах.
И никакие заслуги Ц не только перед наукой, но и перед советской властью
Ц не могли их спасти. Так, в тюрьме знаменитый исследователь конъюнктур
ы профессор Кондратьев, который основал в свое время Конъюнктурный инст
итут; там же талантливый аграрный политик Александр Чаянов, долгие годы
работавший в комиссариате сельского хозяйства; известный исследовател
ь в области науки о сельскохозяйственном производстве проф. Ник. Макаров
, познакомивший Советскую Россию с организацией американского сельско
го хозяйства. С ними выдающийся финансист-специалист проф. Юровский, соз
давший валютный червонец; известный статистик проф. Громан, работавший в
Госплане и награжденный орденом Красного Знамени; талантливый руковод
итель московской с/х экспериментальной фабрики проф. Дояренко и т д. Та же
участь постигла и самых выдающихся русских историков во главе с почтенн
ым Нестором русских исторических источников Ц Платоновым.»
Впоследствии Бруцкус так оценивал результаты своих общественных усили
й: «Я очень внимательно следил за последствиями этой демонстрации. Она и
мела значение, и советское правительство вынуждено было оправдываться
перед общественным мнением. Без сомнения, оно теперь отказалось от особе
нно беззастенчивых методов.»
Думаю, он был прав: сталинскому политбюро дали понять, что процесс друзей
и коллег Бруцкуса по «мозговому центру российской аграрной политики» б
удет сопровождаться шквалом европейских протестов. Сталин мог в годы, ко
гда он только начинал личную борьбу за общественное мнение «левой Европ
ы», уклониться от открытой схватки с «правозащитной эмиграцией».
В 1932 году Бруцкус покинул Берлин: профессор-еврей успел удалиться оттуда
«без пяти двенадцать». Его пригласили в Бирмингам, но он предпочел кафед
ру в Иерусалиме: несколько лет читал в университете курс экономики сельс
кого хозяйства и вел активную научную работу как агроном. В 1938 году скороп
остижно сгорел от рака. Ему было 60 лет.
Почерком Бруцкуса сделаны основные пометки на рукописи, но латинские те
рмины и номера страниц критикуемых издани вписаны в текст другой рукой.
В беседе с Виктором Каганом сын профессора, инженер Давид-Анатоль, выска
зал предположение: «Похоже на почерк дяди». Кем был дядя?
Бруцкус-старший, Юлий (1870Ц 1951), считался известным сионистским журналисто
м и общественным деятелем; в независимой Литве служил министром по еврей
ским делам и являлся депутатом парламента Литовской республики. В дальн
ейшем стал одним из основателей партии сионистов-ревизионистов. Мысль о
его возможном соавторстве поддерживается тем, что автор найденной руко
писи явно знаком с секретными запахами «политических кухонь» Российск
ой империи и Советской республики. Однако политикой занимался ведь и мла
дший брат, Борис: в дореволюционной России он считался одним из руководи
телей еврейской «Фолкспартей», основанной историком С. Дубновым.
Сочинение не было напечатано. В списке публикаций Бруцкуса-младшего (в т
ом же фонде) среди 321 статей на семи языках (русском, польском, немецком, фра
нцузском, иврите, идише, английском) мною не обнаружена рукопись о цареуб
ийстве.
Судя по тексту рукописи, автор придавал большое значение опровержению с
ледственного мифа о евреях Ц убийцах императорской семьи. В финале он с
равнивал этот миф с «кровавым наветом» Ц легендой о ритуальном убийств
е евреями христианских младенцев:
«Сейчас, на фоне великого потрясения, внесенного в мир войной, романовск
ая трагедия не выступает на первый план, она как бы сливается с общей карт
иной бедствия, пережитого миром. Но придет время и екатеринбургская ночь
выдвинется на авансцену и станет темой не только для историков, но для по
этов, мифотворцев, легенд … Екатеринбургские легенды могут сы
грать роль не только для судеб евреев, но для всего хода будущей русской и
стории … Если тот, первый навет мог развить такую силу и живуче
сть, если мы еще в XX веке были свидетелями жестоких преследований целого н
арода и свирепых погромов, подогретых клеветой … почему мы до
лжны оптимистически верить, что на этот раз туча пройдет, не оставив след
а?»
Думается, публикации помешала тема: разоблачение юристов и армейских чи
нов Колчака, «белых чекистов», как назвал их автор, использовав самый оск
орбительный термин в собственном лексиконе, могло испугать издателей, в
ынужденных считаться с настроениями не слишком обширной массы читател
ей-покупателей.
Так или иначе, но рукопись, никем не тревожимая, пролежала в архиве Бориса
Бруцкуса 60 лет. Но вот в 80-х годах произошел своеобразный «ренессанс» забы
того автора: диссидент Виктор Сорокин познакомился с его статьями в чудо
м сохранившихся экземплярах «Экономиста» и, очутившись в Париже, совмес
тно с иерусалимской исследовательницей Дорой Штурман издал их отдельн
ой книгой. Она сделалась в некотором смысле «событием» эмигрантской лит
ературы: экономист, американский профессор Игорь Бирман назвал Бруцкус
а в рецензии «забытым пророком».
Однажды мне позвонил мой иерусалимский знакомый, «язвительный и находч
ивый физик» из 1-го тома «Архипелага», сосед Солженицына по Лубянке, Ц Ви
ктор Каган и сообщил:
Ц В архиве вашего центра есть неизвестная статья Бруцкуса, где он очень
смешно отзывается о Свердлове. Называет его Яшкой и хулиганом.
Ц А о чем статья?
Ц Об убийстве Николая II.
На следующий день я заказал ее в архиве. Что же заставило отложить текущи
е исследовательские дела. и заняться изучением неизвестной рукописи?
Глава 3
О СЕБЕ
Впервые о екатеринбургском расстреле я узнал зимой 1945 года, в 4-м классе шк
олы No1 уральского города Ирбита.
Не слушая монотонное объяснение учительницы, читал на уроке под партой у
чебник и наткнулся на такие строки: «Уральский Совет решил казнить бывше
го царя. 17 июля 1918 г. Николай II был расстрелян в Екатеринбурге».
Я запомнил этот случай исключительно из-за чувства удивления, которое в
о мне тогда возникло. Чего об этом писать в учебнике? В те годы казалось, чт
о царя обязательно должны были убить: достойным учебника выглядело, напр
имер, отречение от престола, а казнь из такого отречения вытекала сама со
бой. Вот почему несколько строк в старом учебнике, сохранившемся в прови
нции (в новых, конечно, я ничего подобного потом не встречал) надолго растр
евожили мою память, а за ней и воображение.
Второй ступенью к сегодняшнему тексту был роман Лиона Фейхтвангера «Му
дрость чудака или смерть и бессмертие Жан-Жака Руссо».
За истекшие с четвертого класса 13 лет я ни разу не встретил в печати даже у
поминания о екатеринбургской казни. Но думать о ней приходилось, читая и
ностранные сочинения на схожую тему: мальчишки моего поколения взахлеб
проглатывали «20 лет спустя» и «Графиню Шарни» А. Дюма-отца, пьесы о францу
зской революции Р. Роллана, смотрели в кино «Дорогу на эшафот»… Разумеет
ся, мы узнавали там, что Карла I судил Высший суд справедливости, а Луи XVI Ц К
онвент, что обвинение монархам предъявили публично и дали возможность о
ткрытой защиты, что отчеты в суде и сама казнь были публичными. (Д'Артаньян
, спрятавшись под плахой, слышал последний крик Карла I: «Remember!», т е. помни о кл
аде, припрятанном для наследника, будущего Карла II.) Но отроки революционн
ым сознанием ощущали, что казни-то были предрешены Кромвелем или там Роб
еспьером, юстиция их лишь оформляла, а что такое революционный суд Ц это
мы в нашей стране хорошо знали.
Вот почему так важен оказался для меня роман Фейхтвангера. В нем описыва
лись заседания Конвента Ц как возражали против казни убежденные револ
юционеры, надеясь что свергнутый монарх сумеет в будущем увидеть счасть
е освобожденного народа! По Фейхтвангеру, казнь Людовика Конвент утверд
ил с перевесом в один голос (историки уверяли меня, что это художественны
й прием, а на самом деле перевес составил не то 4, не то 6 голосов). Именно тогд
а, над страницами Фейхтвангера, в моем мозгу впервые зародилось сомнение
в справедливости екатеринбургского расстрела: вон как во Франции сдела
ли, а у нас решал какой-то Уральский совет … Не уральский же был
император Николай II Кровавый, а всероссийский!
Должен признаться: казнь царицы и мальчика-наследника не тронула мое за
дубевшее сердце. Убийство Александры Федоровны лишь дублировало на рус
ский гильотинирование Марии-Антуанетты, а меня воспитали на строчках Ма
яковского, которому в Версале превыше дворцов и фонтанов понравилась тр
ещина на туалетном столике:
В него
штыка революции клин
Вогнали,
пляша под распевку,
Когда санкюлоты
поволокли
На эшафот
королевку.
Что касается наследника, то и самого-то Николая убили, чтоб избежать угро
зы реставрации, а живой наследник Ц опора вечных заговоров и монархичес
ких надежд.
Эти стереотипы одним блоком, в одно мгновение вывалились из моего сознан
ия, и как сегодня помню белую ночь, когда все произошло. Я развлекался чтен
ием газет на стендах в полуночный час, без фонарей, и вдруг увидел в «Комсо
мольской правде» статью, посвященную полувековой, «круглой дате» расст
рела. Первая фраза сообщала: «В ночь с 16 на 17 июля 1918 г. в Екатеринбурге были ка
знены Николай II, его жена, их сын и четыре дочери, лейб-медик Боткин, дядька
царевича матрос Деревянко, комнатная девушка Демидова и лакей Трупп, все
го одиннадцать человек».
Прав был персонаж Анатоля Франса в «Острове пингвинов», утверждавший, чт
о безусловно неопровержимо в суде дело, где у обвинения нет ни единой ули
ки, ни одного факта, тогда и защите нечего опровергать. Мне оказалось дост
аточным прочитать всего одно предложение Ц список убитых, чтобы сразу у
вериться в абсолютной лживости всего, что внушали с 4-го класса. (Умышленн
о процитировал фразу так, как ее напечатали в «Комсомолке», хотя сегодня
знаю, что она ошибочна: среди расстрелянных находился не Деревянко, а пов
ар Харитонов. Автор, видимо, черпал информацию из книги 20-х гг., других тогд
а не было, комиссара П. Быкова, где сделана та же ошибка.)
Особенно поразила в списке фамилия лакея Ц нельзя ведь и придумать поли
тической мотивировки для убийства простого лакея (или комнатной девушк
и). Ясно, что убивали не только Романовых, но и всех, кто мог бы убийц опознат
ь. И царевен, девушек, не имевших, согласно «Акту о престолонаследии» Павл
а I, никаких прав на престол и власть, убивали, конечно, с той же целью, что их
врача и прислугу, Ц устраняли свидетелей этой, по выражению Р. Пайпса, «к
ровавой, разбойничьей резни».
Палачи вполне ведали, что творили.
И был еще один эпизод, подготовивший эту книгу. Сегодня знаю, что полученн
ая тогда информация была неверной, но путь к добытой истине не хочется вы
прямлять, да и сами ошибки оказались для меня в итоге небесполезными
…
Кто из нашей писательской компании подцепил его в ресторане на улице Вои
нова в Ленинграде? Моложавый, энергичный журналист (фамилию до сих пор не
знаю), пытаясь произвести впечатление на приключенцев, фантастов и нас, д
окументалистов, заговорил о том, что могло бы заинтересовать сразу всех.
О цареубийце Юровском (от него я и узнал эту фамилию).
Ц Юровский? У меня в классе учился такой мальчик.
Ц В какой школе? Ц сразу заинтересовался он.
Ц Пятьсот третья, Кировский район.
Ц Верно. Кто-то из екатеринбургских Юровских там за заставой живет. Знак
омы с родителями?
Ц Нет.
Ц Спросите-ка их про «Записку» деда. Может, покажут? Хотя далеко не всяко
му … Он ведь к царю хорошо относился. Убил, конечно, по приказу с
выше, а сам по себе царь ему нравился …
Такие «литературно» оформленные отношения палача и жертвы, признаюсь, з
аинтриговали воображение литератора. Но ничего узнавать все-таки не зах
отелось.
А в 1973 году прочитал наконец первую на памяти людей моего поколения целую
книгу, посвященную цареубийству, Ц вышеупомянутые «23 ступени вниз» Мар
ка Касвинова. Настолько она не задела моего интереса, что бросил, не дочит
ав, на середине. Вскоре и самой возможности дочитать лишился: меня изъяли
из общества на 6 лет за написание предисловия к стихам запретного тогда И
осифа Бродского и вместо исторических тем, занимавших ранее заключенно
го сочинителя, мне пришлось много лет подряд описывать брежневские лаге
ря и ссылки.
… Запомнился абзац, на котором в раздражении бросил читать пу
хлое сочинение Касвинова, длинная цитата из мемуаров первого комендант
а екатеринбургской тюрьмы Александра Авдеева:
«Он (царь. Ц М.Х.) спросил меня, кто такие большевики. Я сказал, что пять боль
шевиков, депутатов Государственной Думы, были им сосланы в Сибирь, так чт
о он должен знать, что за люди большевики. На что он ответил, что это делали
министры, часто без его ведома.
Тогда я спросил его, как же он не знал, что делали его министры, когда 9 январ
я 1905 года расстреливали рабочих перед его дворцом, перед его глазами.
Он обратился ко мне по имени-отчеству и сказал: «Вот вы не поверите, может
быть, а я эту историю узнал уже после подавления восстания питерских раб
очих».
Я ему ответил, что этому, конечно, не только я Ц не поверит ни один мальчиш
ка из рабочей семьи».
Здесь, возможно, следует объяснить читателям, почему это место вызвало у
меня столь сильное раздражение.
Разумеется, фабричный хулиган Авдеев мог не поверить словам бывшего имп
ератора. Но историк Марк Касвинов, цитировавший редкие издания Вены, Фло
ренции, Белграда Ц мог ли он не быть в курсе популярных брошюрок Ленизда
та, где, к чести авторов, обычно упоминалось: в дни «Кровавого воскресенья
» Николай с семьей жил в Царском Селе и приказ стрелять по манифестации р
абочих отдан был без его ведома генерал-губернатором великим князем Вла
димиром. Не упомянув об этом общеизвестном факте, Касвинов продемонстри
ровал, как он реально оценивает своих читателей, а я на него за это обиделс
я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46