Теперь я хочу поговорить о деле. Когда наступит великий день, мы должны быть готовы, не так ли? Дорогой мой Маль, ты – гений. Я это знаю. Сама я могу делать с Морли все, что захочу. Однако у нас есть неприятели, и, по-моему, пора выстраивать против них оборону.
– Кажется, моя дорогая Сара становится военачальником.
– Послушай, даже взойдя на трон, моя толстая подруга не станет всесильной. Она будет окружена министрами. Время абсолютной монархии прошло. Нам нужны друзья, Маль, очень нужны.
– Сара, милая, не думаю, что нас с тобой очень любят. Полностью я могу доверять только одному человеку. Этот человек – ты.
– Господи, Маль, мы с тобой едины, и ничто на свете не изменит этого. Но друзья нам понадобятся. Согласен?
– Друзья всегда полезны.
– Полезны? Они необходимы.
– Где же мы их найдем?
– Привяжем к себе.
– Как?
– Иногда мне кажется, что самый блестящий на свете воин слаб в стратегии.
– Слава Богу, у него есть жена, способная возместить этот недочет.
– Шутки в сторону. Ты забыл, что наши дочери достигли брачного возраста?
– Брачного? Да ведь Генриетте…
– Шестнадцать, Маль. Она вполне созрела для брака.
– Нет еще, нет.
– Ты такой же, как все отцы. Они готовы вечно считать дочерей детьми, дабы создавать у себя иллюзию юности.
Граф улыбнулся.
– Хорошо, за кого ты хочешь выдать Генриетту?
– У Годолфина есть сын, Френсис.
Мальборо уставился на супругу.
– Ну? – спросила Сара. – Какие возражения могут быть у вас, милорд, против этого союза? Годолфин – один из умнейших людей в стране. Он – сила сам по себе, как и ты, дорогой Маль; но вместе… Понимаешь, о чем я? – О союзе между Черчиллами и Годолфинами.
– Да, и можно ли прочнее, чем браком, скрепить этот союз? Внуки Годолфина будут и нашими внуками. Мы станем одной семьей, а не двумя. Разве это плохо?
– Ты забыла об одном.
– О чем же?
– Помнишь, как мы решили пожениться?
– Да, и твоя семья воспротивилась. Черчиллы не видели во мне ровню. Я не забыла. У них на примете для тебя была другая.
– Вот-вот. Но никто бы меня не заставил жениться на ком-то, кроме тебя.
– Не сомневаюсь.
– Поэтому я и говорю, что ты упускаешь из виду чувства Генриетты.
– Генриетта поступит так, как ей будет велено.
– Но ведь она наша дочь.
– Ерунда! – сказала Сара. – Я не потерплю неповиновения от своих детей.
Граф взял жену за руку.
– Будь помягче, – попросил он.
– Ты учишь меня, как обращаться с моей дочерью?
– Советую, как обращаться с моей.
Графиня улыбнулась. Она обожала мужа, никто на свете, кроме него, не мог ее урезонить.
– Итак? – спросила леди Мальборо.
– Мы пригласим сюда Френсиса с отцом. И не станем заговаривать о браке, пока не увидим, что молодой человек и Генриетта нравятся друг другу.
– Романтическая чушь! – сказала Сара.
Но согласилась.
Сара давно приглядывалась к Сидни Годолфину, так как считала, что с ним лучше пребывать в дружбе, чем во вражде. Годолфины были знатным корнуэльским родом, Сидни пользовался расположением Карла Второго, который резюмировал свое отношение к нему одной выразительной фразой: «Он никогда не стоит ни поперек дороги, ни в стороне». В устах Карла это было высокой похвалой. Нередко случается, что человек, находившийся в чести у одного монарха, при следующем оказывается в немилости. Умный Годолфин не допустил, чтобы с ним это произошло. Он получил титул, когда Карл доверил ему одно из министерств. А после смерти Карла остался одним из самых доверенных министров короля Якова и получил должность казначея у королевы Марии Беатрисы. Он принадлежал к тем тори, которые дольше всех сохраняли верность Якову. Поняв, что изгнание Якова неизбежно, Сидни голосовал за регентство. Его преданность Якову оставалась непоколебимой, и, когда Мальборо, решив, что не сможет удовлетворить свое честолюбие при Вильгельме, встал на сторону «короля за проливом», между ним и Годолфином установилась связь. Как и Мальборо, Годолфин старался выказать свою дружбу Якову, притворяясь в то же время другом Вильгельма. Снедаемые честолюбием, оба выжидали, к какой стороне примкнуть. Вильгельм обладал неоспоримыми достоинствами, и казалось несомненным, что принимать нужно его сторону, однако и тот, и другой все же следили за тем, что происходит при сен-жерменском дворе, где король-изгнанник жил вместе с женой и сыном. Права последнего были в Англии предметом спора, но Людовик Четырнадцатый признавал его принцем Уэльским.
И Годолфин, и Мальборо упоминались на процессе сэра Джона Фенвика. Ни один из них не был привлечен к суду, но Годолфину пришлось подать в отставку. Таково было положение дел, когда Сару осенила мысль, что обе семьи, породнясь, могут образовать ядро правящей партии, возглавлять которую будут, разумеется, Мальборо.
Сидни в юности женился по любви. Он увлекся Маргарет Блэгг, одной из красивейших и добродетельнейших девушек при дворе. Маргарет, фрейлина Анны Хайд, герцогини Йоркской, матери принцесс Марии и Анны, принимала участие в постановке пьесы Джона Крауна «Каллиста», написанной, чтобы принцесса Мария могла, сыграв в ней роль, впервые появиться при дворе. Хотя Маргарет неохотно согласилась играть в спектакле, так как считала грехом танцы и лицедейство, ей удалось добиться успеха в роли Дианы, богини целомудрия. Сидни увидел ее на сцене и влюбился еще больше. Маргарет казалась ему необыкновенной. И впрямь, найти добродетельную девушку при дворе короля Карла было нелегко.
Годолфин часто вспоминал дни ухаживания, тайный брак, дружбу с Джоном Ивлином, писателем. Тот, признавая редкие достоинства Маргарет, любил ее, как родную дочь. Честолюбец вдруг открыл, что существует жизнь, не связанная со стремлением выделиться, с борьбой за власть, с завистью к успехам соперников. Впоследствии те дни казались ему волшебным сном. Со временем молодая чета объявила о своем браке. Он вспоминал дом в Скотланд-Ярде, неподалеку от дворца Уайтхолл, где у них родился первый ребенок.
Воскрешать в памяти те дни было неразумно; в тоске по невозвратному прошлому слишком много печали, однако ему невольно вспоминалось, как они гуляли в саду, постоянно говоря о ребенке. Затем наступил тот сентябрьский день. С тех пор сентябрьские дни всегда казались ему окрашенными печалью, как зеленая листва желтизной; листьям с высохшими краями предстояло вскоре опасть с ветвей, их растопчут или выметут, и они погибнут, как его счастье. Мог ли он тогда догадываться, что радость его вскоре исчезнет, как те красочные листья?
Френсис родился третьего сентября – это был здоровый мальчик, о котором они оба мечтали, хотя никто в этом не признавался. Каждый из них упорно твердил, что все равно, какого пола будет ребенок, чтобы другой потом не счел, будто он разочарован.
Весть о том, что родился мальчик, они оба встретили с ликованием. И два дня чувствовали себя на вершине счастья. Потом у Маргарет началась лихорадка, и через неделю после родов она умерла.
Сидни долго испытывал лишь одно желание – последовать за ней. Но продолжал жить, и место любви к жене заняло честолюбие. Главным развлечением ему служили азартные игры, и никакие проигрыши на скачках его не останавливали. Из-за этого он постоянно был в долгах. Однако политиком стал блестящим.
Джон Ивлин, опечаленный смертью Маргарет почти так же сильно, как ее муж, нашел утешение в маленьком Френсисе; Сидни радовался этому, потому что очень уважал этого писателя. Ивлин взял на себя заботу об образовании мальчика и посоветовал отцу отправить его в Итон, а затем в Кембридж. Френсису, когда Сара Черчилл обратила на него расчетливый взгляд, было восемнадцать лет.
Дочери Черчиллов презирали Эбигейл и считали ее недалекой. Однако бедная родственница была проницательна. И когда в Сент-Олбанс приехали Годолфины, ей не составило труда догадаться, для чего Сара их пригласила.
Наблюдая, как Анна и Генриетта катаются верхом с Френсисом и одним из грумов, она поняла, что молодому человеку предоставлены на выбор две девушки, однако родителям хочется, чтобы он избрал Генриетту.
«Почему?» – задалась вопросом Эбигейл. Ответ был прост. Потому что они стремятся породниться с Годолфинами как можно скорее, но Анна была еще мала.
Эбигейл полагала, что их желание осуществится, так как вызывающе кокетливая Генриетта не позволит сестре затмить себя. Она догадывалась, для чего привезли в Сент-Олбанс Френсиса, и видела в нем мягкого, слабохарактерного юношу, из которого выйдет покорный муж. Властолюбие было присуще Генриетте не меньше, чем матери. Она хотела свободы. Ее мог принести девушке брак – особенно с уступчивым человеком!
Анна, не стремившаяся выйти замуж за Френсиса Годолфина, охотно держалась на заднем плане, предоставляя сестре свободу действий.
Щедрого гостеприимства Годолфинам не оказывали. Граф Мальборо не хотел входить из-за них в расход. Сидни Годолфин был его другом – в той мере, в какой честолюбцы способны на дружбу. Они могли действовать сообща, быть полезны один другому, оба стремились к власти. Так что Годолфинов можно было склонить к браку не лакомой едой на золотой тарелке, а убеждением в пользе союза между двумя честолюбивыми семьями.
Однако после их визита Черчиллы не были уверены в успехе Генриетты.
Граф с графиней, гуляя по саду, обсуждали положение дел. До Эбигейл Хилл, посланной прополоть цветник у изгороди, донесся резкий голос леди Мальборо:
– Что скажешь, Маль?
Его ответа Эбигейл не услышала.
Сара продолжала:
– Ну что ж, если Сидни Годолфин считает Мальборо не ровней себе… – Негромкое укоризненное ворчание. – Пускай. И по-моему, Сидни Годолфин обдумывает этот вопрос очень серьезно. Он знает, что произойдет после смерти Калибана. А Калибан должен скоро умереть. Должен. Должен. Один из пажей говорил, он харкает кровью… и сильно. Как только еще держится? Может, заключил договор с дьяволом? Этому бы я нисколько не удивилась. – Пауза. – Господи, Маль! Кто может здесь меня услышать? А о нем я говорю всерьез. Что? Генриетта вроде бы увлеклась Френсисом? Тем лучше, Маль. Тем лучше.
Потом:
– Знаю. Да, мы поженились по взаимному влечению. Но этот молодой человек не ты. А Генриетта не я. Мы были другими. Ты должен это понять. – Смех. – Послушай, Джон Черчилл, я выдам Генриетту за Френсиса Годолфина, даже если придется плетью гнать ее к алтарю.
Эбигейл, продолжая прополку, думала о будущем Генриетты, вышедшей за Френсиса. Ее ждет хорошее место при дворе. Леди Мальборо позаботится об этом – и дети их будут потомками Черчиллов и Годолфинов.
Эбигейл разогнулась и приложила руку к ноющей пояснице. Как было бы интересно участвовать в устройстве государственных дел. Как увлекательно находиться при дворе, принимать решения!
Как она будет этим наслаждаться!
И рассмеялась. Вообразила себя одной из Годолфинов или Черчиллов! Будто такие возможности могут выпасть на ее долю!
Годолфины приезжали еще. Френсис и Генриетта, казалось, оправдывали надежды родителей, им явно было приятно общество друг друга.
Генриетте исполнилось семнадцать лет. Граф хотел, чтобы она слегка повременила с браком, но Саре не терпелось выдать ее замуж, и Эбигейл была уверена, что вскоре та добьется своего.
Затем произошло событие, которое можно было считать ступенькой к перемене участи Мальборо.
Король при всем недоверии к графу, очевидно, решил, что лучше привлечь его на свою сторону, чем оставлять в противниках, в своeм полуизгнании он мог тайком вынашивать какие-то опасные планы. Вильгельм знал о сближении Черчиллов и Годолфинов, поэтому счел, что ему будет спокойнее, если Мальборо получит при дворе должность, которой будет дорожить.
Девятилетнему герцогу Глостеру требовалось создать собственный двор. Анна с радостью согласилась бы видеть Мальборо наставником ее сына, так что это решение напрашивалось само собой.
Вильгельм потребовал Мальборо к себе и, когда граф поцеловал ему руку, сказал:
– Принцесса Анна одобрит ваше назначение наставником герцога Глостера, и я сам считаю, что никто лучше вас не справится с этой обязанностью.
Вильгельм явно находился в добром настроении. Он продолжал:
– Воспитывайте его таким человеком, как вы, и мой племянник никогда не будет нуждаться в достоинствах.
Видимо, в этих словах крылась двусмысленность, но уточнять Джон Черчилл не стал. Он заверил монарха, что с радостью примет эту должность и будет исполнять ее в полную меру своих сил.
Сара, узнав эту новость, обрадовалась.
– Нашим невзгодам пришел конец, – заявила она. – Даже Голландец понимает, что вечно пренебрегать нами нельзя.
Скорее всего, она оказалась права, так как Вильгельм опять вызвал ее мужа, сказал, что он вновь получает свой армейский чин и, мало того, становится членом Тайного совета.
Графиня пришла в восторг.
– Теперь, – сказала она, – когда ты вернулся ко двору, а Генриетта готовится к браку с Френсисом Годолфином, мы уже всерьез можем приниматься за дело.
Принцесса Анна прилегла на кушетку, чтобы дать отдых отекшим ногам. Она с удовольствием слушала рассказ Сары о возвращении Мальборо ко двору.
– Ничто не могло бы обрадовать меня больше, дорогая миссис Фримен, – сказала она. – Будьте добры, подайте то блюдо.
Сара поднесла своей госпоже блюдо с засахаренными фруктами.
– По-моему, они не столь сладкие, как те, что мы ели накануне, не так ли? Попробуйте, миссис Фримен, и скажите, права ли я.
Сара с раздражением повиновалась.
– Мне кажется, миссис Морли, у них тот же вкус. Я думала о герцоге Глостере.
Внимание Анны тут же переключилось, сын являлся усладой ее сердца, и разговор о нем она вела охотнее, чем о чем бы то ни было, даже о еде.
– Что же вы думали о моем мальчике, дорогая миссис Фримен?
– Он быстро взрослеет. Ему девять лет, но честно говоря, миссис Морли, кажется, что гораздо больше.
– По-моему, во всей стране не найти более способного мальчика. Такой ум, и притом добрейшая душа. Знаете, дорогая миссис Фримен, вчера во время моего туалета он употребил выражение, которое мне очень не понравилось, я резко спросила, у кого он научился ему. Наверняка у кого-то из своего окружения. У этого учителя Прэтта… или у Льюиса Дженкинса. Он понял, что я сержусь на человека, который научил его такой фразе, задумался… очень ненадолго, миссис Фримен, он такой сообразительный. Потом сказал: «Я сам ее придумал». Понимаете, он хотел избавить кого-то от неприятностей. Существовал ли когда-нибудь на свете подобный мальчик?
– Он проводит слишком много времени, – сказала Сара, – с этим учителем и Льюисом Дженкинсом. Ему нужно бывать в обществе сверстников, близких по положению.
– Я часто думала об этом, миссис Фримен; но он любит своих солдат, а набирает их невесть откуда. Если какой-то мальчишка захочет вступить в его армию и покажется герцогу хорошим солдатом, он его сразу берет. Моему мальчику невозможно указывать. – Лицо Анны осветилось нежной улыбкой. – У него на все готовы ответы, притом такие, что ставят тебя в тупик.
«Ставят в тупик тебя, – подумала Сара, – и твоего глупого старого мужа, вы оба при нем совершенно дуреете; но будь он моим сыном, я бы нашла, что ему сказать».
И произнесла:
– Он очень напоминает моего Джона-младшего.
Анна заулыбалась, предвкушая приятный разговор о детях.
– Мой Джон хочет быть военным. Только и говорит об армии.
– Значит, интересы у них общие!
– Я часто думаю, что им следует находиться вместе.
– Дорогая миссис Фримен, это замечательно.
– Поскольку у его высочества теперь свой двор, я подумала, не найдется ли моему сыну при нем места. Шталмейстера или чего-то в этом роде.
– Прекрасная мысль. Разумеется, мы должны это устроить. Ничего лучшего и желать нельзя.
– Мой Джон немного старше герцога. Ему уже двенадцать лет.
– Но дорогая миссис Фримен, мой мальчик развит не по годам. Услышав его рассуждения, ему вполне можно дать двенадцать.
Сару переполняло торжество. Ее дорогой Маль вернулся ко двору, не только наставником Глостера, но и вновь генералом, членом Тайного совета, а сын получит первую придворную должность – шталмейстера при недавно созданном дворе маленького герцога.
Бракосочетание Генриетты с Френсисом наметили на январь будущего года. Сара была в восторге; все шло, как она задумала. Теперь предстояло очень тщательно подыскать мужа Анне. Графиня решила создать мощный триумвират, способный прибрать к рукам Англию – треугольник власти с Мальборо на вершине. Годолфин явился превосходным началом, следующий ход требовал серьезного обдумывания.
Граф был доволен не меньше супруги, тем более, что Генриетта была счастлива. Беспокоило его лишь одно – большие расходы на свадьбу, и хоть он соглашался с Сарой, что породниться с Годолфинами – это замечательно, Сидни, будучи завзятым игроком, не мог полностью внести своей доли. Трата денег всякий раз мучила Джона Черчилла;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Кажется, моя дорогая Сара становится военачальником.
– Послушай, даже взойдя на трон, моя толстая подруга не станет всесильной. Она будет окружена министрами. Время абсолютной монархии прошло. Нам нужны друзья, Маль, очень нужны.
– Сара, милая, не думаю, что нас с тобой очень любят. Полностью я могу доверять только одному человеку. Этот человек – ты.
– Господи, Маль, мы с тобой едины, и ничто на свете не изменит этого. Но друзья нам понадобятся. Согласен?
– Друзья всегда полезны.
– Полезны? Они необходимы.
– Где же мы их найдем?
– Привяжем к себе.
– Как?
– Иногда мне кажется, что самый блестящий на свете воин слаб в стратегии.
– Слава Богу, у него есть жена, способная возместить этот недочет.
– Шутки в сторону. Ты забыл, что наши дочери достигли брачного возраста?
– Брачного? Да ведь Генриетте…
– Шестнадцать, Маль. Она вполне созрела для брака.
– Нет еще, нет.
– Ты такой же, как все отцы. Они готовы вечно считать дочерей детьми, дабы создавать у себя иллюзию юности.
Граф улыбнулся.
– Хорошо, за кого ты хочешь выдать Генриетту?
– У Годолфина есть сын, Френсис.
Мальборо уставился на супругу.
– Ну? – спросила Сара. – Какие возражения могут быть у вас, милорд, против этого союза? Годолфин – один из умнейших людей в стране. Он – сила сам по себе, как и ты, дорогой Маль; но вместе… Понимаешь, о чем я? – О союзе между Черчиллами и Годолфинами.
– Да, и можно ли прочнее, чем браком, скрепить этот союз? Внуки Годолфина будут и нашими внуками. Мы станем одной семьей, а не двумя. Разве это плохо?
– Ты забыла об одном.
– О чем же?
– Помнишь, как мы решили пожениться?
– Да, и твоя семья воспротивилась. Черчиллы не видели во мне ровню. Я не забыла. У них на примете для тебя была другая.
– Вот-вот. Но никто бы меня не заставил жениться на ком-то, кроме тебя.
– Не сомневаюсь.
– Поэтому я и говорю, что ты упускаешь из виду чувства Генриетты.
– Генриетта поступит так, как ей будет велено.
– Но ведь она наша дочь.
– Ерунда! – сказала Сара. – Я не потерплю неповиновения от своих детей.
Граф взял жену за руку.
– Будь помягче, – попросил он.
– Ты учишь меня, как обращаться с моей дочерью?
– Советую, как обращаться с моей.
Графиня улыбнулась. Она обожала мужа, никто на свете, кроме него, не мог ее урезонить.
– Итак? – спросила леди Мальборо.
– Мы пригласим сюда Френсиса с отцом. И не станем заговаривать о браке, пока не увидим, что молодой человек и Генриетта нравятся друг другу.
– Романтическая чушь! – сказала Сара.
Но согласилась.
Сара давно приглядывалась к Сидни Годолфину, так как считала, что с ним лучше пребывать в дружбе, чем во вражде. Годолфины были знатным корнуэльским родом, Сидни пользовался расположением Карла Второго, который резюмировал свое отношение к нему одной выразительной фразой: «Он никогда не стоит ни поперек дороги, ни в стороне». В устах Карла это было высокой похвалой. Нередко случается, что человек, находившийся в чести у одного монарха, при следующем оказывается в немилости. Умный Годолфин не допустил, чтобы с ним это произошло. Он получил титул, когда Карл доверил ему одно из министерств. А после смерти Карла остался одним из самых доверенных министров короля Якова и получил должность казначея у королевы Марии Беатрисы. Он принадлежал к тем тори, которые дольше всех сохраняли верность Якову. Поняв, что изгнание Якова неизбежно, Сидни голосовал за регентство. Его преданность Якову оставалась непоколебимой, и, когда Мальборо, решив, что не сможет удовлетворить свое честолюбие при Вильгельме, встал на сторону «короля за проливом», между ним и Годолфином установилась связь. Как и Мальборо, Годолфин старался выказать свою дружбу Якову, притворяясь в то же время другом Вильгельма. Снедаемые честолюбием, оба выжидали, к какой стороне примкнуть. Вильгельм обладал неоспоримыми достоинствами, и казалось несомненным, что принимать нужно его сторону, однако и тот, и другой все же следили за тем, что происходит при сен-жерменском дворе, где король-изгнанник жил вместе с женой и сыном. Права последнего были в Англии предметом спора, но Людовик Четырнадцатый признавал его принцем Уэльским.
И Годолфин, и Мальборо упоминались на процессе сэра Джона Фенвика. Ни один из них не был привлечен к суду, но Годолфину пришлось подать в отставку. Таково было положение дел, когда Сару осенила мысль, что обе семьи, породнясь, могут образовать ядро правящей партии, возглавлять которую будут, разумеется, Мальборо.
Сидни в юности женился по любви. Он увлекся Маргарет Блэгг, одной из красивейших и добродетельнейших девушек при дворе. Маргарет, фрейлина Анны Хайд, герцогини Йоркской, матери принцесс Марии и Анны, принимала участие в постановке пьесы Джона Крауна «Каллиста», написанной, чтобы принцесса Мария могла, сыграв в ней роль, впервые появиться при дворе. Хотя Маргарет неохотно согласилась играть в спектакле, так как считала грехом танцы и лицедейство, ей удалось добиться успеха в роли Дианы, богини целомудрия. Сидни увидел ее на сцене и влюбился еще больше. Маргарет казалась ему необыкновенной. И впрямь, найти добродетельную девушку при дворе короля Карла было нелегко.
Годолфин часто вспоминал дни ухаживания, тайный брак, дружбу с Джоном Ивлином, писателем. Тот, признавая редкие достоинства Маргарет, любил ее, как родную дочь. Честолюбец вдруг открыл, что существует жизнь, не связанная со стремлением выделиться, с борьбой за власть, с завистью к успехам соперников. Впоследствии те дни казались ему волшебным сном. Со временем молодая чета объявила о своем браке. Он вспоминал дом в Скотланд-Ярде, неподалеку от дворца Уайтхолл, где у них родился первый ребенок.
Воскрешать в памяти те дни было неразумно; в тоске по невозвратному прошлому слишком много печали, однако ему невольно вспоминалось, как они гуляли в саду, постоянно говоря о ребенке. Затем наступил тот сентябрьский день. С тех пор сентябрьские дни всегда казались ему окрашенными печалью, как зеленая листва желтизной; листьям с высохшими краями предстояло вскоре опасть с ветвей, их растопчут или выметут, и они погибнут, как его счастье. Мог ли он тогда догадываться, что радость его вскоре исчезнет, как те красочные листья?
Френсис родился третьего сентября – это был здоровый мальчик, о котором они оба мечтали, хотя никто в этом не признавался. Каждый из них упорно твердил, что все равно, какого пола будет ребенок, чтобы другой потом не счел, будто он разочарован.
Весть о том, что родился мальчик, они оба встретили с ликованием. И два дня чувствовали себя на вершине счастья. Потом у Маргарет началась лихорадка, и через неделю после родов она умерла.
Сидни долго испытывал лишь одно желание – последовать за ней. Но продолжал жить, и место любви к жене заняло честолюбие. Главным развлечением ему служили азартные игры, и никакие проигрыши на скачках его не останавливали. Из-за этого он постоянно был в долгах. Однако политиком стал блестящим.
Джон Ивлин, опечаленный смертью Маргарет почти так же сильно, как ее муж, нашел утешение в маленьком Френсисе; Сидни радовался этому, потому что очень уважал этого писателя. Ивлин взял на себя заботу об образовании мальчика и посоветовал отцу отправить его в Итон, а затем в Кембридж. Френсису, когда Сара Черчилл обратила на него расчетливый взгляд, было восемнадцать лет.
Дочери Черчиллов презирали Эбигейл и считали ее недалекой. Однако бедная родственница была проницательна. И когда в Сент-Олбанс приехали Годолфины, ей не составило труда догадаться, для чего Сара их пригласила.
Наблюдая, как Анна и Генриетта катаются верхом с Френсисом и одним из грумов, она поняла, что молодому человеку предоставлены на выбор две девушки, однако родителям хочется, чтобы он избрал Генриетту.
«Почему?» – задалась вопросом Эбигейл. Ответ был прост. Потому что они стремятся породниться с Годолфинами как можно скорее, но Анна была еще мала.
Эбигейл полагала, что их желание осуществится, так как вызывающе кокетливая Генриетта не позволит сестре затмить себя. Она догадывалась, для чего привезли в Сент-Олбанс Френсиса, и видела в нем мягкого, слабохарактерного юношу, из которого выйдет покорный муж. Властолюбие было присуще Генриетте не меньше, чем матери. Она хотела свободы. Ее мог принести девушке брак – особенно с уступчивым человеком!
Анна, не стремившаяся выйти замуж за Френсиса Годолфина, охотно держалась на заднем плане, предоставляя сестре свободу действий.
Щедрого гостеприимства Годолфинам не оказывали. Граф Мальборо не хотел входить из-за них в расход. Сидни Годолфин был его другом – в той мере, в какой честолюбцы способны на дружбу. Они могли действовать сообща, быть полезны один другому, оба стремились к власти. Так что Годолфинов можно было склонить к браку не лакомой едой на золотой тарелке, а убеждением в пользе союза между двумя честолюбивыми семьями.
Однако после их визита Черчиллы не были уверены в успехе Генриетты.
Граф с графиней, гуляя по саду, обсуждали положение дел. До Эбигейл Хилл, посланной прополоть цветник у изгороди, донесся резкий голос леди Мальборо:
– Что скажешь, Маль?
Его ответа Эбигейл не услышала.
Сара продолжала:
– Ну что ж, если Сидни Годолфин считает Мальборо не ровней себе… – Негромкое укоризненное ворчание. – Пускай. И по-моему, Сидни Годолфин обдумывает этот вопрос очень серьезно. Он знает, что произойдет после смерти Калибана. А Калибан должен скоро умереть. Должен. Должен. Один из пажей говорил, он харкает кровью… и сильно. Как только еще держится? Может, заключил договор с дьяволом? Этому бы я нисколько не удивилась. – Пауза. – Господи, Маль! Кто может здесь меня услышать? А о нем я говорю всерьез. Что? Генриетта вроде бы увлеклась Френсисом? Тем лучше, Маль. Тем лучше.
Потом:
– Знаю. Да, мы поженились по взаимному влечению. Но этот молодой человек не ты. А Генриетта не я. Мы были другими. Ты должен это понять. – Смех. – Послушай, Джон Черчилл, я выдам Генриетту за Френсиса Годолфина, даже если придется плетью гнать ее к алтарю.
Эбигейл, продолжая прополку, думала о будущем Генриетты, вышедшей за Френсиса. Ее ждет хорошее место при дворе. Леди Мальборо позаботится об этом – и дети их будут потомками Черчиллов и Годолфинов.
Эбигейл разогнулась и приложила руку к ноющей пояснице. Как было бы интересно участвовать в устройстве государственных дел. Как увлекательно находиться при дворе, принимать решения!
Как она будет этим наслаждаться!
И рассмеялась. Вообразила себя одной из Годолфинов или Черчиллов! Будто такие возможности могут выпасть на ее долю!
Годолфины приезжали еще. Френсис и Генриетта, казалось, оправдывали надежды родителей, им явно было приятно общество друг друга.
Генриетте исполнилось семнадцать лет. Граф хотел, чтобы она слегка повременила с браком, но Саре не терпелось выдать ее замуж, и Эбигейл была уверена, что вскоре та добьется своего.
Затем произошло событие, которое можно было считать ступенькой к перемене участи Мальборо.
Король при всем недоверии к графу, очевидно, решил, что лучше привлечь его на свою сторону, чем оставлять в противниках, в своeм полуизгнании он мог тайком вынашивать какие-то опасные планы. Вильгельм знал о сближении Черчиллов и Годолфинов, поэтому счел, что ему будет спокойнее, если Мальборо получит при дворе должность, которой будет дорожить.
Девятилетнему герцогу Глостеру требовалось создать собственный двор. Анна с радостью согласилась бы видеть Мальборо наставником ее сына, так что это решение напрашивалось само собой.
Вильгельм потребовал Мальборо к себе и, когда граф поцеловал ему руку, сказал:
– Принцесса Анна одобрит ваше назначение наставником герцога Глостера, и я сам считаю, что никто лучше вас не справится с этой обязанностью.
Вильгельм явно находился в добром настроении. Он продолжал:
– Воспитывайте его таким человеком, как вы, и мой племянник никогда не будет нуждаться в достоинствах.
Видимо, в этих словах крылась двусмысленность, но уточнять Джон Черчилл не стал. Он заверил монарха, что с радостью примет эту должность и будет исполнять ее в полную меру своих сил.
Сара, узнав эту новость, обрадовалась.
– Нашим невзгодам пришел конец, – заявила она. – Даже Голландец понимает, что вечно пренебрегать нами нельзя.
Скорее всего, она оказалась права, так как Вильгельм опять вызвал ее мужа, сказал, что он вновь получает свой армейский чин и, мало того, становится членом Тайного совета.
Графиня пришла в восторг.
– Теперь, – сказала она, – когда ты вернулся ко двору, а Генриетта готовится к браку с Френсисом Годолфином, мы уже всерьез можем приниматься за дело.
Принцесса Анна прилегла на кушетку, чтобы дать отдых отекшим ногам. Она с удовольствием слушала рассказ Сары о возвращении Мальборо ко двору.
– Ничто не могло бы обрадовать меня больше, дорогая миссис Фримен, – сказала она. – Будьте добры, подайте то блюдо.
Сара поднесла своей госпоже блюдо с засахаренными фруктами.
– По-моему, они не столь сладкие, как те, что мы ели накануне, не так ли? Попробуйте, миссис Фримен, и скажите, права ли я.
Сара с раздражением повиновалась.
– Мне кажется, миссис Морли, у них тот же вкус. Я думала о герцоге Глостере.
Внимание Анны тут же переключилось, сын являлся усладой ее сердца, и разговор о нем она вела охотнее, чем о чем бы то ни было, даже о еде.
– Что же вы думали о моем мальчике, дорогая миссис Фримен?
– Он быстро взрослеет. Ему девять лет, но честно говоря, миссис Морли, кажется, что гораздо больше.
– По-моему, во всей стране не найти более способного мальчика. Такой ум, и притом добрейшая душа. Знаете, дорогая миссис Фримен, вчера во время моего туалета он употребил выражение, которое мне очень не понравилось, я резко спросила, у кого он научился ему. Наверняка у кого-то из своего окружения. У этого учителя Прэтта… или у Льюиса Дженкинса. Он понял, что я сержусь на человека, который научил его такой фразе, задумался… очень ненадолго, миссис Фримен, он такой сообразительный. Потом сказал: «Я сам ее придумал». Понимаете, он хотел избавить кого-то от неприятностей. Существовал ли когда-нибудь на свете подобный мальчик?
– Он проводит слишком много времени, – сказала Сара, – с этим учителем и Льюисом Дженкинсом. Ему нужно бывать в обществе сверстников, близких по положению.
– Я часто думала об этом, миссис Фримен; но он любит своих солдат, а набирает их невесть откуда. Если какой-то мальчишка захочет вступить в его армию и покажется герцогу хорошим солдатом, он его сразу берет. Моему мальчику невозможно указывать. – Лицо Анны осветилось нежной улыбкой. – У него на все готовы ответы, притом такие, что ставят тебя в тупик.
«Ставят в тупик тебя, – подумала Сара, – и твоего глупого старого мужа, вы оба при нем совершенно дуреете; но будь он моим сыном, я бы нашла, что ему сказать».
И произнесла:
– Он очень напоминает моего Джона-младшего.
Анна заулыбалась, предвкушая приятный разговор о детях.
– Мой Джон хочет быть военным. Только и говорит об армии.
– Значит, интересы у них общие!
– Я часто думаю, что им следует находиться вместе.
– Дорогая миссис Фримен, это замечательно.
– Поскольку у его высочества теперь свой двор, я подумала, не найдется ли моему сыну при нем места. Шталмейстера или чего-то в этом роде.
– Прекрасная мысль. Разумеется, мы должны это устроить. Ничего лучшего и желать нельзя.
– Мой Джон немного старше герцога. Ему уже двенадцать лет.
– Но дорогая миссис Фримен, мой мальчик развит не по годам. Услышав его рассуждения, ему вполне можно дать двенадцать.
Сару переполняло торжество. Ее дорогой Маль вернулся ко двору, не только наставником Глостера, но и вновь генералом, членом Тайного совета, а сын получит первую придворную должность – шталмейстера при недавно созданном дворе маленького герцога.
Бракосочетание Генриетты с Френсисом наметили на январь будущего года. Сара была в восторге; все шло, как она задумала. Теперь предстояло очень тщательно подыскать мужа Анне. Графиня решила создать мощный триумвират, способный прибрать к рукам Англию – треугольник власти с Мальборо на вершине. Годолфин явился превосходным началом, следующий ход требовал серьезного обдумывания.
Граф был доволен не меньше супруги, тем более, что Генриетта была счастлива. Беспокоило его лишь одно – большие расходы на свадьбу, и хоть он соглашался с Сарой, что породниться с Годолфинами – это замечательно, Сидни, будучи завзятым игроком, не мог полностью внести своей доли. Трата денег всякий раз мучила Джона Черчилла;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44