«Я навсегда возненавижу ее, если она воспротивится нашему браку».
– Хмм! – произнесла герцогиня. – Кажется, эта особа глупеет с каждым днем.
Мэри догадалась, о ком она говорит в таком пренебрежительном тоне. Маме нравилось презрительно отзываться о королеве, так много для нее сделавшей. «Возможно, – подумала девушка, – она отправит меня в Сент-Олбанс на попечение Эбигейл Хилл. Это было бы замечательно. С Эбигейл можно делать все, что угодно. Унижать, запугивать, пока она не смирится со всем».
– Письмо от королевы? – спросила Мэри.
– Да. Это ревнивая старая дура. Она не переносит, когда я общаюсь с кем-то, кроме нее. До чего еще она может дойти?
– Мама, ты хочешь отправить со мной в Сент-Олбанс Эбигейл Хилл?
– Нет, не хочу. Королеве это бы не понравилось. Она нужна при дворе.
– Значит, она не хочет расставаться с Эбигейл?
Сара рассмеялась.
– Эбигейл! Королева о ней вовсе не думает. Это хорошая горничная… и только. Королеве она нравится, потому что ненавязчиво исполняет все ее желания. Но Анна так ревниво следит за моим вниманием к кому бы то ни было! Представь себе, она считает эту маленькую дурнушку-горничную очаровательницей. Эбигейл Хилл!
– Я просто подумала, мама, что ты, может, захочешь отдать меня на ее попечение.
Герцогиня сверкнула взглядом на дочь.
– И ты, и Эбигейл Хилл останетесь здесь, – холодно сказала она.
Мэри испугалась. Что могло стать известно матери?
До чего хорошо в зеленом кабинете! Эбигейл налила чаю и подала своей госпоже очень спокойно, умело. И сахару положила как раз сколько нужно. Почему у других так не получается? Георг сидит в кресле, весьма довольный – конечно, сейчас его не мучает астма, да и во время приступов он бывает очень терпеливым… безропотным. Милый Георг! Видимо, он нисколько не жалеет, что не стал, как собирался, генералом или флотоводцем. Точно так же смирился с тем, что у них нет детей, чего им обоим очень хотелось. Теперь она мечтает стать великой королевой. И часто говорит с Хилл о своих надеждах, разговаривать с ней – все равно, что размышлять вслух. Хилл никогда не кричит, не возражает, не смеется с издевкой.
– Я люблю подданных, как своих детей, Хилл, детей, которых у меня нет. И вижу себя их матерью, стараюсь делать для них все, что в моих силах, как старалась бы для своих детей, останься они живы.
– Ваше величество, я думаю, подданные отвечают взаимностью и видят в вас свою мать.
– Как считаешь, Хилл, может ли королева – если у нее хорошие министры – быть для подданных большим кумиром, чем король?
– Да, ваше величество. Вспомните королеву Елизавету. Да… именно кумиром.
Анна довольно кивнула.
– Горе мое при этой мысли притупляется.
– Это Божье утешение, – ответила Эбигейл.
Славная Хилл! Такая благомыслящая! Такая набожная!
– И потом еще церковь. Защищать церковь и государство – мой долг.
– О, ваше величество очень, очень добры…
Славная Хилл! Постоянной отрадой служат не только ее дела, но и слова.
Какие счастливые дни! И она стала постигать премудрости государственных дел, принимать здесь, в зеленом кабинете, своих лучших министров. А насколько легче понять ситуацию за чашкой чая, чем на заседании совета! Ей так спокойно, когда на коленях у нее сидят собачки, Георг дремлет в кресле, и Хилл неизменно поблизости.
Сэмюэл Мэшем стал частым гостем, потому что всегда сопровождает принца. Георг, судя по всему, полагается на него, как она на Эбигейл. Но конечно, не в той степени, это было бы немыслимо.
Эбигейл укрыла ее плечи шалью.
– Сегодня холодный ветер, ваше величество.
– А я и не заметила.
Всегда заранее все предвидит. Какое создание!
– Герцогиня, наверно, все еще в Сент-Олбансе?
– Думаю, что да, ваше величество.
Девушка опустила глаза, чтобы скрыть их озорной блеск. Дочери герцогини доставляли ей неприятности. Теперь Мэри захотела выйти за неподходящего, по мнению Сары, молодого человека. Эбигейл надеялась, что это легкое осложнение задержит ее светлость на какое-то время в Сент-Олбансе. При дворе без нее так хорошо, так спокойно.
– Как спокойно! – произнесла королева. – Знаешь, Хилл, с возрастом больше всего хочется покоя. Его высочество наверняка согласится со мной.
– Да, ваше величество.
«Скоро ли она поймет, – подумала Эбигейл, – кто здесь нарушает покой? Долго ли будет позволять герцогине властвовать над собой и распоряжаться своей жизнью?» Иной раз казалось, что так будет всегда. Иной раз она сомневалась в этом.
– Хилл, кто приглашен на сегодня в кабинет?
– Мистер Харли, мадам, и мистер Сент-Джон.
– Ах, да-да. Подопечные Мальборо. Он, кажется, высокого мнения о них, а в уме ему не откажешь. Герцогиня не особенно уверена в обоих. Может, посмотрим сами, а, Хилл?
Посмотрим сами! Иногда Анна возводила ее из горничной в наперсницы, а быть наперсницей королевы – значит, принимать участие в политических делах!
– Хилл, возможно, мистер Харли хочет чаю.
Эбигейл стояла перед ним, по телу ее пробежала дрожь волнения. Странное предчувствие охватило девушку. Глаза Харли, не выдающие никаких чувств, смотрели на нее, словно бы проникая в тайники души. Когда он брал чашку, девушка уловила в его дыхании винный запах. «Он пил перед визитом к королеве! А почему бы нет? – подумала она. – Принц тоже пьет за обедом, потому-то и глаза у него вечно слипаются».
– Спасибо, мисс Хилл, – сказал Харли. Тон его был любезным, но голос грубым.
– А мистер Сент-Джон?
Какой красавец! Он значительно моложе мистера Харли. Сколько ему лет? Может, двадцать? Определенно ученик мистера Харли. И очень самоуверен. Эбигейл слышала от Мэшема, что у него репутация повесы. Он смотрел на девушку оценивающе, однако по-другому, чем мистер Харли. Сент-Джон явно обратил внимание на ее рыжеватые волосы, на веснушки, от которых она никак не могла избавиться, на розовый кончик тонкого несколько длинного носа, на бесцветность небольших глаз. В любовницы он ее бы не взял. Но все же заинтересовался ею. Однако не так, как мистер Харли.
Эбигейл осознала, что она не просто горничная, разливающая чай, подающая королеве шаль, веер или карты. Она видела также, что оба посетителя, которым определенно предстоит играть важную роль в государственных делах, поняли это раньше ее.
Мистер Харли говорил королеве о Даниэле Дефо. Эбигейл села на стул неподалеку от кресла королевы – Анна любила, чтобы она сидела там – и стала слушать. Харли защищал писателя. У него был очень необычный голос, негармоничный, нетвердый, однако мысли свои он высказывал восхитительно ярко и тактично.
– Правление вашего величества запомнится на века, – говорил Харли Анне. Откуда он мог знать, что это самое заветное ее желание? – Завоевания – да, мадам. Они способствуют достижению величия, но существуют более непреходящие ценности: литература, искусство.
– У вас, наверно, замечательная библиотека, мистер Харли.
– Собирание книг – мое увлечение, мадам. Думаю, сейчас наша страна может сделать большой вклад в мировую литературу.
Королева сложила руки. Какой приятный разговор! Какой образованный человек! Да, она слышала об этих людях, и восхитительно, просто восхитительно, что они находят в настоящее время так много тем для вдохновения.
– Иногда оно вдохновляет их не на восторги, – заметил Сент-Джон.
– Неважно, – ответил Харли. – Главное, что вдохновение их посещает.
Мистер Харли умело вел разговор. Он упомянул Джонатана Свифта, Мэтью Прайора, Джозефа Эддисона, Ричарда Стила, Уильяма Конгрива, Джона Драйдена и наконец подошел к цели разговора: творчеству Даниэля Дефо.
– Кажется, он осужден за какой-то проступок, – сказала, нахмурясь, Анна.
– За памфлет, мадам.
Анна содрогнулась.
– Я не могу сравнить подобного человека с мистером Драйденом, от произведений которого я прихожу в восторг. Такие веселые пьесы! Думаю, одну из них нужно будет поставить ко дню моего рождения. Напомни мне, Хилл.
– Слушаюсь, мадам.
– Ваше величество, не будь Дефо столь талантливым писателем, он находился бы сейчас на свободе.
Анна кивнула.
– У Драйдена такие веселые пьесы.
Мистер Харли умел поворачивать разговор в нужное ему русло: он приехал говорить о Даниэле Дефо, которого очень ценил. Эбигейл сразу же поняла, что он добивается освобождения писателя из Ньюгейтской тюрьмы. Но если Харли рассчитывал на то, что королева, найдя его интересным собеседником, не откажет ему в любой просьбе, то заблуждался, он совершенно не знал Анну. Эти люди ее недооценивали. Добиваясь своего, она никому не уступала в решительности. В отличие от многих не бушевала, не выходила из себя. Но что-то решив, упрямо стояла на своем.
Она пригласила Харли и Сент-Джона в уютный зеленый кабинет не для разговора о каком-то писаке, который сдуру полез в политику и оказался из-за этого в Ньюгейтской тюрьме.
Эбигейл подавляла смех. Очень забавно было слушать, как Харли говорит о Дефо, а королева время от времени повторяет: «Какой умный человек мистер Драйден. Хилл, напомни мне. Ко дню моего рождения следует поставить одну из его пьес».
Девушка сочла, что оба гостя ушли горько разочарованными, так как, по ее мнению, не добились ничего. Хорошо бы они поняли, что королева не так проста, как им казалось.
Услышав их разговор, когда они медленно шли по дорожке, она бы удивилась.
– Что скажешь о ней, Сент-Джон?
– Некрасива и дьявольски хитра. – Может, отсутствие внешней привлекательности возмещает ее умственные способности?
– Тихая, как мышь. Говорят, при дворе ее прозвали неугомонной малюткой. Дэнверс и остальные рады возлагать на нее самые неприятные обязанности.
– Дэнверс и остальные скорее всего дуры.
– Оставьте, учитель, не надо говорить, что вы хотите сблизиться с ней.
– Очень хочу.
– Вы не бабник.
– Генри, твои мысли идут по наезженной колее. Знаешь, есть игры более веселые и волнующие, чем в спальне.
– Не может быть, – весело ответил Сент-Джон.
– Повеса! Распутник! Ты многое упускаешь в жизни.
– Вы собираетесь играть в эти игры с мисс Хилл?
– Возможно. Хилл загадочна. К ней стоит присмотреться. Как думаешь, кто она?
– Ее привела ко двору вице-королева Сара. Хилл ее дальняя родственница, состояла в служанках, а это, разумеется, нестерпимо для Сары. Кузина этой надменной женщины в прислугах! Ни за что! Лучше пристроить ее ко двору – на должность шпионки, как вы понимаете.
– Полагаешь, она шпионка Мальборо? Я сомневаюсь в этом, Генри. Очень сомневаюсь.
Роберт Харли безмятежно улыбался. Он был вполне доволен визитом в зеленый кабинет.
Эбигейл удивилась бы этому, поскольку Харли ничего не добился для Даниэля Дефо. Она не догадывалась, что он достиг своей главной цели. Повидал Эбигейл Хилл и счел, что не ошибся в ней.
В ночь на двадцать шестое ноября над Лондоном разразилась буря.
Начало бури королева проспала, разбудить ее было трудно. Однако сильный ветер, казалось, сотрясал Сент-Джеймский дворец до фундамента, и Эбигейл не могла заснуть.
Она поднялась и надела халат. Анна должна была проснуться от такого шума. Комната осветилась вспышкой молнии, а затем раздался такой сильный гром, какого девушка ни разу не слышала.
– Что такое? – послышался голос Анны. – Хилл! Хилл!
– Я здесь, мадам. Это гроза. Похоже, поднялась сильная буря. Приготовить вам чаю или ваше величество предпочтет бренди?
– В таких обстоятельствах, пожалуй, бренди, Хилл.
Эбигейл вышла. Раздался сильный удар грома и грохот обваливающейся стены.
– Полагаю, ваше величество, вам лучше подняться.
Эбигейл набросила на плечи королевы теплый халат.
– Понадобится он мне, Хилл?
– Мадам, вам следует беречься от сквозняка, у вас может разболеться плечо.
– Ты права, Хилл. Конечно, права. О Господи… что происходит?
– Гроза, мадам, очень сильная.
– И прямо над нами. О Господи… Хилл! Опять!
Королева закрыла глаза. Эбигейл знала, что, опасаясь стихийных бедствий, Анна всякий раз вспоминает о причиненном отцу зле и думает, что на нее обрушивается проклятье.
– Мадам, это просто-напросто буря.
– Надеюсь, Хилл, она не причинит ущерба беднякам.
– Если что случится, мы подумаем, чем им помочь.
– Да-да, Хилл.
– Мой ангел. Моя дражайшая. – Георг ворвался в спальню, на нем был халат и парик, надетый небрежно, впопыхах. Он тяжело дышал. – Что это? С тобой ничего не случилось, мой ангел? Слава Богу. Слава Богу.
– Ничего не случилось, Георг. При мне Хилл. Не волнуйся, дорогой. Как бы не начался приступ астмы. Мэшем? Его высочество тепло одет? Я не хочу, чтобы он простудился.
– Да, ваше величество. На нем теплое белье.
– Мэшем, – сказал принц, – надо чем-нибудь согреться.
– Да, ваше высочество.
– Хилл, – сказала Анна, – подай его высочеству бренди. О Господи, кто там кричит?
Кричали какие-то фрейлины, напуганные грозой.
– Приведи их сюда, Хилл. Побудем здесь все вместе.
Эбигейл повиновалась и всю ту жуткую ночь не отходила от королевы.
Такой страшной ночи Эбигейл еще не переживала. Яростный ветер утих лишь к утру, успев нанести чудовищный ущерб.
Улицы были в руинах, по Темзе плыли всевозможные обломки, в Северном море пострадали многие корабли.
Королеве целыми днями докладывали о нанесенном уроне. Буря уничтожила пятнадцать военных кораблей, пошли ко дну сотни торговых судов и суденышек; вода затопила даже удаленные от моря участки земли, реки разлились, много домов оказалось разрушено.
Такой бури никто не мог припомнить, все молились, чтобы подобное не повторилось.
Особенно пострадала южная часть Англии. Говорили, что в Лондоне сильнее всего досталось Сент-Джеймскому дворцу: ветром снесло дымовые трубы и целые участки ограды. Вековые деревья в парке были вырваны с корнем и разбросаны словно бы какой-то гигантской рукой.
– Теперь уже ничто не будет прежним, – сказала королева.
Потянулись печальные дни, постоянно поступали вести все о новых несчастьях.
Анна с ужасом узнала, что во дворце епископа Батского и Уэльского обрушились все трубы, а сам епископ и его жена погибли в кровати.
– Какое несчастье, Хилл! Прямо-таки светопреставление.
Затем пришло сообщение, что строящийся Эддистоунский маяк снесло в море вместе с его зодчим, мистером Уинстенли.
– Прямо-таки светопреставление, – повторяла королева.
Эбигейл, знавшая об угрызениях совести Анны, не упоминала о том, что терзало ее – об измене отцу. Вместо этого она сказала:
– Мадам, вы наверняка поможете тем, кто пострадал от бури.
– Конечно, Хилл.
– И, может, отслужите молебен, возблагодарите Бога за то, что сохранил нас во время этого бедствия, и попросите не насылать больше подобных.
– Да, Хилл, непременно. Непременно. Отслужить молебен мы должны.
Таким образом, мысли королевы обратились от воображаемого проклятья к добрым делам.
– Ваше величество, – сказала Эбигейл, – на улицах вас стали называть доброй королевой Анной.
Стало быть, добро может исходить из зла. Буря была ужасной, но она помогла людям понять, как сильно печется королева об их благополучии.
Анна вызвала к себе Годолфина, и они решили объявить по всей стране траур с соблюдением поста и особыми церковными службами.
– Хилл, – сказала она, когда девушка массировала ей больные ноги, – иногда я думаю, что добро может исходить из зла.
– Вы несомненно правы, мадам.
Вскоре после бури пришла весть, что эрцгерцог Карл Австрийский собираясь в Испанию, где претендует на трон, намерен провести несколько дней в Англии.
Карла провозгласили королем Испании в Вене. В октябре он встретился с Мальборо в Дюссельдорфе. Там он преподнес герцогу шпагу с инкрустированным бриллиантами эфесом и горячо поблагодарил за все свершенное.
Поэтому требовалось, чтобы в Англии гостя встретил Мальборо. Сара очень обрадовалась этому. Какие б успехи или неудачи ни выпадали на их долю, для обоих самыми радостными были периоды совместной жизни. Кое-кто мог бы злобно сказать – Джону Черчиллу повезло, что ему не приходится постоянно жить с Сарой; мог бы намекнуть, что их счастье в браке – которого никто не мог отрицать – основано на долгих отсутствиях герцога, но так или иначе, они во время этих коротких встреч бывали счастливы.
Сара бесилась из-за несговорчивости королевы, упрямства дочери Мэри, стремившейся – в своем несознательном возрасте – вступить в совершенно неподходящий брак. Ее раздражало все: нелепость присвоения дворянства корсажникам; нежелание зятя, Сандерленда, повиноваться, подозрения относительно Роберта Харли и Сент-Джона, хотя Маль и Годолфин были о них очень высокого мнения. И все же она несказанно радовалась пребыванию мужа дома.
Мальборо тоже радовался. Герцог был одним из первых честолюбцев на свете. Умом его владели военные дела; он жаждал продолжать войну. Однако находясь вдали от Сары, только и мечтал оказаться рядом с женой. Никто, кроме него, не видел ее мягкой, доброй, нежной. Всем этим Сара одаривала лишь одного человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Хмм! – произнесла герцогиня. – Кажется, эта особа глупеет с каждым днем.
Мэри догадалась, о ком она говорит в таком пренебрежительном тоне. Маме нравилось презрительно отзываться о королеве, так много для нее сделавшей. «Возможно, – подумала девушка, – она отправит меня в Сент-Олбанс на попечение Эбигейл Хилл. Это было бы замечательно. С Эбигейл можно делать все, что угодно. Унижать, запугивать, пока она не смирится со всем».
– Письмо от королевы? – спросила Мэри.
– Да. Это ревнивая старая дура. Она не переносит, когда я общаюсь с кем-то, кроме нее. До чего еще она может дойти?
– Мама, ты хочешь отправить со мной в Сент-Олбанс Эбигейл Хилл?
– Нет, не хочу. Королеве это бы не понравилось. Она нужна при дворе.
– Значит, она не хочет расставаться с Эбигейл?
Сара рассмеялась.
– Эбигейл! Королева о ней вовсе не думает. Это хорошая горничная… и только. Королеве она нравится, потому что ненавязчиво исполняет все ее желания. Но Анна так ревниво следит за моим вниманием к кому бы то ни было! Представь себе, она считает эту маленькую дурнушку-горничную очаровательницей. Эбигейл Хилл!
– Я просто подумала, мама, что ты, может, захочешь отдать меня на ее попечение.
Герцогиня сверкнула взглядом на дочь.
– И ты, и Эбигейл Хилл останетесь здесь, – холодно сказала она.
Мэри испугалась. Что могло стать известно матери?
До чего хорошо в зеленом кабинете! Эбигейл налила чаю и подала своей госпоже очень спокойно, умело. И сахару положила как раз сколько нужно. Почему у других так не получается? Георг сидит в кресле, весьма довольный – конечно, сейчас его не мучает астма, да и во время приступов он бывает очень терпеливым… безропотным. Милый Георг! Видимо, он нисколько не жалеет, что не стал, как собирался, генералом или флотоводцем. Точно так же смирился с тем, что у них нет детей, чего им обоим очень хотелось. Теперь она мечтает стать великой королевой. И часто говорит с Хилл о своих надеждах, разговаривать с ней – все равно, что размышлять вслух. Хилл никогда не кричит, не возражает, не смеется с издевкой.
– Я люблю подданных, как своих детей, Хилл, детей, которых у меня нет. И вижу себя их матерью, стараюсь делать для них все, что в моих силах, как старалась бы для своих детей, останься они живы.
– Ваше величество, я думаю, подданные отвечают взаимностью и видят в вас свою мать.
– Как считаешь, Хилл, может ли королева – если у нее хорошие министры – быть для подданных большим кумиром, чем король?
– Да, ваше величество. Вспомните королеву Елизавету. Да… именно кумиром.
Анна довольно кивнула.
– Горе мое при этой мысли притупляется.
– Это Божье утешение, – ответила Эбигейл.
Славная Хилл! Такая благомыслящая! Такая набожная!
– И потом еще церковь. Защищать церковь и государство – мой долг.
– О, ваше величество очень, очень добры…
Славная Хилл! Постоянной отрадой служат не только ее дела, но и слова.
Какие счастливые дни! И она стала постигать премудрости государственных дел, принимать здесь, в зеленом кабинете, своих лучших министров. А насколько легче понять ситуацию за чашкой чая, чем на заседании совета! Ей так спокойно, когда на коленях у нее сидят собачки, Георг дремлет в кресле, и Хилл неизменно поблизости.
Сэмюэл Мэшем стал частым гостем, потому что всегда сопровождает принца. Георг, судя по всему, полагается на него, как она на Эбигейл. Но конечно, не в той степени, это было бы немыслимо.
Эбигейл укрыла ее плечи шалью.
– Сегодня холодный ветер, ваше величество.
– А я и не заметила.
Всегда заранее все предвидит. Какое создание!
– Герцогиня, наверно, все еще в Сент-Олбансе?
– Думаю, что да, ваше величество.
Девушка опустила глаза, чтобы скрыть их озорной блеск. Дочери герцогини доставляли ей неприятности. Теперь Мэри захотела выйти за неподходящего, по мнению Сары, молодого человека. Эбигейл надеялась, что это легкое осложнение задержит ее светлость на какое-то время в Сент-Олбансе. При дворе без нее так хорошо, так спокойно.
– Как спокойно! – произнесла королева. – Знаешь, Хилл, с возрастом больше всего хочется покоя. Его высочество наверняка согласится со мной.
– Да, ваше величество.
«Скоро ли она поймет, – подумала Эбигейл, – кто здесь нарушает покой? Долго ли будет позволять герцогине властвовать над собой и распоряжаться своей жизнью?» Иной раз казалось, что так будет всегда. Иной раз она сомневалась в этом.
– Хилл, кто приглашен на сегодня в кабинет?
– Мистер Харли, мадам, и мистер Сент-Джон.
– Ах, да-да. Подопечные Мальборо. Он, кажется, высокого мнения о них, а в уме ему не откажешь. Герцогиня не особенно уверена в обоих. Может, посмотрим сами, а, Хилл?
Посмотрим сами! Иногда Анна возводила ее из горничной в наперсницы, а быть наперсницей королевы – значит, принимать участие в политических делах!
– Хилл, возможно, мистер Харли хочет чаю.
Эбигейл стояла перед ним, по телу ее пробежала дрожь волнения. Странное предчувствие охватило девушку. Глаза Харли, не выдающие никаких чувств, смотрели на нее, словно бы проникая в тайники души. Когда он брал чашку, девушка уловила в его дыхании винный запах. «Он пил перед визитом к королеве! А почему бы нет? – подумала она. – Принц тоже пьет за обедом, потому-то и глаза у него вечно слипаются».
– Спасибо, мисс Хилл, – сказал Харли. Тон его был любезным, но голос грубым.
– А мистер Сент-Джон?
Какой красавец! Он значительно моложе мистера Харли. Сколько ему лет? Может, двадцать? Определенно ученик мистера Харли. И очень самоуверен. Эбигейл слышала от Мэшема, что у него репутация повесы. Он смотрел на девушку оценивающе, однако по-другому, чем мистер Харли. Сент-Джон явно обратил внимание на ее рыжеватые волосы, на веснушки, от которых она никак не могла избавиться, на розовый кончик тонкого несколько длинного носа, на бесцветность небольших глаз. В любовницы он ее бы не взял. Но все же заинтересовался ею. Однако не так, как мистер Харли.
Эбигейл осознала, что она не просто горничная, разливающая чай, подающая королеве шаль, веер или карты. Она видела также, что оба посетителя, которым определенно предстоит играть важную роль в государственных делах, поняли это раньше ее.
Мистер Харли говорил королеве о Даниэле Дефо. Эбигейл села на стул неподалеку от кресла королевы – Анна любила, чтобы она сидела там – и стала слушать. Харли защищал писателя. У него был очень необычный голос, негармоничный, нетвердый, однако мысли свои он высказывал восхитительно ярко и тактично.
– Правление вашего величества запомнится на века, – говорил Харли Анне. Откуда он мог знать, что это самое заветное ее желание? – Завоевания – да, мадам. Они способствуют достижению величия, но существуют более непреходящие ценности: литература, искусство.
– У вас, наверно, замечательная библиотека, мистер Харли.
– Собирание книг – мое увлечение, мадам. Думаю, сейчас наша страна может сделать большой вклад в мировую литературу.
Королева сложила руки. Какой приятный разговор! Какой образованный человек! Да, она слышала об этих людях, и восхитительно, просто восхитительно, что они находят в настоящее время так много тем для вдохновения.
– Иногда оно вдохновляет их не на восторги, – заметил Сент-Джон.
– Неважно, – ответил Харли. – Главное, что вдохновение их посещает.
Мистер Харли умело вел разговор. Он упомянул Джонатана Свифта, Мэтью Прайора, Джозефа Эддисона, Ричарда Стила, Уильяма Конгрива, Джона Драйдена и наконец подошел к цели разговора: творчеству Даниэля Дефо.
– Кажется, он осужден за какой-то проступок, – сказала, нахмурясь, Анна.
– За памфлет, мадам.
Анна содрогнулась.
– Я не могу сравнить подобного человека с мистером Драйденом, от произведений которого я прихожу в восторг. Такие веселые пьесы! Думаю, одну из них нужно будет поставить ко дню моего рождения. Напомни мне, Хилл.
– Слушаюсь, мадам.
– Ваше величество, не будь Дефо столь талантливым писателем, он находился бы сейчас на свободе.
Анна кивнула.
– У Драйдена такие веселые пьесы.
Мистер Харли умел поворачивать разговор в нужное ему русло: он приехал говорить о Даниэле Дефо, которого очень ценил. Эбигейл сразу же поняла, что он добивается освобождения писателя из Ньюгейтской тюрьмы. Но если Харли рассчитывал на то, что королева, найдя его интересным собеседником, не откажет ему в любой просьбе, то заблуждался, он совершенно не знал Анну. Эти люди ее недооценивали. Добиваясь своего, она никому не уступала в решительности. В отличие от многих не бушевала, не выходила из себя. Но что-то решив, упрямо стояла на своем.
Она пригласила Харли и Сент-Джона в уютный зеленый кабинет не для разговора о каком-то писаке, который сдуру полез в политику и оказался из-за этого в Ньюгейтской тюрьме.
Эбигейл подавляла смех. Очень забавно было слушать, как Харли говорит о Дефо, а королева время от времени повторяет: «Какой умный человек мистер Драйден. Хилл, напомни мне. Ко дню моего рождения следует поставить одну из его пьес».
Девушка сочла, что оба гостя ушли горько разочарованными, так как, по ее мнению, не добились ничего. Хорошо бы они поняли, что королева не так проста, как им казалось.
Услышав их разговор, когда они медленно шли по дорожке, она бы удивилась.
– Что скажешь о ней, Сент-Джон?
– Некрасива и дьявольски хитра. – Может, отсутствие внешней привлекательности возмещает ее умственные способности?
– Тихая, как мышь. Говорят, при дворе ее прозвали неугомонной малюткой. Дэнверс и остальные рады возлагать на нее самые неприятные обязанности.
– Дэнверс и остальные скорее всего дуры.
– Оставьте, учитель, не надо говорить, что вы хотите сблизиться с ней.
– Очень хочу.
– Вы не бабник.
– Генри, твои мысли идут по наезженной колее. Знаешь, есть игры более веселые и волнующие, чем в спальне.
– Не может быть, – весело ответил Сент-Джон.
– Повеса! Распутник! Ты многое упускаешь в жизни.
– Вы собираетесь играть в эти игры с мисс Хилл?
– Возможно. Хилл загадочна. К ней стоит присмотреться. Как думаешь, кто она?
– Ее привела ко двору вице-королева Сара. Хилл ее дальняя родственница, состояла в служанках, а это, разумеется, нестерпимо для Сары. Кузина этой надменной женщины в прислугах! Ни за что! Лучше пристроить ее ко двору – на должность шпионки, как вы понимаете.
– Полагаешь, она шпионка Мальборо? Я сомневаюсь в этом, Генри. Очень сомневаюсь.
Роберт Харли безмятежно улыбался. Он был вполне доволен визитом в зеленый кабинет.
Эбигейл удивилась бы этому, поскольку Харли ничего не добился для Даниэля Дефо. Она не догадывалась, что он достиг своей главной цели. Повидал Эбигейл Хилл и счел, что не ошибся в ней.
В ночь на двадцать шестое ноября над Лондоном разразилась буря.
Начало бури королева проспала, разбудить ее было трудно. Однако сильный ветер, казалось, сотрясал Сент-Джеймский дворец до фундамента, и Эбигейл не могла заснуть.
Она поднялась и надела халат. Анна должна была проснуться от такого шума. Комната осветилась вспышкой молнии, а затем раздался такой сильный гром, какого девушка ни разу не слышала.
– Что такое? – послышался голос Анны. – Хилл! Хилл!
– Я здесь, мадам. Это гроза. Похоже, поднялась сильная буря. Приготовить вам чаю или ваше величество предпочтет бренди?
– В таких обстоятельствах, пожалуй, бренди, Хилл.
Эбигейл вышла. Раздался сильный удар грома и грохот обваливающейся стены.
– Полагаю, ваше величество, вам лучше подняться.
Эбигейл набросила на плечи королевы теплый халат.
– Понадобится он мне, Хилл?
– Мадам, вам следует беречься от сквозняка, у вас может разболеться плечо.
– Ты права, Хилл. Конечно, права. О Господи… что происходит?
– Гроза, мадам, очень сильная.
– И прямо над нами. О Господи… Хилл! Опять!
Королева закрыла глаза. Эбигейл знала, что, опасаясь стихийных бедствий, Анна всякий раз вспоминает о причиненном отцу зле и думает, что на нее обрушивается проклятье.
– Мадам, это просто-напросто буря.
– Надеюсь, Хилл, она не причинит ущерба беднякам.
– Если что случится, мы подумаем, чем им помочь.
– Да-да, Хилл.
– Мой ангел. Моя дражайшая. – Георг ворвался в спальню, на нем был халат и парик, надетый небрежно, впопыхах. Он тяжело дышал. – Что это? С тобой ничего не случилось, мой ангел? Слава Богу. Слава Богу.
– Ничего не случилось, Георг. При мне Хилл. Не волнуйся, дорогой. Как бы не начался приступ астмы. Мэшем? Его высочество тепло одет? Я не хочу, чтобы он простудился.
– Да, ваше величество. На нем теплое белье.
– Мэшем, – сказал принц, – надо чем-нибудь согреться.
– Да, ваше высочество.
– Хилл, – сказала Анна, – подай его высочеству бренди. О Господи, кто там кричит?
Кричали какие-то фрейлины, напуганные грозой.
– Приведи их сюда, Хилл. Побудем здесь все вместе.
Эбигейл повиновалась и всю ту жуткую ночь не отходила от королевы.
Такой страшной ночи Эбигейл еще не переживала. Яростный ветер утих лишь к утру, успев нанести чудовищный ущерб.
Улицы были в руинах, по Темзе плыли всевозможные обломки, в Северном море пострадали многие корабли.
Королеве целыми днями докладывали о нанесенном уроне. Буря уничтожила пятнадцать военных кораблей, пошли ко дну сотни торговых судов и суденышек; вода затопила даже удаленные от моря участки земли, реки разлились, много домов оказалось разрушено.
Такой бури никто не мог припомнить, все молились, чтобы подобное не повторилось.
Особенно пострадала южная часть Англии. Говорили, что в Лондоне сильнее всего досталось Сент-Джеймскому дворцу: ветром снесло дымовые трубы и целые участки ограды. Вековые деревья в парке были вырваны с корнем и разбросаны словно бы какой-то гигантской рукой.
– Теперь уже ничто не будет прежним, – сказала королева.
Потянулись печальные дни, постоянно поступали вести все о новых несчастьях.
Анна с ужасом узнала, что во дворце епископа Батского и Уэльского обрушились все трубы, а сам епископ и его жена погибли в кровати.
– Какое несчастье, Хилл! Прямо-таки светопреставление.
Затем пришло сообщение, что строящийся Эддистоунский маяк снесло в море вместе с его зодчим, мистером Уинстенли.
– Прямо-таки светопреставление, – повторяла королева.
Эбигейл, знавшая об угрызениях совести Анны, не упоминала о том, что терзало ее – об измене отцу. Вместо этого она сказала:
– Мадам, вы наверняка поможете тем, кто пострадал от бури.
– Конечно, Хилл.
– И, может, отслужите молебен, возблагодарите Бога за то, что сохранил нас во время этого бедствия, и попросите не насылать больше подобных.
– Да, Хилл, непременно. Непременно. Отслужить молебен мы должны.
Таким образом, мысли королевы обратились от воображаемого проклятья к добрым делам.
– Ваше величество, – сказала Эбигейл, – на улицах вас стали называть доброй королевой Анной.
Стало быть, добро может исходить из зла. Буря была ужасной, но она помогла людям понять, как сильно печется королева об их благополучии.
Анна вызвала к себе Годолфина, и они решили объявить по всей стране траур с соблюдением поста и особыми церковными службами.
– Хилл, – сказала она, когда девушка массировала ей больные ноги, – иногда я думаю, что добро может исходить из зла.
– Вы несомненно правы, мадам.
Вскоре после бури пришла весть, что эрцгерцог Карл Австрийский собираясь в Испанию, где претендует на трон, намерен провести несколько дней в Англии.
Карла провозгласили королем Испании в Вене. В октябре он встретился с Мальборо в Дюссельдорфе. Там он преподнес герцогу шпагу с инкрустированным бриллиантами эфесом и горячо поблагодарил за все свершенное.
Поэтому требовалось, чтобы в Англии гостя встретил Мальборо. Сара очень обрадовалась этому. Какие б успехи или неудачи ни выпадали на их долю, для обоих самыми радостными были периоды совместной жизни. Кое-кто мог бы злобно сказать – Джону Черчиллу повезло, что ему не приходится постоянно жить с Сарой; мог бы намекнуть, что их счастье в браке – которого никто не мог отрицать – основано на долгих отсутствиях герцога, но так или иначе, они во время этих коротких встреч бывали счастливы.
Сара бесилась из-за несговорчивости королевы, упрямства дочери Мэри, стремившейся – в своем несознательном возрасте – вступить в совершенно неподходящий брак. Ее раздражало все: нелепость присвоения дворянства корсажникам; нежелание зятя, Сандерленда, повиноваться, подозрения относительно Роберта Харли и Сент-Джона, хотя Маль и Годолфин были о них очень высокого мнения. И все же она несказанно радовалась пребыванию мужа дома.
Мальборо тоже радовался. Герцог был одним из первых честолюбцев на свете. Умом его владели военные дела; он жаждал продолжать войну. Однако находясь вдали от Сары, только и мечтал оказаться рядом с женой. Никто, кроме него, не видел ее мягкой, доброй, нежной. Всем этим Сара одаривала лишь одного человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44