Вот момент, который я всеми сила-
ми моего сердца призываю для моей родины, вот какую задачу
я хотел бы, чтобы вы взяли на себя, мои милые друзья и согра-
ждане, живущие в век высокой образованности.
Лишь под влиянием религии человеческий род может испол-
нить свое конечное предназначение.
Как бы ни была сильна вера, разум должен уметь опираться на
силы, заключенные в нем самом.
Пора сознать, что человеческий разум не ограничен той силой,
которую он черпает в узком настоящем, -- что в нем есть и
другая сила, которая, сочетая в одну мысль и времена протек-
шие, и времена обетованные, образует его подлинную сущ-
ность и возносит его в истинную сферу его деятельности.
Каковы естественные основы философии? Я и не-Я, мир внутрен-
ний и мир внешний, субъект и объект. Признаете ли вы эти пер-
вичные факты или нет, вы все равно не можете серьезно занимать-
ся философией, не исходя из них. Между тем, что такое для нас
факты, которые, разумеется, не могут быть ни доказаны сами по
себе, ни выведены из факта предшествующего? Предметы веры.
Затем, когда философская работа завершена, и вы добились ка-
кой-то достоверности, какова логическая форма, в которую в
вашем уме облекается эта достоверность? Форма верования, ве-
рования, налагаемого на вас вашим же разумом. Мы не можем
выйти из этого круга, не разбившись о замыкающие его грани;
вне их безграничное сомнение, полнейшее неведение, небытие.
Поэтому устранять веру из философии -- не значит ли это уничто-
жать самую философию, не значит ли это самую работу мысли
сделать несущественной, более того: не значит ли это свести на
нет самое начало разумения?
Заметьте, что человеческий ум во все времена принимал некото-
рые истины как предметы веры, как истины априорные, элемен-
тарные, без которых нельзя представить себе ни одного акта
разума, истины, которые, следовательно, предшествуют собст-
венному движению разума и, в известном смысле, соответству-
ют той силе вернее, которая некогда потрясла инертную мате-
рию и раскидала миры в пространстве. Долго разум
человеческий жил этими истинами, долго они его удовлетворяли:
ЧААДАБВ П. Я. (1794-1856 гг.)
но затем его собственное развитие привело его к новым исти-
нам, и эти истины, в свою очередь, превратились в верования.
Таков естественный ход умственного развития. Вера стоит в
начале и в конце пути, пройденного человеческим разумом как
в отдельном индивидууме, так и в человечестве в целом. Преж-
де чем знать, он верит, а после того, как узнает, он опять верит.
Всегда он от веры исходит, чтобы к вере вернуться. Не совер-
шаете ли вы двадцать раз в день акт веры, хотя религия тут ни
при чем? Как же вы хотите внести многообразные верования
человеческого разума в единую сферу религиозного чувства?
Это невозможно. Переходим к другой теории.
Великие умы, которые укажут народам путь, сами выйдут из
рядов народа. Вот тогда и случится поворот от власти бездар-
ных вождей, возомнивших о себе, праздных умников, упоен-
ных успехами в салонах и кружках.
Неужели кто-то способен вообразить, будто это такой уж пус-
тяк - вырвать пытливый ум из сферы его мышления и втис-
нуть его в тот узкий и мелочный мир, в котором вращается
людская пошлость?
Вы, власть имущие... Вы думаете, что лишь невинная шут-
ка - бросать под ноги мыслящего человека, чтобы он спо-
ткнулся, чтобы он грохнулся на мостовой во весь рост и мог
подняться лишь облитый грязью, с разбитым лицом, одеждой
в лохмотьях... не вам понять, сколько задатков, какие силы
задушены миром и жизнью, среди которых он, задыхаясь,
влачит свое существование... как дерзнули вы заткнуть ему
рот, посадить его на цепь, а кто знает, что бы вышло, если вы
не преградили его пути.
Прежде всего человек обязан своей родине, как и своим друзь-
ям, правдой.
Я не из тех, кто добровольно застывают в одной идее, кто подво-
дят все -- историю, философию, религию - под свою теорию; я
несколько раз менял свою точку зрения на многое, и уверяю
любого, что всякий раз изменяю ее, когда осознаю свою ошибку.
Я горжусь тем, что сохранил всю независимость своего ума и
характера в том трудном положении, которое было создано для
меня, и я смею надеяться, что мое отечество оценит, кто я.
Без общения с другими существами мы бы мирно щипали траву.
В противоположность всем законам человеческого общежития
Россия шествует только в направлении своего собственного
порабощения и порабощения всех соседних наполов.
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 гг.)
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 II.)
Удивительное дело! Даже и низведенное до ничтожнейших раз-
меров, великое явление христианства еще в такой степени но-
сит на себе печать независимого действия высшего разума, что
не может быть объяснено приемами человеческой логики, ка--
кие логические измышления при этом ни пускались в ход.
Как всем известно, христианство с самого возникновения своего
подвергалось живейшим нападкам, и только путем отчаянной,
страстной сознательной борьбы возвысилось до господства над
миром. И все же нашлись в наше время люди, которые в религии
Христа усматривают не что иное, как миф. Между тем, видано
ли, чтобы миф создавался в подобной среде и при таких услови-
ях? Правда, указывают, что христианская легенда явилась на
свет не в образованных слоях, среди евреев, а среди населения
невежественного и весьма склонного воспринимать самые неле-
пые верования. Но это совсем неверно: мы видим, напротив, что
христианство с первого же века поднимается до общественных
верхов и немедленно упрочивается среди самых выдающихся
умов. Другие уверяют нас, будто христианство просто-напросто
еврейская секта, будто все его нравственное учение заключается
в Ветхом завете, что и Иисус Христос присоединил к этому лишь
несколько идей, имевших более общее распространение в его
время. Надо признать, что эта последняя точка зрения, как она ни
отлична от христианской, вносит нечто такое, что может до неко-
торой степени удовлетворить, если не положительное христиан-
ство, то по крайней мере христианство рассудочное. В самом
деле, было ли это простым человеческим действием - придать
жизнь, действительность и власть всем этим разрозненным и бес-
сильным истинам, разрушить мир, создать другой, соорудить из
всей груды разрозненных идей, разнообразных учений однород-
ное целое, единое стройное учение победоносной силы, чреватое
бесчисленными последствиями и заключающее в себе основу бес-
предельного движения вперед? И выразить всю совокупность
рассеянных в мире нравственных истин на языке, доступном всем
сознанием, и, наконец, сделать добро и правду осуществимыми
для каждого?
Религия есть познание бога. Наука есть познание вселенной. Но
с еще большим основанием можно утверждать, что религия нау-
чает познать бога в его сущности, а наука в его деяниях; таким
образом обе в конце концов приходят к богу. В науке имеются
две различные вещи: содержание или достижения, с одной
стороны, приемы или методы - с другой; поэтому, когда
>
ставится вопрос об определении ее отношения к природе, следу-
ет им ясно указать, хотят ли говорить о самой сущности науки
или об ее методе; а вот этого-то и не различают.
Реальное, без сомнения, не естьматериальное, потому что вся-
кая верная мысль становится более или менее реальной вне
зависимости от того, воплотилась ли она в материю; но вместе
с тем не следует забывать, что совершенно реальное, как тако-
вое, обладает свойством осуществляться и материально, пото-
му что всякая совершенная реальность заключает в себе и
форму, в которой она должна явиться на свет. Так это бывает
по отношению к любой математической аксиоме, ко всякой
абсолютной истине; так обстояло дело и с истиной христиан-
ской, пока она еще не обнаружилась в мире и, наконец, так
обстоит дело и с царствием божиим, совершенной реально-
стью пока еще не материализованной.
Ясно, что бог, предоставив человеку свободу воли, отказался
от части своего владычества в мире и предоставил место этому
новому началу в мировом порядке: вот почему можно и долж-
но ежечасно взывать к нему о пришествии царствия его на
земле, т. е. о том, чтобы он соблаговолил восстановить поря-
док вещей, господствовавший в мире, пока злоупотребления
человеческой свободой еще не ввело в него зло. Но просить
его, как этого требуют некоторые из наших учителей, чтобы
царство его наступило на небе, бессмысленно, потому что там
царство его никогда не прерывалось, так как мы знаем, что
создания, 110 своей природе предназначенные обитать в небе,
которые ослушались бога, были оттуда изгнаны, прочие же
просветленные неизъяснимым светом, там сияющим, никогда
не злоупотребляли своей свободой и шествовали всегда по
божьим путям. Надо еще сказать, что если бы указанная систе-
ма была верна, пока не настало царство бога, он не царствует
нигде, ни на земле, ни на небе. Мы хотели бы верить, что это
следствие не было учтено сторонниками этого учения.
Что такое закон? Начало, в силу которого совершается или
должно совершиться явление на своем пути к возможному со-
вершенству. Следовательно, всякий закон предшествует; мы
можем его только знать или не знать, но знаем мы его или нет,
он тем не менее существует и тем не менее действует в соответ-
ствующей ему области; нельзя достаточно повторять то, что в
порядке нравственном или в царстве свободы, точно так же,
как в порядке материальном или в области неизбежного, все
ЧААДАЕВ П. Я. (1794-1856 гг.)
ЧААДАЕВ П. Я. (1794 -1856 ir.)
совершается согласно закону, знаем ли мы его или не знаем, с
той только разницей, что если мы знаем первый закон, мы
должны сообразоваться с ним, так как это закон нашего бытия
и условие нашего движения вперед; если же мы знаем второй
закон, нам приходится применять его к своим потребностям
или в форме поучения, или в форме материального использова-
ния. Что касается познания закона, мы можем приобретать его
различными путями: посредством деятельности отдельного ин-
дивидуального разума, непосредственным актом высшего ра-
зума, проявляющегося в разуме человека, или через медленное
поступательное движение всемирного разума на протяжении
веков; но ни водном из возможных случаев мы не можем ни
изобрести, ни создать самый закон. Всякий закон, если он спра-
ведлив или истинен - и только в таком случае он заслуживает
название закона, - предвечно существовал в божественном
разуме. Настанет день, когда человек познает его; закон так
или иначе раскрывается ему, западает в его сознание, тогда
законодатель человеческий встречается с законодателем выс-
шим, и с той поры закон становится для него законом мира.
Таково происхождение всех наших законодательств - поли-
тических, нравственных и иных. Можно, конечно, с точки зре-
ния социальной, допустить фикцию законодательной власти,
принадлежащей человеку, но, с точки зрения общей филосо-
фии, такая фикция недопустима. Человек может, конечно, под
давлением властной необходимости распространить на самого
себя и на своих ближних законодательство, но при этом он
должен понимать, что все законы, которые он на досуге сочи-
няет и включает в различные свои кодексы, будь то закон
положительный, закон гражданский или уголовный, что все
эти законы таковы, только поскольку они совпадают с закона-
ми предшествующими, которые, по словам Цицерона, не пред-
ставляют ни выдумку человеческого ума, ни волю народов, но
нечто вечное. В силу этих предвечных законов общества жи-
вут и действуют. Безразлично, сознают ли они, или нет,
действие, на них оказываемое; человек должен знать, что,
когда законы, которые, по его мнению, он сам себе дал,
кажутся ему дурными или ложными, это значит одно: или
они противоречат законам истины, или же это вовсе не за-
коны, ибо, повторяю, законы творим не мы, скорее они нас
творят, но мы можем принять за закон то, что вовсе не есть
закон; так мы и поступаем, и это относится и к физической,
W.
и к нравственной области. Наконец, закон есть причина, а не
действие, поэтому считать его плодом человеческого разума
не значит ошибаться насчет самой идеи закона? А тогда я вас
спрашиваю, что такое представляет собой закон выработан-
ный, закон, который вчера еще не существовал, который суще-
ствует лишь с сегодняшнего дня, и, следовательно, мог бы и
вовсе не существовать? Этого понять нельзя.
Хотя русский крепостной - раб в полном смысле слова, он, одна-
ко, с внешней стороны не несет на себе отпечатка рабства. Ни по
правам своим, ни в общественном мнении, ни по расовым отличи-
ям он не выделяется из других классов общества; в доме своего
господина он разделяет труд человека свободного, в деревне он
живет вперемешку с крестьянами свободных общин: всюду он
смешивается со свободными подданными империи безо всякого
видимого отличия. В России все носит печать рабства - нравы,
стремления, просвещение и даже вплоть до самой свободы, если
только последняя может существовать в этой среде.
Как бы то ни было, надо признать, что безотрадное зрелище
представляет у нас выдающийся ум, бьющийся между стремле-
нием предвосхитить слишком медленное поступательное дви-
жение человечества, как это всегда представляется избран-
ным душам, и убожеством младенческой цивилизации, не
затронутой еще серьезной наукой, ум, который таким образом
поневоле кинут во власть всякого рода причуд воображения,
честолюбивых замыслов и иногда, приходится это признать, и
глубоких заблуждений.
Установленная власть всегда для нас священна. Как известно,
основой нашего социального строя служит семья, поэтому рус-
ский народ ничего другого никогда и не способен усматривать
во власти, кроме родительского авторитета, применяемого с
большей или меньшей суровостью, и только. Всякий государь,
каков бы он ни был, для него - батюшка. Мы не говорим,
например, я имею право сделать то-то и то-то, мы говорим: это
разрешено, а это не разрешено. В нашем представлении не
закон карает провинившегося гражданина, а отец наказывает
непослушного ребенка. Наша приверженность к семейному
укладу такова, что мы с радостью расточаем права отцовства
по отношению ко всякому, от кого зависим. Идея законности,
идея права для русского народа - бессмыслица, о чем свиде-
тельствует беспорядочная и странная смена наследников пре-
стола, вслед за царствованием Петра Великого, в особенности же
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 гг.)
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 гг.)
ужасающий эпизод междуцарствия. Очевидно, если бы приро-
де народа свойственно было воспринимать эти идеи, он бы
понял, что государь, за которого он проливал кровь, не имел
ни малейшего права на престол, а в таком случае ни у первого
самозванца, ни у всех остальных не нашлось бы той массы
приверженцев, производивших опустошения, ужасавшие да-
же чужеземные шайки, шедшие вслед за ними. Никакая сила в
мире не заставит нас выйти из того круга идей, на котором
построена вся наша история, который еще теперь составляет
всю поэзию нашего существования, который признает лишь
право дарованное и отметает всякую мысль о праве естествен-
ном; и что бы ни совершилось в слоях общества, народ в целом
никогда не примет в этом участия; скрестив руки на груди
любимая поза чисто русского человека, - он будет наблю-
дать происходящее и по привычке встретит именем батюшки
своих новых владык, ибо - к чему тут обманывать себя са-
мих - ему снова понадобятся владыки, всякий другой поря-
док он с презрением или гневом отвергнет.
Среди причин, затормозивших наше умственное развитие и
наложивших на него особый отпечаток, следует отметить две:
во-первых, отсутствие тех центров, тех очагов, в которых со-
средоточивались бы живые силы страны, где созревали бы
идеи, откуда по всей поверхности земли излучалось бы плодо-
творное начало; а во-вторых, отсутствие тех знамен, вокруг
которых могли бы объединяться тесно сплоченные и внуши-
тельные массы умов. Появится неизвестно откуда идея, зане-
сенная каким-то случайным ветром, как пробьется через вся-
кого рода преграды, начнет незаметно просачиваться через
умы, и вдруг в один прекрасный день испарится или же забьет-
ся в какой-нибудь темный угол национального сознания, что-
бы затем уж более не всплывать на поверхность: таково у нас
движение идей. Всякий народ несет в самом себе то особое
начало, которое накладывает свой отпечаток на его социаль-
ную жизнь, которая направляет его путь на протяжении веков
и определяет его место среди человечества;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
ми моего сердца призываю для моей родины, вот какую задачу
я хотел бы, чтобы вы взяли на себя, мои милые друзья и согра-
ждане, живущие в век высокой образованности.
Лишь под влиянием религии человеческий род может испол-
нить свое конечное предназначение.
Как бы ни была сильна вера, разум должен уметь опираться на
силы, заключенные в нем самом.
Пора сознать, что человеческий разум не ограничен той силой,
которую он черпает в узком настоящем, -- что в нем есть и
другая сила, которая, сочетая в одну мысль и времена протек-
шие, и времена обетованные, образует его подлинную сущ-
ность и возносит его в истинную сферу его деятельности.
Каковы естественные основы философии? Я и не-Я, мир внутрен-
ний и мир внешний, субъект и объект. Признаете ли вы эти пер-
вичные факты или нет, вы все равно не можете серьезно занимать-
ся философией, не исходя из них. Между тем, что такое для нас
факты, которые, разумеется, не могут быть ни доказаны сами по
себе, ни выведены из факта предшествующего? Предметы веры.
Затем, когда философская работа завершена, и вы добились ка-
кой-то достоверности, какова логическая форма, в которую в
вашем уме облекается эта достоверность? Форма верования, ве-
рования, налагаемого на вас вашим же разумом. Мы не можем
выйти из этого круга, не разбившись о замыкающие его грани;
вне их безграничное сомнение, полнейшее неведение, небытие.
Поэтому устранять веру из философии -- не значит ли это уничто-
жать самую философию, не значит ли это самую работу мысли
сделать несущественной, более того: не значит ли это свести на
нет самое начало разумения?
Заметьте, что человеческий ум во все времена принимал некото-
рые истины как предметы веры, как истины априорные, элемен-
тарные, без которых нельзя представить себе ни одного акта
разума, истины, которые, следовательно, предшествуют собст-
венному движению разума и, в известном смысле, соответству-
ют той силе вернее, которая некогда потрясла инертную мате-
рию и раскидала миры в пространстве. Долго разум
человеческий жил этими истинами, долго они его удовлетворяли:
ЧААДАБВ П. Я. (1794-1856 гг.)
но затем его собственное развитие привело его к новым исти-
нам, и эти истины, в свою очередь, превратились в верования.
Таков естественный ход умственного развития. Вера стоит в
начале и в конце пути, пройденного человеческим разумом как
в отдельном индивидууме, так и в человечестве в целом. Преж-
де чем знать, он верит, а после того, как узнает, он опять верит.
Всегда он от веры исходит, чтобы к вере вернуться. Не совер-
шаете ли вы двадцать раз в день акт веры, хотя религия тут ни
при чем? Как же вы хотите внести многообразные верования
человеческого разума в единую сферу религиозного чувства?
Это невозможно. Переходим к другой теории.
Великие умы, которые укажут народам путь, сами выйдут из
рядов народа. Вот тогда и случится поворот от власти бездар-
ных вождей, возомнивших о себе, праздных умников, упоен-
ных успехами в салонах и кружках.
Неужели кто-то способен вообразить, будто это такой уж пус-
тяк - вырвать пытливый ум из сферы его мышления и втис-
нуть его в тот узкий и мелочный мир, в котором вращается
людская пошлость?
Вы, власть имущие... Вы думаете, что лишь невинная шут-
ка - бросать под ноги мыслящего человека, чтобы он спо-
ткнулся, чтобы он грохнулся на мостовой во весь рост и мог
подняться лишь облитый грязью, с разбитым лицом, одеждой
в лохмотьях... не вам понять, сколько задатков, какие силы
задушены миром и жизнью, среди которых он, задыхаясь,
влачит свое существование... как дерзнули вы заткнуть ему
рот, посадить его на цепь, а кто знает, что бы вышло, если вы
не преградили его пути.
Прежде всего человек обязан своей родине, как и своим друзь-
ям, правдой.
Я не из тех, кто добровольно застывают в одной идее, кто подво-
дят все -- историю, философию, религию - под свою теорию; я
несколько раз менял свою точку зрения на многое, и уверяю
любого, что всякий раз изменяю ее, когда осознаю свою ошибку.
Я горжусь тем, что сохранил всю независимость своего ума и
характера в том трудном положении, которое было создано для
меня, и я смею надеяться, что мое отечество оценит, кто я.
Без общения с другими существами мы бы мирно щипали траву.
В противоположность всем законам человеческого общежития
Россия шествует только в направлении своего собственного
порабощения и порабощения всех соседних наполов.
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 гг.)
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 II.)
Удивительное дело! Даже и низведенное до ничтожнейших раз-
меров, великое явление христианства еще в такой степени но-
сит на себе печать независимого действия высшего разума, что
не может быть объяснено приемами человеческой логики, ка--
кие логические измышления при этом ни пускались в ход.
Как всем известно, христианство с самого возникновения своего
подвергалось живейшим нападкам, и только путем отчаянной,
страстной сознательной борьбы возвысилось до господства над
миром. И все же нашлись в наше время люди, которые в религии
Христа усматривают не что иное, как миф. Между тем, видано
ли, чтобы миф создавался в подобной среде и при таких услови-
ях? Правда, указывают, что христианская легенда явилась на
свет не в образованных слоях, среди евреев, а среди населения
невежественного и весьма склонного воспринимать самые неле-
пые верования. Но это совсем неверно: мы видим, напротив, что
христианство с первого же века поднимается до общественных
верхов и немедленно упрочивается среди самых выдающихся
умов. Другие уверяют нас, будто христианство просто-напросто
еврейская секта, будто все его нравственное учение заключается
в Ветхом завете, что и Иисус Христос присоединил к этому лишь
несколько идей, имевших более общее распространение в его
время. Надо признать, что эта последняя точка зрения, как она ни
отлична от христианской, вносит нечто такое, что может до неко-
торой степени удовлетворить, если не положительное христиан-
ство, то по крайней мере христианство рассудочное. В самом
деле, было ли это простым человеческим действием - придать
жизнь, действительность и власть всем этим разрозненным и бес-
сильным истинам, разрушить мир, создать другой, соорудить из
всей груды разрозненных идей, разнообразных учений однород-
ное целое, единое стройное учение победоносной силы, чреватое
бесчисленными последствиями и заключающее в себе основу бес-
предельного движения вперед? И выразить всю совокупность
рассеянных в мире нравственных истин на языке, доступном всем
сознанием, и, наконец, сделать добро и правду осуществимыми
для каждого?
Религия есть познание бога. Наука есть познание вселенной. Но
с еще большим основанием можно утверждать, что религия нау-
чает познать бога в его сущности, а наука в его деяниях; таким
образом обе в конце концов приходят к богу. В науке имеются
две различные вещи: содержание или достижения, с одной
стороны, приемы или методы - с другой; поэтому, когда
>
ставится вопрос об определении ее отношения к природе, следу-
ет им ясно указать, хотят ли говорить о самой сущности науки
или об ее методе; а вот этого-то и не различают.
Реальное, без сомнения, не естьматериальное, потому что вся-
кая верная мысль становится более или менее реальной вне
зависимости от того, воплотилась ли она в материю; но вместе
с тем не следует забывать, что совершенно реальное, как тако-
вое, обладает свойством осуществляться и материально, пото-
му что всякая совершенная реальность заключает в себе и
форму, в которой она должна явиться на свет. Так это бывает
по отношению к любой математической аксиоме, ко всякой
абсолютной истине; так обстояло дело и с истиной христиан-
ской, пока она еще не обнаружилась в мире и, наконец, так
обстоит дело и с царствием божиим, совершенной реально-
стью пока еще не материализованной.
Ясно, что бог, предоставив человеку свободу воли, отказался
от части своего владычества в мире и предоставил место этому
новому началу в мировом порядке: вот почему можно и долж-
но ежечасно взывать к нему о пришествии царствия его на
земле, т. е. о том, чтобы он соблаговолил восстановить поря-
док вещей, господствовавший в мире, пока злоупотребления
человеческой свободой еще не ввело в него зло. Но просить
его, как этого требуют некоторые из наших учителей, чтобы
царство его наступило на небе, бессмысленно, потому что там
царство его никогда не прерывалось, так как мы знаем, что
создания, 110 своей природе предназначенные обитать в небе,
которые ослушались бога, были оттуда изгнаны, прочие же
просветленные неизъяснимым светом, там сияющим, никогда
не злоупотребляли своей свободой и шествовали всегда по
божьим путям. Надо еще сказать, что если бы указанная систе-
ма была верна, пока не настало царство бога, он не царствует
нигде, ни на земле, ни на небе. Мы хотели бы верить, что это
следствие не было учтено сторонниками этого учения.
Что такое закон? Начало, в силу которого совершается или
должно совершиться явление на своем пути к возможному со-
вершенству. Следовательно, всякий закон предшествует; мы
можем его только знать или не знать, но знаем мы его или нет,
он тем не менее существует и тем не менее действует в соответ-
ствующей ему области; нельзя достаточно повторять то, что в
порядке нравственном или в царстве свободы, точно так же,
как в порядке материальном или в области неизбежного, все
ЧААДАЕВ П. Я. (1794-1856 гг.)
ЧААДАЕВ П. Я. (1794 -1856 ir.)
совершается согласно закону, знаем ли мы его или не знаем, с
той только разницей, что если мы знаем первый закон, мы
должны сообразоваться с ним, так как это закон нашего бытия
и условие нашего движения вперед; если же мы знаем второй
закон, нам приходится применять его к своим потребностям
или в форме поучения, или в форме материального использова-
ния. Что касается познания закона, мы можем приобретать его
различными путями: посредством деятельности отдельного ин-
дивидуального разума, непосредственным актом высшего ра-
зума, проявляющегося в разуме человека, или через медленное
поступательное движение всемирного разума на протяжении
веков; но ни водном из возможных случаев мы не можем ни
изобрести, ни создать самый закон. Всякий закон, если он спра-
ведлив или истинен - и только в таком случае он заслуживает
название закона, - предвечно существовал в божественном
разуме. Настанет день, когда человек познает его; закон так
или иначе раскрывается ему, западает в его сознание, тогда
законодатель человеческий встречается с законодателем выс-
шим, и с той поры закон становится для него законом мира.
Таково происхождение всех наших законодательств - поли-
тических, нравственных и иных. Можно, конечно, с точки зре-
ния социальной, допустить фикцию законодательной власти,
принадлежащей человеку, но, с точки зрения общей филосо-
фии, такая фикция недопустима. Человек может, конечно, под
давлением властной необходимости распространить на самого
себя и на своих ближних законодательство, но при этом он
должен понимать, что все законы, которые он на досуге сочи-
няет и включает в различные свои кодексы, будь то закон
положительный, закон гражданский или уголовный, что все
эти законы таковы, только поскольку они совпадают с закона-
ми предшествующими, которые, по словам Цицерона, не пред-
ставляют ни выдумку человеческого ума, ни волю народов, но
нечто вечное. В силу этих предвечных законов общества жи-
вут и действуют. Безразлично, сознают ли они, или нет,
действие, на них оказываемое; человек должен знать, что,
когда законы, которые, по его мнению, он сам себе дал,
кажутся ему дурными или ложными, это значит одно: или
они противоречат законам истины, или же это вовсе не за-
коны, ибо, повторяю, законы творим не мы, скорее они нас
творят, но мы можем принять за закон то, что вовсе не есть
закон; так мы и поступаем, и это относится и к физической,
W.
и к нравственной области. Наконец, закон есть причина, а не
действие, поэтому считать его плодом человеческого разума
не значит ошибаться насчет самой идеи закона? А тогда я вас
спрашиваю, что такое представляет собой закон выработан-
ный, закон, который вчера еще не существовал, который суще-
ствует лишь с сегодняшнего дня, и, следовательно, мог бы и
вовсе не существовать? Этого понять нельзя.
Хотя русский крепостной - раб в полном смысле слова, он, одна-
ко, с внешней стороны не несет на себе отпечатка рабства. Ни по
правам своим, ни в общественном мнении, ни по расовым отличи-
ям он не выделяется из других классов общества; в доме своего
господина он разделяет труд человека свободного, в деревне он
живет вперемешку с крестьянами свободных общин: всюду он
смешивается со свободными подданными империи безо всякого
видимого отличия. В России все носит печать рабства - нравы,
стремления, просвещение и даже вплоть до самой свободы, если
только последняя может существовать в этой среде.
Как бы то ни было, надо признать, что безотрадное зрелище
представляет у нас выдающийся ум, бьющийся между стремле-
нием предвосхитить слишком медленное поступательное дви-
жение человечества, как это всегда представляется избран-
ным душам, и убожеством младенческой цивилизации, не
затронутой еще серьезной наукой, ум, который таким образом
поневоле кинут во власть всякого рода причуд воображения,
честолюбивых замыслов и иногда, приходится это признать, и
глубоких заблуждений.
Установленная власть всегда для нас священна. Как известно,
основой нашего социального строя служит семья, поэтому рус-
ский народ ничего другого никогда и не способен усматривать
во власти, кроме родительского авторитета, применяемого с
большей или меньшей суровостью, и только. Всякий государь,
каков бы он ни был, для него - батюшка. Мы не говорим,
например, я имею право сделать то-то и то-то, мы говорим: это
разрешено, а это не разрешено. В нашем представлении не
закон карает провинившегося гражданина, а отец наказывает
непослушного ребенка. Наша приверженность к семейному
укладу такова, что мы с радостью расточаем права отцовства
по отношению ко всякому, от кого зависим. Идея законности,
идея права для русского народа - бессмыслица, о чем свиде-
тельствует беспорядочная и странная смена наследников пре-
стола, вслед за царствованием Петра Великого, в особенности же
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 гг.)
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 гг.)
ужасающий эпизод междуцарствия. Очевидно, если бы приро-
де народа свойственно было воспринимать эти идеи, он бы
понял, что государь, за которого он проливал кровь, не имел
ни малейшего права на престол, а в таком случае ни у первого
самозванца, ни у всех остальных не нашлось бы той массы
приверженцев, производивших опустошения, ужасавшие да-
же чужеземные шайки, шедшие вслед за ними. Никакая сила в
мире не заставит нас выйти из того круга идей, на котором
построена вся наша история, который еще теперь составляет
всю поэзию нашего существования, который признает лишь
право дарованное и отметает всякую мысль о праве естествен-
ном; и что бы ни совершилось в слоях общества, народ в целом
никогда не примет в этом участия; скрестив руки на груди
любимая поза чисто русского человека, - он будет наблю-
дать происходящее и по привычке встретит именем батюшки
своих новых владык, ибо - к чему тут обманывать себя са-
мих - ему снова понадобятся владыки, всякий другой поря-
док он с презрением или гневом отвергнет.
Среди причин, затормозивших наше умственное развитие и
наложивших на него особый отпечаток, следует отметить две:
во-первых, отсутствие тех центров, тех очагов, в которых со-
средоточивались бы живые силы страны, где созревали бы
идеи, откуда по всей поверхности земли излучалось бы плодо-
творное начало; а во-вторых, отсутствие тех знамен, вокруг
которых могли бы объединяться тесно сплоченные и внуши-
тельные массы умов. Появится неизвестно откуда идея, зане-
сенная каким-то случайным ветром, как пробьется через вся-
кого рода преграды, начнет незаметно просачиваться через
умы, и вдруг в один прекрасный день испарится или же забьет-
ся в какой-нибудь темный угол национального сознания, что-
бы затем уж более не всплывать на поверхность: таково у нас
движение идей. Всякий народ несет в самом себе то особое
начало, которое накладывает свой отпечаток на его социаль-
ную жизнь, которая направляет его путь на протяжении веков
и определяет его место среди человечества;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73