- Никогда в жизни я не видел, чтобы ласка так себя вела, - сказал
Джон Фримантл, держа свою рыдающую дочь за плечи.
- Может быть, она была б... - начал Ричард.
- Заткни свой рот, - резко сказал отец, прежде чем Ричард успел
закончить фразу. Через год Люк объяснил ей, почему отец перебил Ричарда.
Ричард собирался сказать, что ласка почти наверняка была бешеной, раз она
так себя вела, а если это оказалось бы правдой, то Абагейл умерла бы одной
из самых мучительных смертей, известных людям. Но ласка не была бешеной.
Рана зажила. Но несмотря на это, с тех пор она боялась этих созданий,
боялась так, как некоторые люди боятся крыс и пауков. Как было бы хорошо,
если они подохли бы вместо собак!
Одна из них ринулась вперед и рванула за неровные края торбы.
- Эй, - прикрикнула на нее Абагейл. Ласка унеслась прочь, и изо рта у
нее свисала вырванная нить. Казалось, что она усмехается.
Он послал их - темный человек.
Ужас захлестнул ее. Вокруг нее собрались уже сотни ласок, некоторые
серые, некоторые бурые, некоторые черные, и все они чуяли запах кур. Они
выстроились по обе стороны от дороги, извиваясь в предвкушении поживы.
Я должна отдать им все. Столько труда пропало зря. Если я не отдам
им, они разорвут меня на кусочки. Столько труда пропало зря.
Перед своим мысленным взором она видела усмешку темного человека, она
видела его вытянутые руки, с которых капала кровь.
Еще одна ласка рванула торбу. И еще одна.
Ласки с противоположной стороны дороги, извиваясь, подползали к ней,
прижавшись брюхом к земле. Их маленькие свирепые глазки сверкали в лунном
свете, словно кристаллы льда.
Она встала, все еще чувствуя страх, но зная, что надо делать.
- Убирайтесь! - закричала она. - Это куры, верно, но они для моих
гостей! А теперь пошли прочь!
Они подались назад. В их маленьких глазках, казалось, появилась
неуверенность. И неожиданно они исчезли, словно развеянный ветром дым.
Чудо, - подумала она, и душу ее преисполнила благодарность Господу. А
потом неожиданно она почувствовала холод.
Где-то, далеко на западе, по ту сторону Скалистых гор, которых не
было видно даже на горизонте, она почувствовала, как чей-то сверкающий
Глаз широко раскрылся и повернулся в ее сторону. Она почувствовала это так
явственно, словно услышала чьи-то произнесенные вслух слова: Кто это там?
Так это ты, старая женщина?
- Он знает, что я здесь, - прошептала она. - Помоги мне. Господи.
Помоги мне и всем нам.
Таща за собой торбу, она снова пошла по направлению к дому.

Они появились два дня спустя, двадцать четвертого июля. Она не так
хорошо подготовилась к их приезду, как ей хотелось. Снова она чувствовала
себя разбитой и могла ковылять с места на место только с помощью трости.
Воду из колодца она доставала с огромным трудом. На следующий день после
противоборства с ласками, она надолго уснула после полудня. Ей приснилось,
что она находится на каком-то холодном высокогорном перевале в центре
Скалистых гор. Шоссе N_6 петляло между высоких каменных стен, которые не
пропускали сюда солнечный свет. Но во сне был не день, а абсолютная
безлунная темнота. Где-то выли волки. И внезапно в темноте открылся Глаз и
стал осматриваться. Ветер завывал в вершинах сосен и елей. Это был он, и
он искал ее.
Она пробудилась от этого долгого и тяжелого сна еще менее
отдохнувшей, чем когда она ложилась, и снова обратилась к Богу с молитвой,
чтобы он отпустил ее с миром или хотя бы изменил то направление, в котором
Он ее посылал.
"Север, юг или восток. Господи, и я покину Хемингфорд Хоум, воспевая
Тебе хвалы. Но не на запад, не к темному человеку. Скалистые горы не
спасут нас от него. Даже Анды не спасут."
Но это не имело значения. Рано или поздно, когда этот человек
почувствует себя достаточно сильным, он придет за теми, кто сопротивляется
ему. Если не в этом году, то в следующем. Собак унесла эпидемия, но волки
в горах остались, и они готовы служить Сыну Сатаны.
А служить ему будут не только волки.

Утром того дня, когда наконец прибыли ее гости, она принялась за
работу в семь. Бог послал ей прохладный, облачный денек, первый за многие
недели жары. К ночи может пойти дождь. Во всяком случае, так считало ее
бедро, которое она сломала в 1958 году.
Она растопила кухонную плиту и испекла пироги. Как раз поспела
земляника, слава Тебе, Господи, и было приятно думать о том, что она не
пропадет зря. Во время готовки она почувствовала себя лучше. Один пирог с
голубикой, два с земляникой и ревенем и один яблочный. Она поставила их на
подоконник охлаждаться.
Днем кухня наполнилась запахом жарящихся кур. Завернув готовых кур в
бумажные салфетки, она пошла на задний двор с гитарой, села и начала
играть. Она спела все свои любимые песни, и ее высокий дрожащий голос
далеко разносился в тихом воздухе. Она пела гимны один за другим.
Она как раз добралась до "Мы идем в Сион", когда с севера до нее
донесся звук работающего двигателя. Она перестала петь, но пальцы
продолжали отсутствующе перебирать струны, пока она прислушивалась,
склонив голову набок. Едут, да. Господи, они отыскали дорогу, и вот уже ей
стал виден тянущийся за грузовиком шлейф пыли. Великое волнение охватило
ее, и она порадовалась, что надела свое лучшее платье. Она поставила
гитару между ног и приставила ладонь ко лбу, хотя солнца и не было.
Звук двигателя стал гораздо громче, и через секунду, там, где
кукуруза отступала перед дорогой на водопой, протоптанной стадом Кэла
Гуделла...
Да, теперь она видела их, медленно едущий старый фермерский грузовик
марки "Шевроле". Кабина была переполнена - в ней сидело человека четыре
(зрение у нее до сих пор было в полном порядке), а еще трое стояли в
кузове. Она могла видеть худощавого светловолосого мужчину, девушку с
рыжими волосами, а в центре... да, это был он, мальчик, который почти уже
научился быть мужчиной. Темные волосы, узкое лицо, высокий лоб. Он заметил
ее и начал неистово махать рукой. Через секунду к нему присоединился и
светловолосый мужчина. Рыжеволосая девушка просто стояла и смотрела.
Матушка Абагейл подняла руку и махнула им в ответ.
- Благодарение Господу, что они благополучно добрались, - хрипло
пробормотала она. Теплые слезы побежали у нее по щекам.
Грохоча и подскакивая, грузовик к ней во двор. На водителе была
надета соломенная шляпа с пером, заткнутым за синюю бархатную ленту.
- Ээээээээээээй! - закричал он, махая ей рукой. - Привет, мамаша! Ник
сказал, что ты можешь оказаться здесь, и так оно и вышло! Хеээээййййааааа!
- Он посигналил. С ним в кабине сидели мужчина лет пятидесяти, женщина
того же возраста и маленькая девочка в красном вельветовом комбинезоне.
Девочка робко махала одной рукой; большой палец другой руки был надежно
засунут в рот.
Молодой человек с повязкой на глазу и темными волосами - Ник -
спрыгнул с борта грузовика еще до того, как тот остановился. Он медленно
подошел к ней. Лицо его было серьезным, но единственный глаз был исполнен
ликования. Он остановился у крыльца и удивленно посмотрел вокруг... на
двор, дом, старое дерево с качелями из шины. И на нее.
- Привет, Ник, - сказала она. - Я рада видеть тебя. Благослови тебя
Господь.
Он улыбнулся, взошел к ней по ступенькам и взял ее за руки. Она
подставила ему свою морщинистую щеку, и он нежно ее поцеловал. За его
спиной выстроились остальные. Человек, который был за рулем, держал на
руках девочку в красном комбинезоне, у которой правая нога была в гипсе.
Руки ее твердо обвивали загорелую шею водителя. Рядом с ними стояла
женщина лет пятидесяти, следом за ней - рыжая и светловолосый мальчик с
бородой. Нет, конечно, он не мальчик, - подумала Матушка Абагейл, - он
просто немощный. Последним в этом ряду стоял мужчина, который ехал в
кабине. Он протирал стекла очков в тонкой стальной оправе.
Ник смотрел на нее вопросительно, и она кивнула.
- Ты поступил совершенно правильно, - сказала она. - Бог привел тебя
сюда, и Матушка Абагейл сейчас тебя накормит.
- Я рада видеть вас всех! - поспешила добавить она, повышая голос. -
Мы не можем долго оставаться здесь, но прежде чем отправиться в путь, мы
отдохнем и вместе преломим хлеб. Нам надо подружиться друг с другом.
Маленькая девочка пискнула из надежных рук водителя:
- Вы самая старая женщина в мире?
Женщина лет пятидесяти сказала:
- Тсссс, Джина!
Но Матушка Абагейл только рассмеялась.
- Вполне возможно, крошка. Вполне возможно.
Она велела им расстелить свою скатерть в крупный красный горошек за
яблоней, и две женщины, Оливия и Джуна, стали накрывать ленч, пока мужчины
отправились собирать кукурузу. Сварилась она очень быстро, и хотя
сливочного масла у нее не было, оливкового масла и соли хватило вдоволь.
Во время еды почти никто не разговаривал - раздавались лишь звуки
жующих челюстей и тихое довольное похрюкивание. Ей было приятно смотреть
на то, как эти люди впиваются зубами в еду, отдавая справедливость ее
кухне. Стало быть, стоило ходить к Ричардсонам и сражаться с ласками.
Нельзя сказать, что они были очень голодны, но когда ты месяц подряд ешь
консервы, то очень хочется попробовать чего-нибудь свеженького и
домашнего. Сама она съела три куска курицы, початок кукурузы и небольшую
корочку пирога с земляникой и ревенем. После этого она почувствовала себя
набитой до отказа, как чехол матраса.
Когда кофе был разлит по чашкам, водитель, приятный человек с
открытым лицом по имени Ральф Брентнер, сказал ей:
- Ничего вкуснее я не ел за всю свою жизнь. Спасибо вам огромное.
Остальные благодарно присоединились. Ник улыбнулся и кивнул.
- Можно я сяду к вам на колени, бабушка? - спросила маленькая
девочка.
- Боюсь, ты окажешься слишком тяжелой, радость моя, - сказала ей
женщина постарше, Оливия Уокер.
- Глупости, - сказала Абагейл. - В тот день, когда я не смогу взять к
себе на колени ребенка, меня завернут в саван. Иди сюда. Джина.
Ральф поднес ее к Абагейл и усадил к ней на колени.
- Когда станет тяжело, просто скажите мне.
Он пощекотал лицо Джины пером на своей шляпе. Она закрылась руками и
захихикала.
- Не щекочи меня, Ральф! Не смей меня щекотать!
- Не беспокойся, - сказал Ральф, смягчаясь. - Я слишком сыт, чтобы
щекотать кого-нибудь в течение долгого времени. - Он снова сел.
- Что случилось с твоей ножкой, Джина? - спросила Матушка Абагейл.
- Я сломала ее, когда выпала из хлева, - сказала Джина. - Дик наложил
мне гипс. Ральф говорит, что Дик спас мне жизнь. - Она послала воздушный
поцелуй человеку в стальных очках, и он слегка покраснел, кашлянул и
улыбнулся.
Ник, Том Каллен и Ральф встретились с Диком Эллисом, когда тот прошел
уже пол-Канзаса с рюкзаком за плечами и дорожной палкой в руке. Он был
ветеринаром. На следующий день они остановились на ленч в небольшом
городке под названием Линдсборг. Из южной части города доносились слабые
крики. Если бы ветер дул в другую сторону, они ни за что бы их не
услышали.
- Божье милосердие, - благодушно сказала Эбби, поглаживая маленькую
девочку по волосам.
Джина жила сама по себе целых три недели. Она играла на сеновале
дядюшкиного хлева и под ней провалился прогнивший настил. Поначалу Дик
Эллис оценивал ее шансы весьма пессимистично. Он применил местное
обезболивающее, чтобы вернуть кость в правильное положение. Она потеряла
столько веса, и ее общее физическое состояние было таким слабым, что он не
решился дать ей общий наркоз, опасаясь, что он убьет ее.
Джина поправилась удивительно быстро. Она моментально привязалась к
Ральфу и его щеголеватой соломенной шляпе. Тихим, застенчивым голосом
Эллис сказал, что, с его точки зрения, главной проблемой девочки было
сокрушительное одиночество.
- Разумеется, так оно и было, - сказала Абагейл. - Если бы вы не
нашли бы ее, она бы совсем зачахла.
Джина зевнула. Глаза ее затуманились.
- Я ее заберу, - сказала Оливия Уокер.
- Положите ее в маленькой комнатке в конце прихожей, - сказала Эбби.
- Если хотите, можете лечь с ней. А эта девушка... как ты сказала тебя
зовут, радость моя? Совсем выскочило из головы.
- Джуна Бринкмейер, - ответила рыжая.
- А ты можешь спать со мной, Джуна, если у тебя нет других планов.
Моя кровать слишком мала для двоих, да я и не думаю, что ты захотела бы
спать с такой старой вязанкой хвороста, как я, даже если бы она была
достаточно большой, но у меня есть еще один матрас, и он тебе подойдет,
если в нем еще не завелись клопы. Кто-нибудь из наших высоких мужчин
достанет его тебе с антресолей.
- Конечно, - сказал Ральф.
Оливия унесла Джину, которая уже успела заснуть. В кухне, где за
долгие годы ни разу не набиралось столько людей, сгущались сумерки.
Кряхтя, Матушка Абагейл поднялась на ноги и зажгла три керосиновые лампы.
Темнота отступила.
- Может быть, проверенные пути - самые лучшие, - внезапно сказал Дик,
и все посмотрели на него. Он покраснел и снова кашлянул, но Абагейл только
посмеивалась.
- Я хочу сказать, - продолжил Дик, защищаясь, - что это первая
домашняя еда, которую мне довелось попробовать начиная с... ну, наверное,
с тридцатого июня. С того дня, когда погасло электричество. Тогда я сам
приготовил себе еду, и ее вряд ли можно было отнести к домашней кухне. Моя
жена... она здорово готовила. Она... Он беспомощно запнулся.
Вернулась Оливия.
- Крепко спит, - сказала она. - Устала сегодня.
- Вы печете свой хлеб? - спросил Дик у Матушки Абагейл.
- Конечно, пеку. Всегда пекла. Правда, дрожжи давно кончились, но
можно обойтись и без них.
- Мне так хотелось хлеба, - сказал он. - Хелен, моя жена... обычно
пекла хлеб два раза в неделю. Совсем недавно мне казалось, что если мне
дадут три куска хлеба с земляничным вареньем, то можно с радостью
распрощаться с жизнью.
- Том Каллен устал, - неожиданно сказал Том. Он потянулся и зевнул.
- Ты можешь лечь в сарайчике, - сказала ему Абагейл. - Запах там
слегка затхлый, но там сухо.
На мгновение все они прислушались к ровному шуму дождя, который шел
уже почти целый час. Для одинокого человека этот звук показался бы
печальным. В компании он казался приятным и таинственным, объединяющим их
вместе. Далеко над Айовой пророкотал гром.
- Думаю, у вас есть все, что нужно, чтобы устроиться на ночь? -
спросила она у них.
- Абсолютно все, - ответил Ральф. - Мы прекрасно устроимся. Пошли,
Том. - Он поднялся.
- Не могли бы вы с Ником ненадолго задержаться, Ральф? - сказала
Абагейл.
Все это время Ник сидел за столом в противоположном от ее качалки
конце комнаты. Если человек не может говорить, - подумала она, - то,
казалось бы, он должен потеряться в комнате, набитой другими людьми,
просто выпасть из поля зрения. Но что-то в Нике не давало этому произойти.
Он сидел абсолютно спокойно, следя за разговором, и на лице его отражалось
реакция на только что произнесенные слова. Лицо его было открытым и
смышленым, но слишком озабоченным для такого молодого человека. Несколько
раз она замечала, как люди смотрят на него, словно он может подтвердить их
слова. Они ни на минуту не забывали о нем. Несколько раз она заметила, как
он смотрит в окно и на лице его появляется беспокойство.
- Не могли бы вы достать мне этот матрас? - мягко спросила Джуна.
- Мы достанем его вместе с Ником, - сказал Ральф, вставая.
- В одиночку я в этот сарай не пойду, - сказал Том. - Ей-Богу, нет!
- Я пойду с тобой, - сказал Дик. - Мы зажжем фонарь и устроим себе
кровати. - Он поднялся. - Еще раз спасибо, миссис. Не могу выразить, как
все было вкусно.
Другие поблагодарили вслед за ним. Ник и Ральф достали матрас, клопов
в котором не оказалось. Том и Дик отправились в сарай. Ник, Ральф и
Матушка Абагейл остались в кухне одни.
- Не возражаете, если я закурю, миссис? - спросил Ральф.
- Не возражаю, если не будешь стряхивать пепел на пол. В комоде у
тебя за спиной стоит пепельница.
Ральф встал за пепельницей, и Эбби осталась лицом к лицу с Ником. На
нем была рубашка цвета хаки, синие джинсы и вылинявшая тренировочная
фуфайка. В нем было что-то такое, что внушало ей мысль, будто она знала
его и раньше. Глядя на него, она чувствовала себя так, словно встреча эта
была предрешена судьбой.
- Миссис?
Ральф уже сидел рядом с Ником с листком бумаги в руках и разглядывал
его, повернув к свету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96