– Да, Катков я и есть, – подтвердил я, совершенно сбитый с толку. Впервые за многие годы меня выселяют из квартиры. Но так ведь делать нельзя, и плачу я аккуратно.– Мне наплевать, что у вас там написано. Тащите гардероб туда, где взяли. Тащите все назад, – потребовал я, заметив, что они успели погрузить уже большую часть моих вещей.– Хорошо, отнесем, если заплатите за погрузку-разгрузку.– За погрузку-разгрузку? Не буду ни за что платить. Тащите вещи назад, пли вызову милицию.– Будем даже рады. У вас впереди девяносто дней, а если не заплатите за хранение, все вещи пойдут с молотка. Если же вырученных денег не хватит, мы вызываем милицию. Не обессудьте, таков закон.– Послушайте, я знать не знаю, что здесь происходит, но…– Николай! Николаша! – В вестибюле стояла старушка Парфенова и звала меня, помахивая свернутой газетой.– Одну минутку, бабушка, – крикнул я, не желая расставаться со своими вещами.– Николай! Николаша, дело срочное и важное!– Не уезжайте, пока не вернусь, – бросил я грузчикам и заспешил к дому по обледенелому тротуару.– Тут тебя искали, приезжали, – сразу сказала бабушка.– А кто, не знаете?– Да несколько дней назад, я и не помню. Где ты болтался? Я же не видела тебя цельную неделю.– Ну извините, извините… Уезжал я из Москвы. А на кого они хоть похожи-то? Приезжали на шикарной машине? В кожаных куртках? В кроссовках?Старушка лишь пожала плечами, в глазах у нее промелькнула настороженность.– Да, вспомнила. Двое их было. А может, трое.– Какие они? Высокие или низкие, толстые или худые? – Грузчики в этот момент пошли за другими вещами. – А случаем, не милиционеры?Парфенова опять пожала плечами.– Темные очки. Темные очки и бритая голова, – только и смогла припомнить она и зашаркала в свою квартиру.Темные очки? Бритая голова? Я двинулся вслед за ней, ломая голову: уже не тот ли мордоворот в очках «Рей-Бан» приходил по мою душу? В комнате у нее ничего не было, стоял лишь колченогий столик да лежали три упакованные корзины.– Что у нас, черт бы все побрал, происходит?Она вытащила из-под руки свернутую в трубочку газету и тяжело опустилась на корзинку.– Вот я и говорю: в черных очках и голова бритая.– Да нет, я спрашиваю, почему хозяйничают здесь грузчики? – В этот момент они несли через вестибюль мой письменный стол, отчего я опять заволновался: – Да они же выносят все мои вещи!– Ах, вы про это, – как-то буднично заметила бабушка, словно я поинтересовался погодой. – Да нас всех должны выселить не позднее нынешнего дня. Грузчиков, должно быть, нанял новый владелец…– Как это, новый владелец? – остолбенел я от неожиданности.– Ну, ведь особняк-то наш продали.– Как продали?– Да знаете вы как. Сами же мне говорили, что по закону теперь он частная собственность, – качнула она головой, качнула неодобрительно.– Я-то знаю, но вместе с тем…– Купил его один из тех, о ком вы все время говорите, как это называется? Свободное… чего свободное-то?– Свободное предпринимательство?– Во-во, он из маклеров, – презрительно шепнула она, употребив это немецкое слово вместо английского «брокер». – Такие молодые симпатичные люди, как-то они приходили сюда и сказали, что купили наш дом у государства.– У государства?Она лишь кивнула в подтверждение.– Но ведь до того, как коммунисты конфисковали это здание, оно принадлежало вашим родителям, так ведь?– Его построил еще мой дед, – тоскливо вздохнула бабушка.– В таком случае в первую очередь только вы имеете право владеть домом. А у них такого права нет.Она опять вздохнула, на сей раз безропотно – дескать, что поделаешь.– Они, Николай, делают все, что захотят. Теперь уже поздно переигрывать. Должно, кого-то они подкупили, чтобы переделать документы на право владения. Как будто вы не знаете наших подонков из ЖЭКа, – запричитала она, проклиная на чем свет стоит мелких служащих домоуправления. – Почему же вы не предупредили меня раньше?– Я вообще об этом впервые слышу, – резко ответил я, с трудом удерживаясь, чтобы не психануть.– Ну как же, я же, помнится, говорила.– Нет, нет и нет, бабушка. Может, и говорили кому, но не мне. Вы что-то хотели сказать, даже несколько раз, да так и не вспомнили.– Да ты всегда так занят, Николай, поди, и забыл, а я тебе говорила. Кажется, они хотят сломать дом, построить тут кафе и продавать пирожки с начинкой из сыра и помидоров рабочим с нефтеперегонного завода.И она протянула мне рекламный листок, где говорилось, что здесь открывается новая пиццерия для москвичей.Я собрался с духом и поднялся наверх в свою комнату. Там было так пусто и жутко, будто я никогда и не жил здесь. Если бы я не знал, что произошло, то мог бы подумать, что сотрудники КГБ провели очередной пресловутый обыск. Обычно он начинался с того, что среди ночи раздавался стук, иногда дверь просто взламывали или срывали с петель. Орда кагэбэшников, расталкивая перепуганных жильцов, начинала переворачивать кверху дном весь дом, а затем выносить и увозить все, что попадалось на глаза. Предметы, которые агенты считали вещдоками – к примеру, запрещенные книги, – педантично регистрировались в специальных журналах.Несколько минут я бессильно стоял посреди этого разгрома, потом медленно спустился в вестибюль. Старушка Парфенова зашаркала вслед за мной, кутаясь в теплый платок.Грузчики, закончив свою роботу, уже закрывали задний борт грузовика. Я упросил их обождать немного, пока не разыщу свои пишущую машинку и чемодан, который второпях набил кое-какой одеждой из гардероба.Мы с Парфеновой долго смотрели ему вслед – колеса грузовика ушли глубоко в снег под тяжестью нашего груза. Она поплотнее запахнула платок и внимательно посмотрела на меня.– Знаешь, Николаша, когда еще я была маленькой, мама сказала мне замечательные слова. В то время я не понимала, какие они замечательные. Знаешь, что она говорила, когда мне не удавалось поступать по-своему?– Откуда мне знать, понятия не имею.Она сморщила лоб, нахмурилась, а потом назидательно покачала пальцем:– Осторожно загадывай желания, кто знает, а вдруг они сбудутся наяву.Я печально кивнул – вот бы мне проницательность ее матери.– А у вас есть место, где жить-то?– У меня сестра в Ленинграде. – По ее тону было видно, что она так и не привыкнет называть этот город Санкт-Петербургом.– Вот и прекрасно, – сказал я после неловкого минутного молчания. – Спасибо вам, бабушка, за все хорошее. Берегите себя.В ответ она обхватила меня костлявыми руками и крепко прижала к себе, чего я никак не ожидал.С пишущей машинкой в одной руке, с чемоданом в другой я поплелся к станции метро. Кейс укатил вместе с другими вещами на грузовике. А мне куда деваться?Ветер крутил снег во все стороны, словно олицетворяя мое противоестественное состояние. Бездомный. Неудачник. В кармане ни рубля. Неужели придется пополнить ряды тем пропавших душ, которые распродают на перекрестках последние шмотки, чтобы купить еды подешевле? Профессия меня не кормит. Я чувствовал себя одиноким, потерянным, поставленным перед необходимостью начинать жизнь сначала.Может, позвонить Вере? Но она наверняка отошьет меня. Общество начинающих лечение алкоголиков? Это идея. Может, Людмила случайно там? А если ничего не получится, попрошусь переночевать у Юрия.Прикидывая варианты, я вдруг услышал голос бабушки Парфеновой:– Николай! Николаша! Совсем забыла сказать, – торопилась она, доставая из-под платка свернутую в трубочку газету. – Нашла у гардероба, когда грузчики его отодвинули.– Там, говорите?Она кивнула.– Ну, это старая газета, бабушка, недельной давности. – Я вспомнил, как Вера в сердцах швырнула ее. – На кой черт она мне сдалась?– А я-то подумала, ты нарочно спрятал ее, чтобы сохранить или для чего другого.– От кого прятать-то?– А разве не от тех, которые приходили и искали тебя? Знаешь, я еще подумала, что ты боялся, как бы они не начали обыскивать твою комнату.– Так они что, обыскивали?– Да вроде нет, а если бы начали, то уж наверняка нашли бы вот это. – Она сняла резинку с газетного свертка и развернула его – внутри был конверт.Я поставил на землю пишущую машинку и чемодан, взял конверт, открыл его и вынул листы. Глаза у меня от удивления просто на лоб полезли.– Что там? Что-то важное?Я лишь выразительно кивнул, не в силах вымолвить ни слова.– Мое желание сбылось наяву, – только и смог я выговорить, когда ко мне вернулось дыхание.В руках у меня были документы Воронцова. 19 – Так говоришь, Парфенова передала? – изумился Юрий, когда документы из чемодана перекочевали на его рабочий стол.Служебный кабинет Юрия в Министерстве внутренних дел намного больше его крохотной квартирки, завален похожими на поникшие флаги и знамена длинными листами, испещренными математическими выкладками и экономическими прогнозами, полученными с помощью допотопного компьютера и принтера с крутящейся кареткой, дребезжащей, как скорострельный пулемет. Распечатки прилеплены даже к стенам кабинета.– Как же эта древняя старушка умудрилась добраться до документов?– Да это Вера умудрилась. – И я мрачно рассказал историю о том, как газета попала к бабушке.Юрий слушал с живым любопытством.– Чем же ты недоволен? Радоваться должен.– Я и радуюсь.– Что-то не заметно.– А я раздваиваюсь, одна моя половина радуется, а другая вся в дерьме. Что я имею в виду? Вере подвернулся прекрасный шанс добыть документы – знай это Шевченко, он бы запер ее, а ключи выбросил в унитаз. А потом она застукала меня с Людмилой.– Что и следовало ожидать, – вспомнил Юрий и опять не смог удержаться от смеха.– Да ладно тебе, представь только, что она переживала в тот момент. А мне и впрямь без нее тоскливо.– Так за чем дело стало? Позвони ей и скажи, что скучаешь.– Звонил, а она меня послала куда подальше.– Ну извини, – попросил Юрий, увидев, что я действительно переживаю разлуку с Верой. – Признаться, я тоже по ней скучаю.Когда мы разложили на приставном столике все документы, меланхолическое настроение сменилось возбужденным предвкушением чего-то важного и интересного. Перед нами были неподписанные черновики с некоторыми незаполненными графами. Судя по документам, Воронцов действительно надзирал за сделками с иностранными фирмами, намеревающимися инвестировать капиталы в различные российские финансовые учреждения и промышленные предприятия. Инвесторы были самые разнообразные и по профилю, и по размерам, начиная от мелких компаний и кончая такими гигантскими многонациональными конгломератами, как ИБМ, ИТТ, АТТ, ИТЗ, ТВА, «Амекс», «Экссон», «Леви Страусс», «Катерпиллар», «Агритек», «Дженерал моторз», «Дженерал электрик», «Си-Эн-Эн», «Ройал Дач Шелл», «Пицца-хат» и другие. В документах и намека не было на источники «грязных денег»; и близко не было наших акционерных обществ «Сиабеко», «Галактик», «Исток» или других компаний с участием иностранных фирм, созданных бывшими чиновниками КПСС для вывоза партийных денег из России. Никаких признаков коррупции, не говоря уже об упоминании в этих делах Баркина либо какого-нибудь другого мафиози. Напрасно потраченное время. Жестокое разочарование. Да, Шевченко оказался прав.Мы сидели в гнетущей тишине и мрачно смотрели на документы, а на столе у Юрия зазвонил телефон.– Терняк слушает, – ответил он необычным начальственным голосом, а телефон все продолжал звонить. Он недовольно пробубнил что-то, положил эту трубку и схватил трубку другого аппарата. Но звонки не прекращались. Жертве этой допотопной техники, обреченной метаться от одного телефона к другому, достаточно было иметь на столе пульт многоканальной связи и всего один телефонный аппарат. Юрий схватил третью трубку, затем из заваленного бумагами и компьютерными распечатками хаоса извлек четвертую трубку.– Терняк… Терняк… Терняк… – выкрикивал он каждый раз, как попугай, пока вместо длинных гудков не услышал человеческий голос. Тогда, просветлев лицом и чувствуя некоторое самоудовлетворение, заговорил потише: – Ага… а-э-э… ну разумеется. У меня тут один товарищ. Может, немного задержусь.Положив трубку, он оттолкнул телефон в сторону, сердито заметив:– Все в конспирацию играют. Не знаю, как они умудряются, но я почему-то всегда поднимаю нужную трубку, когда переберу все остальные.Я улыбнулся и принялся собирать документы, а затем не удержался и спросил:– Ну и кто же она такая?Юрий посмотрел на меня непонимающим взглядом.– Я про телефонный звонок говорю. Похоже, тебе назначили свидание.– Хотел бы, чтобы назначили, – ответил Юрий, мечтательно вздохнув. – А напоминали про совещание.– Что ты все юлишь? Говори прямо, как ее зовут?– Игорем ее зовут, – ответил он со смешком. – Моя группа прогнозистов собирается сегодня вечером, чтобы подготовиться к завтрашнему совещанию, после которого мы вновь засядем, еще все обсудим и наметим, какие другие совещания следует провести в ближайшие дни. – Он в смятении забегал глазами. – Если бы наши пустопорожние разговоры могли подстегнуть развитие экономики, то по сравнению с Японией мы бы теперь выглядели так же, как она сейчас рядом с Гондурасом. Извини, дружище, так на каком этапе мы находимся?– Сидим по уши в дерьме, – доложил я и уже хотел было вернуть документы в чемодан, как вдруг что-то остановило меня. ИТЗ. Мы расшифровали в документах названия всех компаний, кроме этого. ИТЗ. Что скрывается за ним? Во всех документах, касающихся распределения кредитов приватизированным государственным предприятиям по разным отраслям – автотранспортные перевозки, судоходство, железнодорожные перевозки, воздушный транспорт, складирование и хранение, – везде текст начинался со слов: ИТЗ произведет… ИТЗ получит… ИТЗ гарантирует… ИТЗ получит доступ к… Однако только в этом случае полное название фирмы нигде не расшифровывалось. Стоило поломать голову.– Я склоняюсь к тому, что первая буква «И» означает «Интернэшнл», – предположил Юрий и вывел это слово на экран компьютера.– Весьма возможно. Но она может обозначать и «Институт», и «Интер», и «Интра», и «Интелсат», и «Интерстеллар»…– Хватит, хватит, – остановил меня Юрий. – Давай пока примем «Интернэшнл». А как насчет буквы «Т»? «Транспорт»? «Телефон»? «Телексы»? «Телесис»? «Техника»? «Термодинамика»?..– Добавь сюда «Термоядерный», «Телеграф», «Телевизор», «Транс», «Три», «Трейд», «Трансфер», «Трансуорлд», «Технология», «Тектоника», «Тактика», «Текстиль»…– Пока и этого достаточно, – прервал меня Юрий, быстро набрав эти названия на клавиатуре компьютера. – А как насчет буквы «3»?– «Зоопарк», «Зиппер», «Зона»…– «Зефир», «Зебра», «Зум»…– «Зилч», то есть «ничто» по-американски.– Ну, это вряд ли, – заметил Юрий.Я взял с полки английский словарь и на всякий случай прочел еще несколько слов, начинающихся с буквы «Z»:– «Цирконий», «Цюрих», «Цинк», «Царь», «Цветок», «Целлюлоза»…– Может, сокращение расшифровывается, как «Интернэшнл телекоммюникейшнз Цюрих»? – предположил Юрий и набрал это название на компьютере.– «Институт оф трейд Загреб»?– «Интернэшнл текстайл энд зиппер»?– «Интернэшнл текнолоджи энд… энд… энд что? Цинк? Цирконий»?– «Зоология».– «Зулусы».– «Индепендент транслорт»… чего-то такого, – нерешительно сказал Юрий и, сверкнув глазами, высказал новую мысль: – А может, это юридическая контора? Указание, что впоследствии министерство будет иметь дело с адвокатами?– Может быть и такое. Удивительного тут ничего нет. Действенная правовая система сказывается на развитии демократии не меньше, чем свободная пресса.Юрий даже руки поднял в знак протеста.– Не надо. Эти законники скоро нас с ума сведут. По-моему, ИТЗ может означать «Инепт, Тедиус и Зани».– Пусть будет так. Но раз уж мы затронули юридические премудрости, то можно сказать и так: Игноменес, Тавтология и, и… – тут я опять открыл словарь, чтобы подобрать подходящее слово на букву «3» – «Зоонтролия».– А что это такое?– Форма умственного расстройства, когда больной думает, что он стал животным.– А что ты думаешь, если расшифровать как «Иллюзорная, темпераментная и занудная»? – Хмыкнув, Юрий откинулся на спинку стула.– Это адвокатесса такая?– Да нет. Моя бывшая жена, – пояснил Юрий и еще долго смеялся, а потом сказал: – Забудем об этом, Коля. Тут лезет в голову всякая нелепица. Мы лишь теряем время.Я хотел бросить эти гадания, но его шутка напомнила мне агента Скотто и некие ее слова, способные привести к разгадке. Юрий заметил мою веселую улыбку и не преминул спросить:– Ты что-то придумал? Давай выкладывай. Я тебя знаю, ты что-то держишь за пазухой.Я мотнул головой – дескать, нет ничего, а сам так и сиял от внезапной догадки.– Видишь ли, Юра, это совсем из другой оперы. – То есть?– ИТЗ нельзя расшифровывать так, как мы это делаем.Я взял у него лист бумаги, карандаш и написал фамилию – РАБИНОУ или РАБИНОВИЧ, а по-английски – RUBINOWITZ.– Рабинович? – переспросил Юрий, явно озадаченный. – Не помню такого. Кто он?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44