– Если попадет в больницу.– Что с ним, Алекс?– Он сильно обескровлен. По-видимому, продолжается внутреннее кровотечение. Выходного отверстия не видно, а это значит, что пуля внутри. А я не могу ни вынуть ее, ни даже определить внутренние повреждения.– Что-нибудь еще можешь сделать?– Ему нужна кровь, Николай. Нужна операция. Единственный шанс спасти его – поместить в больницу.– Что толку спасать, если тогда его могут упрятать за решетку?– Теперь не время загадывать загадки. Жить ему осталось всего пару часов, а может, и того меньше. Не теряй ни минуты.– Я обещал ему, что он не умрет и не пойдет в тюрьму. Расшибусь, но выполню. Дай свою машину. Жду тебя на дорожке.– Нет у меня машины. И никто из наших никуда не поедет.– У тебя в приемном покое полно пациентов, а ты не можешь устроить через них машину?– Коля, как и все в этом чертовом городе, большинство моих пациентов не работают. А когда они разоряются, нищаю и я. – Она повернулась, подошла к столу и вызвала по телефону «скорую помощь». Затем принесла одеяло и накрыла им Рафика. – Он твой давний приятель?– Да нет. Почему ты так думаешь?– Да вижу, как ты заботишься о нем. Ну, я…– Я забочусь о всех, кто сидел в тюрьме, – перебил я ее, может, даже слишком язвительно. – Впрочем, извини, Алекс. Ночь была такой длинной. Бедолага помогал мне подбирать материал для очерка.Она с пониманием кивнула и спросила:– Ты его сможешь написать?– Должен написать.– Это ведь опасно. В один из таких дней ты уйдешь из жизни, Коля.– А я уже… – начал было я и замолк, подбирая слова побольнее. – Я умер в тот день, когда ты ушла от меня.– Все ищешь виноватых. Как мне это знакомо. Ты совсем не изменился, так?– Да нет же, изменился.– В чем, например?– Больше не пью ни капли.Тут она напряглась и пристально посмотрела мне в глаза – ведь по ним всегда можно узнать правду.– Ну, если и пью, то чуть-чуть.– Алкоголики либо пьют, либо капли в рот не берут, – отрезала она. – Середины тут нет.– Я стараюсь не пить.Она тяжело вздохнула и раздраженно сказала:– А еще говоришь, все ерунда.– Да нет, тут другое. В самом деле. Ты когда-нибудь слышала о собраниях москвичей, начавших лечение от алкоголя?У нее даже глаза распахнулись от удивления:– И ты бывал там?– Ага. Одна моя подружка рассказала про них. Она тайно внедрила меня к ним, чтобы я все высмотрел.– Неплохо иметь кого-то, кто…– Когда же, черт возьми, приедет эта проклятая «скорая помощь»? – перебил я, чтобы не рассказывать ей подробности.– Не горячись. Прошло-то всего несколько минут.– Ну так вот. Есть еще перемены. Я стал и более нетерпеливым, и совсем некомпетентным, как считают мальчики-тинэйджеры, которых теперь полным-полно в штате редакции «Правды».– Да будет тебе, ты по-прежнему умеешь писать так, чтобы выводить людей из себя.– Да нет, не совсем так. Я собирал материал для очерка о черном рынке орденов. А милиция устроила облаву и всех торгашей загребла. И они думают, что это я их заложил.Наконец-то с улицы послышался сигнал «скорой помощи». Я побежал открывать дверь. По ступенькам поднимались два санитара с носилками. Александра быстро заполнила карточку о передаче раненого, на лицо Рафика наложили кислородную маску, сумку с аптечкой повесили на крюк носилок и понесли его по коридору.– Берега себя, Николай, – сказала Александра. Санитары задвигали носилки в «скорую помощь». Я заставил себя улыбнуться и тоже полез в машину.– Я это всерьез, Коля, – голос у нее был печальный. – Прошу тебя, будь осторожен.Санитар захлопнул дверь. Машина покатила по дорожке, вырулила на улицу и помчалась к Садовому кольцу, сверкая в темноте голубыми вспышками мигалок. Когда машина уже стала лавировать в транспортном потоке, Рафик выгнулся дугой, упираясь грудью в привязные ремни. Из-под кислородной маски потекла густая кровь, и он обмяк. Голова его откинулась в сторону, на меня, не моргая, уставились его пустые глаза.Санитар приложил палец к шее Рафика, посветил ему в глаза и закрыл их.– Господи, упокой его душу, преставился, – бросил он водителю. Тот сбросил газ и выключил мигалки. «Скорая помощь» замедлила ход и направилась в сторону центра. Вскоре мы проскочили ворота Главного управления милиции, обогнули здание и затормозили у морга. Служители вытащили носилки с бездыханным Рафиком, а регистратор в милицейской форме занялся санитарами, которые передали ему сопроводительные документы и уехали восвояси.– Его что, застрелили? – спросил меня милиционер, проглядев документы, заполненные Александрой.– Да там в них все сказано.– А вам известно, при каких обстоятельствах?– Нет, – заявил я, не желая быть причастным к убийству.– Вы его родственник?– Да нет, просто добрый самаритянин.– Оставьте шутки при себе и напишите объяснение в письменной форме, – потребовал он, подвигая мне через стол форменный бланк. – Отсюда не уйдете, пока я не передам документы дежурному офицеру и он не отпустит вас.– Я же сказал, что ничего не видел.– А это пусть дежурный решает. Придумав что-то в свое оправдание, я изложил все на бумаге. Регистратор, аккуратно сложив бланки, заложил их в цилиндр и отправил его куда-то по пневматической почте. Минут через десять, когда я выкурил уже третью сигарету, на пороге в половинке дверей появился Шевченко.– Катков! – позвал он. – Увидел в сводке твою фамилию и решил зайти поздороваться.– Это все последствия той ночи.Он вынул копию моего объяснения, заметив при этом:– Здесь написано, что вы нашли какого-то незнакомца на улице.– Да, нашел.– А поскольку все это случилось неподалеку от места работы жены, то и приволокли его туда?– Ага. Она сделала то, что было в ее силах. Мы уже ехали в больницу, когда…– Тут все написано, – перебил он и добавил как бы между прочим: – А я и не знал, что ее поликлиника в Серебряном Бору.– В Серебряном Бору? Да нет же! Она находится… – начал я выкручиваться, понимая, что он играет со мной, как кошка с мышкой.– А мои люди занимались расследованием перестрелки там. В пивном баре. Почерк мафии. Они так орудуют в Америке. Один был убит, другой ранен. Раненый, как говорят свидетели, невысокий человечек по имени Рафик. Он был там с кем-то третьим, его не опознали, но описали приметы… – Шевченко замолчал и сделал вид, будто читает в блокноте: – Высокий, худощавый, в темно-синей куртке, вьющиеся волосы, очки в тонкой оправе.– Вот как? Все мы имеем своих двойников.– У нас имеются труп и оружие, а эксперты, готов спорить, найдут на нем отпечатки пальцев вашего друга, не говоря уже о баллистической экспертизе, которая докажет, что убивали именно из этого оружия.– Ну вот и дошли до самой точки.– Получается, Катков, что вы – соучастник убийства.– Я? Да все наоборот, черт возьми! Это меня хотели угрохать.– Вас? Неужели правда?– Меня. Этот малый следил за мной весь день-деньской. А Рафик спас мою жопу. Тут уж вас надо благодарить.– Что вы хотите этим сказать?– А торгаши орденами. Вы же сами слышали, как тот парень угрожал мне. Они считали, что это я их заложил.– Видите, что получается, когда вы завариваете кашу, чтобы заработать себе на хлеб с маслом. Вы, Катков, как наркоман, не можете без скандалов и всячески возбуждаете их. Все журналисты такие. Устроите заваруху, а сами в кусты. – Он заглянул в блокнот и спросил: – А Рафик какое имел отношение ко всему этому?– Он был моим посредником. И тут мне пришло в голову, что убийца не просто хотел выбить меня из седла, а выполнял заказ торгашей: выследить и ухлопать обоих одновременно. Рафик ведь тоже был в то утро, может, они и на него подумали.Шевченко задумчиво кивнул и внимательно посмотрел на меня. Было такое впечатление, что знает он гораздо больше, чем говорит, и прикидывает, как ему поступить.– Ну давайте, говорите, что там у вас еще, – прямо сказал я ему. – У нас же существует договоренность, если я правильно понимаю.– Видимо, не существует, – как-то нерешительно произнес он. – Но несмотря ни на что, работаем мы пока еще сообща. – Он бросил взгляд на часы. – Извините. Мне еще нужно кое-что доделать.Он расписался под сводкой и пружинистым шагом пошел к двери. От его толчка обе половинки еще долго качались, поскрипывая на шарнирах.Я вышел на воздух после того, как регистратор закончил свою работу, стараясь поскорее избавиться от противного запаха формалина. Температура на улице была минусовая, небо набухло, предвещая снегопад. Я прошел мимо ряда припаркованных к стене автомашин, миновал ворота и оказался на улице. Надо искать такси.Минут десять я ждал, пока не появилась какая-то машина, осветив фарами двор дома № 38. Да это же «Москвич» Шевченко! Машина медленно двигалась по направлению ко мне по другой стороне Петровки и остановилась как раз напротив служебного входа. Дверь открылась, из темноты вышла женщина. Походка ее явно мне знакома, к сожалению, не только походка. Не заметив меня в темноте, к машине подошла Вера и села впереди, рядом с Шевченко.Меня будто со всей силой ударили в живот. Он ведь говорил, что ему предстоит еще кое-что доделать. Так вот откуда Вера бесконечно таскала кофе! Меня охватило дикое желание напиться до чертиков и поцапаться с ними. Но нет, надо удержаться. До дома культуры на метро рукой подать, а если сегодня там собираются бросающие пить москвичи, то поспею в самое время.– А-а, Николай К. пришел! – Плотный мужчина с ледяными глазами восторженно похлопал меня по плечу, как только я вошел в конференц-зал. – Ну что поделывали? Как чувствуете себя?– Препаршиво. Настроение вконец испортилось. Если честно, я бы с удовольствием напился.– Я тоже. – И Людмила Т. лукаво стрельнула в меня глазами.– Мы все тоже, – зарокотал пожилой мужчина в тюбетейке. – Не обсудить ли нам эту проблему, Николай?– Тут обсуждать нечего. Если обсуждать хоть десять лет, дело с места не стронется.– А вы откуда знаете?– Да-да. А почему бы нам не попробовать?– А вам не страшно с нами?– Нечего мне бояться.– Конечно, обсудим, – мягко заметил пожилой мужчина. – Страхи надо преодолевать в открытую, с поднятым забралом.– А может, он еще не созрел, – неуверенно предположила Людмила.– А сами-то вы созрели? – подначил ее один из юнцов.– Нет, – прошептала она. – Я, наверное, никогда не решусь.– Могу рассказать о себе, – сказала пожилая женщина. – Не люблю я всякие противостояния и насилие Особенно не люблю себя насиловать.– Обуздывать свои желания – все равно что все время бередить рану, – отозвался кто-то еще. – Так она никогда не заживет.Больше мне не вытерпеть. Зря пришел. Сегодня мне слишком досталось. Я совсем было решил пуститься по течению, но тут меня охватило беспокойное желание – с ним я уже сталкивался. Посмотрел прямо в строгие, гипнотизирующие глаза, глядящие с настенного плаката. Под суровым аскетическим мужским лицом ярко-красными буквами было напечатано: ДИАНЕТИЧЕСКАЯ ЦЕРКОВЬ ИЗУЧЕНИЯ НАУК МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ЗИМНЯЯ СЕССИЯ ОБЪЯВЛЯЕТСЯ НАБОР В ГРУППЫ Плакат наводил тоску. Не успели мы свергнуть с пьедесталов статуи Ленина, как заменили их другими идолами. Рафик был прав – мало что изменилось в нашей жизни. Мы по-прежнему готовы обожествлять любого краснобая, который заявляет, что у него есть ответы на все вопросы. Да, мы приветствовали приход демократии, но это ведь тоже религия – своеобразная непогрешимая священная власть, указующая, что надлежит делать, а мы еще на нее молимся. Не сомневаюсь, что Хаббард, этот аскет с плаката, и иже с ним проведут не одно занятие с нашим дурачьем, помешавшимся на самосовершенствовании.– Надеюсь, вы извините меня, – сказал я, считая, что Александра и Вера приняли бы меня таким, какой я есть. Но не сам я. Я знаю себя, знаю, что не смогу перебороть свою натуру и стать кем-то другим.– Без страданий и боли путного ничего не добьешься, – назидательно поднял палец пожилой человек.– Как сказала бы моя бывшая жена, для этого-то Бог и ниспослал обезболивание. – И я направился к двери, не слушая призывов всей группы остаться.На улице уже валил густой снег. Я прошел с полквартала, когда услышал позади себя скрип снега под чьими-то шагами. Повернув резко за угол, я заметил фигуру человека, закутанного в теплое пальто, в меховой шапке и теплых ботинках. Хлопья снега застилали мне глаза, но, скорей всего, это была женщина, сильно уставшая женщина. Вряд ли я ее знал. А этот брошенный в мою сторону ее безразличный взгляд на меня – может, мне просто показалось после тяжелого выматывающего дня? Или же за мной увязался «хвост», профессионально маскирующий слежку? Меня так и подмывало нырнуть в темный проулок и переждать, пока фигура не пройдет, но я так устал сегодня шарахаться и прятаться от каждой тени и шороха. До государственного винного магазина отсюда всего несколько кварталов. Если уж она будет там, когда я стану выходить, если это и впрямь «пасут» меня, то прятаться я не побегу, а подойду и предложу «раздавить» на пару бутылку «обезболивающего». 14 Я бегу по длинному узкому переулку. Кругом темно и тихо, видны только блеск стали и угрожающее движение преследователя. Я бегу, не останавливаясь, углубляясь в кромешную тьму. Высоченные стены внезапно сливаются в одну башню. Выхода нет. Я в ловушке. Заворачиваю за угол, преследователь рядом, заряжает пистолет и направляет его прямо мне в грудь. Нажимает на курок со зловещей мстительной ухмылкой. Оглушительный выстрел! Ослепительное сине-оранжевое пламя! Мелькает чье-то лицо. На голове сбита набок форменная фуражка.«Подонок! – кричит Рафик. – Сраный подонок! Ты же обещал, что не дашь мне умереть!»Жгучая боль раздирает все тело. Спотыкаясь, я ковыляю в темноте. Дверь! Да, передо мной дверь! Я неистово грохочу кулаками – она даже не шевелится. Я уже одной ногой к могиле. Руки изнемогают, но я продолжаю молотить в дверь.Еще один выстрел!Стуки усиливаются.Я дико завопил. Тело у меня мокрое от пота, язык одеревенел. Голову будто медленно зажимают в тисках.Широко раскрыв глаза, я уставился в свою дверь. Там кто-то стучится. Еле живой сползаю с постели, поддав ногой пустую водочную бутылку, и она волчком покатилась мимо двери. Я уже преодолел полпути, но услышал, что замок открывают ключом.Вера. Увидев меня, она в ужасе отпрянула назад. Затем ее глаза засверкали от гнева.– Кто это у тебя там, черт побери? – строго спросила она, закрывая за собой дверь.– Кто есть ху? – невинным голосом переспросил я, чувствуя, что голова просто раскалывается.– Там вон! – рявкнула Вера, ткнув пальцем на альков с кроватью.Я покосился на кровать в нише, пытаясь сообразить, что же там может быть. Батюшки светы! На сбитых простынях лежала какая-то баба. Да еще голая! Ноги по-пьяному бесстыже раскинуты, груди по-наглому торчат, одна рука свесилась с края кровати, другая закинута за голову.– Не знаю кто, – не прокашлявшись, проскрипел я, содрогаясь при виде разбросанной вокруг одежды и еще одной пустой бутылки водки. – Вчера вечером… да, да… эта была женщина… она, она это… шла за мной. Я подумал, что она… того, следит. Но она не того, она…– Так ты, выходит, подцепил ее прямо на улице?– Ага. Постой, постой. Нет. Не помню. – Заикаясь, я подошел поближе к нише, чтобы лучше видеть. Вроде что-то знакомое, точно, что-то чертовски знакомое, вот только не припомню. Черт возьми, как же ее звать-то?А-а! Вспомнил! Да это же Людмила Т. Она пошевелилась, подняла руку – к ее локтю прилипла этикетка от лимонной водки – и со стоном рухнула с кровати.– Да нет, Вера, она вовсе не с улицы, – сказал я, думая, что этим смягчу ее гнев. – Она из общества бросающих пить москвичей. Да, да. Она точно оттуда.– Ты же пошел туда, чтоб излечиться от пьянства! – завизжала Вера, дергая занавес, чтобы закрыть нишу. – А вовсе не для того, чтобы таскать оттуда всяких проституток.– Вот как? Да уж не тех, кто живет в роскошных дачах?– Что ты там бормочешь, идиот чертов?– Да ладно тебе, Вер. Сам вас видел. Он что, наконец-то стал начальником? Так, что ли?– Начальником? Кто? Ты имеешь в виду Шевченко?Вера уже приготовилась к водопаду возмущенных восклицаний, как вдруг кто-то постучал в дверь. Несколько негромких, но четких и настойчивых стуков.Вера резко распахнула дверь – в коридоре стояла привлекательная женщина в расклешенном книзу пальто. Глаза у Веры сузились и загорелись от гнева «Еще одна баба!» – так и читалось в них.– Ну все, Николай! Все кончено! – громко сказала она и, выхватив из-под руки скатанную в трубку газету, зло швырнула ее в мою сторону.Газета просвистела мимо моего уха и шлепнулась о стену повыше кухонного шкафчика. Развернувшись кругом, Вера выскочила из комнаты, бросив напоследок незнакомке, остолбеневшей в дверях:– Теперь твоя очередь, дорогуша!– Вера, Верочка! Подожди! – закричал я, ковыляя вслед за ней в коридор, и тут только до меня дошло, что я же совершенно голый. Резко ударив по тормозам, задним ходом я попятился в комнату, стыдливо прикрывая ладонями свои мужские прелести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44