Пойдем, Рэд, я отвезу тебя домой. У тебя сонный вид.– Спокойной ночи, Рэд. Спокойной ночи, отец. Увидимся утром, – сказала Джез.– Не очень рассчитывай на это, моя милая. Я постараюсь вернуться до... ну, я могу не успеть ко второму завтраку... но я обязательно приеду до твоего отъезда в Лос-Анджелес.– Хорошо. Тогда увидимся, когда увидимся.Рэд и Майк быстро поцеловали Джез, махнули в сторону Кейси и, не церемонясь, быстро ушли. В гостиной гасиенды «Валенсия» воцарилась минута полного молчания.– Так, девять, а? Это то, что я представляю собой? – спросил Кейси.– Заткни фонтан!– А ты тоже будешь номер девять?– Не пытайся продолжить разговор!– Какой разговор?– Ты знаешь, что я имею в виду.– Очень странно, но я действительно знаю.– Нет, ты не можешь догадаться. Ты очень туго соображаешь, Кейси Нельсон.Он прошел в музыкальную гостиную и сел за огромный рояль, который был когда-то гордостью и радостью прапрабабушки Джез, и лениво перебрал клавиши, взяв несколько элегантных аккордов, которые очень скоро перешли в известную мелодию песни «Дым попал в твои глаза». Кейси пел спокойно, несколько хриплым, но верным баритоном: Спросили раз меня,Ужель тебе любовь верна?Им ответил я тогда:Мое сердце в грудиГоворит мне о том... – Ты не слышал? – в бешенстве закричала Джез, влетая в музыкальную гостиную. – Я велела тебе заткнуть фонтан, и нечего изображать из себя этого недоноска Бобби Шорта!– Пытаюсь тебе кое на что намекнуть, – сказал Кейси, продолжая играть, – так как Западное объединение приостановило доставку писем, а я не могу воспользоваться факсом, потому что у тебя нет факса, кроме как в студии.– Кейси, – сказала Джез, в растерянности опускаясь на скамейку у рояля рядом с ним. – Ты был здесь последние месяцы и знаешь, что происходит между моим отцом и Рэд. Скажи, что это такое?– Да, находился.Он перестал играть, повернулся и посмотрел на нее.– Настоящая любовь? Рэд и мой отец? Ты ведь не думаешь, что это так!– Мне кажется, что это именно так.– Но откуда ты знаешь? Ты что, эксперт? Они просто развлекаются. Посмотри, как они себя ведут, они просто... Почему бы им не объявить всем о своих отношениях, ради всех святых! «Привет, мир! Догадываешься, кто вновь обрел давно потерянные гормоны?» Меня от этого просто тошнит!– Послушай, Джез, – мягко сказал Кейси, – давай вообразим, что ты по-настоящему влюблена. Кстати, ты влюблена в кого-нибудь?– Ну, конечно, нет, – возмущенно ответила Джез. Определенно, она не назвала бы свои отношения с Сэмом Батлером состоянием влюбленности. Да она бы и не позволила себе влюбиться в объект обожания десятков миллионов женщин, это невозможно абсолютно! Только толпа влюбляется в актеров.– Вот давай постараемся представить себе, что ты безумно полюбила... о, просто кого-нибудь... ради примера, скажем, меня, потому как я просто ближайший во всей округе подходящий мужчина. И твое глупое сердце убедило тебя, что я самый красивый мужчина на свете, очень умный, невероятно внимательный, сексуальный вне всякого сравнения, какой-нибудь Фред Астер в танцах и...– Надо признаться, ты действительно прекрасно танцуешь, – ворчливо согласилась Джез.– Постарайся представить себе, что все так и есть, Джез. Любовь для тебя – все, а остальной мир как бы не существует – вот так. И конечно, ты не в состоянии скрыть свои чувства.– К чему ты клонишь?Джез очень подозрительно относилась к каждому слову, услышанному от Кейси. Вероятнее всего, это был один из его хорошо продуманных приемов.– Заставит ли тебя то, что ты чувствуешь ко мне, любить твоего отца меньше?– Конечно, нет, – спокойно ответила Джез. – В твоем неуклюжем примере – могу добавить, как всегда, неуклюжем примере, – ты предположил, будто я боюсь, что мой отец станет любить меня меньше из-за того, что он так увивается за Рэд. Но ты упустил одно – меня шокирует ребячество в его поведении. Мой отец, Майк Килкуллен, не мог бы показать более откровенно, что он остается на эту ночь у нее. А он, боже мой, просто почти прямо сказал об этом!– Ты когда-нибудь теряла голову из-за любви?– Возможно... возможно, когда я была почти ребенком, годы и годы назад. Каждый, кто видит небо, влюбляется хоть раз в жизни, – пролепетала Джез. – Но какое это имеет значение?– И ты, когда виделась с отцом, не вела себя так, что было абсолютно ясно, что ты по уши влюблена? Он не замечал ничего?– Думаю, мог это заметить.Джез вдруг вспомнила отца, как он, совершенно взбешенный, показывал Гэйбу фотографию ее матери, которую она сделала, будучи восьмилетним ребенком, когда она и Гэйб приехали к нему, чтобы сообщить, что они уезжают вместе в Никарагуа.– Но разве ты не любила отца так же, как и до этого? Любовь к одному не может уничтожить любовь к другому, ведь правда?– Нет, не может... правда... – в раздумье, печально ответила Джез. – Действительно, нет, никогда и ни при каких условиях.– Я сказал все, что знаю по этому делу.У Джез вдруг неудержимо полились слезы. Она разрыдалась, громко и безутешно, стуча кулаками по крышке фортепьяно. Пораженный и удивленный, Кейси обвил ее руками, а она, сотрясаемая волнами рыданий, беспомощно уткнулась ему в грудь. В этих рыданиях слышалась какая-то трагедия, какая-то печаль, которые он был не в силах понять. Он гладил ее по волосам, будто она была маленькой девочкой, и крепко держал в руках эту взрослую женщину, которая неожиданно превратилась в несчастный комок такого почти детского горя. При этом Кейси бормотал какие-то слова, выражающие сочувствие и понимание, хотя никогда до этого не думал, что способен на такое, и терпеливо похлопывал ее, утешая и успокаивая. В конце концов буря страданий начала постепенно затихать, оставляя после себя разрозненные всхлипывания. Он не решался задавать ей вопросы. Кажется, он и так причинил ей достаточно горя.– Я была полнейшая дрянь... полнейшая, законченная дрянь, – всхлипывала Джез. – Это было почти... как будто отец не существовал... хорошо, если я звонила ему, чтобы сказать, что я еще жива... в течение почти двух долгих лет. Я не могу поверить, что я могла так поступать с ним... О, Кейси, что бы с ним ни происходило, он никогда не поступит так же со мной, правда?– Джез, детка, ты только подумай. Твой отец совсем не восемнадцатилетняя невинная девочка, влюбленная впервые в...– Откуда же ты знаешь, сколько мне было лет? И как это ты узнал, что это было впервые? И откуда ты знаешь, что я была невинна?– А... я... это... черт!Джез вскочила со скамейки и в бешенстве уперла руки в бока, пристально глядя на Кейси:– Вы, двое здоровых, высоких, сильных, молчаливых мужчин, не нашли ничего лучшего, как сидеть и болтать о том, что произошло со мной много-много лет назад?! О чем вы не имеете никакого права знать, потому что это совсем не ваше дело, черт возьми, и он должен был знать об этом! Пропади все пропадом, теперь я уже точно по уши в дерьме!
– Проклятье! – Кейси, закрыв глаза, стукнул себя кулаком по лбу. – Будь все проклято! Но ты совсем ничего не понимаешь. Это... ну, просто однажды ночью все это как-то вылезло наружу... Знаешь, как люди иногда начинают откровенно говорить о себе и своих семьях, когда они становятся действительно хорошими друзьями... и иногда они говорят то, чего не должны говорить, просто так, случайно, Джез, только один раз, честно... мы больше никогда не разговаривали о тебе и Гэйбе. Клянусь тебе!– Гэйб, ты знаешь даже это! – продолжала бушевать она.– А что Гэйб – это какое-то неприкосновенное имя? Спусти пары, Джез, пожалуйста. Я тебя умоляю. А теперь послушай. Однажды ночью, когда твой отец рассказывал мне о твоей матери, он рассказал и о том, как ты утешала его, постоянно находясь с ним, просто спасла его от безумия после ее смерти, несмотря на то, что была еще совсем маленькой девочкой... и вот затем получилось так, что он рассказал, как этот Гэйб вторгся в вашу жизнь. Он сказал, что ты стала взрослой сразу, безумно быстро, и что пару лет он отчаянно беспокоился о тебе, в ужасе от того, что ты всегда будешь бегать из одной «горячей точки» или войны в другую. Но он ничего не мог поделать с этим, не мог остановить тебя, так же, как он не мог остановить и твою мать, не мог удержать ее от поездок и от дела, которое она обязана была делать.– Отец говорил о моей матери? – спросила Джез в величайшем удивлении. – Он никогда даже не упоминал ее имени... мы никогда... мы просто не могли...– Да... он говорил.– Я не понимаю этого! Как он мог говорить о ней с тобой, с тем, кого он едва знает, если годами он был не в состоянии даже упомянуть ее имя, разговаривая со мной? – Голос Джез дрогнул, и она замолчала.– Он не рассказывал мне всего, да и говорил о ней нечасто, но иногда он вдруг вспоминал что-то такое, когда она сделала или сказала что-нибудь особенное. Я предполагаю, что это все произошло из-за Рэд, и совсем это не относится ко мне. Теперь, когда твой отец понял, что он еще в состоянии полюбить, он может вынести и разговор о твоей матери.– Двадцать один год, – с трудом произнесла Джез. – Он провел эти годы... двадцать один... с дочерью и любил только ее.– Да, но с действительно интересной дочерью.– Но я и стерва!– Нет.– Это было отвратительно, что я приревновала отца к Рэд. Я была так ужасно несправедлива к ним. Я вела себя как самая настоящая собака на сене!– Нет.– Почему нет?– Потому что.– Кейси, пора стать взрослым и понять, что «потому что» совсем недостаточно для ответа.Кейси Нельсон сделал шаг вперед и опять обвил Джез руками. Он поднял ее и отнес к софе. Там он сел сам и посадил ее к себе на колени, держа так крепко, что она не могла ни вывернуться, ни пикнуть. И начал целовать ее заплаканное лицо и губы и не останавливался до тех пор, пока не почувствовал, что она окончательно поняла, что значило для него «потому что».– Потрясающе, – прошептала Джез.– Только одно плохо, – произнес он и занялся поцелуями еще минут на пять.– Что же это? – спросила Джез, когда обрела способность вдохнуть в себя воздух.– Ты слишком много говоришь.Джез изучала его лицо. В ночь фиесты она решила, что этот неотесанный львенок выглядит настойчивым и великодушным, и с тех пор не изменила своего мнения. Но на близком расстоянии в его грубоватых чертах можно было рассмотреть гораздо больше. Его рот, в очертаниях которого затаилась отвага, был способен на очень горячие, от всего сердца, неудержимые поцелуи, поцелуи, говорящие об умении подчинять, о чем она никогда бы не подумала. Его покрытая веснушками белая кожа была гораздо более... интригующей... чем кожа без веснушек. Так и хотелось... дотронуться? Может быть. Увидеть, как далеко разбежались веснушки? Очень вероятно. Но именно складки на лбу заставили кончики ее пальцев чесаться. Такие складки на мужском лице так же неотразимы, как и ямочки или раздвоенный подбородок, но ямочки или раздвоенный подбородок имеют свои особые, ясные границы, а складки предполагают тысячи возможностей для ласк. Конечно, по сравнению с Сэмом он выглядел так себе, ничего особенного, но какой мужчина выглядел бы иначе?Если просто дотронуться, то ведь никому от этого плохо не будет? Не будет?– Джез?– М-м-м?– Я еду в Лос-Анджелес в эту среду посмотреть отчеты. Не могли бы мы вместе пообедать?– Похоже, ты назначаешь мне свидание? – спросила Джез бесхитростно, подделываясь под его тон.– Именно так.– Не странно ли? – спросила она. – Ты ведь живешь здесь, ты – главный ковбой, ты – член семьи, а я все равно собираюсь опять приехать сюда в конце следующей недели. Не выглядит ли это слишком искусственно – отправиться куда-то на свидание?– Я не хочу ждать конца следующей недели, чтобы снова увидеть тебя, – сказал Кейси с такой же нарочитой прямотой, как и она.Он провел пальцем по ее прямым бровям «против шерсти», и она задрожала от восторга. Джез еще крепче сплела руки вокруг его шеи и поцеловала Кейси с таким властным колдовством, на какое только была способна.Кейси Нельсон вскочил на ноги резко, крепко придерживая ее за локти, чтобы она не упала.– Ты уходишь куда-нибудь? – спросила Джез тихим голоском с отменно бесхитростным удивлением.– Принять холодный душ.– Почему?– Потому что я не собираюсь соблазнять тебя под крышей дома твоего отца, в его отсутствие.– Что же, черт возьми, заставляет тебя думать, что ты можешь соблазнить меня?Ее голос звучал так, будто она бесцеремонно и откровенно потешалась над ним, угрожающе мягко. Уж не так-то ее легко соблазнить, думала Джез, под любой крышей. Совсем нелегко. Пусть только попробует, он сразу обнаружит, насколько это невозможно.– Спокойной ночи, Джез. И приятных сновидений.
– Ну, Мэл, что ты думаешь по этому поводу? Гэйб с Фиби сошлись уже или нет? – спросил Пит ди Констанза, когда они встретились у входа в студию «Дэзл».– Если он так нетерпелив...– Или так похотлив... – согласился Пит.– Или так великодушен, – предложил любезно Мэл.– Или амбициозен, – сказал Пит, выражая некоторое удивление.– Может быть, ему нравятся очень худые леди. – Мэл неодобрительно покачал головой.– Не-е, от Фиби меня отвращает не ее костлявость. Я мог бы примириться с костлявостью, и Фиби не так уж плохо выглядит, даже если смотреть на нее с этой точки зрения. Это ее особенность, – настаивал Пит ди Констанза. – Невозможно даже представить, как все это проделывать с Фиби. Она ведь сразу укажет тебе, что не так, и как надо, и как ты сможешь сделать лучше, и сколько тебе надо времени на все, чтобы она не потеряла интереса, и какую часть гонорара она удержит, если ты не исправишься... ты же знаешь.– Я не могу судить об этом, Пит, особенно о таких соблазнительных подробностях... Бог мой, да ты развратник! Но давай посмотрим фактам в лицо. Фиби уделяет ему вдвое – нет, даже втрое больше внимания, чем нам или даже Джез, а ведь мы делаем деньги. У Гэйба до сих пор не получилось ни одного особенно выдающегося снимка – он слишком долго отсутствовал, чтобы по-настоящему втянуться в наши дела.– А у нее не хватает времени, чтобы позвонить заказчикам и достать работу для меня: все время висит на телефоне по поводу Гэйба.– Она не смогла выбить несколько важных снимков для меня. Слишком занята: надо обеспечивать Гэйба. Я едва не потерял деньги по счету «Кэмпбелз Суп» на прошлой неделе, – согласился Мэл.– И три раза в неделю они завтракают вместе, – прибавил Пит. – И не просто так, на ходу, а основательно, на Маркет-стрит. Бьюсь об заклад, что платит она.– Да, они поладили, – пришел к окончательному выводу Мэл. Завтрак на Маркет-стрит решал все.– Сколько за это надо платить! – мрачно заметил Пит.– Это мы платим за все, Пит.– Фотографы по рекламе пищи! – фыркнул Пит. – Воображаете, что именно вы являетесь королями мира коммерческой фотографии.– Ты ведь спросил меня, что я думаю по этому поводу. И нечего на меня бросаться.– Прости. Просто меня опять заело. Это профессиональное, я всегда ведь работаю с машинами и металлом.Пит по-братски обнял Мэла, и они разошлись в разные стороны, довольные своей старой дружбой.
– Гэйб, – позвала Фиби и помолчала, расстегивая крючки накидки. – Ты когда-нибудь снимал новоселье?– Ну, Фиби, я просил тебя быть моим представителем, а не сводней. Да раздевайся же! Огромный опыт твоей деятельности должен подсказать тебе, что сейчас не время для разговоров.– Минутку, не больше. Клянусь честью, мой лакомый кусочек, но сначала об этом новоселье. Это будет исключительное празднество, и они собираются допустить только одного фотографа.– А кто празднует новоселье? – спросил Гэйб без интереса.– Я еще не могу сказать тебе, любимый, но это пойдет среди главных новостей.– Новости? Новоселье? Я не беру даже свадеб. Как режут свадебный пирог, девочки с цветами, как бросают букет. Избавь меня, детка. Это не мой стиль. И не называй меня «любимый».– А откуда ты знаешь так много о свадьбах? – подозрительно спросила Фиби.– Однажды я поехал в Монако подзаработать деньги, попал на первую попытку принцессы Каролины. Такое было! Больше никогда в жизни. Лучше устрой мне похороны, я соглашусь. Но если ты не остановишься и будешь еще продолжать уговаривать меня, то я, пожалуй, потеряю интерес к тому маленькому дельцу, ради которого мы сюда пришли.– Одно последнее слово, Гэйб. Деньги.– Деньги?– Ты не сможешь заработать больше на любом приеме любого уровня, в любой части мира. Снимки пойдут везде, начиная от «Пипл» до первой страницы «Нью-Йорк таймс», с гарантией от международного синдиката.– Тогда беру. Теперь ложись!Фиби быстро выполнила просьбу. Гэйб занял как раз половину ее дня, теперь он ее завершит. Спеши, пока светит солнце. Собирай цветы, пока можешь. Не теряй того, что можешь приобрести. Гэйб, как о том и говорили, был во всех отношениях действительно хорош в постели. Нет. Даже лучше. Много, много лучше!
Лидия Килкуллен и две ее дочери расположились в банкетном зале «Ля Кот Баск» и быстро, без малейшего интереса, просмотрели меню. Неважно, насколько различно было мнение этих трех женщин по любому поводу, но они были совершенно единодушны в одном:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65