перед нею была гостиная с камином, в котором пылал огонь, служивший также и единственным освещением.Дверь в другом конце комнаты открылась, и с охапкой дров в руках в нее вошел Сэм Батлер. Она наблюдала, как он, стараясь не шуметь, разводит огонь в камине поярче, потом присаживается у него, собираясь, очевидно, ждать ее пробуждения. Судя по серьезному выражению лица и удобной позе, Джез поняла, что он готов, если потребуется, просидеть так целую ночь. Всю вторую половину дня, которую она проспала в этом уединенном горном – или еще каком? – пристанище, он охранял ее сон.– Добрый вечер, Сэм, – сказала она негромко.Он вздрогнул от неожиданности. Джез поняла, что он унесся мыслями куда-то в другое место, далеко отсюда, и ее внезапное обращение вернуло его из мира мечты.– Джез! – Суровое выражение лица сменилось радостным, едва он увидел ее. – Я уже забеспокоился. Ты просто провалилась в сон, и я никак не мог тебя разбудить.– Что ж, не каждый день я выпиваю бутылку вина перед обедом. И не каждый день меня похищают.– Я не знал твоего адреса, иначе отвез бы тебя домой.– Надо было заглянуть в права.– Не хотелось без разрешения рыться в твоей сумочке, – ответил он со всей серьезностью. – Это неприлично.– Что ж, очень... тактично с твоей стороны. Это твой дом?– Да. Я нашел его несколько месяцев назад.– Где мы?– В Голливуд-Хидлс. Этот дом построен почти восемьдесят лет назад. А на заднем дворе олени бегают.– Сколько сейчас времени?Сэм взглянул на часы:– Почти семь тридцать, вечер, суббота. Наверное, у тебя назначена какая-нибудь встреча? Если еще не опоздала. Я сейчас же отвезу тебя домой.Джез опустилась рядом с ним у огня.– У меня нет никаких встреч, а вот у тебя должна быть. Может, просто вызвать сюда такси?– Я собирался провести этот вечер дома, один. Неделя выдалась тяжелая.Он решительно сложил на коленях руки, словно доказывая: ему абсолютно нечем больше заняться, как только сидеть у огня, глядя на пылающие дрова и о чем-то неспешно раздумывая.– Тогда мне самый смысл побыстрее отсюда убраться, – предположила Джез.– Да ничего подобного. Я... Я могу предложить тебе выпить.– Это ты точно можешь, – задумчиво протянула Джез.– А могу еще приготовить мясо.– И этому верю, – улыбнулась она.– Вот только телевизор включить не смогу – он сломан.– Вот и отлично, – тихо сказала Джез. – Не нужен нам никакой телевизор.– Можно еще включить музыку.– Это великолепно. Музыку я просто обожаю.– Вот и все, чем я могу развлечь тебя.– И больше так уж ничего не можешь придумать?– В такое-то время? Чтобы куда-то пойти, мы не одеты.– И больше никакой идеи? Ни единого предложения?– Нет. С воображением у меня плохо, – отозвался он, и в его глазах мелькнул недоверчивый огонек.– Похоже, это точно, – сочувственно покачала головой Джез.Она потянулась вперед, повернулась и легла спиной ему на колени, глядя на него снизу вверх. Голова ее удобно покоилась на его сложенных на коленях руках, губы потянулись к его щеке.– А как насчет поцелуя, коббер? – Обвив его руками, она притянула к себе его голову. – Как правило, пока не изобрели телевизор, люди для развлечения занимались именно этим.– Джез... – Сэм выпрямился, освобождаясь из ее рук. – Я хочу слишком многого.– Тогда в чем же дело?– Я бы хотел начать с тобой все сначала. Я вовсе не хочу терять голову и кидаться на тебя, как это случилось при первой встрече. И не хочу выглядеть в твоих глазах безмозглым кретином, который считает себя сверхмодной кинозвездой.– Это мешает тебе поцеловать меня?– Да.– Ты слишком много думаешь, – сказала Джез и, приподнявшись так, чтобы дотянуться до него, запечатлела на его губах торопливый поцелуй. – Сегодня нападать буду я. Но следующий шаг могу предоставить тебе. Обещаю, что не стану использовать его против тебя.Чуть отстранившись, Сэм внимательно изучал в отблесках огня ее лицо.– Это не считается, – наконец решил он. – Это не поцелуй, а клевание. На мой взгляд, даже брата так не целуют.Джез с жаром прильнула к нему и, обвив руками, одарила долгим поцелуем. Такой уж никак не назовешь сестринским.– Уж извини, – опять заметил он, – но это тоже не годится. Так целуют кузена.– Ну ладно. Потом не говори, что ты этого не хотел, – предупредила Джез угрожающим шепотом.Значит, он тоже игрок. И весьма искусный. Что ж, если игра стоит свеч, она тоже маху не даст. Легко толкнув Сэма на ковер, она склонилась над ним. Он лежал спокойно, чуть вопросительно поглядывая на нее снизу вверх, словно измеряя взглядом ее возможности. Застыв в сладкой неподвижности, Джез подумала вдруг, что никогда прежде так глубоко не задумывалась над следующим моментом. Она привыкла получать поцелуи, а не предлагать их.Вглядываясь в лицо Сэма, казалось, спокойно выжидавшего нового прикосновения ее губ, она представила себе происходящее с его точки зрения, увидела сцену его глазами, отметив участившееся дыхание в своей груди, горячую волну, начавшую заполнять ее, и почувствовала, как раскрываются в ответ на сдерживаемое желание, которое прочла в его глазах, ее губы. Джез потянулась к нему в поцелуе, словно предлагая торжественный дар, – сначала мягко и нежно, потом впиваясь в него с нарастающей страстью, пока желание не захватило ее полностью, заставив жадно исследовать его губы кончиком языка. Она легко просунула язык сквозь приоткрытые губы Сэма и остановилась, выжидая ответного прикосновения. Когда его не последовало, она изысканно-захватническим броском проникла глубже, обнаружив искомое между зубами Сэма, с восторгом отмечая волнующее ответное тепло.Теперь Сэм уже отзывался на ее поцелуи, отвечал ей, принимаясь властно целовать, однако все еще оставался в рамках обозначенных им самим границ, и Джез подумала во внезапной вспышке утонченного нетерпения, что может целовать его так еще долго, а может и остановиться, что было бы самым идиотским решением в этот момент. Она может делать все, что захочет, с этим крупным, прекрасным, опытным партнером, который только что страстно поклялся, что хочет начать с нею все сначала. Придется дать ему понять, чего она ждет от него, иначе он так и будет сдерживать себя. Он ясно намекнул на это – или пригрозил? Опять национальная гордость?Джез не спеша принялась расстегивать на Сэме рубашку, целуя его и намеренно медленно продвигаясь дальше, к прекрасной и чувственной его шее, затем к груди. Время от времени она останавливалась, словно решая, что делать дальше, и боясь двинуться, поддразнивая его, и лишь после этого, словно все еще колеблется, нехотя двигалась дальше, к соскам. С дразнящей замедленностью она взяла губами один из них, нежно зажав другой тремя пальцами левой руки, и принялась осторожно массировать, играя с нежной чувственной частичкой его тела, почти полностью утопавшей в светлой поросли на груди. Внезапно оба застыли, и, когда Джез снова принялась упиваться игрой с сосками, он не смог сдержать стон, который тут же нашел отклик у Джез, еще более страстно принявшейся ласкать его грудь, касаясь соска языком, шутливо выпуская его и тут же подхватывая вновь, одновременно играя вторым жадными, влажными пальцами. Джез чувствовала, как напряглось все его тело, как вздулись мускулы в процессе этой игры, хотя Сэм оставался по-прежнему неподвижным, отдаваясь ее сладкой атаке. Ни звука не сорвалось с его губ, и только унять бешеное биение сердца оказалось не в его власти, как не властен он был и успокоить учащенное дыхание. Она почувствовала, как дрожь пронзила ее тело, познавшее неизведанное ранее ощущение – доставлять наслаждение мужчине, – доставлять осознанно, неустанно, то наслаждение, которое он уже не в состоянии выносить пассивно. Она чувствовала, как набухает и увлажняется ее лоно, ни на секунду не забывая, что он рядом, существует лишь для нее, для подчинения ее желаниям и движениям. Джез целеустремленно двинулась далее, в то время как любопытство, желание знать, готов ли он, опередило ее действия, заставив задуматься, не перестаралась ли она, как там ему, есть ли силы продолжать дальше эту игру, оставаясь по-прежнему неподвижным, и кто обучил его этому...Джез изучающе приподняла голову, но глаза Сэма были по-прежнему плотно закрыты.– Сэм... я не слишком?.. – пробормотала она.– Нет, нет... – умоляющим и одновременно довольным голосом вымолвил он.Хорошо хоть на нем нет ремня, подумала Джез, расстегивая «молнию» на джинсах, и тут же изумленно застыла, задержав дыхание. Под джинсами не было белья, и его плоть, мощная, сильная, дерзко взмыла вверх из бурной поросли светлых волос.– Я... больше не могу... – взмолилась Джез, судорожно расстегивая свою рубашку, чтобы освободить грудь.– Нет, продолжай... Мне важно знать, что ты и вправду хочешь меня... – Голос его звучал незнакомо, но твердо.– Конечно, хочу, – отозвалась она, поднимаясь и выскальзывая из джинсов и трусиков одновременно, не сводя с него жадных глаз.Он уже выиграл эту игру, каковы бы ни были правила, но если он хочет продолжения... Что ж, она даст ему сеанс, который запомнится надолго. Джез не спеша опустилась на ковер, коснувшись его коленями. Раздвинув ноги, она двинулась вперед, так, чтобы лоно ее пришлось над его головой, оставаясь высоко над ним: пока Сэм будет неподвижен, он не сможет дотянуться до нее. Нагнувшись вперед, она распростерлась над его телом, коснувшись волосами его жадно рвущейся навстречу ей плоти, затем мягко повела головой из стороны в сторону, словно хлестнув по нему миллионами тонких хлыстиков. Ее бедра услужливо двигались в такт каждому движению головы, и она вновь с особой остротой представила, какая картина открывается ему в отблесках пламени.Она слышала, как Сэм снова застонал, затем еще раз, но не прекратила дразнящей утонченной пытки, как ни на сантиметр не приблизилась к его телу. Она понимала, что он отчетливо видит все даже в скачущих бликах огня, но продолжала свои медленные, бесстыдные движения. Она видела то же, что видит он: нависшее над ним ее тело, полные, пышные полушария грудей, набухшие соски, тугой, покатый живот, нежную поверхность внутренней части бедер...Ни один мужчина долго этого не выдержит, подумала она, еще более сосредоточенно двигаясь и еще ниже склоняя голову, так что могла уже коснуться его языком, заставить его почувствовать на себе ее обжигающее дыхание, чтобы он был готов умереть – за одно лишь прикосновение ее языка, которого он так и не получит. Она оказалась права.Сэм протянул руку и осторожно перевернул ее, укладывая на ковер и придерживая одной рукой, пока расправлялся с джинсами. Быстро раздвинув ноги, он единым рывком оказался в ней, поскольку Джез уже ждала его, была полностью готова. Он на мгновение остановился, замерев в неподвижности, лицо его, как и ее, исказила страсть. Он так и оставался на месте, словно застыв, наполняя ее целиком, глубоко, страстно и жарко. В последний раз, уже не скрывая пылающей в нем страсти, задыхаясь, Сэм спросил ее:– Ты уверена?– Да, я уверена, уверена!.. Ты выиграл... ты...Только тогда, словно подчиняясь какой-то команде, действуя четко и уверенно, Сэм Батлер позволил ей испытать долгий, пронзительный всплеск облегчения, которого она ждала уже так давно, к которому так давно была готова... Дождавшись середины этого прекрасного, безумного освобождения, он наконец освободил и себя, вступая в финал со всей мощью, подключаясь к ее импульсам страсти мощными, неослабевающими движениями. XI Валери Килкуллен Малверн и ее сестра Фернанда Килкуллен, пока еще Фернанда Николини, жили в хроническом состоянии взаимного неодобрения и все же, как и большинство сестер, не могли обойтись друг без друга. Никаким друзьям в их непосредственном окружении нельзя было верить так безоговорочно. Ни на каких друзей нельзя было положиться в такой степени, если действительно нужен ценный и умный совет, как могли полагаться друг на друга эти две женщины, связанные родственными узами. Никакие друзья не способны были понять и искренне разделить их жизненные установки. Взаимное неодобрение было весьма незначительной платой за столь глубокое взаимопонимание.У них было очень много общих знакомых, они вращались почти в одних и тех же кругах общества, хотя жизнь Валери была ограничена единственным, несколько консервативным замужеством, а жизнь Фернанды представляла собой сплошные перемены и перемещения. В конце дня, перед тем как переодеться к обеду, они старались выбрать время для короткого телефонного звонка и таким образом получали информацию друг о друге.Через несколько месяцев после фиесты и их возвращения с ранчо они переговаривались по телефону. За окнами их ярко освещенных квартир в Нью-Йорке густели сумерки, в бодрящей свежести которых чувствовалось приближение зимы.– Мама звонила тебе сегодня? – спросила Фернанда.– Да, но меня не было дома, – ответила Валери.– Хорошо тебе. А меня, к сожалению, застала. Мне не повезло.– Она что-нибудь хотела сказать или просто желала убедиться, что все уже готово к ее визиту? – поинтересовалась Валери.– Ты хочешь спросить, как я всегда умудряюсь отодвинуть день ее приезда? – хихикнула в ответ Фернанда.– Да, как же это получается, что она всегда останавливается у меня?– Ну, Вэл, ты же знаешь, что я не могу принимать в доме гостей, пока наши отношения с Ником продолжаются в таком духе. И особенно маму.– Но ты должна признать, что это ужасно несправедливо по отношению ко мне. И у тебя всегда одно и то же оправдание, Ферн. Когда-нибудь даже ты сможешь остаться без мужей, и уж тогда я заставлю тебя взять на себя всю заботу о ней.– Но мне пришлось так много пережить с этими мужчинами, – жалобно сказала Фернанда.– Ферни, это меня совсем не волнует. Я думаю, ты делаешь все это нарочно, сама их провоцируешь.– О, Вэл, дорогая. Я пришлю тонны икры, и цветов, и шампанского и буду брать ее на завтрак и обед как можно чаще, но я не могу вынести даже мысль том, что она будет жить у меня в комнате для гостей, когда Ник ведет себя подобным образом.– Черт побери эти универмаги, – прошипела Валери.– И их распродажи, – в тон ей ответила Фернанда. – Четыре раза в год – это слишком.Сестры помолчали, и каждая про себя подумала, что ничто не может помешать их матери обрушиваться им на голову три или четыре раза в год ради этих визитов в Нью-Йорк.Лидия Стэк Килкуллен уже три десятилетия постоянно жила в своем доме на испанском курорте Марбелла. После развода и неожиданно скорой женитьбы Майка Килкуллена на Сильвии Норберг Лидия посвятила многие часы обдумыванию проблемы, где в будущем обосновать свой дом. Она не брала в расчет дочерей, так как планировала отослать их в какую-нибудь школу-пансионат, находящуюся в Соединенных Штатах, независимо от того, где будет жить она сама.О Лондоне, хотя в нем не было бы проблемы с языком, не могло быть и речи. Этот порт любили навещать богатые люди из Филадельфии. Между Лондоном и Филадельфией существовала дружба, основанная на исторических связях и близких семейных отношениях. Лондон был тем самым иностранным городом, в котором приехавший из Филадельфии мог чувствовать себя как дома. И Лидия в часы, последовавшие за моментом, когда она неожиданно обнаружила крайнюю унизительность своего положения, решила уехать как можно дальше от своего родного города и его обитателей, так любивших посплетничать.Она отказалась от Рима по другой причине. Это был период, когда создавался фильм «Сладкая жизнь». В этом прекраснейшем из городов международная кинопромышленность достигла таких высот, что Рим стали называть «Голливудом на Тибре». У Лидии не было желания жить в городе, где королевой может стать новая жена ее бывшего мужа, как только она соизволит там появиться. Две миссис Килкуллен? Невозможно.При мысли о Париже возникали другие проблемы. Лидия могла немного говорить на том французском, которому ее обучили в Фокскрофте, и она знала, что в состоянии овладеть языком, если приложить к этому некоторые усилия. У нее были способности к языку, и она достаточно много слышала о Париже от своей матери и от теток, чтобы понимать, что она не сможет наслаждаться жизнью там без знания французского. Язык был единственным ключом к городу. Но парижане того общества, где она хотела бы вращаться, парижане высшего класса, просто никогда не разводились. Религия в сочетании с традицией делала все браки, даже самые несчастные, вечными. И она, не известная никому разведенная американка, окажется, скорее всего, за пределами этого общества. Конечно, она полагала, что со временем даже в Париже сможет завязать дружеские отношения с кем-нибудь, но какой смысл ставить себя в положение, заведомо низшее по рангу?Наконец она решила, что лучше переехать в Марбеллу, чем в какой-либо другой большой, космополитический центр. В. 1961 году исполнился только год с того времени, когда австрийский принц Альфонсо Гогенлое начал переделывать маленький рыбачий поселок в курорт международного значения, и триста миллионов долларов были выделены для быстрого вложения в строительство в Марбелле и его окрестностях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65