По большей части вечера Джез, когда она не была слишком выжата и могла выбраться из дому, были заняты встречами, ужинами в ресторанах или визитами. Эта же обитель служила скорее спальней да гардеробной, куда она заскакивала на несколько минут, чтобы переодеться к вечеру, выскочить и снова вернуться уже только в постель.И вот сегодня она поймала себя на странной мысли: уж не заняться ли перестановкой в квартире, чтобы сделать ее удобнее? Тогда и квартира воздаст ей сторицей – отплатит домашним теплом и уютом. Джез подумала о своем заброшенном жилище с такой же грустью и жалостью, как и о себе самой. Что ожидает впереди ее, Джез? Ближайшее будущее – автошкола. Рискнуть привлечь к себе внимание страховой компании она не осмелится.Приготовив себе чашку горячего чая, она добавила в него немного водки, подождала, пока немного остынет, и выпила залпом. Может, она изобрела новый рецепт мартини? Автошкола... Прекрасный конец прекрасного дня! Она сама там раньше не была, но ужасающих историй наслышалась от других предостаточно. Одно упоминание об автошколе в секунду превращало самого гордого и надменного красавца кинозвезду в подобие жалкого рассыльного из пиццерии. Подчас казалось, что рано или поздно все в Калифорнии проходят через этот ад.Джез решила позвонить отцу и посоветоваться с ним. Ему приходилось хаживать туда дважды. Он ее успокоит. Объяснит, что ей следовало сказать тому фараону. Когда тот уже выписал ей штраф, мог ли он сделать что-нибудь еще и похуже? Что он мог сделать, скажи она ему в лицо, что о нем думает? Можно ли привлечь человека к ответственности за устное оскорбление полицейского? Наверное, да.Она набрала номер отца и стала ждать. Двенадцать гудков, а ответа так и нет. Где он может быть? Никого – ни отца, ни Сьюзи, ни даже Кейси Нельсона, с кем можно поговорить. Хоть от него услышать что-нибудь утешительное в свой адрес. Будь отец дома, он точно взял бы трубку, – разве что он свалился в постель с приступом радикулита? Никого, кому можно поплакаться в жилетку, рядом нет, мрачно подытожила Джез.Она позвонила в справочную Ньюпорт-Бич и взяла номер телефона Рэд Эпплтон. Опять тишина, работает только автоответчик. Она быстро повесила трубку, ничего не сказав. Рэд тоже нет, и отца нет. Видно, они куда-то отправились вместе: поужинать, поболтать, повеселиться. Наверное, прекрасно проводят время. Да нет, ей не жалко, но только где эти близкие, когда ей так нужно их сочувствие? В конце концов, это случается не так уж часто.Джез поставила телефон поближе к себе, глядя на него так, словно видела впервые. Слезы застили глаза, и она нетерпеливо смахнула их. Ну это просто абсурд. Подумаешь, автошкола – всего-то восемь часов занятий. Не пикник, разумеется, но и не всякий пикник в радость. А правда, сколько людей так уж любит пикники? И все же почему она чувствует себя такой... покинутой? Словно потеряла лучшего друга.Даже Мэлу она позвонить не может: Шэрон обложила его со всех сторон. И Питу тоже. Он просто умрет со смеху, узнав, что она попалась на том, что шла на пять миль медленнее, чем позволено. И никому из друзей об этом не расскажешь, потому что... Почему? Да какая разница почему, просто не может она вот так вот взять и позвонить, обрушив кому-то на голову свои страдания. Даже если кто и сидит сейчас дома, то наверняка не один. С друзьями. Вот странно: когда тебе необходимо позвонить кому-то – никого нет дома, а тебе всегда умудряются дозвониться и всегда в самое неподходящее время.Может, написать кому-то письмо? – мрачно подумала Джез, устремляя за окно отрешенный взгляд. Океан, восхитительный днем, в темноте казался мрачным и враждебным. Может, лучше было снять квартиру с видом на городские огни, а не на безразличную бездну под окнами?.. Можно, правда, запечатать в бутылку письмо и швырнуть ее в океан, как сделала одна маленькая девочка, о которой ей кто-то рассказывал, написавшая в записке: «Тому, кто найдет. Я люблю вас».Джез прошлепала босыми ногами на кухню, плотно запахнув купальный халат, чтобы приготовить себе еще чашку чая, а может, и зажевать его крекером. Есть не хотелось – она слишком расстроена, чтобы чувствовать голод.Загудел зуммер домофона, и Джез вздрогнула от неожиданности. Звонок продолжал звонить, агрессивно-настойчиво, и она нажала кнопку ответа.– Мисс Килкуллен, – сообщили ей с вахты, – к вам посетитель.– Слава богу, – выдохнула Джез. – Кто это?– Мистер Гэбриел. Пропустить его?Джез смотрела на домофон, разинув рот, словно внезапно обнаружила там змею.– Мисс Килкуллен, так можно ему подняться? – терпеливо повторила дежурная.– Подождите минутку.Джез застыла как вкопанная, не понимая ни какой сейчас год, ни почему она стоит босая на кухне. Ее словно швырнуло назад, в тот раздирающий сердце день их несостоявшейся свадьбы. Мысли стремительно перенеслись к тем месяцам, которые она провела в студии Мэла Ботвиника, затем новая веха – потрясающий фотопортрет Ричарда Никсона, отдыхающего под солнцем на песчаном пляже в Сан-Клементе. С ленивой улыбкой, которой никто прежде не видел, он вспоминал о Дайане Сойер. Этот снимок, когда его опубликовали журналы всего мира, сделал ее знаменитой. Сейчас эти воспоминания нахлынули на нее все разом, словно все это произошло одномоментно, недавно, разделенное между собой не годами, а часами.Она взглянула на календарь: 1990 год. Чувство времени вернулось, более четкое, чем всегда, и ясное. Она помнит, кто она. Не нужно держаться так, словно она боится Гэбриела, этого запутавшегося человека с эмоциональным развитием одиннадцатилетнего мальчишки, которого она полюбила, будучи еще сама зеленым несмышленышем. Если его сейчас не впустить, он решит, что она струсила, боится взглянуть ему в лицо.– Пусть поднимется через семь минут, – сказала она и отключила домофон.
Джез хватило пяти минут, чтобы подобрать потрясающий туалет, достойный того, чтобы встретить, после девяти лет молчания, первого человека, которого она полюбила, единственного, которому доверилась полностью, человека, бросившего ее у церковного порога. Что ж, каждая девушка должна, думала она, одеваясь, совершить в жизни одну грандиозную ошибку.Джез увлеклась выбором туалета, стараясь унять разгулявшиеся нервы. Все понятно, так и должно было быть. Это всего лишь искаженная, иррациональная форма состояния испуга, оставшегося от другой жизни, от другой девушки, невинной и доверчивой, которую она едва помнила. Такое, как Гэйб, могло случиться только с такой глупыхой.Джез натянула сиреневую с золотом майку с надписью «Лэйкерз», которую обычно надевала на спортивные соревнования, – слава и мощь прекрасной команды, возглавляемой Волшебником Джонсоном, самым вдохновенным игроком Национальной баскетбольной лиги, предохранит ее от Гэйба, как ожерелье из зубчиков чеснока хранит спящего человека от вампира.То, что Гэйб бросил ее, выкинул на свалку, – самая большая удача, которая ей выпала. Если бы они, спаси господь, осуществили его безумный план с женитьбой, она так и продолжала бы жить в его тени, забыв о себе, о своей карьере. И все же, каким бы невероятным это ни казалось, Джез не могла бы сказать, что чувствует себя совершенно неуязвимой. Такой, какой была все эти годы.Она натянула порядком потрепанные мотоциклетные джинсы из черной кожи с заклепками, способными удержать на почтительном расстоянии даже «Ангелов ада». Черные ботинки, дополнительный мазок макияжа, быстрое касание щеткой волос, чтобы убедиться, что они в полном беспорядке и растрепаны, – и она готова к встрече.Джез пристально оглядела себя в зеркало: не суйся ко мне, как бы предупреждало ее отражение. Возможно, это глупо, но Джез прекрасно видела себя со стороны, и, как мастеру в творимой ею композиции, ей чего-то явно не хватало: еще мазка к придуманному образу, точки опоры. Бросившись к холодильнику, она достала яблоко, откусила кусочек и тут же выплюнула его. Подошла к двери, слегка приоткрыв ее, включила в гостиной телевизор и уселась на ковер в любимой позе: скрестив ноги, обложившись подушечками и зажав в руке яблоко.В дверь позвонили.– Открыто! – крикнула она, откусив еще кусочек яблока и яростно принявшись его пережевывать, не отрывая глаз от экрана и стараясь подавить беспорядочное колотье в груди. Это всего-навсего рефлекс, как у курицы, которая продолжает бегать с отрубленной головой.– Так, – сказал Гэйб, останавливаясь в коридоре у входа в гостиную.– О, привет, Гэйб, входи. Мне нужно досмотреть эту передачу до конца – она через минуту кончится, – проговорила Джез, пристально вглядываясь в экран и не переставая жевать, ткнув пальцем в сторону кушетки куда-то за спину.Он сел и минуты три терпеливо ожидал, пока закончится какой-то эпизод из телесериала. Взяв в руки пульт дистанционного управления, Джез переключила канал и только тогда подняла глаза на Гэйба. А он не изменился, вот разве что глаза, все повидавшие, да эта сардоническая усмешка, которой она раньше не помнила. Обычный человек.– Извини, но этот сериал – единственное, что я смотрю с благоговением, – сказал Джез. – Он тебе нравится?– Что?– Ну, неважно. Хочешь яблоко?– Спасибо, нет. – Он молча ждал, пока Джез беззаботно дожует кусочек. – Ну так?.. – проговорил он наконец.– Ты просто как Мэри Тайлер Мур в своем сериале. Помнишь, она тоже всегда говорила «Так?» и улыбалась широкой ослепительной улыбкой, слегка, правда, нервной, когда не знала, что говорить дальше. И Блэр Браун тоже.– У тебя сегодня вечер телесериалов?– О, я забыла, что у тебя давно не было возможности смотреть американское телевидение.– Ты стала фанаткой «Лэйкерз»?– Если тебе надоели «Лэйкерз», значит, тебе надоела жизнь, – глубокомысленно изрекла Джез, насмешливо улыбаясь. – Может, ты считаешь этот вид спорта недостаточно динамичным?Никого ведь не убивают. Никаких страстей. Никаких бросаний бомб, никакой крови. Спокойный и безобидный – кто-то однажды написал так, – как самый скучный поцелуй. Жаль, что тебе не удалось увидеть «Лэйкерз» в тот момент, когда им пришлось применить силу. Не хотела бы я оказаться у них на пути, даже будь я самим Майклом Джорданом или Чарлзом Баркли.– Баркли?..– Из Филадельфии, – терпеливо объяснила Джез. – Ты словно с луны свалился. Как твои дела?– Прекрасно. А твои?– Лучше некуда. Страшно занята, работы по уши, но мы ведь все так, правда?– Джез!– Что? – спросила она, набив полный рот злосчастным яблоком.– Перестань, а? Я пришел сюда поговорить, а вовсе не играть в игры.Джез оставила его слова без ответа, продолжая жевать. Затем, развернувшись к нему лицом, положила под спину несколько подушек, обхватила колени руками и уставилась на Гэйба снизу вверх. Отблески, падавшие на ее голову пестрыми полосами, от цвета мясного соуса до панциря черепахи, исчезли, открыв свежее, как цветок, лицо. Она лениво проговорила:– Ну, ладно, Гэйб, говори, зачем пришел. Я же тебя не останавливаю.Она держалась невозмутимо-спокойно, ни взглядом, ни жестом не выдавая своих мыслей. Если слова, которые он собирался ей сказать, слишком трудны, – что ж, ему вполне пристало написать ей еще одно прекрасное письмо. Опыта ему не занимать.– Недавно я ужинал с Фиби. Она сказала, что ты не хочешь пускать меня в студию и не хочешь, чтобы она представляла меня. Я сказал, что ты просто принадлежишь к другому направлению, чтобы не объяснять лишнего.– Странно, что ты не сказал ей правду. Фиби обычно требует, чтобы ей выкладывали все.– Поскольку, как я понял, она и не догадывается, что мы знакомы, я решил, что ты ничего никому не рассказывала.– Да, ты мог бы догадаться, что пережитый опыт... как бы это получше выразиться... не принадлежит к любимой теме моих воспоминаний. Кажется, будто все это было не со мной. Никто, за исключением отца, не знает, что ты за человек. И человек ли вообще.– Тогда ты испытывала ко мне вражду. – Гэйб наклонился вперед. – Давай теперь обговорим все в открытую.– Нет, неверно. Это не вражда. Просто не знаю, как бы охарактеризовать тебя. Другие слова просто не приходят в голову.Ты не человек. Ты просто существо. Что ж, в Лос-Анджелесе хватит места нам обоим, но не под моей крышей!Джез снова яростно впилась зубами в яблоко. Пока она жевала, в комнате повисла тишина.– Хочешь посмотреть ночную программу с Тедом Коппелом? – неожиданно дружелюбно предложила она Гэйбу. – Это лучший способ быть в курсе событий, где бы ты ни был. Еще хороша программа «Вашингтон за неделю». Можно не перечитывать все утренние газеты.– Я не хочу смотреть ночные новости. Я не хочу быть в курсе событий. Я не хочу ничего знать о том, что происходит в мире. Я нагляделся на это достаточно.– Готова побиться об заклад, ты так больше ни разу и не голосовал после того случая в Париже, – заметила Джез с едва заметным презрением.– Черт... Джез, я пришел сюда не для социологического опроса.– Да и я не помню, чтобы тебя приглашала. Я вполне предпочла бы провести вечер у телевизора.Гэйб поднялся с кушетки и сел на пол рядом с нею. Джез немедленно отодвинулась.– Джез, я могу найти себе другой офис, проблема не в этом. Но мне важно, чтобы меня представляла Фиби. Я знаю ее уже сто лет. Я ей верю и не понимаю, что тебя тут не устраивает.– Между нами не может быть ничего общего, – холодно отозвалась Джез. – А эта твоя приятельница-подружка, эта всезнающая Фиби, как раз и есть это связующее звено. Она как глупый программист, который может влезть во что угодно и все запутать. Как только Фиби ввяжется в твою работу, держаться на расстоянии станет просто невозможно.– Господи, Джез, да ты все еще точишь на меня зуб!Джез уловила в его голосе слабую, но вполне различимую нотку торжества и вихрем взметнулась с пола. Нависнув над ним, она обрушилась на Гэйба со всей яростью, которую до сих пор, с самого момента его появления, успешно в себе подавляла.– Держу на тебя зуб? Да я ненавижу тебя! Ненавижу за то, что ты сделал со мной, двадцатилетней девчонкой, слишком зеленой еще, чтобы понимать: ни одному слову, слетевшему с твоих губ, нельзя верить! Господи, какая намеренная жестокость! Какой еще подонок способен на это: добиться от девчонки согласия выйти за него замуж, – хотя головой я была против! – а потом бросить ее в последнюю минуту, не оставив ничего, кроме дерьмового письмишка с дерьмовым же сомнительным объяснением! У тебя даже не хватило духу сказать мне все прямо в лицо!Джез резко отвернулась и подошла к окну, стараясь сдержать ярость; ее била дрожь. Гэйб тоже поднялся и направился к ней. Услышав за спиной его шаги, она испуганно обернулась.– То, что ты сбежал из Парижа, – самая глубокая рана за всю мою жизнь. Я полностью перестроилась под тебя, изменив всю свою жизнь. Это ведь тебе пришла в голову мысль пожениться, а не мне, видит бог. Я вовсе не собиралась связывать тебя по рукам-ногам, ты сам пошел на это, а потом постарался свалить всю вину на меня! Это так глупо, Гэйб, так дешево – хуже не бывает. И страшно несправедливо. Ты мне отвратителен!– Я сам себе отвратителен с тех самых пор! Господи, Джез, да неужели ты думаешь, что осталось хоть что-то, в чем бы я не упрекнул сам себя тысячу раз, каждую ночь, и даже в десять раз резче? Каждое слово в том письме было холодной, тяжелой правдой, но оно ничего не оправдывает. Оправдания слабости нет. И все же ты не забыла меня, Джез, неважно, что ты там думаешь о моем характере.– Нет, это просто уму непостижимо! – вспылила Джез. – Просто тошно слушать тебя! Я знала, какой ты трус, насколько ты можешь быть жестоким, но мне и в голову не приходило, что ты еще и самовлюбленный болван! Подумать только – я не могу его забыть!– Будь я всего лишь кошмарным воспоминанием, ты не стала бы так упорно избегать встречи со мной. И не была бы так агрессивна, если б и вправду забыла меня.– Слушай, я начинаю думать, что ты и сам веришь в эту галиматью. – Джез хотелось побольнее задеть его. – Просто слышу, как ты себя уговариваешь. Уже уговорил. – Голос ее звучал ехидно-насмешливо.– Ты не забыла меня, Джез.Тонкое загорелое лицо Гэйба было серьезно, в словах звучала уверенность.– С тех пор как я последний раз даром тратила время, вспоминая тебя, прошли годы, – презрительно отозвалась Джез.– Докажи.В голосе Гэйба явно был вызов.– Я ничего не собираюсь тебе доказывать!– Тогда докажи себе. Если не сможешь – никогда больше не сможешь себе доверять.– Себе я доверяю достаточно, – холодно ответила Джез, снова беря себя в руки. – Уходи, Гэйб. Я хочу, чтобы ты убрался из моего дома. Я боюсь, тут все пропахнет тобой.Гэйб резко притянул ее к себе, внезапно принявшись целовать с той безудержной страстью, которая вновь полыхнула в нем, едва он переступил порог ее дома и снова увидел ее, еще более прекрасную, чем раньше. Джез со всей силой ударила его по лицу.– Я так и знал! – воскликнул он. – Будь тебе все равно, тебе бы и в голову не пришло меня ударить! – Он прижал ее руки к бокам и снова принялся целовать, все крепче и безудержнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Джез хватило пяти минут, чтобы подобрать потрясающий туалет, достойный того, чтобы встретить, после девяти лет молчания, первого человека, которого она полюбила, единственного, которому доверилась полностью, человека, бросившего ее у церковного порога. Что ж, каждая девушка должна, думала она, одеваясь, совершить в жизни одну грандиозную ошибку.Джез увлеклась выбором туалета, стараясь унять разгулявшиеся нервы. Все понятно, так и должно было быть. Это всего лишь искаженная, иррациональная форма состояния испуга, оставшегося от другой жизни, от другой девушки, невинной и доверчивой, которую она едва помнила. Такое, как Гэйб, могло случиться только с такой глупыхой.Джез натянула сиреневую с золотом майку с надписью «Лэйкерз», которую обычно надевала на спортивные соревнования, – слава и мощь прекрасной команды, возглавляемой Волшебником Джонсоном, самым вдохновенным игроком Национальной баскетбольной лиги, предохранит ее от Гэйба, как ожерелье из зубчиков чеснока хранит спящего человека от вампира.То, что Гэйб бросил ее, выкинул на свалку, – самая большая удача, которая ей выпала. Если бы они, спаси господь, осуществили его безумный план с женитьбой, она так и продолжала бы жить в его тени, забыв о себе, о своей карьере. И все же, каким бы невероятным это ни казалось, Джез не могла бы сказать, что чувствует себя совершенно неуязвимой. Такой, какой была все эти годы.Она натянула порядком потрепанные мотоциклетные джинсы из черной кожи с заклепками, способными удержать на почтительном расстоянии даже «Ангелов ада». Черные ботинки, дополнительный мазок макияжа, быстрое касание щеткой волос, чтобы убедиться, что они в полном беспорядке и растрепаны, – и она готова к встрече.Джез пристально оглядела себя в зеркало: не суйся ко мне, как бы предупреждало ее отражение. Возможно, это глупо, но Джез прекрасно видела себя со стороны, и, как мастеру в творимой ею композиции, ей чего-то явно не хватало: еще мазка к придуманному образу, точки опоры. Бросившись к холодильнику, она достала яблоко, откусила кусочек и тут же выплюнула его. Подошла к двери, слегка приоткрыв ее, включила в гостиной телевизор и уселась на ковер в любимой позе: скрестив ноги, обложившись подушечками и зажав в руке яблоко.В дверь позвонили.– Открыто! – крикнула она, откусив еще кусочек яблока и яростно принявшись его пережевывать, не отрывая глаз от экрана и стараясь подавить беспорядочное колотье в груди. Это всего-навсего рефлекс, как у курицы, которая продолжает бегать с отрубленной головой.– Так, – сказал Гэйб, останавливаясь в коридоре у входа в гостиную.– О, привет, Гэйб, входи. Мне нужно досмотреть эту передачу до конца – она через минуту кончится, – проговорила Джез, пристально вглядываясь в экран и не переставая жевать, ткнув пальцем в сторону кушетки куда-то за спину.Он сел и минуты три терпеливо ожидал, пока закончится какой-то эпизод из телесериала. Взяв в руки пульт дистанционного управления, Джез переключила канал и только тогда подняла глаза на Гэйба. А он не изменился, вот разве что глаза, все повидавшие, да эта сардоническая усмешка, которой она раньше не помнила. Обычный человек.– Извини, но этот сериал – единственное, что я смотрю с благоговением, – сказал Джез. – Он тебе нравится?– Что?– Ну, неважно. Хочешь яблоко?– Спасибо, нет. – Он молча ждал, пока Джез беззаботно дожует кусочек. – Ну так?.. – проговорил он наконец.– Ты просто как Мэри Тайлер Мур в своем сериале. Помнишь, она тоже всегда говорила «Так?» и улыбалась широкой ослепительной улыбкой, слегка, правда, нервной, когда не знала, что говорить дальше. И Блэр Браун тоже.– У тебя сегодня вечер телесериалов?– О, я забыла, что у тебя давно не было возможности смотреть американское телевидение.– Ты стала фанаткой «Лэйкерз»?– Если тебе надоели «Лэйкерз», значит, тебе надоела жизнь, – глубокомысленно изрекла Джез, насмешливо улыбаясь. – Может, ты считаешь этот вид спорта недостаточно динамичным?Никого ведь не убивают. Никаких страстей. Никаких бросаний бомб, никакой крови. Спокойный и безобидный – кто-то однажды написал так, – как самый скучный поцелуй. Жаль, что тебе не удалось увидеть «Лэйкерз» в тот момент, когда им пришлось применить силу. Не хотела бы я оказаться у них на пути, даже будь я самим Майклом Джорданом или Чарлзом Баркли.– Баркли?..– Из Филадельфии, – терпеливо объяснила Джез. – Ты словно с луны свалился. Как твои дела?– Прекрасно. А твои?– Лучше некуда. Страшно занята, работы по уши, но мы ведь все так, правда?– Джез!– Что? – спросила она, набив полный рот злосчастным яблоком.– Перестань, а? Я пришел сюда поговорить, а вовсе не играть в игры.Джез оставила его слова без ответа, продолжая жевать. Затем, развернувшись к нему лицом, положила под спину несколько подушек, обхватила колени руками и уставилась на Гэйба снизу вверх. Отблески, падавшие на ее голову пестрыми полосами, от цвета мясного соуса до панциря черепахи, исчезли, открыв свежее, как цветок, лицо. Она лениво проговорила:– Ну, ладно, Гэйб, говори, зачем пришел. Я же тебя не останавливаю.Она держалась невозмутимо-спокойно, ни взглядом, ни жестом не выдавая своих мыслей. Если слова, которые он собирался ей сказать, слишком трудны, – что ж, ему вполне пристало написать ей еще одно прекрасное письмо. Опыта ему не занимать.– Недавно я ужинал с Фиби. Она сказала, что ты не хочешь пускать меня в студию и не хочешь, чтобы она представляла меня. Я сказал, что ты просто принадлежишь к другому направлению, чтобы не объяснять лишнего.– Странно, что ты не сказал ей правду. Фиби обычно требует, чтобы ей выкладывали все.– Поскольку, как я понял, она и не догадывается, что мы знакомы, я решил, что ты ничего никому не рассказывала.– Да, ты мог бы догадаться, что пережитый опыт... как бы это получше выразиться... не принадлежит к любимой теме моих воспоминаний. Кажется, будто все это было не со мной. Никто, за исключением отца, не знает, что ты за человек. И человек ли вообще.– Тогда ты испытывала ко мне вражду. – Гэйб наклонился вперед. – Давай теперь обговорим все в открытую.– Нет, неверно. Это не вражда. Просто не знаю, как бы охарактеризовать тебя. Другие слова просто не приходят в голову.Ты не человек. Ты просто существо. Что ж, в Лос-Анджелесе хватит места нам обоим, но не под моей крышей!Джез снова яростно впилась зубами в яблоко. Пока она жевала, в комнате повисла тишина.– Хочешь посмотреть ночную программу с Тедом Коппелом? – неожиданно дружелюбно предложила она Гэйбу. – Это лучший способ быть в курсе событий, где бы ты ни был. Еще хороша программа «Вашингтон за неделю». Можно не перечитывать все утренние газеты.– Я не хочу смотреть ночные новости. Я не хочу быть в курсе событий. Я не хочу ничего знать о том, что происходит в мире. Я нагляделся на это достаточно.– Готова побиться об заклад, ты так больше ни разу и не голосовал после того случая в Париже, – заметила Джез с едва заметным презрением.– Черт... Джез, я пришел сюда не для социологического опроса.– Да и я не помню, чтобы тебя приглашала. Я вполне предпочла бы провести вечер у телевизора.Гэйб поднялся с кушетки и сел на пол рядом с нею. Джез немедленно отодвинулась.– Джез, я могу найти себе другой офис, проблема не в этом. Но мне важно, чтобы меня представляла Фиби. Я знаю ее уже сто лет. Я ей верю и не понимаю, что тебя тут не устраивает.– Между нами не может быть ничего общего, – холодно отозвалась Джез. – А эта твоя приятельница-подружка, эта всезнающая Фиби, как раз и есть это связующее звено. Она как глупый программист, который может влезть во что угодно и все запутать. Как только Фиби ввяжется в твою работу, держаться на расстоянии станет просто невозможно.– Господи, Джез, да ты все еще точишь на меня зуб!Джез уловила в его голосе слабую, но вполне различимую нотку торжества и вихрем взметнулась с пола. Нависнув над ним, она обрушилась на Гэйба со всей яростью, которую до сих пор, с самого момента его появления, успешно в себе подавляла.– Держу на тебя зуб? Да я ненавижу тебя! Ненавижу за то, что ты сделал со мной, двадцатилетней девчонкой, слишком зеленой еще, чтобы понимать: ни одному слову, слетевшему с твоих губ, нельзя верить! Господи, какая намеренная жестокость! Какой еще подонок способен на это: добиться от девчонки согласия выйти за него замуж, – хотя головой я была против! – а потом бросить ее в последнюю минуту, не оставив ничего, кроме дерьмового письмишка с дерьмовым же сомнительным объяснением! У тебя даже не хватило духу сказать мне все прямо в лицо!Джез резко отвернулась и подошла к окну, стараясь сдержать ярость; ее била дрожь. Гэйб тоже поднялся и направился к ней. Услышав за спиной его шаги, она испуганно обернулась.– То, что ты сбежал из Парижа, – самая глубокая рана за всю мою жизнь. Я полностью перестроилась под тебя, изменив всю свою жизнь. Это ведь тебе пришла в голову мысль пожениться, а не мне, видит бог. Я вовсе не собиралась связывать тебя по рукам-ногам, ты сам пошел на это, а потом постарался свалить всю вину на меня! Это так глупо, Гэйб, так дешево – хуже не бывает. И страшно несправедливо. Ты мне отвратителен!– Я сам себе отвратителен с тех самых пор! Господи, Джез, да неужели ты думаешь, что осталось хоть что-то, в чем бы я не упрекнул сам себя тысячу раз, каждую ночь, и даже в десять раз резче? Каждое слово в том письме было холодной, тяжелой правдой, но оно ничего не оправдывает. Оправдания слабости нет. И все же ты не забыла меня, Джез, неважно, что ты там думаешь о моем характере.– Нет, это просто уму непостижимо! – вспылила Джез. – Просто тошно слушать тебя! Я знала, какой ты трус, насколько ты можешь быть жестоким, но мне и в голову не приходило, что ты еще и самовлюбленный болван! Подумать только – я не могу его забыть!– Будь я всего лишь кошмарным воспоминанием, ты не стала бы так упорно избегать встречи со мной. И не была бы так агрессивна, если б и вправду забыла меня.– Слушай, я начинаю думать, что ты и сам веришь в эту галиматью. – Джез хотелось побольнее задеть его. – Просто слышу, как ты себя уговариваешь. Уже уговорил. – Голос ее звучал ехидно-насмешливо.– Ты не забыла меня, Джез.Тонкое загорелое лицо Гэйба было серьезно, в словах звучала уверенность.– С тех пор как я последний раз даром тратила время, вспоминая тебя, прошли годы, – презрительно отозвалась Джез.– Докажи.В голосе Гэйба явно был вызов.– Я ничего не собираюсь тебе доказывать!– Тогда докажи себе. Если не сможешь – никогда больше не сможешь себе доверять.– Себе я доверяю достаточно, – холодно ответила Джез, снова беря себя в руки. – Уходи, Гэйб. Я хочу, чтобы ты убрался из моего дома. Я боюсь, тут все пропахнет тобой.Гэйб резко притянул ее к себе, внезапно принявшись целовать с той безудержной страстью, которая вновь полыхнула в нем, едва он переступил порог ее дома и снова увидел ее, еще более прекрасную, чем раньше. Джез со всей силой ударила его по лицу.– Я так и знал! – воскликнул он. – Будь тебе все равно, тебе бы и в голову не пришло меня ударить! – Он прижал ее руки к бокам и снова принялся целовать, все крепче и безудержнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65