– Но не столь сурового. Лишь деяния, совершенные со злым умыслом, влекут за собой жестокое возмездие. Так говорил мой отец. Когда я забывал вовремя лечь спать, он отвешивал мне всего три удара розгой. Когда я не ложился намеренно, проводя время за играми, меня ожидало двенадцать ударов. Шрамы остались на моей спине до сих пор. Они напоминают о неотвратимости наказания. И о его справедливости.Я хранил молчание. Редвинтер, полностью погруженный в себя, все равно не расслышал бы моего ответа. Взгляд его рассеянно блуждал по камере.– Иногда отец заставлял меня встать на колени и в течение получаса смотреть на розги, – донесся до меня его прерывистый голос. – И только после этого пускал их в дело. Это было частью наказания. С животными такие штуки не проходят, так рассказывал отец. Они не знают, что это такое – ожидание боли. Или ожидание смерти.Внезапно дикий взгляд Редвинтера остановился на мне.– Я ведь говорил вам об этом, помните?– Помню, – кивнул я.Про себя я подумал о том, что потрясение оказалось слишком сильным, и Редвинтер лишился остатков своего и без того не крепкого рассудка. Так что я заперт в одной камере с безумцем.– Животные не знают, что им предстоит, – продолжал Редвинтер. – Отец говорил мне об этом, когда мы вместе ходили на медвежью травлю. Бывало, он сжимал мою руку так крепко, что я переставал ее ощущать. А для человека ожидание боли подчас страшнее самой боли. И не только для мальчишки, но и для взрослого мужчины.Губы его искривила улыбка, от которой меня пробрала дрожь. Никогда прежде не видел я на человеческом лице столь жуткой ухмылки. Не зная, куда от него спрятаться, я прижался к стене. Некоторое время Редвинтер молчал. Когда он вновь посмотрел на меня, мне показалось, что сознание его прояснилось. По крайней мере, взгляд его был исполнен столь хорошо знакомого мне ледяного спокойствия.– Вы узнаете на собственной шкуре, что такое розга! Впрочем, при чем тут розга! Эта детская забава не идет ни в какое сравнение с приспособлениями для пыток, которыми Тауэр оснащен наилучшим образом. А меня отпустят, потому что я невиновен. Бог свидетель, я невиновен! Наш мудрый король, наместник Господа на земле, не допустит, чтобы пострадал невиновный!Голос Редвинтера сорвался до крика. Им вновь овладело неистовство. Я сжался на койке, ни жив ни мертв от страха.– Ты, горбатый слюнтяй! – напустился на меня Редвинтер. – В Фулфорде ты уже получил от короля по заслугам!Он разразился хриплым хохотом, предаваясь злорадному ликованию, в точности как ехидный бес из какой-нибудь назидательной пьесы. Вне сомнения, этот человек не отдавал себе отчета в происходящем, утешаясь собственными безумными фантазиями. Может статься, так было всегда. Внезапно смех Редвинтера стих.– Малеверер оклеветал меня, – процедил он. – Эта продувная бестия дорого заплатит за свое преступление. Он тоже узнает на своей шкуре, что такое розги. О, с каким наслаждением я буду его сечь!Он блаженно улыбнулся, как видно, упиваясь сладостным видением.– А потом настанет черед каленого железа! Ох, если бы голова моя так не кружилась, – пробормотал он с неожиданной растерянностью. – О, если бы я мог выйти отсюда…Я вновь поразился перемене, произошедшей с ним. Взгляд, мгновение назад столь яростный, ныне был полон мольбы и отчаяния.– Вам необходимо поговорить со священником, Редвинтер, – произнес я.– Эти канальи пришлют мне католика, проклятого паписта, которому место на костре…Голос Редвинтера упал до едва различимого шепота, он тихонько бормотал себе под нос, как это часто делают сумасшедшие.Решив, что пока он не представляет опасности, я встал и подошел к окну. Передвигать скованными ногами оказалось чрезвычайно трудно. Я вновь подумал о том, что кошмар, преследующий любого жителя Лондона, стал для меня явью. Я заперт в подземной камере, скован цепями по рукам и ногам. Надо мной тяготеет обвинение в государственной измене, и мне неизбежно предстоит допрос с пристрастием. Одному богу известно, какие мучения готовит мне завтрашний день. Дрожь, сотрясавшая мое тело, усилилась. В полном изнеможении я закрыл лицо руками. До слуха моего доносилось лишь приглушенное бормотание Редвинтера и тихий шелест дождевых струй. Никогда за всю свою жизнь я не испытывал столь безысходного ужаса.Я отошел от окна и, содрогаясь от холода, растянулся на койке. Час шел за часом. Редвинтер затих и, судя по всему, погрузился в дрему. Скрежет ключа в замке заставил нас обоих открыть глаза. Но то был всего лишь молодой надзиратель, который принес нам еду – жидкую похлебку с отвратительным запахом. На поверхности неаппетитного варева плавали хрящи сомнительного происхождения.– Если хотите, чтобы кормежка была лучше, платите денежки, – заявил парень, поставив миски на пол. – Судя по виду, вы оба джентльмены. Наверняка вас будут навещать друзья.– А разве здесь разрешены посещения? – спросил я.– Ясное дело, разрешены, – ответил тюремщик, глядя на меня как на безнадежного недоумка. – Откуда же иначе вы возьмете деньги. Что, вы ждете гостей?– Надеюсь, ко мне кто-нибудь заглянет, – пробормотал я, лишь сейчас осознав, как отчаянно мне хочется увидеть участливое, дружеское лицо.– Меня посетит архиепископ Кранмер, – надменно сообщил Редвинтер. – И вместо денег все вы получите хорошую головомойку.– Может, к вам и король пожалует? – расхохотался надзиратель.После того как дверь за ним закрылась, Редвинтер схватил свою миску и принялся жадно пожирать похлебку. Я с трудом проглотил несколько ложек вонючей бурды, которая, казалось, тут же принялась разъедать мой болезненно сжавшийся желудок.Время тянулось медленно. За окном начали сгущаться сумерки. Дождь по-прежнему шлепал по реке. Судя по всему, наши тюремщики используют те же средства, что и отец Редвинтера. Они заставляют нас томиться ожиданием, зная, что воображение истерзает узников картинами предстоящих пыток. Я снова растянулся на койке.«Барак и Ренн не оставят меня в беде, – сказал я себе. – Они непременно меня вызволят».С наступлением вечера могильный холод, царивший в камере, заставил меня позабыть обо всем. Одежда моя промокла под дождем по пути в Тауэр, и не приходилось рассчитывать, что здесь она когда-нибудь высохнет. Дождь за окном не унимался. Шелест струй становился то громче, то тише, ибо уровень воды в реке то прибывал, то убывал. Я так окоченел, что попытался завернуться в тощий тюфяк. Со скованными руками это оказалось не так просто. Тюфяк насквозь пропах мочой и потом, соломинки забились мне под одежду, вынуждая беспрестанно почесываться.Редвинтер не издавал ни звука. В темноте я с трудом различал очертания его тела на противоположной койке. Представив, что он лежит без сна и в его воспаленном мозгу бродят бог весть какие мысли, я беспокойно заерзал. Оставалось надеяться, что сосед мой спит.Тюфяк немного согрел меня. Я задремал, однако вскоре очнулся от холода. Небо, расчерченное квадратами оконной решетки, начало светлеть. Дождь так и не прекратился. Через некоторое время я снова забылся, погрузившись во власть невероятно отчетливых кошмарных снов. В одном из них меня, закованного в цепи, повели на аудиенцию к королю.Он возлежал на роскошной кровати в том самом павильоне, где мы некогда имели разговор с леди Рочфорд. Ночная рубашка, в которую был облачен король, не скрывала жирных складок ужасающе грузного тела. Складки пришли в движение, когда Генрих попытался сесть. Я отметил также, что он почти лыс: жалкие остатки рыжеватых волос обрамляли круглую плешь.– Полюбуйся, что ты наделал, мерзавец! – возопил монарх, грозно сверкнув взглядом.Он отбросил одеяло, и я увидел на одной из его тумбообразных ног широкую черную полосу, на которой росли грибы вроде тех, какими отравился Бродерик.– Ты дорого заплатишь за это, Блейбурн! – заявил король, буравя меня ледяными глазами, столь похожими на глаза Редвинтера.– Но я вовсе не Блейбурн!Я умоляюще простер к королю руки, но солдаты остановили меня, потянув за цепи. Раздалось лязганье, и наручники болезненно впились в мои запястья.Я проснулся от собственного стона.Боль в запястье была самой настоящей, наручник глубоко впился в мою неловко согнутую руку. Лязганье тоже раздавалось наяву, ибо кто-то поворачивал ключ в дверях. В камеру вошли оба тюремщика – толстяк и его молодой помощник. Еды они на этот раз не принесли, и лица их не предвещали ничего хорошего. Сердце мое бешено заколотилось, внутренности мучительно сжались.Тюремщики, едва скользнув по мне глазами, повернулись к сидевшему на койке Редвинтеру. Судя по его недоуменному взгляду, со сна он не вполне понимал, где находится.– Идемте, приятель, – сказал толстяк, заставляя его встать на ноги. – Сэр Джейкоб хочет с вами побеседовать.– Никуда я не пойду! – воспротивился Редвинтер. – Я ни в чем не виноват! Это Малеверера надо допросить с пристрастием! А я – верный слуга короля и архиепископа Кранмера. Пусти меня немедленно, болван!Он попытался вырваться, но тюремщик отвесил ему хорошую оплеуху, затем схватил за волосы и заглянул прямо в глаза:– Прекрати дурить, приятель! Иначе мы потащим тебя волоком!Редвинтер, оглушенный ударом, сразу притих и позволил вывести себя из камеры. Оказавшись в коридоре, он пришел в себя, ибо до меня донеслись его пронзительные вопли. Судя по всему, тюремщикам все же пришлось тащить его волоком, а он, упираясь скованными ногами, призывал проклятия на голову Малеверера и грозил тюремщикам страшными карами. Я сел на койке, стараясь унять дрожь.«Вскоре они придут за мной», – вертелось у меня в голове.Прошло несколько часов.Снова начался прилив, шлепанье дождя по речной воде стало громче. Прежде мне рассказывали: иногда вода поднимается так высоко, что заливает камеры и заключенные тонут. Впрочем, подобная смерть страшила меня ничуть не больше, чем дыба и прочие орудия пыток. Со странным чувством страха и ожидания я наблюдал, как серые волны плещутся все ближе от зарешеченного окна. Скрежет ключа в замке отвлек меня от этого занятия.«Настал мой черед», – с замиранием сердца понял я.На пороге камеры стоял Барак, за спиной у него маячил молодой тюремщик. Не помня себя от радости, я бросился к Бараку и, потрясая цепями, схватил его за обе руки.– Джек, Джек! Слава богу, вы пришли!Столь бурное выражение чувств заставило моего помощника покраснеть от смущения. При виде моих цепей он покраснел еще сильнее.– Давайте сядем, сэр, – сказал он, осторожно сжав мою руку повыше локтя.Барак помог мне дойти до кровати и обернулся к тюремщику:– У нас есть полчаса, верно, дружище?– Да, – кивнул парень. – За шесть пенсов вы можете болтать с вашим другом полчаса. А если вы принесли ему какой-нибудь гостинец, скажите мне. За это тоже придется заплатить.С этими словами он вышел из камеры, оставив нас вдвоем.Барак опустился на койку Редвинтера. Я заметил, что вид у него усталый. Судя по обеспокоенному выражению его лица, новости, которые он мне принес, были отнюдь не утешительными.– Это койка Редвинтера, – сообщил я с косой усмешкой.– Редвинтера? Неужели вас держат в одной камере с ним?– Да, и признаюсь, соседство не из приятных. Этот человек совершенно обезумел, Джек. Боюсь, со мной произойдет то же самое, если я здесь останусь. Сейчас Редвинтера увели на допрос. Одному богу известно, что ему придется вынести. Что до меня, я особой выносливостью похвастать не могу.– А те, кто ею хвастает, ломаются так же быстро, как и все прочие, – заметил Барак. – По правде говоря, выглядите вы так, словно вас уже пытали! Скажите, что вам принести?– Прежде всего, одеяла и сухую одежду. Без них я совсем пропаду.Я почувствовал, как слова застревают у меня в горле, а к глазам подступают слезы.– И разумеется, какой-нибудь еды. После я вам заплачу.– Можете не волноваться, все будет вам доставлено.– Благодарю вас. Господи боже, Джек, знали бы вы, как я рад вас видеть! Прошу вас, говорите, говорите! Я хочу убедиться, что мир за пределами этой камеры по-прежнему существует. Где вы поселились, у меня?– Где же еще? Я решил, что ваш дом – пока самое подходящее место для всей нашей компании. Тамазин ухаживает за мастером Ренном. Ох, сэр, бедный старикан совсем плох, – в некотором замешательстве сообщил Барак. – Он еле добрался до Канцлер-лейн, и нам пришлось сразу уложить его в постель.– Боюсь, он больше не поднимется, – вздохнул я. – Неужели он прибыл в Лондон лишь для того, чтобы умереть?– Да нет, дело не так плохо, – успокоил меня Барак. – Просто он слишком устал во время путешествия. Отдохнет как следует и еще поднимется на ноги.– Джоан знает, где я?– Мы сочли за благо пока не говорить ей об этом. Сказали, что вас затребовали в Уайтхолл по срочному делу. А нам вы велели до вашего возращения поселиться на Канцлер-лейн и заботиться о мастере Ренне.– Правильно, – кивнул я.Несколько мгновений мы молчали.– Слышите, как шумит дождь? – нарушил я тишину.– Слышу. В Лондоне погода стоит еще более скверная, чем в Йоркшире. Дожди идут вот уже две недели. Помните то место за вашим домом, где прежде был фруктовый сад? Тот, что правление Линкольнс-Инна приказало вырубить. Они вроде хотят построить там новое здание.– Конечно помню.– Так вот, теперь на месте фруктовых деревьев – огромное море грязи. И это море подходит к самым стенам вашего собственного сада. Дальнюю стену, того и гляди, подмоет. Джоан мне показывала.Я не ответил, ибо мысли мои были слишком далеко от проблем, о которых рассказывал Барак.– Вчера и сегодня утром я бегал по городу высунув язык, пытался узнать, какова причина вашего ареста, – сообщил он, немного помолчав. – Встретился со всеми своими прежними приятелями из Уайтхолла, да только ничего не добился. Король уже несколько дней как вернулся, но поселился в Хэмптон-Корте. Вызвал к себе всех своих первейших советников, включая Кранмера. Но чем они там заняты, никто толком не знает.– Возможно, они обеспокоены болезнью принца?– Нет, мальчуган вовсе не так плох, как говорили. Я подумываю о том, чтобы проникнуть в Хэмптон-Корт. А вам что здесь говорят? Должны же они хоть как-то объяснить, почему держат вас в этой дыре.– Говорите тише, – попросил я, наклонившись вперед и бросив выразительный взгляд на дверь. – Мой арест связан с королевой.И я передал ему все, что узнал от сэра Джейкоба.– Дерем, – присвистнул Барак. – Да ведь никто из нас думать не думал, что он тоже…– Если меня будут пытать, я за себя не ручаюсь, Джек, – перебил я. – Редвинтера уже увели на допрос. Когда я услышал скрежет ключа, сразу решил, что настал мой черед. И понял, что сломаюсь, едва увидев дыбу.Сжав зубы, я испустил нечто среднее между вздохом и стоном.– У меня даже было искушение позвать сэра Джейкоба и выложить ему все, как на духу. Рассказать, что у королевы был еще один воздыхатель – Калпепер. А заодно сообщить о Блейбурне. Но я испугался, что подставлю под удар вас с Тамазин.– Ничего не понимаю, – прикусив губу, пробормотал Барак. – С чего они решили, что вы знали о шашнях королевы и Дерема?– Все это происки Рича. Помните, он видел, как мы выходили из шатра королевы? А потом, в Халле, Рич стал свидетелем моего разговора с Деремом. Наверняка этот молодой повеса давно был на подозрении. Может, подозрения эти несправедливы. А может, королева оказалась легкомысленнее, чем мы думали.– И завела себе двух любовников?– Все может быть. Так или иначе, Рич подговорил Малеверера оклеветать меня. И тот сообщил Кранмеру, что я знал о неверности королевы, но по каким-то причинам не сообщил об этом властям.– И все-таки я не могу понять, почему вас бросили в Тауэр. Вас должны были отправить для допроса к Кранмеру, тем более в Йорк вас послал именно он.– Уверен, пытаясь меня оболгать, враги мои не жалели черной краски, – заметил я.В присутствии Барака страхи несколько улеглись, и ко мне даже вернулась способность рассуждать логически.– Все-таки Рич добился своего. Я в Тауэре, деловая моя репутация подорвана, и Городской совет наверняка откажется от тяжбы с Билкнэпом. Мне следовало ожидать чего-то в этом роде. Рич не из тех, кто бросает угрозы на ветер. А судя по зловещим ухмылкам, которыми награждал меня Малеверер, козни против моей скромной персоны они строили вдвоем.– Похоже, вы правы.– Прошу вас, Джек, сходите в Гилдхолл и отыщите там мастера Верви. Он один из адвокатов Городского совета, честный и надежный малый. Выясните, не появлялись ли в совете люди Рича. Если я прав и мой арест подстроен Ричем, посланцы его наверняка донимали Верви настоятельными советами отказаться от тяжбы.– Будет сделано, – кивнул Барак.– А потом постарайтесь сообщить Кранмеру все, что сумеете узнать. Уверен, проникнуть в Хэмптон-Корт для вас пара пустяков. Если нужно, пускайте в ход подкуп. Вам ведь известно, где хранятся мои деньги. Если Кранмер узнает, что стал игрушкой в руках клеветников и интриганов, ему это придется не по душе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80