В каюте я вскоре забылся дремой и проснулся оттого, что чья-то рука бесцеремонно трясла меня за плечо. Растерянно моргая, я открыл глаза. Каюту освещал яркий свет лампы. Дверь была распахнута настежь. Из коридора доносился гул возбужденных голосов. Подняв голову, я увидел прямо перед собой мрачное лицо Малеверера. За его спиной маячил Барак в одной рубашке, со спутанными волосами.– Хватит дрыхнуть! – Малеверер злобно хлопнул меня по лицу. – Просыпайтесь! Вставайте!Я поднялся на ноги. В дверях я заметил Джайлса, набросившего на плечи одеяло, и Тамазин, закутанную в плащ Барака. Вид у обоих был донельзя растерянный. За их спинами угадывались силуэты других людей. Малеверер, повернувшись к ним, яростно сверкнул глазами.– Нечего здесь торчать! – рявкнул он. – Отправляйтесь в свои каюты! Иначе посажу всех под арест.– Да что случилось? – спросил Джайлс, с недоумением глядя на орущего Малеверера.– Вам лучше вернуться к себе, мастер Ренн, – сказала Тамазин и, взяв старика за руку, потащила его прочь.Двери других кают начали закрываться, а в моей помимо Малеверера остался лишь Барак.– Вчера вы говорили с Бродериком, – напустился на меня Малеверер. – Что он вам сказал?Сердце мое екнуло, когда я припомнил слова Бродерика: «Вы могли бы стать одним из нас».– Ничего достойного внимания, – пролепетал я. – Я пытался выяснить, что ему известно о Дженнет Марлин. Но он, по обыкновению, оставлял без ответа все вопросы. Но что произошло?– Сейчас увидите, – буркнул Малеверер. – Идите за мной.И он, едва не касаясь мощными плечами стен каюты, двинулся к двери. Я последовал за ним, мысленно радуясь, что уснул одетым.– Что случилось? – шепотом спросил я у Барака.– Не знаю, – пожал он плечами. – Меня разбудили крики и топот.Оказавшись в коридоре, я с удивлением увидел, что дверь каюты Бродерика распахнута. Редвинтер скрючился на полу, закрыв лицо руками. Рядом с ним стоял сержант Ликон.– Идите сюда! – позвал Малеверер.Я неохотно подошел к открытым дверям. Барак не отставал ни на шаг. Несмотря на охватившую меня тревогу, мне было приятно убедиться, что он не лишает меня своей поддержки.Каюта арестанта значительно превосходила мою размерами; между двумя койками, привинченными к полу у противоположных стен, оставалось свободное пространство. В этом пространстве и висел Бродерик, голый до пояса. Из его рубашки была вырвана широкая полоса, одним концом прикрепленная к потолочной балке. Другой ее конец обвивался вокруг шеи узника. Он был мертв, тело его слегка покачивалось, и цепи, сковывавшие исхудалые руки и ноги, тихонько звенели. Ступни не доставали до пола всего два-три дюйма. Будь он немного выше, ему не удалось бы лишить себя жизни. Глаза его были закрыты, голова склонена набок под неестественным углом.– Господи боже, – пробормотал я, поспешно отводя взгляд от впалой груди, покрытой следами ожогов. – Но как он…– Солдаты пьянствовали на посту, – бросил Малеверер. – Сержант Ликон привел их ко мне, я послал их проспаться. Эти чертовы канальи дорого заплатят за свое пьянство. Вечером около арестанта остались только Ликон и Редвинтер. Позднее Ликон отправился ко мне – надо было решить, как наказать этих распоясавшихся ублюдков. А когда он вернулся, Редвинтер валялся на полу у койки. Если верить Редвинтеру, в дверь постучали. Он выглянул, но никого не увидел. А в следующее мгновение кто-то оглушил его ударом сзади. Потом неизвестный вытащил ключи у него из кармана, освободил Бродерика от цепи и убил его.Малеверер подошел к Редвинтеру, который глядел на него снизу вверх. Испуг и растерянность смягчили обычно непроницаемое лицо тюремщика, и в первый раз за все время нашего знакомства он показался мне человеком, а не порождением ада.– Бродерик не мог повеситься сам? – спросил я.– Не мог, – отрезал Малеверер.Он едва не задыхался от ярости.«Разумеется, утрата столь важного арестанта будет иметь для него самые нежелательные последствия», – пронеслось у меня в голове.– Посмотрите на его руки, они же скованы. И длина цепи между наручниками – не более шести дюймов. Наручники не снимали с Бродерика никогда, именно для того, чтобы предотвратить попытку самоубийства. Так что тут не обошлось без помощника. Он разорвал рубашку арестанта, привязал конец к перекладине, помог Бродерику забраться на койку и набросил петлю ему на шею. А потом Бродерик спрыгнул с койки.– Понятно, – пробормотал я и с усилием вновь перевел взгляд на мертвеца.– Помощник потянул Бродерика за ноги, чтобы сломать ему шею и избавить от долгих мучений, – продолжал Малеверер. – Проклятые заговорщики все же оказались хитрее нас. Бродерик добился своего.Я не сводил глаз с лица узника. После смерти оно приобрело умиротворенное, безмятежное выражение, которого не знало при жизни.«По крайней мере, Бродерик навсегда избавился от всех нас», – подумал я.– Не сомневаюсь, что все россказни Редвинтера – это чушь собачья, – заявил Малеверер, зыркнув в сторону понурого тюремщика. – Как я могу поверить, что его ударили, если на голове у него ни единой отметины. Эй, вы! – обратился он к Редвинтеру. – С этой минуты вы арестованы за убийство заключенного. И можете не сомневаться, по прибытии в Лондон мы сумеем выяснить, из каких соображений вы это сделали.Редвинтер уставился на него, словно ушам своим не веря. С губ его сорвался жуткий звук, нечто среднее между стоном и скрежетом зубовным.– Посадите этого негодяя под замок и уберите тело, – обернулся Малеверер к сержанту Ликону. – Богом клянусь, вы тоже виноваты в случившемся. Вы и ваши разгильдяи. И в Лондоне всех вас ждет наказание. Вот так-то! – прошипел он, вперив взгляд в меня. – Отличная возможность выведать все о планах заговорщиков упущена. Идемте отсюда!У меня не было ни малейших сомнений в том, что Редвинтер не имеет отношения к смерти арестанта. Малевереру просто-напросто нужен был козел отпущения, и он нашел его.Внезапная догадка заставила мое сердце судорожно заколотиться под ребрами. Разумеется, тогда, в королевском особняке, мне нанесла удар вовсе не Дженнет Марлин. Тот, кто сделал это, находится здесь, на корабле. Это он помог Бродерику умереть. ГЛАВА СОРОКОВАЯ На следующее утро на нас обрушилось ненастье – дождь, ветер и шторм, из-за которого пассажиры заблевали всю палубу. После полудня дождь прекратился, я поднялся наверх и, сидя на скамье в одиночестве, озирал бесконечные свинцово-серые просторы Северного моря. Огромные волны, увенчанные белыми пенными гребнями, набегали одна за другой; небо имело в точности такой же свинцовый оттенок, как и море. Я наблюдал за чайками, кружившимися над водой, и размышлял о том, как им удается выжить посреди разгула стихии.Я чувствовал, что мне необходимо побыть в одиночестве. Смерть Бродерика и арест Редвинтера породили на судне атмосферу тягостного беспокойства, которая угнетающе действовала на всех его обитателей. Перед мысленным взором упорно всплывало лицо мертвого Бродерика, спокойное, безучастное.«Как-то примет его Господь?» – вздохнул я про себя.Самоубийство – великий грех, но Бродерик был осужден на смерть и хотел лишь избежать невыносимых мук. И я, хотя и против собственного желания, оказался среди тех, кто заставил его искать смерти как величайшего блага. А ведь симпатия, которую возбуждал во мне Бродерик, подчас граничила с восхищением. Хотя люди, одержимые одной идеей и готовые ради нее на любые крайности, неизменно меня отпугивали.Окинув взглядом палубу, я заметил в дальнем ее конце капитана, отдававшего матросам какие-то распоряжения. Все они показались мне встревоженными.«Вдруг на корабле что-то не так?» – пронеслось у меня в голове.Тут из люка показался Барак, как и я, закутанный в теплый плащ. Хватаясь за перила, он поднялся наверх, сделал несколько неуверенных шагов по качающейся палубе и опустился на скамью рядом со мной.– Как себя чувствует мастер Ренн? – спросил он.– Сегодня он не вставал с постели. Сказал, что у него ничего не болит и он просто хочет полежать. Но я-то вижу, что он слабеет с каждым днем. Боюсь, путешествие оказалось для него слишком тяжелым.– Но он сам хотел поехать в Лондон во что бы то ни стало, – вздохнул Барак. – Бедный старикан. Увы, мы ничем не можем ему помочь.Некоторое время мы оба молчали.– Я слышал, корабельный руль не в порядке, – сообщил Барак, взглянув на капитана, который широкими шагами расхаживал по палубе. – Вроде бы сломался какой-то важный болт.– Это серьезная поломка? – встревожился я.– Серьезная не серьезная, а в открытом море руль не починишь, – пожал плечами Барак. – Нам придется зайти в Ипсвич. Путь до этого порта занял куда больше времени, чем обычно, хотя ветер был попутный. Матросы окончательно уверились в том, что во время этого плавания все идет наперекосяк. Говорят, виной всему дурные приметы.– Матросы – самый суеверный народ на свете. Кстати, вы не помните, какое сегодня число? Я окончательно сбился со счета.– Двадцать второе октября. Мы вышли в море семь дней назад. Матросы говорят, Рич просто рвет и мечет. В Ипсвиче он намеревается сойти на берег и ехать в Лондон верхом.– Если мы дальше будем плыть с такой скоростью, король окажется в Лондоне прежде нас. Хотя сейчас, после смерти Бродерика, это не имеет никакого значения.Барак молча кивнул, глядя на дождь брызг, которым осыпала палубу разбившаяся о борт волна.– Я очень вам признателен, – сказал я, – за то, что прошлой ночью не оставили меня без поддержки.– Не стоит благодарностей, – ухмыльнулся Барак.– А как дела у Тамазин? – неуверенно осведомился я.– Прекрасно, – кивнул Джек и, повернувшись, вперил в меня пристальный взгляд. – Я посоветовал ей прекратить проливать слезы по Дженнет Марлин. Напомнил, что эта дамочка, несмотря на все свои прекрасные душевные качества, была убийцей. Объяснил, что вы не можете горевать о ее смерти, потому что в противном случае она отправила бы вас на тот свет. А еще сказал, что милейшая мистрис Марлин без всякого сожаления расправилась бы с самой Тамазин. Если бы это было нужно для спасения ее ненаглядного жениха.– В этом можно не сомневаться, – подхватил я.– Тамазин рано осталась сиротой, и с малых лет ей приходилось самой о себе заботиться, – продолжал мой помощник. – Неудивительно, что она так прикипела душой к Дженнет Марлин. А также к мысли о том, что ее неведомый отец самых что ни на есть благородных кровей. Так что, если выяснится, что папаша не отвечает ее ожиданиям, мне придется держать ее в неведении.– Даже если ее предположения справедливы, этот благородный отец, скорее всего, знать не захочет дочь, которую нагуляла от него придворная швея.– Что верно, то верно. Наверняка он и думать забыл о том, как двадцать лет назад немного позабавился с мамашей Тамазин. Но в любом случае я не хочу причинять ей боль, – сказал Барак с неожиданной серьезностью. – А еще… я сожалею о том, что наговорил вам тогда, в Халле, – добавил он, сосредоточенно разглядывая носки собственных сапог.– Не будем об этом вспоминать. Мы с вами слишком долго прожили бок о бок, только и всего.На ум мне пришли четки Тамазин. Но мир, восстановившийся между мной и Бараком, был еще слишком хрупок, и неуместное замечание могло нарушить его вновь.– Думаю, едва мы прибудем в Лондон, старину Редвинтера отправят в Тауэр, – заметил Джек.– Да. Его подвергнут допросу.– Допросу с пристрастием, который ожидал Бродерика?– Возможно. Но я не верю, что заключенного убил Редвинтер. Малеверер набросился на первого, кто попался ему под горячую руку. Соображения здравого смысла ему неведомы. Словно лошадь в шорах, он видит лишь то, что у него перед носом.– Но все обстоятельства против Редвинтера. Он все время был рядом с Бродериком. К тому же он говорит, что его ударили по голове, а никакого следа от удара не осталось.– Можно оглушить человека, и при этом у него не останется даже синяка. Есть одно обстоятельство, которое перевешивает все прочие. У Редвинтера не было никакой причины убивать Бродерика. Зачем ему поступать во вред самому себе?– Малеверер полагает, что Редвинтер лишился рассудка.– Да. Отчасти это произошло по моей вине, – вздохнул я.После того как тело Бродерика унесли, Малеверер, кипя злобой, принялся донимать расспросами меня и сержанта. Ликон припомнил мои слова о безумии Редвинтера, и Малеверер сразу за них ухватился. У него было объяснение дикому поступку Редвинтера – тюремщик, над которым поставили старшего, не вынес обиды и повредился в уме. Желая доказать свою власть над заключенным, он убил его. Напрасно я утверждал, что безумие Редвинтера совсем другого рода и убивать узника он не стал бы ни за что на свете. Малеверер, как обычно, остался глух к доводам, опровергающим удобную для него версию.– Помимо ваших слов, у Малеверера есть и другие причины подозревать Редвинтера в безумии, – заметил Барак. – Я слыхал, тюремщик, превратившись в заключенного, впал в настоящее буйство. Он буквально лезет на стены каюты, визжит, вопит и призывает кары небесные на голову Малеверера. А в голове безумца могут родиться самые невероятные замыслы.– Все это не убеждает меня в его виновности. Помимо всего прочего, он не справился бы в одиночку. Ему Бродерик оказал бы сопротивление.– Вероятно, он оглушил беднягу, а потом сунул его в петлю.– Я убежден – даже в припадке безумия Редвинтер не стал бы убивать заключенного, – покачал я головой. – Если хотите, я могу поделиться с вами своими предположениями относительно того, что произошло.– Сделайте милость.– Когда я в последний раз говорил с Бродериком, он поразил меня своим спокойствием. Может статься, некий неведомый сообщник ухитрился поговорить с ним и узнать, остается ли в силе намерение Бродерика лишить себя жизни. А также предложить свою помощь в осуществлении этого намерения.Барак лишь недоверчиво присвистнул.– Пока сержант Ликон распекал пьяных солдат, сообщник выжидал в своей каюте, – продолжал я. – Как только все трое удалились, он выскочил в коридор и, в полном соответствии с рассказом Редвинтера, постучал в дверь, оглушил тюремщика ударом по голове и…– Вытащил у него из кармана ключи, освободил Бродерика от цепи, помог ему сунуть голову в петлю и повис у него на ногах, чтобы тот долго не мучился, – подхватил Барак.– Именно так.Барак устремил взгляд на угрюмое холодное море за кормой.– Неужели Бродерик добровольно выбрал такую ужасную смерть? – пробормотал он. – Для этого требуется немало мужества.– Мы уже имели случай убедиться в мужестве этого человека.Проследив за взглядом Барака, я понял, о чем он думает. Свинцовые волны поглотили тело Бродерика, по морскому обычаю выброшенное за борт. На этом настоял капитан, утверждавший, что покойник на корабле приносит несчастье. Капитан произнес над мертвецом, завернутым в простыню, слова заупокойной молитвы, а затем бренные останки молодого мятежника, глухо ударившись о воду, навсегда исчезли в морской пучине.– Значит, Бродерику помог умереть кто-то из пассажиров? – спросил Барак.– Несомненно. Думаю, они были знакомы прежде.– Вы подозреваете, именно неведомый помощник Бродерика огрел вас по голове в аббатстве Святой Марии?– Скорее всего, так оно и есть.Я вкратце передал Бараку свой последний разговор с Бродериком.– Судя по всему, он знал, кто ударил меня и похитил документы. По крайней мере, он даже не счел нужным этого отрицать. Что до перемены в его настроении, она просто бросалась в глаза. Говорю вам, никогда еще он не был таким спокойным. Раньше, несмотря на всю его браваду, я ощущал, что он боится предстоящих ему мучений. Нынче же этот страх исчез. Думаю, он был уверен в том, что сумеет избежать пыток.– Но у неведомого сообщника не было никакой возможности поговорить с заключенным. Солдаты и Редвинтер не оставляли его на ни минуту.– Это единственная загадка, которую я пока не могу разрешить.– Ас Малеверером вы поделились своими предположениями?– Лучше бы я этого не делал. Он лишь поднял меня на смех и заявил, что я тоже повредился в рассудке. Мои предположения ему не нужны, у него ведь уже есть козел отпущения. И он надеется, свалив всю вину на Редвинтера, выйти сухим из воды. Но скорее всего, надежды его не оправдаются. Слишком много просчетов он совершил: упустил сначала важные документы, затем заключенного, на показания которого рассчитывал сам король. Вряд ли он дождется за это похвалы, – усмехнулся я. – Несомненно, над его карьерой нависла серьезная угроза, и он сам это сознает. Впрочем, с его способностями головокружительной карьеры не сделаешь. Ум и проницательность необходимы даже вельможе, а в распоряжении Малеверера – только напор и грубость.– Этим он отличается от лорда Кромвеля.– Да, подобного сравнения он не выдерживает. Как я уже сказал, Малеверер – из тех, кто не видит дальше собственного носа.Некоторое время мы оба молчали.– А вам, значит, мои предположения тоже не представляются убедительными?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80