Когда они в полдень вернулись в город, перед школой стояла вереница облепленных грязью грузовиков. На дворе между пирамидами винтовок расположилось человек двести эсэсовцев. Вольцов подсел к ним. Вскоре он пришел с новостями.
— Насчет того, чтобы за неделю с ними покончить, — сказал он, — это дудки! Везде началось, полстраны взбунтовалось, тут поблизости они уничтожили целый гарнизон. Эсэсовцев порядком потрепали. Партизаны, говорят они, дерутся не хуже регулярных войск, иногда даже упорнее, потому что эсэсовцы с ними не церемонятся, всех без разбора приканчивают. Русские сбрасывают им на парашютах оружие, так что партизаны подчас вооружены лучше, чем эсэсовцы. У них у всех автоматы. Интересно, скоро ли у нас тут начнется.
Феттер сообщил:
— Первый взвод сегодня утром ходил по домам с обыском, искали оружие. Ни черта не нашли!
Сразу же после обеда эсэсовцы уехали. В доме осталось только караульное отделение третьего взвода да отделение Шульце, которое вернулось с охраны моста на отдых. Бойцы спали на соломе. Но Хольту не сиделось в помещении. Он бесцельно слонялся по двору и саду. Там он и наткнулся на белокурую словачку. Она несла большую корзину хвороста.
— Дайте я донесу! — сказал Хольт и, отобрав у нее корзину, понес на школьный двор. — Через плечо он спросил: — Куда, в сарай?
— Да.
Значит, она все-таки понимает по-немецки, с удивлением подумал он. Словачка открыла дверь. Хольт поставил корзину в угол, где уже была навалена большая груда сушняка. Девушка вошла за ним следом и поблагодарила:
— Спасибо.
Хольт выпрямился. Она стояла совсем близко, это волновало его. Неожиданно он схватил ее за плечи и привлек к себе, но получил такую затрещину, что едва удержался на ногах. Он рассвирепел. Был миг, когда он даже подумал кинуться на нее и овладеть ею силой. Но внутри голос шепнул: значит, и в тебе это сидит! Стыд захлестнул его горячей волной.
Девушка отскочила за чурбан, выдернула из него топор и, пригнувшись, стояла наготове. Правой рукой она судорожно сжимала топорище, а левую медленно подняла и указала на дверь. Она произнесла только одно слово:
— Вон!
Он хотел пролепетать какое-то извинение, как-то оправдаться, сказать, что она его не поняла, но глаза девушки глядели на него с такой безграничной ненавистью, что он, не проронив ни слова, покинул сарай.
Хольт ушел в сад. Он видел, как девушка, все еще держа в руках топор, метнулась через двор к домику. Но все это не доходило до его сознания. Как потерянный стоял он в школьном саду среди кустов. Он пытался отделаться от душившего его стыда. Он подумал: — Что она из себя корчит? В конце концов, я немец, а она… Но тут чувство стыда стало вовсе невыносимым. Лицо горело, словно опаленное огнем.
3
Три дня спустя отделение Шульце опять несло караульную службу в казарме. Хольт сидел в караулке, Шульце вышел из комнаты и, спустившись по ступенькам, направился к двери во двор. Несколько минут спустя Бем, выглянув из подвала, крикнул:
— Шульце!.. — И еще раз: — Шульце!
Венскат зашел в караульную и с ухмылкой сказал:
— Сейчас хоть из пушек пали, Шульце ничего не услышит. Я видел, как он крался за малюткой в сад, у него прямо слюнки текли!
Хольта будто кто стегнул. Но тут на пороге появился Бем.
— Вы что, дрыхнете в карауле? Хольт, Гомулка, живо за мной!
Венскат ушел во двор. Хольт спустился в подвал, вытащил из-под горы ящиков один с патронами для автомата Бема и вместе с Зеппом отнес его в караулку. Тут в комнату ворвался Венскат. На нем лица не было.
— Ребята!.. Господин унтер-фельдмейстер! Там в саду Шульце… убитый!
Бем уставился на Венската, беззвучно открыл и закрыл рот и вдруг рявкнул:
— За мной!
Они пересекли двор и вбежали в сад. В кустах лежал Шульце. Вид его был страшен. Вольцов хладнокровно наклонился над трупом. Лоб Шульце был рассечен топором. Он лежал на спине, как-то странно подогнув под себя ноги. Мундир и ширинка расстегнуты. В левом судорожно стиснутом кулаке зажат клок белокурых волос. Вольцов выпрямился.
— Крышка! — Он огляделся, чего-то ища. — Смотрите!
Хольт увидел в траве топор — тот самый топор.
— Господин унтер-фельдмейстер! — крикнул Венскат. — Ведь это швейцарова блондинка! Он пошел за ней, а когда я его хватился — смотрю, он тут лежит!
Но Бем уже мчался к дому швейцара. Из школы выбегали всё новые бойцы. Бем рванул дверную ручку.
— Выломать дверь!
Вольцов, грохоча, колотил и колотил прикладом, пока не сорвал запор. Венскат первый ринулся в дом, в два прыжка пересек переднюю и распахнул дверь.
Посреди комнаты с охотничьим ружьем в руках стоял швейцар и целился. Грянул выстрел. Венскат с воплем рухнул на пол. Бем вырвал у швейцара ружье и, избивая его прикладом, заорал:
— Сволочь! Бандит! Словацкая скотина!
Швейцар упал. Бем яростно топтал его подбитыми железом сапожищами.
— К стенке его… Сейчас же к стенке!
Девушка застыла у открытого окна. У ног ее лежал наполовину упакованный рюкзак.
Бем накинулся на девушку:
— Руки вверх, стерва!
Девушка подняла руки.
— Феттер, Вольцов! — скомандовал Бем. — Венската в лазарет! Гомулка, Шведт, поднять бандита и к стенке, живо! Хольт, что вы прохлаждаетесь? Отвести эту шлюху — и к стенке… Не опускать руки, стерва! Мерман, Рунге… за мной! — и Бем выбежал из дома.
Гомулка и Шведт подняли швейцара на ноги. Он, шатаясь, пошел перед ними по коридору во двор. Девушка, не ожидая приказа, сама последовала за ним.
Хольт шел в трех шагах от нее. Она сплела дрожащие руки на затылке, белокурые волосы рассыпались на руки и плечи. Спустив предохранитель, он держал карабин наизготовку. Левая рука обхватывала шейку приклада, палец правой лежал на спуске. Если она побежит, я должен выстрелить. И я выстрелю. Взгляд его уже нащупал точку между лопатками. Чуть левее, подумал он, тогда она ничего но почувствует.
Швейцар прислонился к стене, лицо его было разбито в кровь. Девушка встала рядом с ним. Хольт остановился в нескольких шагах с карабином наперевес. Он думал: вот-вот вернется Бем — и тогда я должен выстрелить…
Бем, выглянув из двери, заорал:
— В подвал обоих! Поживее!.. Что вы плететесь, как черепахи! — и отворил какую-то черную дыру — кладовую с массивными стенами и железной дверью. — Вы, Шведт, стойте здесь на посту, пока не сменят. Остальные за мной.
В караулке собралось все отделение. Вольцов доложил:
— Венскат убит. Четыре бойца на посту!
Бем переводил взгляд с одного на другого, бормоча фамилии:
— Гомулка, Хольт, Феттер, Цельнер, Мерман, Матцке, Руыге… Шведт в подвале… Вы, Вольцов, примете командование! Я звонил обер-фельдмейстеру. Он сейчас на станции. Когда вернется, хочет обоих допросить. Говорит, дело везде дрянь и тут не лучше… Первый взвод вызвали обратно, С третьим никак не удается связаться. Ночью посты будут удвоены. — Вольцов… Шульце отнести на медпункт. Потом очистить первый этаж от соломы — это слишком хорошее горючее, перевести всех на второй этаж, а внизу оставить только караул. Я пошел на мост. Как только обер-фельдмейстер вернется, явитесь к нему. Выполняйте.
— Первое отделение, слушай мою команду! — крикнул Вольцов. — Феттер, сообщите часовым, что их пока не сменят! Цельнер и Мерман, отправляйтесь за Шульце!
Феттер двинулся было к двери, но Вольцов его окликнул:
— Боец Феттер, почему не повторяете приказание?
— Слушаюсь, — опешив, пролепетал Феттер.
— Обращаясь ко мне, надо говорить: господин командир отделения!
— Слушаюсь, господин командир отделения!
— Ступайте! Живо!.. Порядок прежде всего! — крикнул Вольцов. — А мы пойдем очищать комнаты в первом этаже.
Вернулся первый взвод. Весь дом сотрясался от удара молотков. Окна первого этажа забивали изнутри сорванными с петель дверями. Кто-то даже приказал использовать для этого створки дверей черного и парадного ходов.
— Главное — чтобы они не швырнули нам в окно гранату! — пояснил унтер-фельдмейстер Ришка, командир первого взвода.
К вечеру вернулись Лессер и Ботхер. Вольцов спустился к ним на первый этаж отдать рапорт. Вернувшись наверх, он сказал Хольту:
— Можешь носить парабеллум, он не возражает.
Вечером явился Бем. Хольт видел, как он вслед за обер-фельдмейстером спустился в подвал. Вольцов сообщил:
— Обоих завтра утром передадут эсэсовцам.
Хольт промолчал.
Наконец в доме все стихло. Первый взвод под командованием Ришки благополучно отбыл; два отделения должны были охранять станцию и два — патрулировать город. Второй взвод назначили охранять мост и школу. Ночью Бем снял еще одно отделение из двух, охранявших школу, и послал на мост.
— Три отделения для моста… и только одно для школы? — заикнулся было Гомулка.
— Обленились, лодыри! — заорал Бем. — Будете сменяться каждые три часа и баста! Мне люди нужны! Мост важнее казарм, это приказ обер-фельдмейстера!
Оберформана Ресслера он отпустил с неохотой. Вольцов установил парные посты у обоих входов — на улице и во дворе. Кроме того, двое часовых должны были патрулировать вокруг школы.
Они сидели в караулке — Вольцов, Хольт, Гомулка, Феттер и оберформан Ресслер, тихий, спокойный человек, который сквернословил редко, только в минуты крайнего раздражения. Вольцов курил толстую сигару и комментировал события дня:
— Нас здесь четырнадцать человек, прибавьте еще Бетхера с Лессером. Ночью вернется третий взвод, тогда у нас людей хватит.
— К чему вся эта паника, не понимаю, — недоумевал Феттер. — Когда начальство лезет на стену со страху, никогда ничего не случается.
Хольт вышел из караулки. Болтовня ему опротивела. Постоял у двери, глядя на застывших в темноте часовых… Он думал о девушке в подвале. Эта мысль терзала его, как физическая боль. А ведь я бы ее застрелил, думал он. Он никак не мог разобраться в своих мыслях! Он пошел наверх и улегся на соломе, но сон не шел.
В одиннадцать часов они с Гомулкой сменили патрульных, Гомулка наказывал остальным:
— Не подстрелите нас ненароком!
Они не спеша делали обход: по улице, мимо школы, через сад, вокруг двора и с обратной стороны вновь выходили на улицу. Забор, примыкавший с двух сторон к школе, снесли. Оба молчали и напряженно вслушивались в ночную тьму.
Было около полуночи. Они вышли из сада на улицу. Вдруг в городе, почти рядом, хлопнул выстрел. Хольт замер. Завязалась беспорядочная перестрелка. Короткие, редкие автоматные очереди перемежались со все учащавшимися винтовочными выстрелами. У входа в школу прокричали: «Стой!» Потом и там грохнул выстрел. Гомулка сорвался с места и побежал к подъезду. Хольт услышал в саду, позади себя, торопливые шаги, кто-то продирался через кусты. Он выстрелил. В темноте впереди него сверкнуло пламя автомата. По ту сторону площади, там, где улица вела в город, разгорелась сильная стрельба, на мгновение стихла и вновь вспыхнула. Но вот стали стрелять и из школы.
По мостовой гулко протопали шаги, кто-то бежал со стороны города к школе, но около сада грохнулся наземь и закричал: «На помощь!» Хольт в два прыжка очутился возле упавшего; боец лежал ничком. Подняв голову, он прохрипел:
— Городской патруль… Всех…
Затем голова его в каске со звоном ударилась о мостовую. С той стороны площади, где начиналась улица, короткими очередями застрочил пулемет. Хольт поспешил спрятаться в кусты. Но стреляли и на дворе, и в саду за ним, совсем рядом, стреляли отовсюду. Он выскочил на улицу и побежал, прижимаясь к стене, вдоль здания школы, потом бросился наземь и пополз к подъезду. Один часовой лежал перед входом, второй на самом пороге. Хольт перелез через него в парадное. Там распластался Ресслер, он был недвижим.
Хольт закричал: «Не стреляйте!» — и перекатился в сторону, куда не мог достать пулемет, который обстреливал вестибюль школы через дверь. Пули непрерывно щелкали о стены. Наверху, в вестибюле, через равные промежутки сверкали выстрелы из карабина.
Хольт, прижимаясь к стене, прополз несколько ступенек и в вестибюле спрятался наконец за выступ стены. Укрывшись за дверью караулки, Вольцов, в одной майке, без каски, стреляя с колена, слал пулю за пулей через дверь на площадь. Хольт видел, как Феттер подтащил к Вольцову из караулки раскрытый ящик с патронами.
Вольцов заряжал. Он крикнул что есть мочи, иначе Хольт из-за грохота выстрелов ничего бы не услышал:
— Жив, Вернер? Скорей к черному ходу! Там один только Кранц!
— Где Зепп? — в свою очередь прокричал Хольт. Вольцов локтем показал на караулку.
— Ему царапнуло физиономию! Феттер уже перевязал!
Хольт стал считать: Гильберт, Христиан, Зепп и я — это четверо. Ресслер убит — пять. Убитые часовые на улице — семь. У черного хода один — восемь. Шведт и Швертфегер стояли во дворе и тоже, должно быть, погибли — десять. А где же еще шесть?
— А где остальные? — крикнул он.
Вольцов принял у Феттера заряженный карабин и отдал ему свой. Он ткнул большим пальцем через плечо. Широкая деревянная лестница, ведущая на второй этаж, находилась прямо против входа. По деревянным ступенькам непрерывно чиркали пули. Вольцов уже снова стрелял. При отсвете выстрелов Хольт увидел на расщепленных ступеньках три неподвижных тела, четвертое лежало у подножья лестницы в вестибюле. Десять и четыре — это четырнадцать.
— А где же Лессер и Бетхер? — крикнул он. Вольцов ответил между двумя выстрелами:
— Наверху, боятся спуститься по лестнице! — Пуля угодила в выступ стены возле самого его лица, обдав его известкой. — Феттер, каску! — крикнул Вольцов. Феттер подал ему стальной шлем.
Улучив мгновение, Хольт наконец проскочил три ступеньки, ведущие к черному ходу. Справа лестница вела в подвал. В отворенную дверь черного хода тоже непрерывно стреляли, пули так и щелкали о стены. Кранц стоял, прижавшись к косяку, и палил во двор. Когда на мгновение стрельба стихла, Хольт услышал, как Бетхер с верхнего этажа крикнул: «Внимание!», и что-то, звякнув, упало на пол вестибюля.
Глаза Хольта уже свыклись с темнотой. Вольцов стволом карабина притянул к себе какой-то завернутый в бумажку предмет, прочитал записку и перебросил Хольту. Потом молча снова стал отстреливаться. Хольт поднял сверток, на пол вывалилась связка ключей. Он заполз как можно дальше в угол между черным ходом и дверью в подвал, чиркнул спичку и прочел: «Приказ обер-фельдмейстера. Немедленно расстрелять арестованных! Ключ прилагается. Бетхер».
Хольт бросил спичку. Пусть попробуют сами спуститься подумал он, вертя в руках записку. Он посмотрел на Кранца. Тот, плотно прижавшись к двери, время от времени стрелял в сторону колодца. С улицы пулемет яростно строчил в дверной проем, поливая свинцом лестницу. Тут никто не рискнет спуститься — ни Лессер, ни Бетхер. Он перекинул карабин за спину.
Когда он, нащупывая ногой ступеньки, спускался в подвал, сердце бешено колотилось от страха. Он вытащил парабеллум и снял с предохранителя. Держась за стенку, пробрался к железной двери. А когда нашел ее, замер, прислушиваясь. От страха и волнения его трясло как в лихорадке. Надо взять себя в руки! Сверху приглушенно доносились выстрелы. Он сунул ключ в замок и повернул. В подвале мерцал огарок.
Швейцар загородил собой дочь. Холът бросился к ним:
— Вам надо выбраться отсюда. Но я вас выпустить не могу, они меня самого расстреляют!
Девушка уставилась на него в изумлении. Теперь-то она поймет, что была ко мне несправедлива, подумал Хольт. Швейцар обменялся несколькими словами с дочерью. Она крикнула:
— Стреляй же, фашист!
Нервы и без того были напряжены, а непонятное упорство девушки совсем его взбесило.
— Не болтай глупости! Мне приказано вас расстрелять, и если кто войдет, я попался. Что тогда будет?
Она что-то торопливо втолковывала швейцару, который недоверчиво переводил взгляд с Хольта на пистолет и потом что-то ответил.
— Да скорей же! — нетерпеливо воскликнул Хольт.
— Ключи есть?
Хольт кивнул.
— Там напротив инструмент… Лом!
Хольт взглянул вверх, на крохотное, забранное решеткой оконце. Он понял. Стал подбирать ключ к двери напротив. Девушка уже стояла возле него.
— Дайте!
Она отперла. Швейцар отстранил Хольта и, порывшись в темной каморке, вытащил толстую кочергу. Девушка заперла дверь и ключ вернула. Хольт сунул пистолет в кобуру. Швейцар взобрался на ящик и стал кочергой выламывать прутья.
— Через пять минут вы должны отсюда убраться, — заявил Хольт. — А я доложу, что вы сбежали еще до того, как я спустился.
Девушка кивнула. Он хотел было захлопнуть железную дверь и вдруг хрипло проговорил:
— А если сегодня ночью ваши нас… вспомни обо мне!
Она вскинула на него глаза.
— Прикончите своих командиров, тогда мы скажем нашим, чтобы вас не трогали.
Спятила, подумал Хольт, она совсем спятила! Он захлопнул дверь, повернул ключ и побежал наверх.
Он вернулся в вестибюль в тот самый миг, когда Кранц, оборонявший черный ход, выпустил из рук карабин, склонился вперед и, все больше и больше скрючиваясь, беззвучно повалился поперек порога открытой двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62