Окоп наполнился едким дымом, в темноте послышался лязг металла и треск ломающегося дерева… Где-то в отдалении раздался неясный голос Вольцова, силившийся перекричать вой моторов: «Вернер, проклятье, налево, разверни ее налево!» Чей-то до неузнаваемости изменившийся голос крикнул: «В укрытие!» Темнота рассеялась, стало видно, как самолет на бешеной скорости приближается к окопу. Он летел так низко, что за стеклом кабины неподвижной маской вырисовывалось лицо пилота. Одним прыжком Хольт очутился в блиндаже. Он увидел Вольцова, пристегивавшего ремень каски.
— Пушка вышла из строя! — крикнул Вольцов. — Разбило накатник! Вернер, Христиан, Зепп, за мной… к «Берте»!
Хольт бросился за ними. У подъездной дороги серой неразличимой массой горели бараки. Рядом с окопом зияла широкая плоская воронка. Хольт бежал.
Снова невыносимый грохот моторов. Хольт бросился наземь. Ураганом пронесся над ним самолет. Хольт опять пустился бегом и кое-как добрался до «Берты». Он увидел, что Вольцов возится с затвором. Феттер и Гомулка без касок тоже были здесь, они открывали блиндаж с боеприпасами. Вольцов сунул в ствол патрон ближнего боя. Еще один самолет подлетел к ним на большой скорости, Хольт втянул голову в плечи. Орудие закачалось, Вольцов крикнул: «Мимо!» Хольт не услышал разрыва, но над окопом взмыло облако дыма. «Левее, Вернер, вот так, хорошо! Зепп, ниже!» Грянул выстрел, пушка дрогнула, Хольт подумал с облегчением: «Гильберт ведет огонь!» Феттер крикнул: «Новый заход — направление девять!»
Но машина уже просвистела над их головами, над бруствером фонтаном брызнула земля. Вольцов снова дернул спусковой рычаг, прогремел выстрел. «Шабаш! Гильзу заклинило!» На мгновение воцарилась типгида.
— Проклятье… о, проклятье! — ругался Гомулка.
Хольт, шатаясь, поднялся с сиденья. Вольцов выглянул, за бруствер:
— Улетела! — сказал он. — Горит на славу! А конура шефа целехонька!
Ходьт снял каску и ощупал голову. Слышно было, как трещит горящее дерево.
Они покинули окоп. Командирский пункт кишел людьми. От орудий, расположенных севернее, доносились крики: «Санитары!» «Антон» являл картину полного разрушения. Шмидлинг лежал неподвижно в луже крови. Несколько силезцев растерянно стояли вокруг.
— Да помогите же Цише! — крикнул кто-то.
Западная стенка окопа была вдавлена. Цише лежал навзничь между двух станин, ноги его до колен были засыпаны землей. Он лежал неподвижно, открытые глаза выкатились из орбит, нижняя челюсть безостановочно дрожала. Понатужившись, они подняли балку обрушившейся деревянной обшивки и вытащили Цише наружу.
— Даже не верится! Ноги целы!
— Повезло! — хладнокровно заметил Вольцов. — Хорошо, что балка упала на сваю. Иначе ему размозжило бы кости!
Все столпились вокруг Шмидлинга, он лежал ничком, зарывшись руками в шлаковую пыль.
— А меня называл трупом, — сказал Феттер. — Лучше бы за собой присмотрел!
— Заткнись! — оборвал его Гомулка. Хольт молча глядел на мертвого Шмидлинга. У него четверо детей, вспомнил он.
Цише поднялся дел и невредим, он только мелко дрожал всей телом.
— Нервный шок! — сказал Водьщож — Пройдет.
— Проверка связи! — раздался приказ с командирского пункта. В проводах не было тока.
В орудийный окоп вошел Готтеекнехт.
— Есть потери?
— Шмидлинг убит, — доложил Вольцов, — и Цише контужен.
— А орудие?
— Накатник придется сменить, — сказал Вольцов.
Готтескнехт записал и ушел.
Четверо убитых и одиннадцать раненых — таков был итог этого воскресного утра. Погибла связистка — сгорела вместе с канцелярией. Четыре орудия вышли из строя, два из них к вечеру были уже в порядке. «Антона» и «Дору» пришлось свезти в ремонтную мастерскую. У «Антона» разбило воздушный накатник. Одним из осколков, возможно, и убило Шмидлинга. «Дору» накрыло осколочной бомбой, двое курсантов погибли, пятеро ранены. На командирском пункте убит Надлер.
После обеда капитан вместе с Готтескнехтом обходил бараки. Цише лежал на койке, по-прежнему дрожа всем телом. Кутшера распахнул дверь, сделал знак «вольно» и спросил:
— Ну, как дела? — Взгляд его упал на Цише, безучастно лежавшего на своем матрасе. — Что это с вами? Что вы себе позволяете?
Готтескнехт шепнул ему что-то на ухо.
— Не лучше ли вам на медпункт? — спросил Кутшера. Цише отрицательно покачал головой.
— Нет, господин капитан!
Кутшера довольно кивнул. Взгляд его упал на Хольта.
— Что же вы, бандиты, вовремя не помогли товарищу?
— Господин капитан, — сказал Хольт, — я это увидел, когда было уже поздно. Мы перебежали на «Берту», мы ни о чем другом тогда не думали.
Кутшера снова кивнул.
— Ну, Вольцов, скажите честно, нагнали на вас страху?
Вольцов склонил голову набок и искоса посмотрел на капитана.
— Господин капитан! Нам не мешало бы иметь на позиции парочку дпадцатимиллиметровок! Ведь наш ближний огонь имеет чисто моральное значение.
— Вас тут много умников, всех не переслушаешь! — проворчал капитан, берясь за дверную ручку.
— Я пришлю к вам дежурного унтер-офицера для проверки связи, — сказал Готтескнехт. — Телефонная команда уже прибыла.
Кутшера, стоя в дверях, опять повернул к ним голову.
— Есть просьбы?
— Есть! — отозвался Феттер. — Господин капитан, по случаю такой бойни не мешало бы распить бутылочку-другую, да прикажите повару раскошелиться на банку мясных консервов.
— Вот фрукт! — выругался Кутшера. — Ему бы только пожрать да выпить! Ни о чем другом он не думает!
Хольт лег на койку. Он закрыл глаза. Вот и прошло, думал он, а теперь не страшно даже, если и опять повторится, я себе все куда хуже представлял. У меня просто не было времени испугаться. Пожалуй, не будет времени и почувствовать боль, если в тебя попадет… Шмидлинг погиб мгновенно. Но он содрогнулся при мысли, что придется лежать, как Цише, беспомощно глядя в небо, где снуют истребители… Это, должно быть, ужасно!
Санитар принес Цише снотворное, но, едва он ушел, Цише выбросил таблетки за окно.
— Правильно! — сказал Вольцов.
.Хольт думал: атака на бреющем полете куда страшнее, чем бомбовый ковер, как это было, когда погиб Фриц. Земцкий, Надлер — вот уже двух одноклассников мы потеряли… И Шмидлинг…
Шмидлинг, думал Хольт. Боялся фронта, а пришлось погибнуть на родине, в тылу. Может, на фронте он и уцелел бы? Или это было неизбежно и так уж ему суждено? Снова он задумался. Судьба, провидение… Или простая случайность? Шмидлинг всегда был мне чужд, человек другого мира. Что же это за мир?
Дверь распахнулась перед дежурным унтер-офицером.
— Проверка линии, а ну шевелись!
Хольт вместе с Вольцовом и Феттером направились к «Берте». Тягач, надсаживаясь, вытаскивал «Антона» из окопа. Отряд военнопленных засыпал воронки, восстанавливал разоренные окопы, чинил решетчатые настилы, разбирал сгоревшие бараки. Вольцов взялся за чистку боеприпасов.
— Нехорошо у нас получилось с заклинившейся гильзой, — сказал Феттер.
Хольт, оторвавшись от работы, удивленно на него посмотрел. Феттер был уже не прежним плаксивым увальнем, который вечно ныл и жаловался, что его обижают. Это был рослый крепкий малый, грубый и задиристый, отчаянный сорвиголова
Кутшера и в самом деле приказал раздать всем шнапс и «говядину в собственном соку». Вольцов раскупорил бутылку н протянул ее Цише.
— Сегодня, — сказал он, — ты пьешь первым. Если бы не твоя дурацкая манера вечно нести кисло-сладкую чепуху, мы бы с тобой были задушевными друзьями.
Цише улыбнулся и пригубил. Но Вольцов высоко поднял его руку вместе с бутылкой.
— Пей, не жалей, дружище! — Цише поперхнулся, водка залила ему лицо и потекла за воротник. — Нечего сказать, хорош германец! — смеялся Вольцов. — Даже пить не умеет! — Он передал бутылку другим. Хольт почувствовал, как алкоголь обжег ему гортань. Дрожь пробежала у него по спине. Но потом по всему телу разлилось благодатное тепло, и на душе сделалось спокойно и радостно. А все-таки жизнь хороша, думал он. Это хоть и опасная, но стоящая игра! Позвоню-ка я Герти!
В подвале командирского пункта, где временно помещалась канцелярия, сидел Готтескнехт и читал «Фелькишер беобах-тер». Хольт набрал телефон фрау Цише.
— Это ты, Вернер? Слава тебе господи! В городе говорят бог знает что! Это верно?
Хольт в присутствии Готтескнехта избегал личных обращений.
— Приходи! — сказала фрау Цише.
— Сегодня это невозможно.
— А как Цише — в порядке? — вспомнила она.
— Ему повезло, — сказал Хольт и спохватился, что теперь Готтескнехт догадается, с кем он говорит. — Отделался нервным шоком.
Он подумал, что связь оборвалась, но вдруг снова услышал ее голос:
— Жаль, что ты не можешь прийти. Жду тебя в самом ближайшем времени!
— Ясно. Постараюсь!
— И береги себя, слышишь?
Тревожится… — подумал Хольт, вешая трубку. Как охотно он помчался бы к ней. Все воскресенье у него испорчено. Ко многим курсантам из соседних городов приехали знакомые девушки. Почему у меня нет подруги, с которой можно было бы показаться на люди!
Феттер и Рутшер чуть ли не силком усадили Хольта за скат.
— Восемнадцать, — объявил для начала Феттер.
— Ничего я не умничаю, — жаловался Вольцов. — Нам действительно нужна двадцатимиллиметровка!..
— Двадцать четыре? — колебался Хольт. — Нет, я пас. Ты думаешь, что-нибудь от этого изменится?
— Четыре, семь, тридцать, три, шесть… — надбавлял Феттер.
— Еще бы! — сказал Вольцов. — Была бы у нас четырех-стволка — мы бы разнесли их в клочья!
— Они бы и четырехстволку превратили в металлолом!
— Сорок! — объявил Феттер.
— Но уж по меньшей мере двух «мустангов» бы не досчитались! — проворчал Вольцов.
— Гранд! — горделиво объявил Феттер.
Они начали игру. Вольцов, не отрываясь от Клаузевица, заметил:
— У них на БКП два пулемета, и хоть бы один выстрелил!
— Какое это имеет значение? — отозвался Гомулка со своей койки.
— Восемьдесят четыре, восемьдесят семь, девяносто один — половина очков! — объявил Феттер.
— Сегодня выбыло пятнадцать человек. Как бы не полетели наши отпуска!
— На нынешнем этапе войны отпуска — непозволительная роскошь, — откликнулся Цише, распростертый на своем ложе.
— Видали вы такое? Стоило Цише немного очухаться, как он опять несет чепуху, — сказал Феттер.
— Я подобных оскорблений больше терпеть не намерен! — взвизгнул Цише, весь трясясь.
— То есть как это не намерен? — осведомился Феттер. — Ты отлично знаешь: нам ничего не стоит всыпать тебе по мягкому месту!
Но тут вмешался Вольцов:
— Оставь его, Христиан! Цише теперь для нас свой брат — старый вояка!
Хольт и Гомулка переглянулись.
К вечеру пришлось все же отправить Цише на медпункт. Его по-прежнему трясло.
— Как бы он не остался таким! — выразил опасение Рутшер.
На что санитар со знанием дела ответил:
— Ничего! Вольем ему протонзил — встанет как встрепанный!
Вольцов провел весь день в столовой. Вечером он рассказал:
— Там сидят эсэсовцы, конвоиры русских военнопленных. Такую похабщину несут, что уши вянут!
Ночью небо сотрясалось от гудения моторов. Далеко на востоке падали сигнальные ракеты. «Это Дортмунд!» — сказал Хольт. Он был командиром орудия на «Берте». Кругом стреляли зенитки. Вскоре к ним присоединилась и сто седьмая.
Наутро учителя встретили в классе одни голые стены. Хольт, Гомулка и Вольцов помогали доставить на позицию орудие из ремонтной мастерской. «Антону» приварили новый накатник. Военнопленные исправили окоп, Вольцов приказал расчету заняться чисткой боеприпасов. «Я не хочу, чтобы у меня опять заклинилась гильза», — заявил он. Они разделись до пояса и усердно взялись за работу.
— Здесь, у орудия, жизнь еще терпима, — заметил Хольт.
После обеда была объявлена тревога. В сообщениях о воздушной обстановке назывались Людвигсхафен, Маннгейм и Швейнфурт. Другие группы самолетов летели через Альпы, направляясь в южные и юго-восточные районы Германии. После отбоя Хольт, измученный, прилег, но тут Гомулка, просунув голову в дверь, вызвал его наружу. Он был очень взволнован:
— Гляди, что делается!
У дерева группа военнопленных засыпала воронку. Конвоир-эсэсовец прикладом карабина повалил одного пленного на землю и с ожесточением топтал его ногами.
Хольт бросился назад в барак, где Вольцов, Феттер и Рутшер играли в карты.
— Гильберт! — крикнул он. — Там, на улице эсэсовец избивает пленного!
— Ну и что же? — с недоумением протянул Вольцов. — Какое мне дело до русских!
Да! Какое нам дело до русских!
— Но, Гильберт, этого же нельзя допускать!
— Отвяжись от меня со своей ребяческой блажью!
— Когда-то ты поклялся исполнить все, о чем бы я тебя ни попросил!..
Хольт настаивал, а у самого мелькала тревожная мысль: куда я лезу?
Но Вольцову отнюдь не улыбалось ввязываться в сомнительную историю.
— Неужели ты сам не справишься с этим типом?
Хольту было уже абсолютно ясно: это сумасшедшая затея!
— Был бы у меня дядюшка генерал, я бы к тебе не обратился!
Вольцов все еще колебался. Но постепенно им овладела ярость. Он швырнул карты на стол и зло посмотрел на Хольта.
— А мне, собственно, все равно, кому дать в морду! — Но Хольт видел, что Вольцову не хочется выполнить свое обещание.
Феттер распахнул окно. Все выглянули наружу. Избитый пленный все еще лежал на земле. Остальные продолжали работать. Конвоир стоял немного поодаль. Вольцов зашагал к нему прямо по полю и крикнул:
— Эй, ты, нельзя ли вести себя покультурнее!
— Это плохо кончится! — прошептал Гомулка.
Не слышно было, что ответил эсэсовец, но тут Вольцов за-к-ричал:
— Кто я такой? Я старший курсант Вольцов. Этого тебе достаточно?
Эсэсовец опять что-то сказал, потом отступил на шаг и поднял карабин.
— Избивай Иванов у себя в лагере! — продолжал ругаться Вольцов. — Но не смей этого делать здесь, на батарее!.. Ты! — крикнул он и, подскочив к конвоиру, схватил его за грудь. — Ты на кого поднял оружие? С ума сошел, что ли? Не хватает еще, чтобы немец стрелял в немца! — Он сильно тряхнул конвоира, а потом повернулся и зашагал прочь.
Молча вошел он в общую спальню, сел за стол и снова взял в руки карты.
— Здорово он струхнул! — сказал Феттер.
— Молчать! — крикнул Вольцов. И обратившись к Хольту: — Это первый и последний раз, что я позволил втравить себя в подобную историю. Ты с твоими бредовыми идеями! Нельзя быть таким слюнтяем!
— Ах, ты вот как! — взъелся Хольт. — Хочешь сказать что нашей дружбе конец? Так скажи это прямо! Уж не думаешь ли ты, что я тебя боюсь?
Вольцов удивленно посмотрел на Хольта:
— Ты что, спятил? Я, кажется, тебя не трогаю!
— В еди-ди-ди-динении наша с-сила, — примирительно сказал Рутшер.
— Опять ты заикаешься, чучело! — сказал Вольцов. — Тебе надо снова вырезать миндалины!
Все рассмеялись, и это разрядило атмосферу.
Ночь у орудия тянулась бесконечно. Кутшера был в кратковременном отпуску, и батареей командовал Готтескнехт. Во время занятий юноши клевали носом, сидя на своих скамьях. Учитель монотонно читал им что-то по книге.
Посреди урока дежурный унтер-офицер вызвал Вольцова на командирский пункт, все еще служивший канцелярией. У Хольта сонливость как рукой сняло, он обменялся взглядом с Гомулкой. Десять минут спустя дверь снова приоткрылась, и Готтескнехт кивком позвал Хольта.
Никогда еще Хольт не видел вахмистра таким удрученным и осунувшимся. Ему вспомнился их первый вечер здесь. Тогда у Готтескнехта тоже было такое изможденное, постаревшее лицо. Но сегодня он казался особенно подавленным.
— Хольт, вы знаете дядю Вольцова, генерала? Надо сейчас же что-то предпринять. Вольцова только что арестовало гес-стапо.
Хольта как громом поразило это известие. Его охватил безрассудный страх.
— Я ничего не мог сделать, — донесся до него голос Готтескнехта. — Вы даже неподсудны военному суду — так нелепо все устроене. С точки зрения военного права вы штатские. Зато это делает возможным какое-то вмешательство сверху.
В убежище БКП у телефона дежурил старший ефрейтор. Готтескнехт услал его, затребовал в подгруппе служебный провод и заказал срочный разговор с Берлином. Потом он снова вызвал подгруппу.
— Пожалуйста, барышня, я заказал срочный разговор с Берлином, соедините поскорее со сто седьмой!
У Хольта все путалось в голове. Он спросил через силу:
— А из-за чего…
— Бросьте притворяться! — накинулся на него Готтескнехт. — Кому же и знать, как не вам! Я достаточно изучил Вольцова, он бы пальцем не пошевелил для военнопленного. Это вы натворили, Хольт, больше некому!
— Господин вахмистр, я…
— Да уж молчите! Нечего сказать, хорошую услугу вы оказали товарищу! — Готтескнехт сердился как никогда. — Если бы в этой комедии был хоть какой-то смысл! Но связываться с эсэсовцами из-за русских — это же форменное сумасшествие! И как это вам пришло в голову?
— Я только потом спохватился, чем это грозит, — огорченно сказал Хольт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62