Разряд трезубцев хабубов, видимый как шесть трасс
лопающихся алых шариков, отбил меч мага. На долю Сухова таким образом
достался шиххиртх - восемь гигантских стрел злого зеленого пламени со
стремительно расширяющимися хвостами. При их запуске весь мир, каждое
живое существо снаружи и изнутри, потряс мягкий, но невыносимо болезненный
удар. Вселенная как бы вскрикнула от боли, скорчилась, и это ее движение
отозвалось во всех ее обитателях, на всех звездах и планетах.
Меч Никиты, вспыхнув нестерпимым сиянием гипервоздействия, достал
стрелы еще на подлете, перерубил каждую вдоль оси и тут же спиралевидным
движением закрутил их, сталкивая. Стрелы взорвались клубками режущего глаз
радужного пламени, раскидывая хлопья этого пламени на километры вокруг,
накинулись друг на друга, пожирая деревья, землю, воздух, друг друга, и...
сжались в черные рыхлые комья, которые мгновенно стянулись в точки.
исчезли с тонким хрустально-стеклянным стоном. На израненную жутким
шатанием землю упала тишина.
Никита не стал дожидаться продолжения дуэли. Спрыгнув с плеча
Яросвета, он превратился в такого же богатыря и нанес упреждающий удар:
клинок Финиста удлинился на полтора километра и нашел обладателя
шиххиртха, прежде чем тот успел выстрелить еще раз. Заххак, такой же
триглав, как и все хаббардианцы, во мгновение ока был разрублен на три
одинаковые - но безрукие и одноногие - фигуры, так и не поняв, наверное, в
чем дело. Покалеченные его подчиненные с тихим воем метнулись к темпоралу,
в том числе и "чекисты" с хабубом, не решившиеся пустить его в ход еще
раз. Маги и остолбеневший Такэда молча смотрели на их бегство, пока восемь
черных дьяволов не скрылись в медвежьей норе. Потом все трое с тем же
чувством оглядели поле боя.
Местность в точке взрыва стрел шиххиртха заметно понизилась,
приобрела вид карствового обнажения, усеянная шрамами, рытвинами, ямами и
дырами. Лес на площади в двадцать квадратных километров исчез. Воды
близкого болота начали просачиваться в низину и заполнять рытвины.
- Бедная Глая, - произнес наконец Такэда, вспомнив лимнаду, нимфу
болота, встреченную им в начале пути. Хотел продолжить, но Яросвет
тихонько прижал его пальцем к плечу. Потому что не все еще кончилось.
Земля качнулась. Откуда-то прилетел удар грома, за ним еще два
беззвучных толчка воздуха, и в километре от неподвижно стоящих магов
возник жуткий всадник на жутком коне, в котором люди сразу узнали жругра.
Всадником же был Великий игва Даймон. Собственной или почти собственной
персоной.
- Браво, коллеги! - раздался в головах у каждого учтивобесстрастный
голос. - Кажется, я пришел вовремя.
Никита с любопытством, хотя и не без дрожи, глядел на существо,
способное жить сразу во многих мирах Веера, дробиться на миллионы
"проекций" - дублей, проникать в микромир - до элементарных частиц и
перестраивать макромир - до скоплений галактик. Если жругр был, по сути,
машиной для перемещения в слоях-хронах Веера, а также боевой машиной с
признаками живого существа, и был зримо материален, имел сложную, хотя и
вызывающую тошноту, форму, то игва Даймон на человеческий взгляд не имел
определенной формы, или имел сразу множество форм, переходящих одна в
другую, дробящихся и пересекающихся.
И лишь в пси-диапазоне, в поле магического видения, он казался Никите
угрюмо-равнодушным, не существом - воплощением интеллекта вселенского
масштаба, вызывающего ощущение обреченности и властной, всеуничтожающей
силы.
Яросвет шагнул вперед. Доспехи на нем метнули яркие блики, словно
солнечные зайчики, но "зайчики" материальные: сорвавшись с брони они
зашипели в воде, пустив струйки пара.
Ошибаешься, Даймон, опоздал ты. Твое появление уже ничего не решает.
Пси-волна принесла смех Великого игвы и образ веселящерося клоуна,
претерпевшего быструю трансформацию: плачущий клоун, обезьяна, лемур,
мышь, лягушка, капля слизи.
- Вы, конечно, не слабые мальчики, но не настолько, чтобы бросить
вызов Великим игвам.
Воздух вокруг магов как бы уплотнился, упруго сдавил их со всех
сторон, лишая возможности двигаться, и как Никита ни старался, поднять меч
и направить его в сторону всадника не мог. Сила, спеленавшая их, не была
физическим полем - Даймон сдвинул время. Ни Сухов, ни Яросвет подобным
оружием не владели, И когда Такэда готов бьи заплакать от бессилия - он
стоял зажатым так же, как и друзья, и без диморфанта давно бы погиб, - на
помощь магам пришел их таинственный ассистент, спасший их от вертолета.
Гигантская рогатая птица спикировала вдруг на жругра со всадником на
спине, преодолев все его защитные всплески и нейтрализовав попытки
капсулирования противника в коконе иного времени. Удар крылом был страшен:
Даймон вылетел из седла, как обычный кавалерист от удара дубиной, и на
мгновение выпал в материальность, то есть распался на множество
переплетенных между собой существ числом до сотни тысяч!
Второй удар крылом отбросил жругра, готового защитить своего хозяина,
от этого места на километр.
Никита с облегчением понял, что может двигаться.
Птица сделала круг над их головами и, нырнув вниз, опустилась рядом
уже в человеческом облике.
- Уэтль! - воскликнул Сухов с недоверием и радостью.
Это был Уэ-Уэтеотль. Ростом с них, но полуголый, в юбочке из травы, с
убором из перьев на голове, с мечом в руке, загорелый, невозмутимый,
уверенный в себе.
В другой ситуации Такэда посмеялся бы: "Надо же, три богатыря - Илья
Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович!" - но сейчас ему было не до
смеха. Несмотря на изолирующие свойства диморфанта ему досталось крепко,
да и не защищал диморфант от "качания" основ материи.
Никита от избытка чувств хлопнул по плечу индейского мага, однако
Даймон был слишком серьезным противником, чтобы расслабляться во время
боя. С шипением, в котором слышались угроза и мощь, меч Сухова пронзил
воздух и завис над Великим игвой, готовый нанести удар. Роение фигур в
призрачном облаке Даймона прекратилось, игва замер, просчитывая
вероятность удачного исхода боя с троицей магов, и все-таки решил показать
всю свою силу.
Он растекся по земле слоем белого пламени площадью в несколько
километров, попытался заключить магов в кольцо, но это ему не удалось,
мечи Яросвета и Уэ-Уэтеотля отсекли языки пламени, стягивающиеся в кольцо,
а меч Никиты сначала остановил поток огня к жругру, а потом разрубил
монстра пополам, уже готового прыгнуть.
Тогда демономаг превратился в сотню гигантов, бросившихся на трех
богатырей со всех сторон. Однако и это не помогло, мечи магов уничтожили
половину войска двойников в первые же мгновения атаки. Даймон заметался по
полю, подняв настоящий ураган, довершая вывал леса на многие километры
вокруг. В воздух поднялась огромная туча земли, грязи и воды, так что
стало темно.
А когда мечи магов нашли игву и в этой грохочущей туче, он развернул
мерность пространства. Весь гигантский объем битвы в полсотни кубических
километров превратился в сросток кристаллов, вернее, в гору "мыльной
пены", каждый пузырек которой представлял собой область пространства с
отличающимися от соседних свойствами. И в каждом Великий игва
присутствовал не в виде живого существа, а в виде закона! Причем закон
этот зависел только от воли многомерного объекта, коим был и оставался
Даймон, обладающий сетью внеинтеллектуальных связей. Убить его в этой
ситуации, не повредив пространственного пузырькаобъема, а значит, и того,
кто попытается это сделать, было невозможно.
Никита, отключенный от эйдоса, неискушенный в контактах с
многомерными образованиями, остановился в нерешительности, но Уэ-Уэтеотль
был опытнее и владел многомерным преобразованием в такой же степени, как и
Великий игва. "Горы пены", каждый пузырек которой извне имел буквально
двухсантиметровый диаметр, а изнутри казался бесконечным, стала
"проваливаться" в себя, охлопываться, таять, пока не остался один пузырек,
лопнувший с тихим треском, от которого тем не менее шатнулась планета. Вся
четверка сражающихся оказалась снова на земле Мировой Язвы лицом к лицу.
Даймон, ограниченный с трех сторон вращением мечей Яросвета, Уэтля и
Никиты, принял облик старика с посохом, чем-то похожего на
Праселка-Дуггура. Сгорбился, опираясь на посох, глядя на Сухова-мага с
неопределенной миной. Земля перестала шататься ураган стих, туча земли и
пыли осела, и в наступившей тишине раздался скрипучий голос Великого игвы:
- Гиибель недооценила тебя, Посланник. Но отсюда, из этого хрона,
тебе не выйти даже с помощью друзей.
- Сигата га най, - ответил Никита хрипло, разводя руками.
Такэда, цеплявшийся за плечо Яросвета, засмеялся. И смех его заставил
Великого игву впервые ощутить - не страх, злость или ненависть, ведь игвы,
существа холодного интеллекта, не были подвластны большинсву человеческих
эмоций, - неуверенность!
Взмахнув посохом, Даймон превратился в струю дыма, метнувшуюся к
жругру, разрубленному пополам, но, как оказалось, не потерявшему
способность функционировать. С неистовым треском, от которого у оставшихся
заложило уши, передняя половина жругра с обедлавшим ее Великим игвой
исчезла.
- Он соберет всех игв и вернется, - сказал Сухов.
- Вряд ли, - не согласился Яросвет. - Игвы - еще большие
индивидуалисты, чем маги-творцы, они суперэгоисты, а Даймон к тому же
уязвлен. Он постарался настичь тебя и отомстить.
- Ничего, Посланник теперь битый зверь, - заметил Уэ-Уэтеотль.
Такэда снова засмеялся.
- У нас говорят - стреляный волк.
Вслед за Такэдой засмеялся с облегчением Никита, потом Яросвет, и
даже Уэ-Уэтеотль, олицетворявший собой идеал бесстрастия, позволил себе
улыбнуться. Хотя все понимали, что битва не выиграна, что против всех
Великих игв им не выстоять, не говоря уже о Люцифере, что главные события
впереди и на Посланнике лежит основная забота объединения магов-творцов и
созидателей, вершителей судеб вселенных, проводников закона Абсолютной
этики, которому подчинялся весь Веер Миров.
Уцелевшие обитатели Язвы, в том числе и старуха Ягойой, которая не
решилась выступить ни на чьей стороне, настороженно наблюдали за ними
из-за деревьев нетронутого огнем и распадом леса на границе поля битвы.
Путь от Мировой Язвы до вотчины князя Мстиши занял у них один день.
Оставив позади жуткую, черную с фиолетовым и багровым,
стокилометровую пологую воронку глубиной в несколько сот метров, со
склонами, вспаханными боем магов с демоном, четверо путешественников
перебрались через Огнь-реку с помощью Никиты, вернее, с помощью его меча,
поймали диких степных лошадеймеригиппусов, у которых вместо копыт были
пятипалые львиные лапы, и за полдня доскакали до Охранного Городища, где с
помощью Яросвета нашли еще один годный к полету вертолет.
Золотой полоз, охраняющий кладбище боевые машин, оставшихся от
прошлой Битвы, так и не проснулся, окаменев вокруг Городища навеки.
- Значит, работающая техника - твой запас? - полюбопытствовал Никита,
взирая на вертолет с двумя винтами.
Яросвет, ставший Мстишей (все трое обрели свой обычный человеческий
вид), качнул головой:
- Не знаю, с какой целью, но вся работоспособная техника оставлена
здесь Семеркой. Естественно, я иногда пользуюсь ею.
- Судя по всему, не только ты.
Мстиша, вспомнив военный вертолет, нахмурился.
- Я приму меры.
- Надо говорить: я сотворю меры. Маг ты или погулять вышел?
- Хочешь испытать? Давай на спор...
- А я разобью. Половина - моя.
- Чего половина?
- А того, на что спорите.
Захохотав, Никита и Мстиша бросились на Уэтля, повалили его на землю
и принялись тузить, получая в ответ такие же тычки и затрещины. Маги были
молоды, хотя и не беспечны, возбуждены, веселы, и, осознав свою силу,
шутили и смеялись, поддразнивая друг друга. Такэда, завистливо глядя на их
игры, пробормотал:
- Всех победиша, а меня забыша.
- А чего ты хочешь? - повернул к нему раскрасневшееся лицо Никита.
- Да хотя бы есть.
- Дома... через час... - с натугой выговорил Мстиша, лежащий в самом
низу. - Отпусти, индеец!
- Чудотворцы! - хмыкнул Толя. - Пацаны совсем. Лучше б меня научили
творить чудеса.
Все трое перестали возиться, поднялись, счищая с одежды песок и
грязь, переглянулись и одновременно глянули на инженера.
На одно долгое мгновение тому показалось, что он все понимает, видит
и чувствует, способен выразить любое понятие через символы и знаки любого
языка, может сделать все, что захочет: Глубина видения-чувствования
потрясала! Вселенная раскрылась перед ним и... закрылась, с болью воткнув
в трехмерье человеческого бытия, оставив сожаление и тоску о несбывшихся
надеждах. Такэда с трудом удержался на ногах, не видя ничего перед собой
из-за навернувшихся слез.
Чувствуя смущение, Мстиша и Уэтль полезли в кабину вертолета, начиная
новую шутливую перебранку. Никита положил на плечо другу тяжелую горячую
руку.
- Не обижайся, Оямыч, но праджни тебе не под силу, как и прямая
мысль-действие. Вообще никому из людей не под силу. За редким исключением.
Человек существо не космическое, он был и будет привязан к земле, к
поверхности планет, и ничего тут не поделаешь.
Такэда улыбнулся, пошипел сквозь зубы, приходя в себя, обнял Сухова
за талию.
- Все в норме, утешитель... "исключение". Я и сам знаю, что
пси-энергант из меня не получится, зато со мной можно дружить, э?
Никита с облегчением хлопнул ладонью по ладони товарища, как в старые
добрые времена.
Путешествие по воздуху до столицы Свешаны длилось всего час. Но как
ни быстро летел вертолет, молва о победных сражениях Яросвета и великого
князя облетела город еще быстрее. Когда винтокрылая машина села в
пригороде - посаде, - ее тотчас же окружила толпа ликующих горожан и
приезжих; никто не испугался летающей и ревущей машины, все давно привыкли
к чудесам и умели отличать добрых от злых.
Все четверо вылезли из кабины в воинских доспехах, разве что без
шлемов: "одежда" Сухова и Такэды - диморфанты, конечно, могла изменяться в
широчайшем спектре костюмов всех эпох, Уэ-Уэтеотль создал себе видимость
кольчуги и лат, ну, а Мстиша был изначально экипирован как русский витязь.
Лишь эмблема на щите - медведь с мечом на красном фоне - указывала на его
принадлежность к княжескому роду.
У Никиты екнуло сердце, когда Лада, жена князя, бросилась мужу на
грудь, встретив его еще за воротами Детинца. Она была так похожа на
Ксению, что не верилось, что это не Ксения.
Стемнело, когда маги после бани и ужина собрались в государственном
доме Мстиши, но не в гриднице, приемной князя, а в грановитой палате,
отделанной малахитом, мрамором и другими полудрагоценными и драгоценными
камнями. На всех четверых были надеты льняные рубахи с вышитым воротом,
кафтаны, полосатые штаны и мягкие сапожки, и даже смуглолицый Уэ-Уэтеотль
не выглядел в этой одежде ряженым.
- У нас здесь малый собор, навна, - с тихой нежностью сказал Мстиша
жене, которая провожала гостей из трапезной по крытому переходу.
- Тогда я прикажу принести вам ендову с медом, - улыбнулась Лада,
поклонилась всем и удалилась бесподобной походкой, делавшей ее вовсе
похожей на Ксению. Никита, забывшись, смотрел ей вслед остановившимся
взглядом. Из задумчивости его вывел тычок Такэды в бок:
- Так и будешь стоять столбом? Пошли, пока не обиделся князь.
Сухов очнулся. Мстиша и Уэтль ушли вперед, беседуя не в псидиапазоне,
а по-человечески, неторопливо и обстоятельно, хотя разговор их и
сопровождался рожденными энергией связи мысленными образами.
В палате расселись вокруг стола с подсвечниками по углам, поверхность
которого идеально имитировала прозрачное зеркало воды и песчано-галечное
дно. Со стола невольно тянуло напиться, но рука натыкалась на твердую
полированную поверхность камня.
- Что, витязь, голову повесил? - спросил Мстиша, разливая в резные
бокалы собственного изготовления тягучий золотистый напиток. Протянул
Сухову бокал. - Не кручинься, все сладится.
Никита не ответил, глядя на ровно горящие свечи, повернул голову к
индейцу, с недоумением рассматривающему свою руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79