На
четвертый день позвонила мама и пожаловалась на то, что ей в очередной раз
не принесли пенсию.
Сухов уже не раз выяснял причины подобного отношения почтовых
работников, выслушивал их вранье насчет того, что "заходили, но дома
никого не застали", просил в следующий раз звонить дольше, извинялся и шел
за пенсией с матерью, но тут его терпение лопнуло. К почтальону, который
разносил пенсии, он не пошел, а направился прямо к начальнику отделения
связи, молодому двадцатилетнему парню. И получил хамский ответ: "Пусть
сама приходит, ноги не отвалятся".
Никита, типичное дитя постсоветского общества, давно привык к тому,
что новые демократические власти полностью переняли привычки старой
государственной системы работать на отказ, а не на удовлетворение
человеческих потребностей, однако в быту сам редко сталкивался с
социальными институтами типа милиции, почты, ЖЭО, телефонной сети,
ремонтных и строительных организаций. Зато и никогда не комплексовал по
поводу "развитого идиотизма" чиновников, зная, что словом доказать ничего
не сможет, чиновничья исполнительная рать реагировала только на звонок
сверху, документ или грубую силу. На этот раз Никита озверел.
Он схватил начальника почты за ремень, приподнял и бросил на стул с
такой силой, что тот рассыпался.
- В следующий раз, если снова придется идти на почту мне, разговор
будет другой.
- Разговор этот произойдет раньше! - прошипел вслед белобрысый,
одетый модно, в ядовито-зеленые безразмерные штаны и кожаную безрукавку
начальник, но Сухов не обратил на реплику внимания. Матери он ничего не
сказал, только пообещал, что все будет нормально.
- Калиюга в разгаре, - грустно сказала все понимающая мама, погладив
сына по плечу. - Все изменяется к худшему, и нет лампады впереди.
- Калиюга - это что-то из индийской мифологии? - Никита повел мать к
остановке трамвая.
- По представлениям древних индийцев человеческая история состоит из
четырех эр: критаюги, третаюги, двапараюги и калиюги.
Критаюга - благой век, длилась один миллион семьсот двадцать восемь
тысяч лет... Тебе интересно? - Они остановились в тени тополя.
- Я когда-то читал, но забыл. Продолжай.
- Третаюга длилась один миллион двести девяносто шесть тысяч лет, и
эта эпоха характеризовалась уже уменьшением справедливости, хотя
религиозные каноны соблюдались, и люди радовались жизни. Во времена
двапараюги начали преобладать зло и пороки, длилось это восемьсот
шестьдесят четыре тысячи лет.
Ну, а калиюга... сам видишь: добродетель в полном упадке, зло берет
верх во всем мире, войны, процветание преступлений, насилия, злобы, лжи и
алчности... - Мама содрогнулась. - Грехопадение всегда ужасно, но уж в
таких масштабах... Я, наверное, опять брюзжу?
- Нет, ты говоришь справедливо. - Никита поцеловал мать в щеку. - Это
все, что ты знаешь о югах?
- Почти. Все эти "юги", как ты говоришь, составляют одну махаюгу,
тысяча махаюг - одну кальпу, то есть один день жизни Брахмы, а живет
Брахма сто лет.
- Долго-то как!
Мать засмеялась.
- Да уж, не то, что мы.
- А потом? Ну, прожил Брахма, допустим, свои сто лет, что потом?
- Потом уничтожаются все миры, цивилизации, существа и сам Брахма.
Следующие сто лет длится "божественный хаос", а затем рождается новый
Брахма. Что это ты вдруг заинтересовался? Отец оставил целую библиотеку по
индийской и буддистской философии, но раньше ты ею пренебрегал. Вот твой
друг - японец, тот все проштудировал.
Никита взглянул на часы.
- Он фанатик подобного рода литературы, мне это не дано. Ну, я
побежал, ма?
- Беги. Будь осторожен, что-то мне тревожно.
Они расстались. Машина Сухова стояла без бензина, и мать уехала на
трамвае, а он сел в метро и направился на поиски Ксении.
Увидеть ее захотелось непреодолимо. А еще тянуло рассказать ей
историю с убийством странного старика в парке и о передаче им знака в виде
пятиконечной звезды. "Символ вечности и совершенства"... Никита привычно
взглянул на ладонь, вернее, на запястье, потому что звезда, оставаясь
коричнево-розовой, как заживший ожог, переместилась уже на запястье, имея
явное намерение погулять по руке. Она почти не беспокоила, разве что
изредка отзывалась на какие-то внешние или внутренние раздражители
вибрацией тонких ледяных укольчиков, но именно этот факт и заставлял
сердце Сухова сжиматься в тревоге и ждать неприятностей.
В конце концов он решил объясниться с Такэдой, а если тот не сможет
помочь - пойти к косметологу и попросить свести пятно с кожи.
На Тверской, в переходе, уже недалеко от студии Ксении Красновой,
Никита стал свидетелем грязной сцены: двое молодых людей, неплохо одетых -
в джинсы, кроссовки "Рибок" и черные майки, выхватили у инвалида,
просящего милостыню, его картуз с деньгами и, не слишком торопясь,
пересекли переход, не обращая внимания на возмущенные возгласы женщин и
крики инвалида.
Обычно Сухов не вмешивался в подобные конфликты, считая, что этим
должны заниматься соответствующие службы, да и характер у него предпочитал
компромиссы, хотя и до определенного предела: и отец, и мать сумели дать
сыну понятия долга, чести и совести. Почему вдруг его потянуло "на
подвиги" именно в этот момент, он не анализировал, вероятно, сработала еще
одна черта характера - нередко он подчинялся ветру настроения.
Парней он догнал на лестнице, задержал за плечо крайнего слева,
белобрысого, с мясистым затылком.
- Минутку, мальчики.
Реакция юношей, указывала на то, что они хорошо отработали операцию
отхода: оба рванули наверх и в разные стороны, сметая людей на пути, но
тут один из них вместо "родной" голубой формы разглядел костюм Никиты и
свистнул. Они сошлись и, как ни в чем не бывало, двинулись навстречу
Сухову, поигрывая бицепсами.
- Че надо, амбал? - спросил белобрысый, во взгляде которого невольно
отразилось уважение: Никита был выше каждого из них на полголовы и шире в
плечах.
- Верните деньги инвалиду, - тихо сказал танцор, чувствуя неловкость
и какое-то злое смущение; он уже жалел, что ввязался в эту историю.
- Какие деньги? - вытаращился белобрысый. Его напарник, потемней, с
длинными волосами, в зеркальных очках, сплюнул под ноги танцору.
- Вали своей дорогой, накатчик. Или, может быть, ты переодетый
щпинтиль, сикач?
Никита молча взял его за плечо, ближе к шее, нажал, как учил Такэда.
Длинноволосый ойкнул, хватаясь за плечо. Его напарник молча, без размаха,
ударил Сухова в лицо, потом ногой в пах. Оба удара танцор отбил, но в это
время его ударили сзади, и все поплыло перед глазами, завертелась
лестница, в ушах поплыл звон. Он еще успел заметить, что ударил его тот
самый "инвалид", у которого воры отобрали выручку, дважды закрылся от
ударов длинноволосого, но пропустил еще один удар "инвалида" и оглох.
Его били бы долго, если бы не вмешался кто-то из молча наблюдавшей за
дракой толпы. Получив по удару - никто не заметил их, так быстро они были
нанесены, - драчуны мгновенно ретировались с поля боя, и лишь потом Никита
разглядел, что выручил его хмурый парень в костюме и с галстуком, типичный
дипломат.
- Спасибо, - пробормотал Сухов, держась за затылок.
- Не за что, мы делаем одно дело, - ответил "дипломат". - Идти
сможете?
- Сможет, - появился из-за его спины Такэда. - Благодарим за помощь,
мы теперь сами. - Он наклонился над лежащим танцором, дотронулся до его
затылка, озабоченно разглядывая окровавленную ладонь.
Сухов, напрягаясь, встал на четвереньки, и его вырвало. В толпе
раздался женский голос:
- Да он пьяный...
Такэда помог Никите встать на ноги и повел по лестнице наверх, поймал
такси.
- Может, тебя сразу в скорую? Голова сзади разбита.
- Домой, - вяло ворочая языком, проговорил Никита. - Ты что, следишь
за мной?
Такэда промолчал.
- Ну, и зачем ты ввязался?
- Бес попутал. - Сухов потрогал забинтованную голову, покривился от
боли. - Кто же знал, что они заодно? Какой в этом смысл?
Делать вид, что отнимают... Или для эффекту - инвалиду после этого
больше давать будут?
Такэда разглядывал свои ногти, о чем-то задумавшись. Время от времени
он посматривал на хозяина и во взгляде его надежда боролась с сомнениями.
Они сидели на диване в гостиной Сухова, пили кофе, смотрели новости и
перебрасывались редкими фразами.
- Ты знаешь, меня раньше никогда не били! - криво улыбнулся Никита; в
голосе его прозвучало удивление.
- Ничего, это исправимо, - рассеянно ответил инженер.
Сухов хмыкнул, оценив реплику. До этого момента, то есть до драки, он
жил в своем мире, высоком мире искусства и музыки, спортзалов и театров,
не пересекавшемся с миром улиц и подворотен, воровства и насилия, обмана и
страха. Судьба и воспитание, устойчивый круг культурных отношений, хранили
его от множества "низших" миров, и, попав в переплет, растерялся,
столкнувшись с неадекватной реакцией окружающих. Он вдруг осознал, что
ничего не знает о жизни вокруг. И было жутко обидно, что вступился он за
псевдоинвалида, выступил зря.
- Знаешь, а тот парень ничего. Хорошо бы найти его и пригласить.
Посидели бы.
- Какой парень?
- Что помог мне. Странный только... по-моему, он меня с кемто спутал,
потому что сказал, что "мы делаем одно дело".
Такэда насторожился.
- Так и сказал, "одно дело"?
- Так и сказал. А потом ты подошел. Ума не приложу, как тебе удается
вычислить меня.
- Если отвечу, не поверишь.
- А ты попробуй.
Такэда допил кофе, отобрал пустую чашку у Никиты и отнес поднос на
кухню. Сказал, вернувшись:
- Существует система знаний, не основанная на познании и науке. Если
хочешь, я один из ее адептов.
Сухов присвистнул.
- С ума сойти! А не темнишь ты, адепт? Уж не прицепил ли мне
какую-нибудь электронную штучку вроде микропередатчика?
Такэда отреагировал на шутку с неожиданной серьезностью.
- Я - нет. Они - могли.
- Снова загадки? - Никита не имел намерений ссориться с Толей,
поэтому спрашивал, скорее, риторически, зная, что Такэда все равно ответит
лишь тогда, когда захочет. - Кто это - "они"?
- СС, - без тени усмешки ответил японец. - Я тебе уже говорил - это
аббревиатура слов "свита Сатаны". Хотя, кто опасней - Они или эсэсовцы
времен Отечественной войны - еще надо подумать. Я имею в виду тех самых
"десантников" в пятнистых комбинезонах.
- А-а... - Никита поморщился, но язвить и высмеивать Такэду желания
не имел. - Значит, по-твоему, они оставили... как ты там называл? "Печать
зла"? И поэтому мне сегодня набили морду?
- Не уверен, что сегодняшний случай инспирирован ею, но не исключаю и
такой возможности. Ты видел то, что не должен был видеть, и Они не могли
не перестраховаться.
- А помог мне тогда кто? ЧК? НКВД? УБР? Молчишь? Помоему, все это
чепуха! К тому же их главарь там, в парке, мне не поверил.
- Вот как? Ты мне ничего не говорил.
Открываться до конца Сухову не хотелось, было стыдно и обидно, слова
"десантника" характеризовали его не с лучшей стороны, но Такэда никогда не
смеялся над слабостями других.
- Он сказал нечто в таком духе: "Слабый. Не для пути. Умрешь". В
общем, абракадабра. Что за "путь" такой, почему я не для него - осталось
тайной. Может, пояснишь?
- Может быть. Не сегодня.
- Не шутишь? - Никита в изумлении оторвался от спинки дивана. - Ты
знаешь, о чем речь? Эта фраза имеет смысл?!
- Эта фраза имеет страшный смысл! И в ней все правда, к сожалению. И
что ты еще слаб, и что не создан для Пути, и что умрешь, попытавшись
изменить реальность. Хотя... кто знает, может, не к сожалению, а к
счастью? Ведь ты не собираешься никуда идти, менять образ жизни?
- Да с какой стати я должен что-то менять?! - взорвался Сухов,
получил укол боли в затылок и сморщился. - Какого черта, Толя? Объяснишь
ты мне все по-человечески или нет?
- Сегодня нет. - Такэда встал. - Пока не получу доказательств... того
или иного. Если я прав - ты попал в очень скверную историю и выпутаться из
нее будет невероятно сложно. Если же нет... - Японец улыбнулся. - На нет и
суда нет, как гласит русская пословица. Но я еще раз прошу тебя быть
осторожней во всех делах, особенно на тренировках, в театре, в транспорте.
Остерегайся случайных знакомств и конфликтов, - не затрагивающих тебя
лично, О'кей?
Никита с интересом разглядывал лицо друга, ставшее вдруг твердым,
напряженным и чужим.
- Психоразведка, говоришь?
Такэда в ответ не улыбнулся.
- Психоразведка.
- "Печать зла"?
- Или "след зла", как угодно. Не ухмыляйся, это очень серьезно,
очень, до летального исхода. Потерпи маленько, я тебе все объясню... если
вынудят обстоятельства. В настоящий момент чем меньше ты знаешь, тем лучше
для тебя. Но помни: тогда в парке убили двоих. Двоих, понимаешь? Вспышки,
и грохот помнишь?
Это убивали первого, еще до того старика. Один человек - весть, как
утверждал один классик, два - уже вторжение. Не дай Бог попасть тебе в
круг устойчивого интереса... скажем, неких темных сил. Хотя первый шаг,
увы, уже сделан. - Такэда кивнул на руку Никиты с темнеющей звездой
"ожога". - До завтра, Кит. Я бы тебе все-таки посоветовал заняться
борьбой, кунгфу там или айкидо, в дальнейшем это может здорово
пригодиться.
Хлопок ладони по ладони, и Такэда ушел. Но не успел Сухов углубиться
в анализ разговора, как в прихожей прозвенел звонок.
Наверное, забыл что-то, подумал танцор, считая, что вернулся Такэда.
Но это была Ксения.
Изумление Никиты было таким глубоким, а радость - такой очевидной,
что гостья засмеялась.
- Не ждал? Или уже слишком поздно? Я молоко принесла. - Тут Ксения
заметила бинт, следы драки на лице танцора, и оборвала смех. - Что с
тобой?! Попал в аварию?
- Свалился со стула, - пошутил Никита, отбирая у девушки сумку. -
Проходите, Ксения Константиновна. Мы тут с Толей только что плюшками
баловались и кофе пили, могу и вас напоить.
Художница, одетая в сарафан. - подчеркивающий фигуру, - и плетеные
туфли-сандалии, впорхнула в гостиную, тревожно оглядываясь на идущего
следом хозяина. Никита вспомнил индийский миф о Тилоттаме. Она была так
прекрасна, что, когда впервые проходила перед богами, Шива сделался
четырехликим, а на теле Индры проступила тысяча глаз. Ксения выглядела так
Же великолепно, как и Тилоттама, и снова сердце Никиты дало сбой: он еще
не верил, что такая красота осталась без присмотра, и от мысли, что кто-то
имеет на нее больше прав, настроение упало. Оно упало еще больше, когда по
ассоциации с Индрой вспомнились глаза на теле несчастного старика, убитого
"десантником" в парке. "Вестник"... Что за весть он нес? И кому? Уж не
этот ли знак в виде звезды?!
Сухов невольно обхватил левой рукой запястье правой. Ксения поняла
этот жест по-своему:
- Болит? Бедненький! Давай полечу. Толя говорил, что у меня задатки
экстрасенса. Он не рассказывал? - Девушка усадила хозяина на диван и стала
разглядывать звезду на руке, изгибая брови в недоумении; веселость ее
исчезла. - На синяк не похоже... ожог?
Но почему такой идеальной формы? Звезда... символ вечности и
совершенства. Странно!
Никита отнял руку и отнес молоко на кухню, крикнул:
- Сейчас приготовлю кофе, посиди минуту. Вина выпьешь?
У меня есть киндзмараули и миндаль.
- Не сегодня, Ник. Не обижайся, ладно? Я на минуту забежала, к
бабушке надо зайти.
- Я провожу, - заверил Никита, а в ушах снова и снова звучали слова
Толи: "Один человек - весть, два - уже вторжение". Кто же был тот второй,
убитый в парке первым? Если второй был Вестником, то кем был первый? И
почему Такэда придает этому такое значение? А главное, почему связывает те
события с ним, акробатом и танцором, ни сном ни духом не помышляющем о
каком-то там "пути"?..
Они пили кофе с молоком, шутили и смеялись. Ксения уже успокоилась,
хотя иногда на ее чело набегало облачко задумчивости. Она рассказала
Никите, что Толя вычислил по Пифагору ее священные числа - двойки, и у нее
их оказалось целых три.
- Он говорит, что это знак высоких экстрасенсорных способностей и
биоэнергетики, - смеясь, сказала художница. - И знаешь, я ему верю, ведь
его числа - три восьмерки - видны самым натуральным образом.
- У меня тоже видны. - Никита с улыбкой оголил плечо и показал четыре
маленьких родинки, похожих на цифру семь. - Как видишь, и я в свою очередь
меченый, так что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
четвертый день позвонила мама и пожаловалась на то, что ей в очередной раз
не принесли пенсию.
Сухов уже не раз выяснял причины подобного отношения почтовых
работников, выслушивал их вранье насчет того, что "заходили, но дома
никого не застали", просил в следующий раз звонить дольше, извинялся и шел
за пенсией с матерью, но тут его терпение лопнуло. К почтальону, который
разносил пенсии, он не пошел, а направился прямо к начальнику отделения
связи, молодому двадцатилетнему парню. И получил хамский ответ: "Пусть
сама приходит, ноги не отвалятся".
Никита, типичное дитя постсоветского общества, давно привык к тому,
что новые демократические власти полностью переняли привычки старой
государственной системы работать на отказ, а не на удовлетворение
человеческих потребностей, однако в быту сам редко сталкивался с
социальными институтами типа милиции, почты, ЖЭО, телефонной сети,
ремонтных и строительных организаций. Зато и никогда не комплексовал по
поводу "развитого идиотизма" чиновников, зная, что словом доказать ничего
не сможет, чиновничья исполнительная рать реагировала только на звонок
сверху, документ или грубую силу. На этот раз Никита озверел.
Он схватил начальника почты за ремень, приподнял и бросил на стул с
такой силой, что тот рассыпался.
- В следующий раз, если снова придется идти на почту мне, разговор
будет другой.
- Разговор этот произойдет раньше! - прошипел вслед белобрысый,
одетый модно, в ядовито-зеленые безразмерные штаны и кожаную безрукавку
начальник, но Сухов не обратил на реплику внимания. Матери он ничего не
сказал, только пообещал, что все будет нормально.
- Калиюга в разгаре, - грустно сказала все понимающая мама, погладив
сына по плечу. - Все изменяется к худшему, и нет лампады впереди.
- Калиюга - это что-то из индийской мифологии? - Никита повел мать к
остановке трамвая.
- По представлениям древних индийцев человеческая история состоит из
четырех эр: критаюги, третаюги, двапараюги и калиюги.
Критаюга - благой век, длилась один миллион семьсот двадцать восемь
тысяч лет... Тебе интересно? - Они остановились в тени тополя.
- Я когда-то читал, но забыл. Продолжай.
- Третаюга длилась один миллион двести девяносто шесть тысяч лет, и
эта эпоха характеризовалась уже уменьшением справедливости, хотя
религиозные каноны соблюдались, и люди радовались жизни. Во времена
двапараюги начали преобладать зло и пороки, длилось это восемьсот
шестьдесят четыре тысячи лет.
Ну, а калиюга... сам видишь: добродетель в полном упадке, зло берет
верх во всем мире, войны, процветание преступлений, насилия, злобы, лжи и
алчности... - Мама содрогнулась. - Грехопадение всегда ужасно, но уж в
таких масштабах... Я, наверное, опять брюзжу?
- Нет, ты говоришь справедливо. - Никита поцеловал мать в щеку. - Это
все, что ты знаешь о югах?
- Почти. Все эти "юги", как ты говоришь, составляют одну махаюгу,
тысяча махаюг - одну кальпу, то есть один день жизни Брахмы, а живет
Брахма сто лет.
- Долго-то как!
Мать засмеялась.
- Да уж, не то, что мы.
- А потом? Ну, прожил Брахма, допустим, свои сто лет, что потом?
- Потом уничтожаются все миры, цивилизации, существа и сам Брахма.
Следующие сто лет длится "божественный хаос", а затем рождается новый
Брахма. Что это ты вдруг заинтересовался? Отец оставил целую библиотеку по
индийской и буддистской философии, но раньше ты ею пренебрегал. Вот твой
друг - японец, тот все проштудировал.
Никита взглянул на часы.
- Он фанатик подобного рода литературы, мне это не дано. Ну, я
побежал, ма?
- Беги. Будь осторожен, что-то мне тревожно.
Они расстались. Машина Сухова стояла без бензина, и мать уехала на
трамвае, а он сел в метро и направился на поиски Ксении.
Увидеть ее захотелось непреодолимо. А еще тянуло рассказать ей
историю с убийством странного старика в парке и о передаче им знака в виде
пятиконечной звезды. "Символ вечности и совершенства"... Никита привычно
взглянул на ладонь, вернее, на запястье, потому что звезда, оставаясь
коричнево-розовой, как заживший ожог, переместилась уже на запястье, имея
явное намерение погулять по руке. Она почти не беспокоила, разве что
изредка отзывалась на какие-то внешние или внутренние раздражители
вибрацией тонких ледяных укольчиков, но именно этот факт и заставлял
сердце Сухова сжиматься в тревоге и ждать неприятностей.
В конце концов он решил объясниться с Такэдой, а если тот не сможет
помочь - пойти к косметологу и попросить свести пятно с кожи.
На Тверской, в переходе, уже недалеко от студии Ксении Красновой,
Никита стал свидетелем грязной сцены: двое молодых людей, неплохо одетых -
в джинсы, кроссовки "Рибок" и черные майки, выхватили у инвалида,
просящего милостыню, его картуз с деньгами и, не слишком торопясь,
пересекли переход, не обращая внимания на возмущенные возгласы женщин и
крики инвалида.
Обычно Сухов не вмешивался в подобные конфликты, считая, что этим
должны заниматься соответствующие службы, да и характер у него предпочитал
компромиссы, хотя и до определенного предела: и отец, и мать сумели дать
сыну понятия долга, чести и совести. Почему вдруг его потянуло "на
подвиги" именно в этот момент, он не анализировал, вероятно, сработала еще
одна черта характера - нередко он подчинялся ветру настроения.
Парней он догнал на лестнице, задержал за плечо крайнего слева,
белобрысого, с мясистым затылком.
- Минутку, мальчики.
Реакция юношей, указывала на то, что они хорошо отработали операцию
отхода: оба рванули наверх и в разные стороны, сметая людей на пути, но
тут один из них вместо "родной" голубой формы разглядел костюм Никиты и
свистнул. Они сошлись и, как ни в чем не бывало, двинулись навстречу
Сухову, поигрывая бицепсами.
- Че надо, амбал? - спросил белобрысый, во взгляде которого невольно
отразилось уважение: Никита был выше каждого из них на полголовы и шире в
плечах.
- Верните деньги инвалиду, - тихо сказал танцор, чувствуя неловкость
и какое-то злое смущение; он уже жалел, что ввязался в эту историю.
- Какие деньги? - вытаращился белобрысый. Его напарник, потемней, с
длинными волосами, в зеркальных очках, сплюнул под ноги танцору.
- Вали своей дорогой, накатчик. Или, может быть, ты переодетый
щпинтиль, сикач?
Никита молча взял его за плечо, ближе к шее, нажал, как учил Такэда.
Длинноволосый ойкнул, хватаясь за плечо. Его напарник молча, без размаха,
ударил Сухова в лицо, потом ногой в пах. Оба удара танцор отбил, но в это
время его ударили сзади, и все поплыло перед глазами, завертелась
лестница, в ушах поплыл звон. Он еще успел заметить, что ударил его тот
самый "инвалид", у которого воры отобрали выручку, дважды закрылся от
ударов длинноволосого, но пропустил еще один удар "инвалида" и оглох.
Его били бы долго, если бы не вмешался кто-то из молча наблюдавшей за
дракой толпы. Получив по удару - никто не заметил их, так быстро они были
нанесены, - драчуны мгновенно ретировались с поля боя, и лишь потом Никита
разглядел, что выручил его хмурый парень в костюме и с галстуком, типичный
дипломат.
- Спасибо, - пробормотал Сухов, держась за затылок.
- Не за что, мы делаем одно дело, - ответил "дипломат". - Идти
сможете?
- Сможет, - появился из-за его спины Такэда. - Благодарим за помощь,
мы теперь сами. - Он наклонился над лежащим танцором, дотронулся до его
затылка, озабоченно разглядывая окровавленную ладонь.
Сухов, напрягаясь, встал на четвереньки, и его вырвало. В толпе
раздался женский голос:
- Да он пьяный...
Такэда помог Никите встать на ноги и повел по лестнице наверх, поймал
такси.
- Может, тебя сразу в скорую? Голова сзади разбита.
- Домой, - вяло ворочая языком, проговорил Никита. - Ты что, следишь
за мной?
Такэда промолчал.
- Ну, и зачем ты ввязался?
- Бес попутал. - Сухов потрогал забинтованную голову, покривился от
боли. - Кто же знал, что они заодно? Какой в этом смысл?
Делать вид, что отнимают... Или для эффекту - инвалиду после этого
больше давать будут?
Такэда разглядывал свои ногти, о чем-то задумавшись. Время от времени
он посматривал на хозяина и во взгляде его надежда боролась с сомнениями.
Они сидели на диване в гостиной Сухова, пили кофе, смотрели новости и
перебрасывались редкими фразами.
- Ты знаешь, меня раньше никогда не били! - криво улыбнулся Никита; в
голосе его прозвучало удивление.
- Ничего, это исправимо, - рассеянно ответил инженер.
Сухов хмыкнул, оценив реплику. До этого момента, то есть до драки, он
жил в своем мире, высоком мире искусства и музыки, спортзалов и театров,
не пересекавшемся с миром улиц и подворотен, воровства и насилия, обмана и
страха. Судьба и воспитание, устойчивый круг культурных отношений, хранили
его от множества "низших" миров, и, попав в переплет, растерялся,
столкнувшись с неадекватной реакцией окружающих. Он вдруг осознал, что
ничего не знает о жизни вокруг. И было жутко обидно, что вступился он за
псевдоинвалида, выступил зря.
- Знаешь, а тот парень ничего. Хорошо бы найти его и пригласить.
Посидели бы.
- Какой парень?
- Что помог мне. Странный только... по-моему, он меня с кемто спутал,
потому что сказал, что "мы делаем одно дело".
Такэда насторожился.
- Так и сказал, "одно дело"?
- Так и сказал. А потом ты подошел. Ума не приложу, как тебе удается
вычислить меня.
- Если отвечу, не поверишь.
- А ты попробуй.
Такэда допил кофе, отобрал пустую чашку у Никиты и отнес поднос на
кухню. Сказал, вернувшись:
- Существует система знаний, не основанная на познании и науке. Если
хочешь, я один из ее адептов.
Сухов присвистнул.
- С ума сойти! А не темнишь ты, адепт? Уж не прицепил ли мне
какую-нибудь электронную штучку вроде микропередатчика?
Такэда отреагировал на шутку с неожиданной серьезностью.
- Я - нет. Они - могли.
- Снова загадки? - Никита не имел намерений ссориться с Толей,
поэтому спрашивал, скорее, риторически, зная, что Такэда все равно ответит
лишь тогда, когда захочет. - Кто это - "они"?
- СС, - без тени усмешки ответил японец. - Я тебе уже говорил - это
аббревиатура слов "свита Сатаны". Хотя, кто опасней - Они или эсэсовцы
времен Отечественной войны - еще надо подумать. Я имею в виду тех самых
"десантников" в пятнистых комбинезонах.
- А-а... - Никита поморщился, но язвить и высмеивать Такэду желания
не имел. - Значит, по-твоему, они оставили... как ты там называл? "Печать
зла"? И поэтому мне сегодня набили морду?
- Не уверен, что сегодняшний случай инспирирован ею, но не исключаю и
такой возможности. Ты видел то, что не должен был видеть, и Они не могли
не перестраховаться.
- А помог мне тогда кто? ЧК? НКВД? УБР? Молчишь? Помоему, все это
чепуха! К тому же их главарь там, в парке, мне не поверил.
- Вот как? Ты мне ничего не говорил.
Открываться до конца Сухову не хотелось, было стыдно и обидно, слова
"десантника" характеризовали его не с лучшей стороны, но Такэда никогда не
смеялся над слабостями других.
- Он сказал нечто в таком духе: "Слабый. Не для пути. Умрешь". В
общем, абракадабра. Что за "путь" такой, почему я не для него - осталось
тайной. Может, пояснишь?
- Может быть. Не сегодня.
- Не шутишь? - Никита в изумлении оторвался от спинки дивана. - Ты
знаешь, о чем речь? Эта фраза имеет смысл?!
- Эта фраза имеет страшный смысл! И в ней все правда, к сожалению. И
что ты еще слаб, и что не создан для Пути, и что умрешь, попытавшись
изменить реальность. Хотя... кто знает, может, не к сожалению, а к
счастью? Ведь ты не собираешься никуда идти, менять образ жизни?
- Да с какой стати я должен что-то менять?! - взорвался Сухов,
получил укол боли в затылок и сморщился. - Какого черта, Толя? Объяснишь
ты мне все по-человечески или нет?
- Сегодня нет. - Такэда встал. - Пока не получу доказательств... того
или иного. Если я прав - ты попал в очень скверную историю и выпутаться из
нее будет невероятно сложно. Если же нет... - Японец улыбнулся. - На нет и
суда нет, как гласит русская пословица. Но я еще раз прошу тебя быть
осторожней во всех делах, особенно на тренировках, в театре, в транспорте.
Остерегайся случайных знакомств и конфликтов, - не затрагивающих тебя
лично, О'кей?
Никита с интересом разглядывал лицо друга, ставшее вдруг твердым,
напряженным и чужим.
- Психоразведка, говоришь?
Такэда в ответ не улыбнулся.
- Психоразведка.
- "Печать зла"?
- Или "след зла", как угодно. Не ухмыляйся, это очень серьезно,
очень, до летального исхода. Потерпи маленько, я тебе все объясню... если
вынудят обстоятельства. В настоящий момент чем меньше ты знаешь, тем лучше
для тебя. Но помни: тогда в парке убили двоих. Двоих, понимаешь? Вспышки,
и грохот помнишь?
Это убивали первого, еще до того старика. Один человек - весть, как
утверждал один классик, два - уже вторжение. Не дай Бог попасть тебе в
круг устойчивого интереса... скажем, неких темных сил. Хотя первый шаг,
увы, уже сделан. - Такэда кивнул на руку Никиты с темнеющей звездой
"ожога". - До завтра, Кит. Я бы тебе все-таки посоветовал заняться
борьбой, кунгфу там или айкидо, в дальнейшем это может здорово
пригодиться.
Хлопок ладони по ладони, и Такэда ушел. Но не успел Сухов углубиться
в анализ разговора, как в прихожей прозвенел звонок.
Наверное, забыл что-то, подумал танцор, считая, что вернулся Такэда.
Но это была Ксения.
Изумление Никиты было таким глубоким, а радость - такой очевидной,
что гостья засмеялась.
- Не ждал? Или уже слишком поздно? Я молоко принесла. - Тут Ксения
заметила бинт, следы драки на лице танцора, и оборвала смех. - Что с
тобой?! Попал в аварию?
- Свалился со стула, - пошутил Никита, отбирая у девушки сумку. -
Проходите, Ксения Константиновна. Мы тут с Толей только что плюшками
баловались и кофе пили, могу и вас напоить.
Художница, одетая в сарафан. - подчеркивающий фигуру, - и плетеные
туфли-сандалии, впорхнула в гостиную, тревожно оглядываясь на идущего
следом хозяина. Никита вспомнил индийский миф о Тилоттаме. Она была так
прекрасна, что, когда впервые проходила перед богами, Шива сделался
четырехликим, а на теле Индры проступила тысяча глаз. Ксения выглядела так
Же великолепно, как и Тилоттама, и снова сердце Никиты дало сбой: он еще
не верил, что такая красота осталась без присмотра, и от мысли, что кто-то
имеет на нее больше прав, настроение упало. Оно упало еще больше, когда по
ассоциации с Индрой вспомнились глаза на теле несчастного старика, убитого
"десантником" в парке. "Вестник"... Что за весть он нес? И кому? Уж не
этот ли знак в виде звезды?!
Сухов невольно обхватил левой рукой запястье правой. Ксения поняла
этот жест по-своему:
- Болит? Бедненький! Давай полечу. Толя говорил, что у меня задатки
экстрасенса. Он не рассказывал? - Девушка усадила хозяина на диван и стала
разглядывать звезду на руке, изгибая брови в недоумении; веселость ее
исчезла. - На синяк не похоже... ожог?
Но почему такой идеальной формы? Звезда... символ вечности и
совершенства. Странно!
Никита отнял руку и отнес молоко на кухню, крикнул:
- Сейчас приготовлю кофе, посиди минуту. Вина выпьешь?
У меня есть киндзмараули и миндаль.
- Не сегодня, Ник. Не обижайся, ладно? Я на минуту забежала, к
бабушке надо зайти.
- Я провожу, - заверил Никита, а в ушах снова и снова звучали слова
Толи: "Один человек - весть, два - уже вторжение". Кто же был тот второй,
убитый в парке первым? Если второй был Вестником, то кем был первый? И
почему Такэда придает этому такое значение? А главное, почему связывает те
события с ним, акробатом и танцором, ни сном ни духом не помышляющем о
каком-то там "пути"?..
Они пили кофе с молоком, шутили и смеялись. Ксения уже успокоилась,
хотя иногда на ее чело набегало облачко задумчивости. Она рассказала
Никите, что Толя вычислил по Пифагору ее священные числа - двойки, и у нее
их оказалось целых три.
- Он говорит, что это знак высоких экстрасенсорных способностей и
биоэнергетики, - смеясь, сказала художница. - И знаешь, я ему верю, ведь
его числа - три восьмерки - видны самым натуральным образом.
- У меня тоже видны. - Никита с улыбкой оголил плечо и показал четыре
маленьких родинки, похожих на цифру семь. - Как видишь, и я в свою очередь
меченый, так что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79