- Наше преимущество сейчас - скорость, маневр. Противник привязан к деревне, к дороге. А у нас и поле, и лес, все наше, везде пройдем, все доступно. Ты видел, что Бесстужев делает? Он ни одного населенного пункта в лоб не брал. Проскочит по полям, нажмет с фланга - немцы бегут… У него и потерь меньше, чем у других.
- Так это же всем известно! - возразил Игорь.
- Известно, говоришь? - У Порошина медленно багровели щеки, а лоб, наоборот, становился белым: первый признак нахлынувшего на полковника гнева. - Ты знаешь, что я двух ротных от должности отстранил? За это самое отстранил. Известно, а вот не делали, подлецы! - выругался он. - Косность, привычка к догмам, нежелание думать - вот бич. Подойдут, развернутся возле деревни и атакуют по всем стандартам, А стандарт немцам хорошо знаком. Люди гибнут. Боец на снегу - мишень: бей - не хочу!.. Каждый раз по-новому нужно задачу решать. А если в голове одна извилина, да и та прямая, - в подносчики патронов такого. Пусть горбом поработает…
Определенных обязанностей у Игоря не было. Трудился, что называется, «на подхвате». Чаще всего дежурил около телефонов, особенно по ночам. Оставаясь один, рассматривал карту. Забегая вперед, старался угадать, когда и куда выйдет бригада. Пока что двигались на запад, на Щекино. Дальше вели три дороги, и одна из них - на Одуев. Ведь может выпасть такая удача: придет он прямо в родной город! Но не хотел зря растравлять себя. Вдруг бригада свернет на другое направление? Или наступление приостановится? Последний вопрос очень тревожил и других командиров. Сводки Информбюро читали с особенной жадностью, спешили узнать, каково положение на других участках. Если в начале войны люди с необыкновенной легкостью делали прогнозы, предсказывая скорый конец фашистам, то теперь предпочитали помалкивать. До сих пор на пути бригады стояли сравнительно слабые силы немцев. Но ведь где-то должен быть тот рубеж, на котором противник сконцентрирует свои войска и попытается остановить наступление?
Впрочем, такие мысли были главным образом у штабников, имевших дело с картами и рассуждавших теоретически в больших масштабах. Бойцы и командиры на передовой жили другими настроениями. Для них каждая отвоеванная деревня была победой. Они шли вперед, гнали немцев и думали только об этом, о своих, хоть и маленьких, но конкретных делах.
То, чего опасались в штабе, произошло 11 декабря. В этот день лыжный батальон старшего лейтенанта Бесстужева легко продвинулся на двадцать километров, опередив действовавших справа кавалеристов. Несколько раз приезжали от Бесстужева связные, докладывали, что батальон идет, не встречая сопротивления.
Игоря удивляло, почему это не радует Порошина. И у других работников штаба лица были озабоченные. Хотя в воздухе появлялись немецкие самолеты, полковник приказал прямо среди дня гнать агитмашину вперед, ближе к батальону Бесстужева.
Вечером на трофейном мотоцикле приехал сам старший лейтенант. Игорь, растапливая печку, с любопытством разглядывал его. Был наслышан о нем. Полковник Порошин, скупой на похвалу, без всякого колебания называл Бесстужева лучшим комбатом в бригаде. А этот лучший комбат - почти ровесник Игоря. Всего на два или три года старше.
Одет Бесстужев был очень тепло: в высоких валенках, в полушубке поверх стеганого ватника. Лицо закрывал серый подшлемник. Видны только щеки с потрескавшейся кожей, губы да белесые брови. Голос у него был сухой, без интонаций. «Как замороженный», - подумал Игорь.
Держался старший лейтенант официально, по всему чувствовалось, что он тут чужой и что ему хочется поскорей уехать к своим. На вопросы командиров отвечал коротко и сдержанно. Оживился он только тогда, когда пришел полковник Порошин. Снял полушубок и подшлемник. Голова его была коротко пострижена. Только надо лбом - свалявшийся клок давно не мытых волос.
Он сел рядом с Порошиным, закурил вместе с ним и начал докладывать все тем же сухим и как бы равнодушным голосом, хотя говорил о вещах очень важных. Его батальон вышел к водной преграде. На реке Шать взорвана плотина. По западному берегу - заранее подготовленная оборона противника. Система ротных и взводных оборонительных узлов по деревням и на высотах. Пространство между опорными пунктами контролируется многослойным пулеметным и минометным огнем.
Игорь хорошо понимал, что это значит. Нельзя больше маневрировать, обходить немцев. Надо ждать, пока подтянется артиллерия и обозы с боеприпасами. Переправа через водную преграду, прорыв сплошной линии обороны - это сопряжено с большими трудностями, с большими потерями. И неизвестно, будет ли удача…
Старший лейтенант Бесстужев скоро снова уехал на передовую. Полковник проводил его до мотоцикла, пожал руку, сказал на прощание:
- Думайте, соображайте, да поскорее. Я буду у вас часа через три.
Потом Порошин вызвал к себе начальника штаба. На этот раз ни о чем не расспрашивал его, а только распорядился до четырех утра подтянуть к реке все имевшиеся орудия и минометы. Начальник штаба пытался возразить: это, дескать, невозможно. Порошин оборвал его на полуслове:
- Выполняйте. Не теряйте попусту времени.
Игорь смотрел на полковника и гадал, кого он возьмет с собой в батальон Бесстужева. Все командиры были заняты срочными делами. А Игорю очень хотелось попасть на передовую именно сейчас, когда начиналось самое важное. «Меня! Меня!» - мысленно повторял он, не сводя глаз с Порошина. А когда полковник, одеваясь, повернулся к нему, даже привстал.
- Разрешите с вами?
- Захвати мой автомат, - равнодушно кивнул тот, словно другого и быть не могло.
Выехали они на санях. Ночь стояла очень темная. Валил снег. Дороги совсем не было видно, лошадь шла наугад, осторожно ставя ноги. Порошин, подняв воротник, молчал и курил одну папиросу за другой. Игорь не решался перебивать его размышления. Смотрел на мутную пелену вокруг, пытаясь представить, что происходят за этой снежной завесой. Где-то слева, близко, по такой же занесенной дороге, шагают красноармейцы. Тащатся, обозы. Скользят артиллерийские лошади, люди на руках катят навстречу пурге свои пушки. Если артиллеристы и не заплутаются в этом мраке, то все равно вряд ли успеют выйти к реке до наступления утра.
Справа, севернее их бригады, едут кавалеристы, закутавшись в бурки и плащ-палатки. За конницей ползут танки, ревут моторы машин, буксующих в рыхлом снегу.
А за рекой в теплых домах сидят немцы. В дотах, сделанных в фундаментах, дежурят пулеметчики. В передовых окопах, вынесенных к воде, мерзнут дозоры. Немцы сейчас спокойны. Река разлилась широко, вода холодная, никто не переплывет. А понтоны и лодки - откуда они у русских?
Вот такой предстала бы ночь, если можно было бы посмотреть километров на десять вокруг. Но снег так лепил в глаза, что не видно было даже головы лошади. Громко ругался возчик, то шагавший около саней, то уходивший вперед разыскивать дорогу.
Ехали они очень долго, но в конце концов добрались до места. Остановились перед кирпичным зданием, наполовину разбитым снарядами. Дежурный проводил Порошина и Игоря в большой подвал, освещенный двумя лампами. К стене были прислонены лыжи. На полу спали люди, оставив проход к груде деревянных ящиков, возле которой сидел Бесстужев с несколькими командирами. Полковник махнул им рукой, чтобы не вставали, но они все-таки поднялись и стояли до тех пор, пока сел Порошин.
- Выступаем в два часа, - сказал Бесстужев, как о чем-то давно решенном. - Вот тут, - показал он на карте, - у немцев разрыв больше километра. Низина, с высот простреливают. Постараемся проскочить незаметно. Сделаем крюк у них по тылам, выйдем к деревне с той стороны. Сейчас третья рота ищет материал для плотов. Мы ударим с тыла, отвлечем немцев. Обеспечим переправу.
- Но вы-то через реку на чем? - спросил Порошин.
- Мы на ногах.
- Не понимаю!
- Все просто, товарищ полковник. Вода стоит над старым льдом. Разведчики промерили: в некоторых местах глубина до пояса. Перейдем вброд. Только добровольцы. Сто человек. Вся первая рота. Поведу я. - Бесстужев повысил голос: - На том берегу обороняется двадцать четвертый танковый корпус Гудериана. Без танков: их теперь нет. Мои старые знакомые, у меня с ними свои счеты.
Порошин еще не ответил, но Игорь знал, что полковник одобрит план. Он не мог не согласиться на эту операцию, обещавшую успех и задуманную как раз по тому принципу, который он проповедовал. Полковник не мог не отпустить Бесстужева. И не только потому, что группу должен вести опытный командир. Нашлись бы другие. Но старший лейтенант не имел морального права посылать людей форсировать реку при сильном морозе, сам оставаясь на сухом берегу, в безопасном месте. Порошину ясен был этот психологический мотив.
Игорь ждал, что полковник произнесет сейчас нечто торжественное. Но Прохор Севостьянович обвел всех взглядом, сказал деловито и слишком буднично;
- Веревку возьмите.
- Да, уже есть, - ответил Бесстужев. - Вот Гришин пойдет первым, - кивнул он на длинного командира. - На том берегу привяжет конец к дереву. Вдоль веревки пустим людей.
- Ко мне какие просьбы? - спросил Порошин.
- Просьба одна: чтобы форсирование началось по нашему сигналу. Иначе нас придушат там немцы.
- Об этом не беспокойтесь, - заверил полковник.
Вскоре он ушел вместе с долговязым Гришиным в другие подразделения, проверить, как готовятся подручные средства для переправы. Игорь остался в подвале. Вызвал по телефону штаб, передал приказание Порошина направить на участок лыжного батальона две гаубичные батареи.
Бесстужев что-то быстро писал на ящике. Он совсем не обращал внимания на Игоря, и это было обидно. Не видя под полушубком знаков различий, принимал его скорее всего за вестового. А еще казалось странным, что этот человек совсем не волнуется, не переживает; перед отправкой на рискованную операцию пишет, вероятно, какой-нибудь пустяковый рапорт с требованием незамедлительно снабдить батальон лыжной мазью № 2 или что-нибудь в этом роде.
Игоря несколько возмущало такое царственное равнодушие комбата к собственной персоне, и в то же время он чувствовал, что у Бесстужева это не наигрыш, не поза. Просто он уже пережил и повидал так много, что ему нечего было бояться.
Хотелось Игорю, чтобы старший лейтенант знал: перед ним не новичок, а человек обстрелянный, имевший ранение. Конечно, этим его не удивишь, но было бы приятно. В конце концов Игорь тоже не трус, тоже побывал в переделках… Однако Бесстужев не заговаривал с ним и даже не поворачивался в его сторону.
- Товарищ старший лейтенант, - сердито сказал Игорь. - Я хочу пойти с вами.
- А вы, собственно, кто такой? - щурясь, посмотрел на него Бесстужев.
- Младший политрук Булгаков из политотдела бригады.
- Если считаете нужным…
- Да, именно так я считаю.
- Дело ваше, - безразлично пожал плечами старший лейтенант и снова склонился над бумагой.
Сто человек двигались цепочкой, след в след. Все в белых халатах, едва различимые за пургой. Впереди, то ближе, то дальше через равные промежутки времени раздавались глухие взрывы.
- Что это? - спросил Игорь соседа.
- Немец по реке бьет, боится, как бы вода не застыла. Все время ковыряет.
От возбуждения и от быстрой ходьбы Игорю стало жарко. Только щеки, иссеченные снегом, будто бы затвердели и теряли чувствительность. Нужно было то и дело оттирать их рукавицей.
Через полчаса вышли к реке. Воды не было видно; слышались плеск да негромкая ругань. Красноармейцы раздевались прямо с ходу, без всякой команды. Игорь, как и все, расстелил на снегу маскировочный халат, поспешно снял ватник и гимнастерку. Скинул валенок и, зажмурившись, ступил на снег босой ногой. Кожу словно опалило огнем.
Он разделся догола, завязал в узел одежду и вместе с автоматом поднял ее над головой. Странное ощущение испытывал Игорь. Он не чувствовал сильного холода. Внутри ему еще было тепло. А кожа как-то натянулась, сковывая движения. Будто не смыл с нее засохшее мыло.
У кромки черной дымящейся воды задержался, но кто-то подтолкнул его сзади. Чтобы не упасть, он сделал большой шаг, ухнул сразу по колено и пошел, прижимаясь левым боком к натянутой веревке.
Вода оказалась гораздо теплее воздуха. Игорь даже приседал, чтобы согреть закоченевшую грудь. Ее будто стиснуло обручем, ребра так сжались, что трудно было дышать.
Впереди двигался высокий боец с узкой спиной и резко выпирающими лопатками. Он тоже весь голый, только на голове - шапка с болтающимися ушками. Ему приходилось труднее, чем Игорю. В одной руке держал узел с одеждой, а в другой - дегтяревский пулемет. Он пошатывался иногда, отступал в сторону от веревки.
Мелкие льдинки острыми краями покалывали кожу Игоря. Он отводил их свободной рукой, разгребал перед собой густое месиво осевшего на воду снега.
До берега было уже недалеко, когда впереди кто-то вскрикнул. Раздался громкий плеск, потом бульканье. Боец с пулеметом рванулся вправо и вдруг сразу исчез, сгинул под водой. Осталась на поверхности только шапка.
Игорь остановился в замешательстве. Помогать некому. Ступишь вправо, а там воровка, пробитая во льду снарядом, или полынья. Пойдешь ко дну, как и боец с пулеметом.
Кто-то снова сильно толкнул его сзади, ударил кулаком в позвоночник.
- Чего встал?
- Яма вон там!
- Левее бери! Останься тут, предупреждать будешь! Веревку оттяни! Давай!
Игорь всем телом налег на канат, отодвинул его метра на два.
- Держи так! - скомандовал человек и пошел дальше.
Обледеневшая веревка натянулась втугую, как тетива. Удержать ее было трудно. А отпустить нельзя. Мимо шли и шли люди.
- Скорее! Скорее! - торопил Игорь, упираясь ногами в шершавый лед и чувствуя, как слабеют силы.
Когда скрылся в темноте последний боец, Игорь одной рукой поднял канат над головой, с трудом перекинул через себя и сразу потерял его из виду.
Побрел напрямик, нащупывая ногой, нет ли ямы. От холода, от страха зашлось сердце. Казалось, он весь заледенел и кровь больше не движется в нем. Он остался совсем один среди пурги, в черной воде. И нельзя было закричать, позвать на помощь.
То ли почудилось ему, то ли в самом деле впереди тускло засветился огонек. Игорь, уже ничего не соображая, не заботясь об осторожности, ринулся туда. Огонек светил все ярче. Глубина уменьшалась. Еще рывок - Игорь выбрался на берег. Ноги сразу же свело судорогой, и он рухнул на снег.
Его подняли, посадили на что-то мягкое. Кто-то, уже наполовину одетый, вытирал его сухой тряпкой. Другой поднес ко рту флягу. Игорь, захлебываясь, глотал спирт, не чувствуя его вкуса. Обожгло горло. Теплота разлилась в животе, подкатилась к сердцу, струйками побежала по всему телу. Поднявшись на четвереньки, он развязал трясущимися руками узел и вытащил одежду.
Рядом появился Бесстужев, сказал быстрым шепотом:
- Четверых нету. Кто шел последним?
- Я, - с трудом разжал Игорь сведенные скулы, - Двое провалились при мне. Видел.
- А черт! Ну, шевелись скорей, не задерживай!
Едва Игорь оделся, его бросило в жар. Мягкими, непослушными сделались ноги. Сердце колотилось гулко и часто, с каким-то пугающим хлюпаньем. Двое бойцов помогли Игорю натянуть маскировочный халат, подхватили его под мышки, поволокли за собой. Метров через сто он оттолкнул их, зашагал сам.
- Бегом! Бегом! - шепотом передавали по цепи. Но никто не мог бежать, плелись еле-еле, у людей зашлись с пару ноги. Да и снег становился все глубже, из него трудно было вытаскивать валенки.
Игорь думал об утонувшем пулеметчике. Где-то он там: подо льдом, под водой. Мрак, холод… То же самое могло произойти и с Игорем. Один шаг отделял от гибели… Нет, куда легче умерить на земле. Убьют, и все. А там, в этой страшной глубине, будешь еще несколько минут жить, задыхаться, биться головой об лед, ища выход…
Слева от них взлетали ракеты. Но они совсем не давали света: возникали в белесой снежной мгле оранжевые пятна, описывали короткую дугу и гасли. Бойцы даже не ложились. Порой раздавались пулеметные очереди. Немцы стреляли просто так, в темноту, для острастки. А позади, на реке, через равные промежутки времени продолжали рваться снаряды. Игорь вспомнил: на переправе он даже не обратил внимания на эти разрывы. Или снаряды падали далеко, или не до них было в те минуты.
Красноармейцы шли все быстрее. Постепенно возвращалось к людям нормальное состояние. Только очень жарко было всем после ледяной ванны и порции спирта. Расстегивали под халатами ватники, воротники гимнастерок.
Потом колонна остановилась. Вдоль нее прошли Бесстужев и долговязый Гришин. Коротко и негромко беседовали с каждым бойцом. Остановились возле Игоря, и тут он впервые за все время увидел улыбку на мокром от снега лице старшего лейтенанта.
- А, политрук! - узнал Бесстужев. - Это вы веревку держали? Ну, молодец… Проверьте автомат, сейчас начнем крепостя брать! - сказал, засмеялся весело и повторил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95