Это зрелище заставило Гордона застонать. Не приходилось сомневаться, что в
коробке помимо оружия находились и боеприпасы.
"Проклятое ворье", - с горечью подумал он.
Еще один ворох бумажек - и он взбесился окончательно. "Эмпирин с
кодеином", "Эритромицин", "Мегавитаминный комплекс", "Морфий"... В
этикетках и коробочках не было недостатка, но самих лекарств и след
простыл.
При должной хватке подобное богатство сделалось бы для Гордона
пропуском в любое поселение. Да что там говорить, с ним он мог бы
претендовать на испытательное членство в одной из зажиточных
скотоводческих общин Вайоминга!
Через секунду у него и вовсе потемнело в глазах: на полу лежала
пустая коробка с надписью: "Зубной порошок".
Мой зубной порошок!
Гордон сосчитал до десяти, но этого оказалось недостаточно. Он
попробовал дышать по науке, однако еще больше приходил в ярость. Свесив
голову, он стоял, не находя в себе сил смириться с очередной
несправедливостью, на которые так щедра жизнь.
"Все в порядке, - уговаривал он себя. - Я по крайней мере жив. Если
мне удастся добраться до своих вещей, то я, вероятно, останусь в живых и
дальше. На будущий год, если он наступит, я позабочусь, чтобы у меня не
сгнили зубы".
Подобрав мешок и лук, Гордон, все так же осторожно продолжил путь
прочь из дома неоправдавшихся ожиданий.

Человек, длительное время живущий наедине с природой, может дать фору
самому умелому охотнику, при условии что последний неизменно возвращается
с промысла домой, к родне и друзьям. Разница состоит в том, что такой
человек накоротке знаком со зверьем, с самой дикой жизнью. Сейчас Гордон
чувствовал, как напряжены его нервы, не понимая пока, чем это вызвано.
Однако ощущение тревоги не проходило.
Он возвращался прежним путем на восточную окраину города, где спрятал
пожитки. Неясная тревога заставила его остановиться и оглядеться. Не
слишком ли он пуглив? В конце концов ему еще далеко до Иеремии Джонсона,
он пока не может расшифровывать звуки и запахи, наполняющие лес, с той же
легкостью, как когда-то - уличные указатели. Однако сейчас он озирался,
силясь понять, что же все-таки так беспокоит его.
В зарослях преобладали болиголов, широколистный клен и осина,
которая, подобно сорняку, поднималась всюду, где было свободное местечко.
Пейзаж не имел ничего общего с пересохшим лесом, опостылевшим ему на
восточных склонах Каскадных гор, где его к тому же выследили и обобрали
среди редких сосенок. Здесь же разливался густой аромат жизни - такого он
не вдыхал ни разу после Трехлетней зимы.
Пока Гордон двигался, звуки, издаваемые зверьем, почти не достигали
его слуха. Однако стоило ему замереть, как округа наполнялась птичьим
щебетом. Сороки перелетали с места на место, не уступая ни пяди полянок,
богатых жуками, проигрывающим им в размерах сойкам; пернатые помельче
сновали по веткам, чирикая и тоже насыщаясь.
Птицы средних размеров не питают большой любви к человеку, но и не
стремятся облетать его за милю, если он не делает резких движений.
"Почему же я так нервничаю?"
Слева от него раздался резкий звук. Гордон рывком повернулся в ту
сторону, где переплелись ветви ежевики, и сжался. Впрочем, и там не
оказалось ничего примечательного, кроме птиц. Вернее, одной птицы -
пересмешника. Она опустилась на груду веточек, служивших ей гнездом,
немного отдохнула, и вдруг, воинственно топорща перышки, с криком исчезла
в зарослях. Стоило птице скрыться из виду, как опять раздался непонятный
хруст, после чего пересмешник вновь появился в поле зрения.
Гордон, рассеянно ковыряя кончиком лука землю у себя под ногами,
свободной рукой потихоньку расстегивал кобуру, стараясь сохранить на лице
скучающее выражение. Потом не спеша двинулся вперед, негромко насвистывая,
хотя губы его вмиг пересохли. Он и не приближался к зарослям, и не
удалялся от них, наметив себе цель - большую елку.
В зарослях притаилось нечто, заставившее пересмешника выступить на
защиту гнезда, и это нечто не обращало внимания на его наскоки, преследуя
главную цель - оставаться невидимым.
Теперь Гордон не сомневался, что попал в засаду. Он шагал с
подчеркнутой беспечностью, как на прогулке. Однако, оказавшись за
облюбованным толстым стволом, выхватил револьвер и нырнул в подлесок,
пригибаясь и стараясь не показываться из-за дерева. Бросаясь на землю с
другой стороны ствола, он услышал отвратительный хлопок и почувствовал
острую боль в правой руке. Сжимавшие револьвер пальцы на какое-то время
онемели, и Гордона охватила паника. Если он сломал руку, то...
Рукав его форменной рубахи намок от крови. Страх усиливал боль. Так
продолжалось до тех пор, пока он не закатал рукав и не увидел рану, из
которой торчал обломок острой щепки. Он сломал не руку, а свой лук и
напоролся на него в падении.
Вырвав из раны деревяшку, Гордон двинулся на корточках вправо,
стараясь не высовываться из травы. У него за спиной раздалось улюлюканье
преследователей, а затем и выстрелы.
Следующие несколько минут Гордон отчаянно петлял по лесу, не обращая
внимания на хлещущие по лицу ветви. Когда путь ему преградила речка, он
запрыгал по камням против течения.
"Преследуемый человек чаще всего бежит вниз по течению", - думал
Гордон, задыхаясь на подъеме. Оставалось надеяться, что его недруги знают
об этом. Прыгая с камня на камень, он старался не оставить следов на
берегу. И снова спрятался в лесу.
Крики преследователей не утихали. Гордону казалось, он, как ни
старался быть осторожным, производит столько шума, что способен поднять
медведя из берлоги. Дважды он укрывался за валунами или в чащобе, чтобы
отдышаться, поразмыслить и обмануть врагов внезапно наступившей тишиной.
Наконец крики стали стихать в отдалении. Гордон со стоном привалился
спиной к дубу и достал свою аптечку. Рана не вызывала у него тревоги,
поскольку вряд ли можно было ожидать инфекции от полированной древесины
лука. Несмотря на сильную боль, крупные сосуды и сухожилия остались целы.
Он перевязал рану и постарался забыть о ней. Пришло время встать и
оглядеться.
Велико же было его удивление, когда он сразу обнаружил два своих
ориентира: остатки щита, указывающего дорогу к окриджскому мотелю,
торчащие над деревьями, и ограду выпаса на другой стороне растрескавшейся
полосы асфальта.
Гордон заторопился к месту, где спрятал свое добро, и обнаружил его в
полной сохранности. Судя по всему, судьба не была столь прямолинейна,
чтобы наносить ему удары один за другим. Он знал, что она действует
по-другому: вселив в человека надежду, она лишает его обещанного в самый
последний момент.

Теперь жертва превратилась в преследователя: Гордон решил найти место
с зарослях, где устроили засаду его недруги, использовав в качестве
ориентира беспокойного пересмешника. Как он и ожидал, теперь гнездо
пустовало. Он заполз в заросли, чтобы попробовать понять ход мыслей
незнакомцев, и немного посидел там, озираясь и раздумывая.
В том, что он был перед ними как на ладони, теперь сомневаться не
приходилось. В связи с этим было трудно понять, как это все три стрелка
умудрились промахнуться. Неужто его спас прыжок за еловый ствол? Судя по
всему, преследователи имели при себе полуавтоматические винтовки, однако
Гордон запомнил, что прозвучало только шесть выстрелов. Либо у них
наперечет патроны, либо...
Он пересек лужайку и приблизился к спасшей его ели. На коре на высоте
десяти футов от земли красовались два свежих следа от пуль.
Десять футов! Никудышные стрелки!
А впрочем, все сходится. Они и не собирались его убивать, а
преднамеренно целились поверх головы, чтобы как следует испугать и
принудить спасаться бегством. Поэтому неудивительно, что они не настигли
его в лесу.
Гордон поджал губы. Как ни странно, теперь ему было проще
возненавидеть обидчиков. Он еще готов смириться с бездумной
злонамеренностью бандитов, как смиряешься с дурной погодой или повадками
диких зверей. Слишком многие из двуногих, бывших когда-то нормальными
американцами, вели себя теперь немногим лучше отъявленных варваров. Однако
явно выказанное _п_р_е_з_р_е_н_и_е_ приходилось принимать на свой
собственный счет. Эти люди сохранили остатки милосердия; тем не менее они
ограбили его, ранили, загнали и запугали.
Он припомнил Роджера Септена, как тот подтрунивал над ним, стоя
подбоченясь на высушенном склоне горы. Эти мерзавцы оказались немногим
лучше.
Гордон прошел по их следам ярдов сто на запад от засады. Следы были
отчетливые, их не пытались скрыть, что говорило о высокомерной уверенности
преследователей.
Он уходил не торопясь, однако у него и в мыслях не было избрать иное
направление.
Уже в сумерках он приблизился к укреплению, окружавшему Нью-Окридж.
Открытое пространство, бывшее когда-то городским парком, теперь оказалось
обнесено высокой сплошной деревянной изгородью. Изнутри раздавалось
мычание и блеяние скота. Заржала лошадь, Гордон учуял аромат сена и густые
запахи домашней скотины.
Рядом стояла еще более высокая ограда - она окружала три квартала на
юго-западной окраине бывшего города Окридж. В центре поселения стояли
двухэтажные лома, протянувшиеся примерно на полквартала, - Гордон видел их
крыши поверх ограды; его взору открылась также водонапорная башня,
увенчанная вороньим гнездом. На башне нес караульную службу человек;
сейчас он смотрел в сторону леса.
Поселение выглядело вполне благополучным, и даже более того; ничего
столь же процветающего Гордон не встречал ни разу с тех пор, как покинул
Айдахо. Вдоль ограды, с наружной стороны деревья были вырублены, чтобы
улучшить обзор караульным, однако с той поры, как здесь поработали
топором, прошло немало времени, и молодая поросль на опушке поднялась в
человеческий рост.
"В округе вряд ли осталось много "мастеров выживания", - подумал
Гордон, - иначе местные обитатели не проявляли бы такой беспечности.
Поглядим, на что походят их главные ворота".
Он направился к южной окраине поселения. Приблизившись к цели, Гордон
услыхал голоса и предусмотрительно укрылся в молодом леске. Из
распахнувшихся дощатых ворот вышли двое вооруженных мужчин, огляделись,
затем помахали кому-то за оградой. Раздался крик, хлопанье поводьев, и из
ворот выкатился фургон, запряженный двумя лошадьми. Натянув поводья,
возница придержал лошадей и обратился к часовым:
- Скажи мэру, что я благодарен ему за ссуду, Джефф. Уж я-то знаю, в
какую яму угодила моя ферма! Однако пускай не сомневается: мы обязательно
расквитаемся с ним из следующего урожая. Ему и так уже принадлежит часть
моей земли, так что он делает неплохое вложение.
Один из стражей кивнул:
- Конечно, Сонни. А ты давай, гляди по пути в оба. На восточной
стороне города наши ребята засекли сегодня бродягу. Пришлось даже
пострелять.
Фермер всполошился.
- Кого-нибудь подранили? Ты уверен, что бродяга был один?
- Уверен, не дрейфь. Боб говорит, он улепетывал, что твой кролик.
У Гордона участился пульс. Такое количество оскорблений он уже
переносил с трудом. Левой рукой он нащупал под рубашкой подаренный Эбби
свисток, висевший на цепочке. Эта вещица напомнила ему, что в мире
остались и приличные люди, и ему полегчало.
- А вообще-то этот тип оказал мэру неплохую услугу, - продолжал
первый страж. - Прежде чем ребята Боба его спугнули, он раскопал тайник,
полный лекарств. Сегодня на вечеринке мэр угостит кое-чем местных
собственников. Вот бы и мне попасть в их компанию! Интересно, что из этого
выйдет.
- И мне... - вмешался второй страж, моложе первого годами. - Слушай,
Сонни, как ты думаешь, если вдруг мэр заплатит тебе в этом году
наркотиками за хороший урожай, ты тоже устроишь тогда веселую вечеринку?
Сонни невесело улыбнулся и пожал плечами. А потом и вовсе повесил
голову. Часовой постарше окинул его недоуменным взглядом.
- Что стряслось? - спросил он.
Сонни покачал головой. Гордон с трудом расслышал его ответ:
- Мы теперь не больно-то гордые сделались, верно, Гэри?
- Что ты имеешь в виду? - спросил Гэри, нахмурившись.
- А то, что мы спим и видим, как бы затесаться к мэру в дружки,
вместо того чтобы заиметь другого мэра, не разводящего любимчиков.
- У нас с Салли до Светопреставления было три дочери и двое сыновей,
Гэри.
- Я помню, Сонни, но...
- Хэл и Питер погибли на войне, но мы с Салли считали благословением,
что выросли все три наши дочери. Благословением!
- Сонни, ты ведь не виноват. Ну, не повезло...
- Не повезло? - повысил голос фермер. - Одну изнасиловали бандиты, да
так, что она не выжила, другая, Пегги, испустила дух при родах, а у моей
малышки Сюзан появилась седина. Представь, Гэри, ее можно принять за
сестру Салли!
Воцарилось неловкое молчание. Старший тронул фермера за рукав.
- Завтра я зайду к тебе с кувшинчиком вина, Сонни, обещаю. Вспомним
старое, как когда-то.
Фермер кивнул, не поднимая головы. Потом, хлестнув лошадей, пустил их
вскачь.
Старший еще долго смотрел вслед скрипучему фургону и жевал травинку.
Затем, повернувшись к молодому напарнику, проговорил:
- Слушай, Джимми, я когда-нибудь рассказывал тебе про Портленд? До
войны мы с Сонни частенько туда наведывались. Я был еще ребенком, а у них
заправлял этот наш мэр, который метил в...
Больше Гордон ничего не разобрал, так как стражники скрылись за
воротами.

При иных обстоятельствах Гордон долго размышлял бы о том, что узнал
из подслушанного разговора насчет общественного устройства Окриджа и его
окрестностей. Фермер, делаясь вечным должником, вынужден оплачивать долг
урожаем - вот вам стадия крепостного права в классическом виде. Гордон
читал о подобном в учебнике истории для второкурсников - давным-давно, в
другой жизни. Это называлось феодализмом.
Впрочем, в данный момент у него не было времени на философию и
социологию. Его захлестывал гнев. Бешенство, охватившее его сегодня, когда
пришлось на потеху преследователям уносить ноги, не шло ни в какое
сравнение с праведным негодованием, душившим его сейчас, когда он услышал,
какое применение уготовано обнаруженным им медикаментам. Стоило Гордону
подумать, какие чудеса исцеления творил бы с ними знакомый врач из
Вайоминга... А ведь большая часть этих лекарств не позволит безмозглым
дикарям испытать даже кратковременного блаженства!
Ему сделалось тошно. Перевязанная правая рука снова напомнила о себе.
Он наверняка мог бы без особого труда перелезть через стену, найти склад и
потребовать свою долю находки... Оскорбления, боль, сломанный лук чего-то
да стоят!
Впрочем, возникшая перед мысленным взором картина не доставила ему
удовольствия. Тогда он принялся фантазировать. Вот бы нагрянуть на
вечеринку к мэру и перебить всех жадных до власти подонков, возводящих в
своем дремучем углу карликовую монархию! Он представлял себе, как,
завоевав власть, обратит ее на службу добру, как заставит этих мужланов
использовать во благо образование, полученное когда-то, прежде чем ученое
поколение не исчезнет навеки с лица земли...
Ну почему, почему никто и нигде не берет на себя ответственность,
чтобы наладить нормальную жизнь? Он бы помог такому человеку, посвятил бы
ему остаток жизни...
Однако все великие помыслы давно обратились в прах. Все славные люди,
подобные лейтенанту Вану и Дрю Симмсу, погибли, защищая идеалы гуманизма.
Гордон казался себе единственным, кто еще сохранил веру.
Уйти? Об этом не могло быть и речи. Сочетание гордости, упрямства и
непроходящей злости не оставляло ему иного выхода, кроме мести. Он примет
бой, и точка.
"Вдруг где-нибудь, в небесах или в аду, гарцует ополчение, сплошь
состоящее из идеалистов? Скоро я это узнаю".
На счастье, гормоны воинственности взыграли в нем не настолько
сильно, чтобы он окончательно позабыл о тактике. Отступая в тень, чтобы
обдумать предстоящие действия, Гордон задел ветку и она, выпрямившись,
сбросила с его головы фуражку. Он поймал ее на лету и хотел было снова
надеть на голову, но внезапно замер, глядя на кокарду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36