Я не настолько глуп, чтобы
рассчитывать на возвращение дробовика, но без остального мне совсем
крышка, будьте вы прокляты!
Эхо проклятия ринулось вниз по склону, подобно камнепаду; когда оно
отзвучало, установилась тишина. Потом раздался хруст кустарника, и вожак
поднялся во весь рост. Пренебрежительно плюнув в ту сторону, где, по его
мнению, прятался ограбленный, он щелкнул пальцами, требуя внимания
остальных.
- Теперь я знаю, что он безоружен, - сказал вожак. Сведя густые брови
на переносице, он погрозил кулаком Гордону. - Лучше беги, Кролик, иначе мы
спустим с тебя шкуру и зажарим на ужин. - Подхватив дробовик, он
повернулся и преспокойно зашагал по тропе. Остальные потянулись за ним,
все еще посмеиваясь.
Роджер Септен иронично пожал плечами, потом с улыбочкой подобрал свою
долю добычи и догнал сообщников. Минута - и все скрылись из виду, однако
до Гордона еще долго доносилось чье-то радостное посвистывание.
Болван! Как ни слабы были его шансы, теперь он окончательно все
испортил, попытавшись воззвать к их разуму и состраданию. В эпоху, когда
все решают клыки и когти, к гуманности прибегают только от бессилия.
Неуверенность бандитов мигом исчезла, стоило ему по глупости предложить им
дележку по справедливости.
Конечно, он мог бы пальнуть из револьвера, потратив бесценный патрон
на доказательство того, что с ним следует считаться. Это вынудило бы их
отнестись к нему серьезно...
"Почему я не пошел на это? Неужто от страха? Возможно, - признал он.
- Вполне вероятно, что уже ночью я подохну от переохлаждения, однако это
случится еще через несколько часов, а значит, остается пока абстрактной
угрозой, куда менее пугающей, нежели пятеро безжалостных бандитов,
вооруженных дробовиком".
Он со злостью ударил по левой ладони кулаком.
"Брось, Гордон! Психоанализом ты займешься на ночь глядя, когда тебя
охватит предсмертное оцепенение. Пока же достаточно того вывода, что ты -
первостатейный дурак и тебе грозит скорый конец".
Он неуклюже поднялся и стал осторожно спускаться по склону. Он еще не
был готов к отчаянному поступку, однако все больше проникался убеждением,
что из постигшего его несчастья может существовать всего один выход, да и
тот казался нереальным.
Выбравшись из рощи, Гордон заторопился к ручью, чтобы освежить лицо и
промыть наиболее болезненные порезы. Потные волосы липли ко лбу, царапины
ужасно саднило, но ни одна не выглядела достаточно опасной, чтобы
заставить его прибегнуть к склянке с йодом, хранившейся в кармашке ремня.
Наполняя флягу водой, он погрузился в раздумья. Кроме револьвера и
изодранной одежды, карманного ножа и компаса, при нем остался также
миниатюрный набор рыболовных принадлежностей, который мог пригодиться,
если бы ему удалось спуститься с гор и добрести до достойного внимания
водоема. И, разумеется, десять запасных патронов для револьвера -
священные реликвии индустриальной цивилизации.
В самом начале, во время бунтов и великого голода, казалось, что
боеприпасов хватит на веки вечные. Если бы на рубеже веков Америка
запасала съестное хотя бы с половиной того рвения, с каким ее граждане
обзаводились горами патронов, то...
Гордона ждала его разоренная стоянка; ему так не терпелось до нее
добраться, что он еще сильнее поранил об острые камни и так поврежденную
левую ногу. Как ни прискорбно, приходится признать, что он недалеко уйдет
в своих драных мокасинах. А изорванная одежда явно окажется столь же
подходящей защитой в ледяную ночь в горах, как слезные мольбы в качестве
средства, должного тронуть заскорузлые бандитские сердца.
Полянка, на которой он всего час тому назад разбил лагерь, теперь
пустовала, однако хаос, царивший там, оправдывал самые худшие его
опасения. Палатка была превращена в груду узких нейлоновых полосок,
спальный мешок - в облако гагачьего пуха. Нетронутыми остались лишь тонкий
лук, который он недавно вырезал из елового ствола, да моток тетивы из
оленьих жил.
Не иначе, они приняли лук за дорожный посох. Спустя шестнадцать лет
после того, как огонь поглотил последний завод, злодеи, ограбившие
Гордона, совершенно не учли потенциальной ценности лука с натянутой
тетивой в тот недалекий день, когда выйдут последние боеприпасы. Сейчас он
воспользовался им как палкой, роясь в мусоре и пытаясь выудить хоть что-то
еще.
Невероятно! Они прихватили его дневник! Этот лицемер Септен,
наверное, предвкушает, как будет упиваться откровенными страницами во
время снегопада, цокая языком над чужими злоключениями и чужой наивностью,
в то время как кости автора станут обгладывать пумы и клевать ястребы.
Все съестное пропало, разумеется, до последней крошки: вяленое мясо,
крупа, приобретенная в одной деревеньке в Айдахо в обмен на песенки и
рассказы, пригоршня окаменевшей карамели, которую он раскопал в стальном
брюхе ограбленного еще до него автомата.
"Черт с ней, с карамелью, - думал Гордон, выуживая из пепла свою
сломанную, безнадежно загубленную зубную щетку. - Но зачем им понадобилось
делать еще и _э_т_о_?"
Ближе к концу Трехлетней зимы, когда остаток его взвода все еще
защищал хранилища сои в Уэйне, штат Миннесота, выполняя давний приказ
правительства, о котором никто не слыхивал уже много месяцев, пятеро его
товарищей скончались от ураганного воспаления ротовой полости. Они погибли
страшной, бесславной смертью, и никто не мог сказать, чем была вызвана
инфекция - бактериологическим оружием или холодом, недоеданием и полнейшим
отсутствием элементарной гигиены. С тех пор боязнь гнилых зубов неотступно
преследовала Гордона.
- Мерзавцы! - прошипел он, отбрасывая бесполезную щетку. Напоследок
он еще раз пнул ногой кучу хлама. Ничего такого, что заставило бы его
задержаться тут, так и не попалось на глаза.
"Не тяни! - одернул себя Гордон. - Марш! Вперед!"
Сперва он ковылял медленно, но потом обрел второе дыхание и двигался
вниз по склону, заросшему сухим лесом, стремительно и бесшумно.
Коренастый предводитель шайки пообещал зажарить его на ужин при
следующей встрече. В начале эры всеобщего упадка каннибализм стал
распространенным явлением; вдруг в здешних горах люди приохотились к вкусу
"постной свининки"? И все же он обязан внушить бандитам, что с человеком,
которому нечего терять, следует считаться.
Преодолев с полмили, Гордон уже изучил их следы: двое обуты в
мокасины из оленьей шкуры, у троих - ботинки на добротной довоенной
подошве. Шайка двигалась не спеша, и настигнуть ее не представляло особого
труда.
Впрочем, у Гордона сложился иной план. Он вспомнил свое утреннее
восхождение, когда шел тем же путем, но в противоположную сторону. Тропа
здесь извивается, уходя на север и постепенно утрачивая крутизну; сперва
она ведет по восточному склону, а потом сворачивает на юго-восток,
спускаясь в лежащую внизу пустынную долину. Почему бы ему не срезать
повыше и не пересечь склон? Тогда он бы смог обрушиться на бандитов до
наступления сумерек, пока они не ожидают никаких неприятностей. Только бы
найти проход...
Тропа уходила под уклон вместе с удлиняющимися тенями, туда, где
простирались пустыни восточного Орегона и Айдахо. Либо вчера, либо этим
утром ничего не подозревающий Гордон, вероятно, попался на глаза часовым,
выставленным шайкой, поэтому они преспокойно настигли его, когда он разбил
лагерь. Где-то тут, неподалеку от тропы, должно находиться их логово...
Даже при его хромоте Гордону удавалось двигаться бесшумно и быстро -
в этом мокасины по крайней мере превосходили ботинки. Скоро до его ушей
долетели голоса.
Шайка! Бандиты посмеивались, обмениваясь шуточками, слышать которые
Гордону было нестерпимо больно. Дело не только в том, что они глумились
над ним. Бессердечная жестокость теперь стала неотъемлемой частью жизни;
не находя в себе сил смириться с ней, Гордон по крайней мере сознавал, что
лично он представляет собой осколок XX века, занесенный в одичавшее
сегодня. Однако самый звук заставил его вспомнить смех совсем других
людей, грубые шутки - веселье друзей, когда-то деливших с ним опасности.
Дрю Симмс - веснушчатый парень с подкупающей улыбкой, непобедимый
шахматист и картежник: убит холнистами, захватившими Уэйн и спалившими
элеваторы...
Тайни Кайлр - он дважды спасал Гордону жизнь; на смертном одре,
мучимый страшной болезнью - свинкой, косившей в ту пору людей тысячами, он
желал одного - чтобы Гордон отвлекал его своими рассказами...
Еще он вспомнил лейтенанта Вана - наполовину вьетнамца,
командовавшего их взводом. Только когда было уже поздно что-либо
исправить, Гордон узнал, что лейтенант урезает собственный паек,
подкармливая подчиненных. Перед смертью он попросил, чтобы его труп
сожгли, завернув в американский флаг.
Гордон слишком долго скитался в одиночестве. Общества стоящих людей
ему не хватало так же отчаянно, как и женского.
Не сводя глаз со стены кустарника слева, он достиг прогалины, по
которой как будто можно было спуститься напрямик и перебраться на северный
склон. Гордон бросился наперерез банде, обмирая от хруста сухих, как
порох, ветвей у себя под ногами. Он припомнил хорошее местечко для засады
- каменный навес над изгибом тропы. Там отлично справился бы даже самый
никудышный стрелок, ибо стрелять эта позиция позволяла едва ли не в упор.
Только бы добраться туда первым...
Огорошив бандитов своим появлением, он мог бы принудить их к
переговорам. У него есть неоспоримое преимущество: ему-то совершенно
нечего терять. Разумный бандит предпочтет выйти из передряги живым - он
еще наверстает свое. Гордону хотелось верить, что они уступят ему ботинки,
куртку, кое-что из еды, дабы не лишиться одного-двух членов банды. Он
тешил себя надеждой, что обойдется без убийства.
"Боже, Гордон, когда ты повзрослеешь?!" Худшими его врагами в
предстоящие несколько часов будут предрассудки гуманизма минувшего века.
"Хотя бы раз в жизни ты должен проявить безжалостность!"
Пока Гордон производил свой обходной маневр, он не слышал вражеских
голосов. Несколько раз ему приходилось огибать темные овраги и
непреодолимые завалы. Быстрее к месту засады!
Он упорно шагал в намеченном направлении. Память подсказывала, что
выбранное им для засады местечко расположено в конце длинного отрезка
тропы, ведущего на север от восточного склона горы.
Он выбрался на узкую звериную тропу, позволившую ускорить шаг; время
от времени ему приходилось останавливаться среди сосен, чтобы свериться с
компасом. Трудность заключалась в том, что, желая приблизиться к врагу
незамеченным, он должен был все время держаться выше банды, рискуя при
этом проскочить мимо, забравшись слишком высоко. Тем временем неуклонно
близились сумерки.
Выйдя на маленькую поляну, он спугнул стайку диких индюшек.
Разумеется, возвращение дичи объяснялось уменьшением плотности населения,
однако свидетельствовало также о том, что он очутился в краю более богатом
водой, чем засушливые земли Айдахо. Ему еще может пригодиться лук - если,
конечно, он успеет научиться точной стрельбе прежде, чем замерзнет.
Уже чувствуя беспокойство, Гордон начал спуск. Он надеялся, что
главная тропа вьется где-то пониже, совсем рядом - если только он не
отклонился слишком далеко на север.
Наконец до него дошло, что звериная тропа уводит его чересчур круто к
западу. Кроме того, пробираясь по ней, он, вопреки своим намерениям,
оказывался все выше, приближаясь к очередному ущелью, где сгущался
вечерний туман.
Гордон остановился, чтобы отдышаться и собраться с мыслями. Возможно,
перед ним лежит желанный проход сквозь холодный и не балуемый дождями
хребет Каскадных гор, ведущий в долину реки Уилламетт, а оттуда - к
побережью Тихого океана... Карты он лишился, однако знал, что переход в
этом направлении протяженностью в две недели приведет его к воде,
человеческому жилью, кишащим рыбой речным потокам, дичи, на которую можно
охотиться, а то и...
А то и к людям, пытающимся навести в своей жизни подобие порядка.
Солнечный свет, проникавший сквозь завесу мглы, напомнил ему отблеск
городских огней; нечто подобное уже давно манило его, заставляя идти
вперед. Начав путешествие на Среднем Западе, он с тех пор так и не
оставлял своих бесплодных поисков. Мечта, в безнадежности которой он не
сомневался ни минуты, отказывалась покидать его душу.
Гордон тряхнул головой. Хребет наверняка встретит его снегом, пумами,
голодом. Но он все равно не отступит от своего плана. Иначе ему не выжить.
Он попытался спуститься ниже, но узкие звериные тропы упрямо вели его
на северо-запад. Теперь он не сомневался, что проскочил намеченное для
засады местечко. Однако густые заросли препятствовали движению куда-либо,
кроме маячившего впереди ущелья.
Гордон был так удручен неудачей, что не обращал внимания на
долетавшие уже какое-то время до его ушей звуки. Наконец, сделав над собой
усилие, он замер, вслушиваясь.
Голоса ли это?
Впереди открывалась пропасть. Приблизившись к обрыву, он попытался
получше разглядеть гряду гор, окутанных густым маревом; западные склоны
отливали сейчас янтарем, там же, куда более не могли заглянуть солнечные
лучи, скалы зловеще чернели.
Насторожившие Гордона звуки доносились откуда-то снизу, с востока.
Теперь он не сомневался, что это именно голоса. Гордон пригляделся и
различил внизу подобие тропы на склоне. Еще через мгновение он увидел
движущееся сквозь заросли яркое пятно.
Бандиты! Но почему они снова поднимаются? Этого не может быть! Разве
что...
Разве что сам Гордон отклонился далеко на север от маршрута, которым
следовал накануне. Он безнадежно проворонил место для засады и оказался
далеко в стороне. Бандиты карабкались по ложбине, которую он не удостоил
вчера вниманием и которая должна привести их в незнакомое ему ущелье,
совсем не в то, где он попал впросак.
Они возвращаются в свой лагерь!
Гордон осмотрел склон. Теперь он заметил на западе малоприметную
выемку, которую очень удобно оборонять и почти невозможно обнаружить по
чистой случайности. Он мрачно усмехнулся и тоже устремился в западном
направлении. Прощай, засада. Впрочем, поторопившись, он может оказаться в
бандитском логове прежде хозяев и поживиться там чем-нибудь полезным -
едой, одеждой, заплечным мешком.
Только вот загвоздка: вдруг логово не пустует? Что ж, в таком случае
он попытается взять в заложницы женщин и вступить с бандой в переговоры с
позиции силы.
Замечательно! Это все равно, что сжимать в руке гранату с выдернутой
чекой. Ни одна из открывавшихся перед ним возможностей не прельщала его.
Гордон пустился бегом, ныряя под низкие ветви и не обращая внимания
на деревца помельче. Не снижая скорости, он поймал себя на том, что
испытывает восторг преследования. Сейчас, имея ясную цель, он почти
полностью избавился от обычно терзавших его сомнений. Кровь бурлила, он не
бежал, а летел, сокрушая все преграды. Вот он взмыл над трухлявым стволом,
перегородившим тропу...
Приземление сопровождалось нестерпимой болью: что-то острое проткнуло
ветхий левый мокасин насквозь. Гордон рухнул лицом вниз на камни,
устилавшие дно пересохшего ручья.
Превозмогая боль, он открыл наполнившиеся слезами глаза и обнаружил,
что напоролся на толстую ржавую проволоку, валявшуюся здесь не иначе как с
довоенных времен. Рана болела так, что впору было лишиться чувств; однако
Гордон по привычке поймал себя на вполне рациональном течении мыслей.
"Последнюю прививку против столбняка мне делали восемнадцать лет тому
назад. Очень мило!"
Впрочем, крови он не обнаружил. Спасибо и на этом. Зато он здорово
подвернул ногу и сейчас разминал пальцами бедро и стискивал зубы, борясь с
судорогой.
Наконец ему немного полегчало. Добравшись ползком до поваленного
ствола, Гордон ухитрился принять сидячее положение. Он все еще не разжимал
зубов, дожидаясь, когда отпустит боль. Тем временем шайка проследовала
неподалеку, но чуть ниже по склону, лишив его форы во времени и в
расстоянии, на которой строились все его расчеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
рассчитывать на возвращение дробовика, но без остального мне совсем
крышка, будьте вы прокляты!
Эхо проклятия ринулось вниз по склону, подобно камнепаду; когда оно
отзвучало, установилась тишина. Потом раздался хруст кустарника, и вожак
поднялся во весь рост. Пренебрежительно плюнув в ту сторону, где, по его
мнению, прятался ограбленный, он щелкнул пальцами, требуя внимания
остальных.
- Теперь я знаю, что он безоружен, - сказал вожак. Сведя густые брови
на переносице, он погрозил кулаком Гордону. - Лучше беги, Кролик, иначе мы
спустим с тебя шкуру и зажарим на ужин. - Подхватив дробовик, он
повернулся и преспокойно зашагал по тропе. Остальные потянулись за ним,
все еще посмеиваясь.
Роджер Септен иронично пожал плечами, потом с улыбочкой подобрал свою
долю добычи и догнал сообщников. Минута - и все скрылись из виду, однако
до Гордона еще долго доносилось чье-то радостное посвистывание.
Болван! Как ни слабы были его шансы, теперь он окончательно все
испортил, попытавшись воззвать к их разуму и состраданию. В эпоху, когда
все решают клыки и когти, к гуманности прибегают только от бессилия.
Неуверенность бандитов мигом исчезла, стоило ему по глупости предложить им
дележку по справедливости.
Конечно, он мог бы пальнуть из револьвера, потратив бесценный патрон
на доказательство того, что с ним следует считаться. Это вынудило бы их
отнестись к нему серьезно...
"Почему я не пошел на это? Неужто от страха? Возможно, - признал он.
- Вполне вероятно, что уже ночью я подохну от переохлаждения, однако это
случится еще через несколько часов, а значит, остается пока абстрактной
угрозой, куда менее пугающей, нежели пятеро безжалостных бандитов,
вооруженных дробовиком".
Он со злостью ударил по левой ладони кулаком.
"Брось, Гордон! Психоанализом ты займешься на ночь глядя, когда тебя
охватит предсмертное оцепенение. Пока же достаточно того вывода, что ты -
первостатейный дурак и тебе грозит скорый конец".
Он неуклюже поднялся и стал осторожно спускаться по склону. Он еще не
был готов к отчаянному поступку, однако все больше проникался убеждением,
что из постигшего его несчастья может существовать всего один выход, да и
тот казался нереальным.
Выбравшись из рощи, Гордон заторопился к ручью, чтобы освежить лицо и
промыть наиболее болезненные порезы. Потные волосы липли ко лбу, царапины
ужасно саднило, но ни одна не выглядела достаточно опасной, чтобы
заставить его прибегнуть к склянке с йодом, хранившейся в кармашке ремня.
Наполняя флягу водой, он погрузился в раздумья. Кроме револьвера и
изодранной одежды, карманного ножа и компаса, при нем остался также
миниатюрный набор рыболовных принадлежностей, который мог пригодиться,
если бы ему удалось спуститься с гор и добрести до достойного внимания
водоема. И, разумеется, десять запасных патронов для револьвера -
священные реликвии индустриальной цивилизации.
В самом начале, во время бунтов и великого голода, казалось, что
боеприпасов хватит на веки вечные. Если бы на рубеже веков Америка
запасала съестное хотя бы с половиной того рвения, с каким ее граждане
обзаводились горами патронов, то...
Гордона ждала его разоренная стоянка; ему так не терпелось до нее
добраться, что он еще сильнее поранил об острые камни и так поврежденную
левую ногу. Как ни прискорбно, приходится признать, что он недалеко уйдет
в своих драных мокасинах. А изорванная одежда явно окажется столь же
подходящей защитой в ледяную ночь в горах, как слезные мольбы в качестве
средства, должного тронуть заскорузлые бандитские сердца.
Полянка, на которой он всего час тому назад разбил лагерь, теперь
пустовала, однако хаос, царивший там, оправдывал самые худшие его
опасения. Палатка была превращена в груду узких нейлоновых полосок,
спальный мешок - в облако гагачьего пуха. Нетронутыми остались лишь тонкий
лук, который он недавно вырезал из елового ствола, да моток тетивы из
оленьих жил.
Не иначе, они приняли лук за дорожный посох. Спустя шестнадцать лет
после того, как огонь поглотил последний завод, злодеи, ограбившие
Гордона, совершенно не учли потенциальной ценности лука с натянутой
тетивой в тот недалекий день, когда выйдут последние боеприпасы. Сейчас он
воспользовался им как палкой, роясь в мусоре и пытаясь выудить хоть что-то
еще.
Невероятно! Они прихватили его дневник! Этот лицемер Септен,
наверное, предвкушает, как будет упиваться откровенными страницами во
время снегопада, цокая языком над чужими злоключениями и чужой наивностью,
в то время как кости автора станут обгладывать пумы и клевать ястребы.
Все съестное пропало, разумеется, до последней крошки: вяленое мясо,
крупа, приобретенная в одной деревеньке в Айдахо в обмен на песенки и
рассказы, пригоршня окаменевшей карамели, которую он раскопал в стальном
брюхе ограбленного еще до него автомата.
"Черт с ней, с карамелью, - думал Гордон, выуживая из пепла свою
сломанную, безнадежно загубленную зубную щетку. - Но зачем им понадобилось
делать еще и _э_т_о_?"
Ближе к концу Трехлетней зимы, когда остаток его взвода все еще
защищал хранилища сои в Уэйне, штат Миннесота, выполняя давний приказ
правительства, о котором никто не слыхивал уже много месяцев, пятеро его
товарищей скончались от ураганного воспаления ротовой полости. Они погибли
страшной, бесславной смертью, и никто не мог сказать, чем была вызвана
инфекция - бактериологическим оружием или холодом, недоеданием и полнейшим
отсутствием элементарной гигиены. С тех пор боязнь гнилых зубов неотступно
преследовала Гордона.
- Мерзавцы! - прошипел он, отбрасывая бесполезную щетку. Напоследок
он еще раз пнул ногой кучу хлама. Ничего такого, что заставило бы его
задержаться тут, так и не попалось на глаза.
"Не тяни! - одернул себя Гордон. - Марш! Вперед!"
Сперва он ковылял медленно, но потом обрел второе дыхание и двигался
вниз по склону, заросшему сухим лесом, стремительно и бесшумно.
Коренастый предводитель шайки пообещал зажарить его на ужин при
следующей встрече. В начале эры всеобщего упадка каннибализм стал
распространенным явлением; вдруг в здешних горах люди приохотились к вкусу
"постной свининки"? И все же он обязан внушить бандитам, что с человеком,
которому нечего терять, следует считаться.
Преодолев с полмили, Гордон уже изучил их следы: двое обуты в
мокасины из оленьей шкуры, у троих - ботинки на добротной довоенной
подошве. Шайка двигалась не спеша, и настигнуть ее не представляло особого
труда.
Впрочем, у Гордона сложился иной план. Он вспомнил свое утреннее
восхождение, когда шел тем же путем, но в противоположную сторону. Тропа
здесь извивается, уходя на север и постепенно утрачивая крутизну; сперва
она ведет по восточному склону, а потом сворачивает на юго-восток,
спускаясь в лежащую внизу пустынную долину. Почему бы ему не срезать
повыше и не пересечь склон? Тогда он бы смог обрушиться на бандитов до
наступления сумерек, пока они не ожидают никаких неприятностей. Только бы
найти проход...
Тропа уходила под уклон вместе с удлиняющимися тенями, туда, где
простирались пустыни восточного Орегона и Айдахо. Либо вчера, либо этим
утром ничего не подозревающий Гордон, вероятно, попался на глаза часовым,
выставленным шайкой, поэтому они преспокойно настигли его, когда он разбил
лагерь. Где-то тут, неподалеку от тропы, должно находиться их логово...
Даже при его хромоте Гордону удавалось двигаться бесшумно и быстро -
в этом мокасины по крайней мере превосходили ботинки. Скоро до его ушей
долетели голоса.
Шайка! Бандиты посмеивались, обмениваясь шуточками, слышать которые
Гордону было нестерпимо больно. Дело не только в том, что они глумились
над ним. Бессердечная жестокость теперь стала неотъемлемой частью жизни;
не находя в себе сил смириться с ней, Гордон по крайней мере сознавал, что
лично он представляет собой осколок XX века, занесенный в одичавшее
сегодня. Однако самый звук заставил его вспомнить смех совсем других
людей, грубые шутки - веселье друзей, когда-то деливших с ним опасности.
Дрю Симмс - веснушчатый парень с подкупающей улыбкой, непобедимый
шахматист и картежник: убит холнистами, захватившими Уэйн и спалившими
элеваторы...
Тайни Кайлр - он дважды спасал Гордону жизнь; на смертном одре,
мучимый страшной болезнью - свинкой, косившей в ту пору людей тысячами, он
желал одного - чтобы Гордон отвлекал его своими рассказами...
Еще он вспомнил лейтенанта Вана - наполовину вьетнамца,
командовавшего их взводом. Только когда было уже поздно что-либо
исправить, Гордон узнал, что лейтенант урезает собственный паек,
подкармливая подчиненных. Перед смертью он попросил, чтобы его труп
сожгли, завернув в американский флаг.
Гордон слишком долго скитался в одиночестве. Общества стоящих людей
ему не хватало так же отчаянно, как и женского.
Не сводя глаз со стены кустарника слева, он достиг прогалины, по
которой как будто можно было спуститься напрямик и перебраться на северный
склон. Гордон бросился наперерез банде, обмирая от хруста сухих, как
порох, ветвей у себя под ногами. Он припомнил хорошее местечко для засады
- каменный навес над изгибом тропы. Там отлично справился бы даже самый
никудышный стрелок, ибо стрелять эта позиция позволяла едва ли не в упор.
Только бы добраться туда первым...
Огорошив бандитов своим появлением, он мог бы принудить их к
переговорам. У него есть неоспоримое преимущество: ему-то совершенно
нечего терять. Разумный бандит предпочтет выйти из передряги живым - он
еще наверстает свое. Гордону хотелось верить, что они уступят ему ботинки,
куртку, кое-что из еды, дабы не лишиться одного-двух членов банды. Он
тешил себя надеждой, что обойдется без убийства.
"Боже, Гордон, когда ты повзрослеешь?!" Худшими его врагами в
предстоящие несколько часов будут предрассудки гуманизма минувшего века.
"Хотя бы раз в жизни ты должен проявить безжалостность!"
Пока Гордон производил свой обходной маневр, он не слышал вражеских
голосов. Несколько раз ему приходилось огибать темные овраги и
непреодолимые завалы. Быстрее к месту засады!
Он упорно шагал в намеченном направлении. Память подсказывала, что
выбранное им для засады местечко расположено в конце длинного отрезка
тропы, ведущего на север от восточного склона горы.
Он выбрался на узкую звериную тропу, позволившую ускорить шаг; время
от времени ему приходилось останавливаться среди сосен, чтобы свериться с
компасом. Трудность заключалась в том, что, желая приблизиться к врагу
незамеченным, он должен был все время держаться выше банды, рискуя при
этом проскочить мимо, забравшись слишком высоко. Тем временем неуклонно
близились сумерки.
Выйдя на маленькую поляну, он спугнул стайку диких индюшек.
Разумеется, возвращение дичи объяснялось уменьшением плотности населения,
однако свидетельствовало также о том, что он очутился в краю более богатом
водой, чем засушливые земли Айдахо. Ему еще может пригодиться лук - если,
конечно, он успеет научиться точной стрельбе прежде, чем замерзнет.
Уже чувствуя беспокойство, Гордон начал спуск. Он надеялся, что
главная тропа вьется где-то пониже, совсем рядом - если только он не
отклонился слишком далеко на север.
Наконец до него дошло, что звериная тропа уводит его чересчур круто к
западу. Кроме того, пробираясь по ней, он, вопреки своим намерениям,
оказывался все выше, приближаясь к очередному ущелью, где сгущался
вечерний туман.
Гордон остановился, чтобы отдышаться и собраться с мыслями. Возможно,
перед ним лежит желанный проход сквозь холодный и не балуемый дождями
хребет Каскадных гор, ведущий в долину реки Уилламетт, а оттуда - к
побережью Тихого океана... Карты он лишился, однако знал, что переход в
этом направлении протяженностью в две недели приведет его к воде,
человеческому жилью, кишащим рыбой речным потокам, дичи, на которую можно
охотиться, а то и...
А то и к людям, пытающимся навести в своей жизни подобие порядка.
Солнечный свет, проникавший сквозь завесу мглы, напомнил ему отблеск
городских огней; нечто подобное уже давно манило его, заставляя идти
вперед. Начав путешествие на Среднем Западе, он с тех пор так и не
оставлял своих бесплодных поисков. Мечта, в безнадежности которой он не
сомневался ни минуты, отказывалась покидать его душу.
Гордон тряхнул головой. Хребет наверняка встретит его снегом, пумами,
голодом. Но он все равно не отступит от своего плана. Иначе ему не выжить.
Он попытался спуститься ниже, но узкие звериные тропы упрямо вели его
на северо-запад. Теперь он не сомневался, что проскочил намеченное для
засады местечко. Однако густые заросли препятствовали движению куда-либо,
кроме маячившего впереди ущелья.
Гордон был так удручен неудачей, что не обращал внимания на
долетавшие уже какое-то время до его ушей звуки. Наконец, сделав над собой
усилие, он замер, вслушиваясь.
Голоса ли это?
Впереди открывалась пропасть. Приблизившись к обрыву, он попытался
получше разглядеть гряду гор, окутанных густым маревом; западные склоны
отливали сейчас янтарем, там же, куда более не могли заглянуть солнечные
лучи, скалы зловеще чернели.
Насторожившие Гордона звуки доносились откуда-то снизу, с востока.
Теперь он не сомневался, что это именно голоса. Гордон пригляделся и
различил внизу подобие тропы на склоне. Еще через мгновение он увидел
движущееся сквозь заросли яркое пятно.
Бандиты! Но почему они снова поднимаются? Этого не может быть! Разве
что...
Разве что сам Гордон отклонился далеко на север от маршрута, которым
следовал накануне. Он безнадежно проворонил место для засады и оказался
далеко в стороне. Бандиты карабкались по ложбине, которую он не удостоил
вчера вниманием и которая должна привести их в незнакомое ему ущелье,
совсем не в то, где он попал впросак.
Они возвращаются в свой лагерь!
Гордон осмотрел склон. Теперь он заметил на западе малоприметную
выемку, которую очень удобно оборонять и почти невозможно обнаружить по
чистой случайности. Он мрачно усмехнулся и тоже устремился в западном
направлении. Прощай, засада. Впрочем, поторопившись, он может оказаться в
бандитском логове прежде хозяев и поживиться там чем-нибудь полезным -
едой, одеждой, заплечным мешком.
Только вот загвоздка: вдруг логово не пустует? Что ж, в таком случае
он попытается взять в заложницы женщин и вступить с бандой в переговоры с
позиции силы.
Замечательно! Это все равно, что сжимать в руке гранату с выдернутой
чекой. Ни одна из открывавшихся перед ним возможностей не прельщала его.
Гордон пустился бегом, ныряя под низкие ветви и не обращая внимания
на деревца помельче. Не снижая скорости, он поймал себя на том, что
испытывает восторг преследования. Сейчас, имея ясную цель, он почти
полностью избавился от обычно терзавших его сомнений. Кровь бурлила, он не
бежал, а летел, сокрушая все преграды. Вот он взмыл над трухлявым стволом,
перегородившим тропу...
Приземление сопровождалось нестерпимой болью: что-то острое проткнуло
ветхий левый мокасин насквозь. Гордон рухнул лицом вниз на камни,
устилавшие дно пересохшего ручья.
Превозмогая боль, он открыл наполнившиеся слезами глаза и обнаружил,
что напоролся на толстую ржавую проволоку, валявшуюся здесь не иначе как с
довоенных времен. Рана болела так, что впору было лишиться чувств; однако
Гордон по привычке поймал себя на вполне рациональном течении мыслей.
"Последнюю прививку против столбняка мне делали восемнадцать лет тому
назад. Очень мило!"
Впрочем, крови он не обнаружил. Спасибо и на этом. Зато он здорово
подвернул ногу и сейчас разминал пальцами бедро и стискивал зубы, борясь с
судорогой.
Наконец ему немного полегчало. Добравшись ползком до поваленного
ствола, Гордон ухитрился принять сидячее положение. Он все еще не разжимал
зубов, дожидаясь, когда отпустит боль. Тем временем шайка проследовала
неподалеку, но чуть ниже по склону, лишив его форы во времени и в
расстоянии, на которой строились все его расчеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36