Генри Райдер ХАГГАРД
ХОЗЯЙКА БЛОСХОЛМА


1. СЭР ДЖОН ФОТРЕЛ
Кто хоть раз видел развалины Блосхолмского аббатства, [аббатство -
большой католический монастырь; обычно аббатству были подчинены несколько
малых монастырей], никогда не сможет забыть их. Аббатство расположено на
холме, с севера его окаймляет полноводное устье реки, по которому
поднимается прилив; с востока и юга оно граничит с богатейшими поместьями,
лесами и заболоченными пастбищами, а с запада окружено холмами, постепенно
переходящими в пурпурные торфяные земли; гораздо дальше за ними виднеются
бесконечные мрачные вершины. Вероятно, пейзаж не очень изменился с времен
Генриха VIII [Генрих VIII - король Англии в 1509-1547 годах], когда
произошло то, о чем мы собираемся рассказать; здесь не появилось большого
города, не были вырыты шахты или построены фабрики, оскорбляющие землю и
оскверняющие воздух ужасным, удушливым дымом.
Мы знаем, что население деревни почти не менялось - об этом говорят
старые переписи, - а так как здесь не проложили железной дороги, то облик
Блосхолма, вероятно, остался почти таким же. Дома, построенные из местного
серого камня, долго не поддавались разрушению.
Люди многих поколений входили и выходили все из тех же дверей, хотя
теперь крыши большинства домов покрыты черепицей или грубыми плитами
сланца, вместо тростника, нарубленного у плотины. Железные помпы,
заменившие в колодцах деревни прежние ведра на валиках, все еще снабжают
деревню питьевой водой, как во времена Эдуарда Первого [Эдуард I - король
Англии в 1272-1307 годах], а может быть, существовали много веков до него.
Недалеко от ворот аббатства, посредине монастырского луга, все еще
можно било увидеть колодки и позорный столб, несмотря на то что ими не
пользуются и надобность в них отпала. На позорном столбе красуются три
набора железных скоб разного диаметра, прикрепленные на разной высоте и
приспособленные для рук мужчины, женщины и ребенка.
Все это, помнится, находилось под странной старой крышей, которую
поддерживали необтесанные дубовые столбы; над крышей виднелся флюгер,
изображавший архангела, возвещающего о страшном суде, - фантазия
монастырского художника: труба, или каретный рожок, или какой-то другой
музыкальный инструмент, в который он трубил, исчез.
Приходская книга говорит, что во времена Георга I [Георг I - король
Англии в 1714-1727 годах] какой-то мальчишка отбил его и расплавил, за что
был публично высечен; именно тогда, по всей вероятности, и воспользовались
этим столбом в последний раз. Но Гавриил все еще вертится так же
решительно, как и тогда, когда известный кузнец, старик Питер, сделал его
и собственноручно установил в последний год царствования короля Генриха
VIII; говорят, он поставил архангела в память того, что здесь были
прикованы Сайсели Харфлит, леди Блосхолма, и ее кормилица Эмлин,
осужденные на сожжение как ведьмы.
Время коснулось Блосхолма лишь слегка. Почти все луга носят те же
названия и сохранили ту же самую форму и границы. Старые фермы и несколько
помещичьих домов, где жила местная знать, стоят там же, где стояли всегда.
Прославленная башня аббатства все еще стремится к небу, хотя у нее уже нет
колоколов и крыши, в то время как в полумиле от нее по-прежнему стоит
среди древних вязов приходская церковь, перестроенная при Вильгельме Рыжем
[Вильгельм Рыжий - король Англии в 1087-1100 годах] на заложенном еще во
времена саксов фундаменте [германские племена англов, саксов и ютов
завоевали Британию в V веке нашей эры и создали там семь государств: два
королевства англов на севере, одно королевство англов и саксов в
центральной части страны, три государства саксов на юге и одно государство
ютов на юго-востоке]. Дальше, на склоне долины, куда по полям сбегает
ручеек, находились развалины совершенно разрушенного женского монастыря,
когда-то подчинявшегося величавому аббатству на холме; часть развалин была
покрыта листами оцинкованного железа и использовалась под коровники.
Об этом аббатстве, об этом женском монастыре и о тех, которые жили в
тех местах в давно прошедшие времена, и в особенности о подвергшейся
преследованиям прекрасной женщине, которая была известна как леди
Блосхолма, и пойдет наш рассказ.
Это было в середине зимы, 31 декабря 1535 года. Старый, седобородый и
краснощекий Фотрел, человек лет шестидесяти, сидел перед камином в
столовой своего большого дома в Шефтоне и читал письмо, только что
принесенное из Блосхолмского аббатства. Сер Фотрел наконец одолел его, и
если бы кому-нибудь довелось быть при этом, он мог бы увидеть рыцаря,
хозяина обширного поместья, в ярости, необычной даже для времени Генриха
VIII. Сер Джон швырнул бумагу на землю, выпил подряд три кубка крепкого
эля - и до того выпитого в изрядном количестве, - разразился градом
отборнейших ругательств, бывших в ходу в то время и, наконец, в самых
пылких выражениях послал тело блосхолмского аббата [аббат - в данном
случае настоятель (начальник) аббатства] на виселицу, а его душу в ад.
- Он притязает на мои земли, вот как! - воскликнул он, грозя кулаком
в сторону Блосхолма. - Что говорит этот негодяй? Что прежний аббат
разделил их с моим дедушкой не полюбовно, а под угрозами и страхом.
Теперь, пишет он, этот государственный секретарь Кромуэл [Кромуэл Томас,
граф Эссекс (1485-1540), - английский политический деятель, занимавший в
1533-1540 годах высшие государственные должности - канцлера казначейства,
государственного секретаря, генерального викария короля по церковным
делам; в 1540 году было обвинен в измене и казнен], прозывающийся главным
викарием, заявил, что вышеупомянутая передача была незаконной и что я
должен вручить вышеупомянутые земли Блосхолмскому аббатству до сретения
или в самый день праздника. Интересно, сколько заплатили Кромуэлу за то,
чтобы он подписал этот приказ без всякого расследования?
Сер Джон налил и выпил четвертый кубок эля, затем принялся ходить
взад и вперед по залу. Наконец он остановился перед камином и заговорил с
ним, как если бы это был его враг:
- Вы умный парень, Клемент Мэлдон, мне говорили, что все испанцы
таковы, вас научили вашему ремеслу в Риме и нарочно прислали сюда. Вначале
вы были никто, а теперь вы аббат Блосхолма и, может, достигли еще
большего, если бы король не поссорился с папой [поводом для реформации
церкви в Англии послужил конфликт между Генрихом VIII и папой римским
Климентом VII, вызванный отказом папы разрешить развод короля с Екатериной
Арагонской]. Но иногда вы забываетесь - ведь южная кровь горяча, и что у
трезвого на уме, то у пьяного на языке. Не прошло и года с тех пор, как вы
сказали при мне и при других свидетелях кое-какие слова, о которых я вам
теперь напомню. Может быть, когда о них узнает секретарь Кромуэл, он
откажется отдать вам мои земли, а вашу голову, голову заговорщика,
поднимет, пожалуй, еще выше. Придется напомнить вам об этих словах.
Большими шагами сэр Джон подошел к двери и закричал; не будет
преувеличением сказать, что он заревел, как бык. Немного спустя дверь
распахнулась, и появился слуга - кривоногий, коренастый парень, с копной
черных волос на голове.
- Ты не торопишься, Джефри Стоукс? Неужели должен я ждать, когда
вашей милости угодно будет пожаловать? - сказал сэр Джон.
- Как можно прийти быстрее, хозяин? За что вы меня браните?
- Ты еще поспорь со мной, парень. Повтори-ка еще раз и я прикажу тебя
привязать к столбу и отхлестать.
- Вы бы сами себя отхлестали, хозяин! Вышла бы из вас желчь и пары
доброго эля - вот что вам нужно! - хриплым голосом ответил Джефри. -
Бывают люди, не умеющие ценить настоящих слуг, но такие часто умирают в
одиночку. Что вам нужно? Если могу, сделаю, а нет, так делайте сами.
Сэр Джон поднял руку, точно собираясь ударить его, затем снова
опустил ее.
- Люблю, когда человек умеет дать отпор, - сказал он более мягко, - и
у тебя как раз такой характер. Не обижайся на меня, малый. Я злюсь, и не
без причины.
- Злость-то я вижу, а причины не знаю, хотя, может, и отгадаю: ведь
только что из аббатства приходил монах.
- Увы! В том-то и дело, в том-то и дело, Джефри. Послушай-ка! Я
немедленно поеду в это воронье гнездо. Оседлай мне лошадь.
- Хорошо, хозяин. Я оседлаю двух лошадей.
- Двух? Я сказал одну, дурак; разве я скоморох, чтобы ехать на двух
сразу?
- Этого я не знаю, но вы поедете на одной, а я на другой.
Блосхолмский аббат приезжает к сэру Джону Фотрелу из Шефтона с соколом на
руке, с капелланами [капеллан - католический священник, в данном случае
подчиненный аббата] и пажами и с десятком недавно нанятых здоровенных
вооруженных людей. Это больше, чем подобает священнику. Когда сэр Джон
Фотрел едет в Блосхолмское аббатство, его должен сопровождать слуга,
который мог бы держать его лошадь и служить свидетелем.
Сэр Джон испытующе посмотрел на него.
- Я обозвал тебя дураком, - сказал он, - но ты дурак только по виду.
Делай как хочешь, Джефри, только поскорее. Стой! Где моя дочь?
- Леди Сайсели у себя в гостиной. Я видел ее нежное личико в окне;
она так смотрела на снег, будто видит привидение.
- Хм, - проворчал сэр Джон, - привидение, о котором она думает, шести
футов роста и ездит на большой серой кобыле; у него веселое лицо и пара
рук, прекрасно приспособленных для меча и для того, чтобы крепко обнять
девушку. Надо выдумать заклинание, чтобы привидение не появилось, Джефри.
- Очень жаль, хозяин. А вам, может быть, это и не удастся? Заставить
исчезнуть приведение - это дело священника. Мужские руки найдут что
обнять, раз девичьи сами к нему тянутся.
- Эй ты, иди! - заревел сэр Джон, и Джефри вышел.
Через десять минут они уже ехали по направлению к находившемуся в
трех милях аббатству, а еще через полчаса сэр Джон не слишком скромно
стучался в ворота; услышав стук, монахи, как испуганные муравьи, забегали
взад и вперед, так как времена были тяжелые и никто не мог знать, что ему
угрожает.
Узнав наконец гостя, они принялись отодвигать засовы огромных дверей,
опускать поднятый на закате подъемный мост.
Вскоре сэр Джон стоял в комнате аббата, греясь у большого камина; за
ним стоял слуга Джефри, держа в руках его длинный плащ.
Это была красивая комната с потолком из благородного резного
орехового дерева, с каменными стенами, увешанными дорогими гобеленами, на
которых были вытканы сцены из священного писания. Пол бы покрыт роскошными
коврами из цветной восточной шерсти. Так же великолепна была и чужеземная
мебель с инкрустациями из слоновой кости и серебра; на столе стояло
золотое распятие чудесной работы, на мольберте, повернутом так, что свет
от серебряной висячей лампы падал прямо на него, - картина какого-то
великого итальянского художника. На ней изображалась в человеческий рост
кающаяся Магдалина; прекрасные глаза женщины были обращены к небу, она
била себя кулаком в грудь.
Сэр Джон огляделся и презрительно фыркнул.
- Ну, Джефри, как ты думаешь, где мы находимся? В келье монаха или в
гостиной какой-нибудь придворной дамы? Посмотри под стол, парень,
наверняка ты там найдешь ее лютню и вышивание. Чей это портрет, как тебе
кажется? - И он указал на Магдалину.
- Я думаю, что это кающаяся грешница, хозяин. Она была приятна для
мирян, пока была грешницей, а теперь стала святой и потому приятна для
священника. А что касается всего остального, здесь неплохо можно было бы
выспаться после кубка красного вина. - И он ткнул большим пальцем в
сторону бутылки с узким и длинным горлышком, стоявшей на краю стола.
- А что камин ярко пылает, в этом нет ничего удивительного, ведь его
топят сухим дубом из вашего Стикслейского леса.
- Откуда ты это знаешь, Джефри? - спросил сэр Джон.
- По его прожилкам, хозяин, по его прожилкам. Я перевел там слишком
много леса, чтобы не знать. Только стикслейские глины делают кольца
извилистей и темнее к сердцевине. Посмотрите.
Сэр Джон посмотрел и злобно выругался.
- Ты прав, парень, теперь я вспомнил. Когда я был еще мальчишкой, мой
дед показал мне именно эту особенность стикслейских дубов. Эти проклятые
монахи истребляют мои леса прямо у меня под носом. Мой лесничий - негодяй.
Они напугали или подкупили его, и я его за это повешу.
- Сначала докажите преступление, хозяин, а это не так-то легко, а
потом уж говорите о виселице. Только короли да аббаты, имеющие "право
виселицы" [в средние века короли, крупные феодалы (светские и духовные)
имели право судить своих подданных и даже казнить их], могут сделать это,
если захотят. Ох, это правда, - добавил он изменившимся голосом, -
прекрасная комната, хотя недостаточно хороша для того святого, что в ней
живет; такому святому подобало бы иметь серебряную раку [рака -
металлический ящик, гроб], вроде той, что стоит перед алтарем, и он
безусловно заслужит ее еще до того, как состарится. - И Джефри, точно
случайно, наступил на побаливающую подагрическую ногу хозяина.
Сэр Джон круто обернулся, как блосхолмский флюгер в ненастный день.
- Неуклюжая жаба! - заревел он и сразу замолчал, потому что среди
бесшумно раздвинувшихся гобеленов появился одетый в дорогие меха высокий
человек с тонзурой [тонзура - выбритая макушка у католических священников
и монахов, отличительный признак духовных лиц] и за ним двое других тоже с
тонзурами, но в простых черных одеждах. Это был аббат со своими
капелланами.
- Благослови господь - мягко сказал аббат c иностранным акцентом,
поднимая два пальца правой руки для благословения.
- Добрый день, - ответил сэр Джон, в то время как его слуга
поклонился и перекрестился. - Почему вы подкрадываетесь к людям, как вор
по ночам, святой отец? - раздраженно добавил он.
- Сказано, что именно так грядет страшный суд, сын мой, - ответил
аббат, улыбаясь. - И по правде говоря, в нем чувствуется некоторая
необходимость. Мы слышали громкие споры и разговор о том, чтобы кого-то
повесить. Основательно ли ваше обвинение?
- Оно крепче дуба, - угрюмо ответил старый сэр Джон. - Мой слуга
сказал, что эти дрова в камине взяты из моего Стикслейского леса, а я
ответил ему, что если это так, то, значит, они украдены и мой лесничий
должен быть за это повешен.
- Достойный человек прав, сын мой, и все же ваш лесничий не
заслуживает наказания. Я купил у него скудный запас топлива, и, если
говорить правду, счет еще не оплачен. Деньги, которые следовало внести,
отправлены в Лондон, потому я попросил отложить плату до получения летней
ренты. Не вините его, сэр Джон, если по дружбе к нам и зная, что это не
причинит вам ущерба, он не потерпел скудости нашей скромной обители.
Сэр Джон окинул взглядом роскошную комнату.
- Разве это скудность скромной обители заставила вас послать мне
письмо, в котором говорится, что у вас есть предписание Кромуэла захватить
мои земли? - спросил сэр Джон, набрасываясь, как бык, на своего обидчика и
бросая на стол письмо. - Или вы хотите сказать, что заплатите за них,
когда получите свою летнюю ренту?
- Нет, сын мой. Долг заставляет меня начать это дело. Двадцать лет мы
оспариваем эти поместья, которые, как вы знаете, ваш дед в трудную минуту
отобрал у нас, разделив их пополам, несмотря на протест того, кто был в то
время аббатом. Поэтому я, наконец, изложил дело главному викарию, который,
как я слышал, решил вопрос в пользу аббатства.
- Удовлетворить иск, о котором ответчик и понятия не имеет! -
воскликнул сэр Джон. - Милорд аббат, это нельзя назвать правосудием; это
мошенничество, и я не потерплю этого. Помилуйте, может быть, он еще
что-нибудь решил?
- Раз уж вы спрашиваете об этом - кое-что еще, сын мой! Чтобы
избежать лишних расходов, я изложил ему некоторые не решенные между нами
вопросы; вот вкратце его решение: ваше право на владение блосхолмскими
землями и прилегающими землями, в общей сложности достигающими 8 тысяч
акров [акр - старинная английская земельная мера, около 0,5 га], не
аннулируется, но оно не считается безусловным и остается под сомнением.
- Помилуй бог! Почему? - спросил сэр Джон.
- Я скажу вам, сын мой, - мягко ответил аббат. - В течение столетия
земли принадлежали этому аббатству как дар короны, и нет никаких
документов, указывающих на то, что корона согласилась на их отчуждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34