Еще отважней и решительней. И победит, поверьте мне, победит.
— Я верю.
— Вот и хорошо, Анатолио! Нам надо держаться. Впереди, наверное, трудные дни. Нас упрячут за колючую проволоку. Но мы вырвемся на свободу. Мы станем свободны. Народ поднимется и победит...
— Центр еще держится,— сказал я.
— Зачем обманывать себя, Анатолио? Республика победит, только не сейчас. Сейчас все кончено. Но знамя республики остается. Оно обагрилось народной кровью. Когда-нибдь оно станет победным знаменем. На веки вечные...
Машину снова задержали — проходила колонна, Я выглянул в окно. Это были мои товарищи.
— Росита, мы должны расстаться,— сказал я.— Там мои друзья, я сойду.
Мы смотрели в глаза друг другу.
— Хорошо, Анатолио,— наконец прошептала она.— Ничего не поделаешь. Жаль, что так скоро пришлось расстаться» Не сердитесь на меня... Я тебя очень...
Я поднес к губам ее прохладную руку.
— Что бы тебе оставить на память, Росита? Просто беда, у меня ничего нет.
— Ты оставишь прекрасное воспоминание о себе,— сказала она, тепло улыбнувшись.— Что может быть лучше?
Только тут я вспомнил, достал из кармана комочек марли и протянул его Росите.
— Возьми! Это осколок, сваливший меня однажды в лихую ночь на Южном фронте.
Она развернула марлю и вынула осколок.
— Какой огромный! Он же мог тебя убить. Спасибо... Росита прильнула ко мне. Я поцеловал ее и стал
прощаться.
— Прощай, Росита. Может, еще встретимся. Я никогда не забуду тебя. До свидания!
Я спрыгнул на дорогу, Росита со слезами на глазах стояла в раскрытой дверце санитарной машины...
— Анатолио, я разыщу тебя!
Мы шли весь день, всю ночь и только под утро достигли концлагеря. Это была огромная песчаная пустошь на берегу Средиземного моря, где за колючей проволокой к нашему прибытию уже находилось несколько десятков тысяч заключенных. По краям этой пустоши торчали башенки с прожекторами и сенегальцы с пулеметами. Что-то покрикивая, гарцевали на конях жандармы.
С вершин Восточных Пиренеев дул холодный ветер. Чтобы хоть немного согреться, я зарылся в песок, и ветер сыпал на меня миллионы песчинок, постепенно укрывая, словно теплым одеялом. Мимо шагали чьи-то усталые ноги, но я их не видел. Я не слышал и выкриков жандармов, топота конских копыт. В ушах снова и снова звучали слова, все те же слова:
— Жаль, что так скоро пришлось расстаться... Эти слова мне сказала Росита Альварес? Да, она.
Но потом я расслышал голос Альбины Пинедо, и она говорила:
— Жаль, что так скоро пришлось расстаться.
А потом говорил и профессор Альварес, Борис Эндруп, другие, и все они повторяли все те же слова:
— Жаль, что так скоро пришлось расстаться. Потом в пустынных горах под цветущим миндальным
деревом зарыдала валторна. Траурный марш? Я прислушался. Это была песня. И я отчетливо расслышал слова этой печальной песни:
— Жаль, что так скоро пришлось расстаться...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Я верю.
— Вот и хорошо, Анатолио! Нам надо держаться. Впереди, наверное, трудные дни. Нас упрячут за колючую проволоку. Но мы вырвемся на свободу. Мы станем свободны. Народ поднимется и победит...
— Центр еще держится,— сказал я.
— Зачем обманывать себя, Анатолио? Республика победит, только не сейчас. Сейчас все кончено. Но знамя республики остается. Оно обагрилось народной кровью. Когда-нибдь оно станет победным знаменем. На веки вечные...
Машину снова задержали — проходила колонна, Я выглянул в окно. Это были мои товарищи.
— Росита, мы должны расстаться,— сказал я.— Там мои друзья, я сойду.
Мы смотрели в глаза друг другу.
— Хорошо, Анатолио,— наконец прошептала она.— Ничего не поделаешь. Жаль, что так скоро пришлось расстаться» Не сердитесь на меня... Я тебя очень...
Я поднес к губам ее прохладную руку.
— Что бы тебе оставить на память, Росита? Просто беда, у меня ничего нет.
— Ты оставишь прекрасное воспоминание о себе,— сказала она, тепло улыбнувшись.— Что может быть лучше?
Только тут я вспомнил, достал из кармана комочек марли и протянул его Росите.
— Возьми! Это осколок, сваливший меня однажды в лихую ночь на Южном фронте.
Она развернула марлю и вынула осколок.
— Какой огромный! Он же мог тебя убить. Спасибо... Росита прильнула ко мне. Я поцеловал ее и стал
прощаться.
— Прощай, Росита. Может, еще встретимся. Я никогда не забуду тебя. До свидания!
Я спрыгнул на дорогу, Росита со слезами на глазах стояла в раскрытой дверце санитарной машины...
— Анатолио, я разыщу тебя!
Мы шли весь день, всю ночь и только под утро достигли концлагеря. Это была огромная песчаная пустошь на берегу Средиземного моря, где за колючей проволокой к нашему прибытию уже находилось несколько десятков тысяч заключенных. По краям этой пустоши торчали башенки с прожекторами и сенегальцы с пулеметами. Что-то покрикивая, гарцевали на конях жандармы.
С вершин Восточных Пиренеев дул холодный ветер. Чтобы хоть немного согреться, я зарылся в песок, и ветер сыпал на меня миллионы песчинок, постепенно укрывая, словно теплым одеялом. Мимо шагали чьи-то усталые ноги, но я их не видел. Я не слышал и выкриков жандармов, топота конских копыт. В ушах снова и снова звучали слова, все те же слова:
— Жаль, что так скоро пришлось расстаться... Эти слова мне сказала Росита Альварес? Да, она.
Но потом я расслышал голос Альбины Пинедо, и она говорила:
— Жаль, что так скоро пришлось расстаться.
А потом говорил и профессор Альварес, Борис Эндруп, другие, и все они повторяли все те же слова:
— Жаль, что так скоро пришлось расстаться. Потом в пустынных горах под цветущим миндальным
деревом зарыдала валторна. Траурный марш? Я прислушался. Это была песня. И я отчетливо расслышал слова этой печальной песни:
— Жаль, что так скоро пришлось расстаться...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52