Если она могла простить охотника на ведьм, то почему ей не простить его?
– Месье… – оторвал его от мрачных раздумий робкий голос.
Граф поднял голову и увидел нерешительно топчущегося рядом одного из своих мальчиков-слуг.
– Меня… меня послали спросить, не закончили ли вы, месье… То есть не желали бы вы, чтобы убрали со стола.
Мальчик нервно сглотнул, на тощей шее подпрыгнул кадык. Было видно, что парню очень страшно. Ренар почувствовал, что краснеет от стыда. Он твердо решил, что у него прислуга никогда не будет дрожать от страха, как это было при деде. Но в последнее время настроение у него было отвратительное, и он держался не лучше старого черта, рычал на всякого, кто попадал под руку.
Мальчик снова сглотнул и попытался заговорить:
– Если… если только вы не хотите чего-нибудь еще. Я принесу. Еще вина?
– Нет, малыш, – мягко ответил Ренар, через силу улыбаясь. Засиживаясь за столом, он не давал всему кухонному персоналу закончить дела и пойти спать.
Отодвинувшись в кресле от стола, встал на ноги. Удрученно подумал, что пьян, но не настолько, чтобы утопить в вине свое горе. Только шагал несколько неуверенно.
Выйдя из большого зала, он не испытывал никакого желания вернуться к себе в спальню, чтобы провести еще одну мучительную ночь в раздумьях об Арианн, в воспоминаниях о том коротком дне, когда она действительно принадлежала ему, когда они снова и снова растворялись во взаимной любви.
Но куда ему идти? Вряд ли он сможет провести еще одну ночь, меряя шагами парапеты. Заслоняя ладонью свечу от сквозняка, он помедлил, потом резко повернулся и направился в ту единственную часть шато, которую упорно избегал после возвращения.
Личная часовня была переделана в конце четырнадцатого века. Но Ренар даже не взглянул на непомерно роскошный витраж цветного стекла и позолоченный алтарь. Направился прямо к винтовой лестнице, ведущей вниз, к склепу, где покоились поколения Довиллей.
Темнота была настолько непроницаемой, что от свечи было мало толку. Ренар зажег один из вделанных в стену факелов. Огляделся вокруг, пока не наткнулся взглядом на новейшее дополнение. Саркофаг, ставший местом последнего упокоения деда, было трудно не заметить. Тщательно отделанная гробница полностью соответствовала представлению Робера Довилля о собственном положении.
Но вырезанная в мраморе фигура рыцаря мало напоминала деда, каким его помнил Ренар. Выражение лица на рельефе было слишком спокойным, безоблачным, чтобы соответствовать крутому, жестокому нраву и высокомерию старика.
С пышного саркофага деда взгляд Ренара скользнул к нише в стене позади него. На каменной полочке покоилась простая глиняная урна. Урна, в которой содержалось все, что осталось от легендарной Мелюзины, женщины, которая была долго известна Ренару просто как бабушка.
По необычной превратности судьбы, этим двоим, бывшим такими лютыми врагами, теперь предстояло навеки бок о бок покоиться здесь. Ренар не имел представления, почему старый граф перенес сюда останки Люси. Возможно, из суеверного страха или извращенного представления о конечной мести. Как Дочь Земли, Люси пожелала бы, чтобы ее кости вернулись в землю, частью которой она была.
Когда Ренар стал графом, Туссен умолял его похоронить кости Люси в лесу, чтобы она обрекла должное упокоение, но Ренар непреклонно отказывался, отвечая, что после всего, что было, это не имело значения.
Возможно, он до сих пор таил обиду на женщину, которая ради собственных целей изменила его судьбу. Арианн была потрясена, узнав, что Люси – это Мелюзина. Ренар в свое время был потрясен не меньше. Он никогда бы не узнал правды о своей бабке, если бы не та ночь, когда он убежал из шато деда Довилля и вернулся в единственный известный ему дом – избушку высоко в горах. С исполосованной до крови дедовым кнутом спиной и еще тяжелее раненным сердцем от известия, что в его отсутствие Мартина успела за кого-то выйти замуж.
Он случайно подслушал разговор Туссена и Люси и так узнал, кем в действительности была его бабка. Хотя он был потрясен до глубины души, его реакцией не был сплошной ужас, как у Арианн. Возможно, потому, что Люси все же была его бабушкой, женщиной, вырастившей его. Или, может, потому, что ему не хватало житейской мудрости Арианн. Он был всего лишь шестнадцатилетним парнишкой со свежими обидами, еле державшимся на ногах.
Он рухнул перед старухой на колени и, вцепившись в подол, умолял:
«Бабушка, если ты и вправду эта страшная Мелюзина, то примени свою силу и спаси меня. Спрячь меня. Убереги от этого старого дьявола. И… и найди способ вернуть мне Мартину. Пускай она снова меня полюбит».
Люси улыбнулась, легонько потрепала по щеке своей иссохшей рукой. «Забудь об этой девчонке, Жюстис. Видишь, как легко она тебя забыла. Она никогда не была достойна быть твоей невестой. Тебя ждет славная судьба. Ты станешь графом де…»
«Плевать мне на судьбу. Я не хочу ее. Если ты мне не поможешь, я найду способ удрать отсюда. Убегу далеко от Бретани, куда-нибудь, где он никогда меня не найдет. И возьму с собой Мартину».
Люси сверкнула зелеными глазами, своими необычно яркими глазами, не тускневшими с возрастом. «Думаешь, что все эти годы я строила в отношении тебя планы, замыслы и мечты, чтобы ты все это выбросил прочь. Слушай меня, Жюстис, и слушай хорошенько. Ты станешь большим человеком, человеком необычайной силы».
Именно в этот момент правда наконец дошла до его крепкой головы, правда о том, что от жизни в горах, от простой жизни, о какой он мечтал, от девушки, которую любил, его оторвал не дед Довилль. Все это было делом рук Люси, или Мелюзины.
Он отшатнулся от бабки и срывающимся голосом произнес: «Черт возьми. Тебе… тебе никогда до меня не было дела, да? Я всегда был лишь средством для твоих замыслов, средством завершить бунт, который ты затеяла в прошлом».
Люси горестно покачала головой. «Бунтом могущественных людей не одолеть. Был только один путь, каким я могла добиться, чтобы мои внуки никогда не остались беззащитными, чтобы их не втаптывали в грязь. Надо было, чтобы ты стал одним из этих могущественных, аристократом».
У хижины послышался топот копыт, блеснул свет факела. Выглянув наружу, он увидел, что приехали слуги деда вернуть его в шато, и в отчаянии поглядел на бабку. Ему редко удавалось читать глаза Люси, но тут увидел виноватый блеск, выдававший предательство. Слуги прибыли, потому что она посылала за ними.
«Жюстис, я тебя люблю больше жизни и хочу тебе только добра». Она хотела взять в ладони его лицо, но он оттолкнул ее.
«Хочешь, чтобы я стал могущественным человеком? Тогда мое первое решение – я больше никогда на тебя не взгляну. Для графа, черт возьми, великий стыд иметь в бабках старую ведьму».
Люси была сильной женщиной. Она редко показывала, что ей больно, но на сей раз ее словно ударили по лицу. Ему было наплевать. Хотелось причинить ей такую же боль, какую причинила ему она. Потом, не оглядываясь, он выскочил из хижины…
Чуть дрожавшими пальцами Ренар дотронулся до глиняной урны. Хотя он и примирился со своим образом жизни, чувство обиды по отношению к ней по-прежнему теплилось. Минули годы, а он все еще пытался разобраться в своих чувствах к Люси: любовь и гнев, вина, раскаяние и стыд – все смешалось в его душе.
– Жюстис? Парень? Ты где?
Доносившийся сверху голос Туссена заставил Ренара спешно отпрянуть от урны. Не успел старик спуститься в склеп, как Ренар уже загораживал ему путь.
С подсвечником в руке Туссен осторожно шаркал ногами по изношенным каменным ступенькам.
– Мрачноватое место для времяпрепровождения в такую приятную летнюю ночь, – проворчал он.
– Что ты здесь делаешь? – сердито осведомился Ренар. – Я просил тебя оставаться на острове Фэр, присматривать за хозяйкой.
– Твоя хозяйка в порядке. Меня больше беспокоишь ты.
– Ладно, не волнуйся, – велел, бесцеремонно отворачиваясь, Ренар, но Туссен тяжело опустил руку ему на плечо.
– Как долго будет продолжаться эта дурацкая ссора с госпожой Шене? Когда ты к ней вернешься, парень?
Ренар покачал головой:
– Если Арианн решит меня простить, она пошлет за мной. Не хочу снова навязывать ей свое присутствие. – Чуть помолчав, угрюмо добавил: – Я люблю ее, Туссен.
– Ну, слава богу. Долгонько же ты думал. Почему бы не поехать и не сказать ей об этом?
– Потому что теперь уже поздно.
– Все зависит от тебя.
Гулко стуча по полу сапогами, Ренар отошел от старика.
– Ты пробовал меня предостеречь. Мне с самого начала следовало быть с ней честным. Так нет, умнее не придумал, как попытаться силой заставить ее выйти за меня замуж, как и поступила бы моя бабка. Когда не получилось, прибег к одной из штучек Люси, вынудив Арианн пойти на договоренность с кольцами. – Он остановился у саркофага, глядя от усыпальницы старика на установленную позади нее урну. – Иногда я думаю, что я хуже их обоих.
Туссен бесшумно подошел к Ренару:
– Нет, парень. Ты склонен забывать, что, кроме того, ты сын своих отца и матери. Это естественно, потому что у тебя не было возможности знать их. Они были добрыми, любящими людьми, обожавшими друг друга, которым в этом мире, порой полном черной магии, выпало короткое счастье. Тебе и твоей возлюбленной оно тоже выпадет.
Ренару хотелось бы этому верить. Он обернулся к Туссену и пожал старику руку. На этот раз распорядился мягче:
– Возвращайся на остров Фэр. Береги ее ради меня.
Туссен долго испытующе разглядывал его, но, видимо, понял бесполезность дальнейших увещеваний и направился к лестнице, прежде бросив грустный взгляд на урну в стене.
Мгновение Ренар боролся с собой, потом нерешительно сказал:
– Э-э… Туссен, если хочешь… забрать останки Люси и предать их земле, то можешь сделать это.
– Нет, парень, ты единственный, кто может даровать ей покой. Люси за свою жизнь наделала много страшных ошибок, но она любила тебя, парень. Куда больше, чем кого-либо еще.
Ренар ничего не сказал. Он полагал, что старик прав, но это принесло ему мало утешения. Наследие Люси стоило ему Арианн. В то же время как можно ожидать прощения Арианн, если сам он не может простить собственную бабушку?
Ренар еще долго оставался в склепе, после того как ушел Туссен. Его унылые раздумья не оставляли его, пока неожиданно не замерцал и не погас факел. Беззлобно ругаясь, Ренар двигался ощупью в сторону лестницы, когда издалека донесся звавший его голос.
– Ренар…
У Ренара учащенно забилось сердце. Он почувствовал, что на пальце нагрелось кольцо, ощутил знакомое покалывание.
– Арианн?
В неуверенном голосе слышались отчаяние и надежда. Он прижал к сердцу руку с кольцом и сосредоточился, как никогда раньше, посылая в ночь свои мысли и желания. Пока он снова не услышал голос, время, казалось, еле ползло. Голос не такой отчетливый, как прежде, а слабый и далекий.
«Ренар. Прошу, явись… ко мне. В опасности».
От ужаса свело живот. Закрыв глаза, он снова позвал:
– В чем дело, Арианн? Что не так? Ответь.
Словно внутри себя, он услышал собственный голос: «Меня захватил де Виз. Везет меня на суд. Мы уже на пути в Париж. Пожалуйста… помоги».
Ее ужас передался через расстояния ему, пробежал по жилам. Стиснув зубы, он упорно пытался донести до нее свою любовь, всячески ее подбодрить.
– Не бойся, милая. Я лечу.
Кольцо поблескивало на фоне белой кожи руки этой женщины, но было слишком тесным. На минуту Екатерина испугалась, что не сможет его снять. Но с большим трудом металлический кружок удалось стащить с пальца.
Держа кольцо на ладони, с легкой усмешкой перевела надпись.
«Это мое кольцо соединяет вам обоим сердца и мысли».
Екатерина была не уверена, сможет ли овладеть силой кольца, обмануть с его помощью Ренара, но шелест последних слов графа убедил ее в успехе.
«Не бойся, милая. Я лечу».
Екатерина накрыла кольцо ладонью. Это все, что она могла, чтобы не рассмеяться. Мужчинами потрясающе легко манипулировать. Как и тем, который нетерпеливо ждал, стоя позади нее.
Она стояла, отвернувшись к окну, чтобы де Виз не видел, чем она занимается. В данный момент вряд ли нужно, чтобы этот дурак понял, что она не меньше сведуща в магии, чем женщина, которую она посылала его уничтожить.
Успокоившись, королева повернулась к охотнику за ведьмами. Она всегда испытывала отвращение к де Визу, а теперь особенно. Он посмел явиться к ней в грязной после поездки одежде, с запущенной физиономией, дико вращая подбитым глазом, и юлил, как побитый пес.
– Ну, ваше величество? – нагло спросил он. – Годится?
– О, конечно, – промурлыкала она. – Ты не привез мне Реми и его перчатки, но это колечко пригодится не меньше. Оно выманит наших врагов в Париж. Хорошо поработал, сеньор де Виз. И ты тоже, магистр Аристид.
Она кивнула в сторону стоявшего в тени де Виза изможденного парня. Юноша молча поклонился.
А де Виз, безумно сверкая глазами, потирал руки.
– На этот раз они от нас не уйдут. Только заманите этого дьявола и его девку в Париж, а уж здесь до них доберутся ваши солдаты. Да и я разведу костер пожарче адского. Потом вы вспомните все, что мне обещали: назначение Великим инквизитором.
– Разумеется, месье де Виз. Я уж постараюсь, чтобы вы получили все, что вам положено, – пробормотала Екатерина.
Де Виз не уловил в ее обещании ничего дурного, перед глазами маячило видение будущей славы. Однако она заметила, что паренек насторожился, на лице появилось тревожное, полное подозрительности выражение.
Протянув с царственной улыбкой руку для поцелуя, Екатерина отпустила обоих.
На очереди были дела поважнее. Сердце учащенно билось от нечасто охватывавшего ее волнения и предвкушения победы. Все становилось на свои места. Она заполучила в Париж короля Наварры и его сторонников – гугенотов. Изготовленная ею миазма достигла полной зрелости. Она даже определила подходящий момент, когда можно было привести свой план в действие: канун Дня святого Варфоломея.
А теперь у нее было средство избежать опасности разоблачения, исходящей от Арианн Шене.
Вернувшись в свои покои, она отпустила прислугу, затем сдернула покрывало со стоявшей у кровати клетки. Голубь, озадаченно разглядывая королеву, тихо проворковал. Екатерина никогда не приписывала птицам больших умственных способностей, но, возможно, это существо недоумевало, где же хозяйка.
Постучав по клетке, Екатерина произнесла:
– Можешь забыть об Эрмуан. Она тебе теперь без пользы.
Ни мадам Пешар, ни Луиза Лаваль больше не будут слать посланий. Обе помещены в самые глубокие темницы Бастилии, и Екатерина не считала, что они когда-нибудь снова увидят дневной свет.
Королева наклонилась к клетке и тихо промолвила:
– Тебе, дорогой мой, придется доставить еще одно послание.
Ей лишь хотелось видеть лицо Мари Клэр, когда та получит его… и лицо Арианн. Она скривила рот в насмешливой улыбке. Действительно, весьма забавно. Брошенный могуществу Екатерины глупый вызов девчонки будет сорван с помощью того же уязвимого чувства, которое погубило ее мать.
Любви.
Глава двадцать вторая
Несколько дней подряд как из ведра лил дождь, следовавшие друг за другом штормы окутали мглой Бель-Хейвен и фактически отрезали остров от материка. К большому облегчению Арианн, наконец, проглянуло солнце.
Она с нетерпением ждала новостей из внешнего мира, весточки о судьбе Реми, сообщения от Луизы о том, как идут дела в Париже. И хотя Арианн не хотела в этом признаться, с еще большим нетерпением ждала хотя бы словечка от Ренара.
Она ничего о нем не знала, с тех пор как он покинул Бель-Хейвен в ту ночь, когда они поссорились. Но как ни возражала Арианн, Туссен с несколькими вассалами Ренара продолжали охранять дом. При таких отношениях между ней и Ренаром его покровительство затрагивало ее гордость.
Как только перестал дождь, Арианн пошла искать Туссена, твердо решив заставить упрямого старика вернуться домой.
С наступлением непогоды она настояла на том, чтобы люди Ренара поставили коней в ее конюшню. Там, в последнем стойле, она и нашла Туссена. Тот чистил своего чалого мерина, такого же флегматичного и надежного, как и сам старик.
Все стойла были заняты, кроме одного. Арианн отметила, что нет пони Мири. Она нахмурила брови, не зная, радоваться или беспокоиться. Последнее время сестренка вела себя довольно странно, то уныло болтаясь по дому, то в следующий момент, как безумная, убегая из дому. Мири утверждала, что с ней ничего не происходит, но при этом тщательно избегала взгляда Арианн.
Девушка боялась, что причина беспокойства Мири – этот малый, Симон Аристид. Она, должно быть, начинает подозревать то же, что и Ренар: юный Аристид погиб при попытке бежать с острова.
Если даже Симон жив, Мири лучше держаться подальше от опасно запутавшегося парня. Но разговоры об этом не уменьшили бы сердечную боль девочки, как сама Арианн знала по собственному опыту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Месье… – оторвал его от мрачных раздумий робкий голос.
Граф поднял голову и увидел нерешительно топчущегося рядом одного из своих мальчиков-слуг.
– Меня… меня послали спросить, не закончили ли вы, месье… То есть не желали бы вы, чтобы убрали со стола.
Мальчик нервно сглотнул, на тощей шее подпрыгнул кадык. Было видно, что парню очень страшно. Ренар почувствовал, что краснеет от стыда. Он твердо решил, что у него прислуга никогда не будет дрожать от страха, как это было при деде. Но в последнее время настроение у него было отвратительное, и он держался не лучше старого черта, рычал на всякого, кто попадал под руку.
Мальчик снова сглотнул и попытался заговорить:
– Если… если только вы не хотите чего-нибудь еще. Я принесу. Еще вина?
– Нет, малыш, – мягко ответил Ренар, через силу улыбаясь. Засиживаясь за столом, он не давал всему кухонному персоналу закончить дела и пойти спать.
Отодвинувшись в кресле от стола, встал на ноги. Удрученно подумал, что пьян, но не настолько, чтобы утопить в вине свое горе. Только шагал несколько неуверенно.
Выйдя из большого зала, он не испытывал никакого желания вернуться к себе в спальню, чтобы провести еще одну мучительную ночь в раздумьях об Арианн, в воспоминаниях о том коротком дне, когда она действительно принадлежала ему, когда они снова и снова растворялись во взаимной любви.
Но куда ему идти? Вряд ли он сможет провести еще одну ночь, меряя шагами парапеты. Заслоняя ладонью свечу от сквозняка, он помедлил, потом резко повернулся и направился в ту единственную часть шато, которую упорно избегал после возвращения.
Личная часовня была переделана в конце четырнадцатого века. Но Ренар даже не взглянул на непомерно роскошный витраж цветного стекла и позолоченный алтарь. Направился прямо к винтовой лестнице, ведущей вниз, к склепу, где покоились поколения Довиллей.
Темнота была настолько непроницаемой, что от свечи было мало толку. Ренар зажег один из вделанных в стену факелов. Огляделся вокруг, пока не наткнулся взглядом на новейшее дополнение. Саркофаг, ставший местом последнего упокоения деда, было трудно не заметить. Тщательно отделанная гробница полностью соответствовала представлению Робера Довилля о собственном положении.
Но вырезанная в мраморе фигура рыцаря мало напоминала деда, каким его помнил Ренар. Выражение лица на рельефе было слишком спокойным, безоблачным, чтобы соответствовать крутому, жестокому нраву и высокомерию старика.
С пышного саркофага деда взгляд Ренара скользнул к нише в стене позади него. На каменной полочке покоилась простая глиняная урна. Урна, в которой содержалось все, что осталось от легендарной Мелюзины, женщины, которая была долго известна Ренару просто как бабушка.
По необычной превратности судьбы, этим двоим, бывшим такими лютыми врагами, теперь предстояло навеки бок о бок покоиться здесь. Ренар не имел представления, почему старый граф перенес сюда останки Люси. Возможно, из суеверного страха или извращенного представления о конечной мести. Как Дочь Земли, Люси пожелала бы, чтобы ее кости вернулись в землю, частью которой она была.
Когда Ренар стал графом, Туссен умолял его похоронить кости Люси в лесу, чтобы она обрекла должное упокоение, но Ренар непреклонно отказывался, отвечая, что после всего, что было, это не имело значения.
Возможно, он до сих пор таил обиду на женщину, которая ради собственных целей изменила его судьбу. Арианн была потрясена, узнав, что Люси – это Мелюзина. Ренар в свое время был потрясен не меньше. Он никогда бы не узнал правды о своей бабке, если бы не та ночь, когда он убежал из шато деда Довилля и вернулся в единственный известный ему дом – избушку высоко в горах. С исполосованной до крови дедовым кнутом спиной и еще тяжелее раненным сердцем от известия, что в его отсутствие Мартина успела за кого-то выйти замуж.
Он случайно подслушал разговор Туссена и Люси и так узнал, кем в действительности была его бабка. Хотя он был потрясен до глубины души, его реакцией не был сплошной ужас, как у Арианн. Возможно, потому, что Люси все же была его бабушкой, женщиной, вырастившей его. Или, может, потому, что ему не хватало житейской мудрости Арианн. Он был всего лишь шестнадцатилетним парнишкой со свежими обидами, еле державшимся на ногах.
Он рухнул перед старухой на колени и, вцепившись в подол, умолял:
«Бабушка, если ты и вправду эта страшная Мелюзина, то примени свою силу и спаси меня. Спрячь меня. Убереги от этого старого дьявола. И… и найди способ вернуть мне Мартину. Пускай она снова меня полюбит».
Люси улыбнулась, легонько потрепала по щеке своей иссохшей рукой. «Забудь об этой девчонке, Жюстис. Видишь, как легко она тебя забыла. Она никогда не была достойна быть твоей невестой. Тебя ждет славная судьба. Ты станешь графом де…»
«Плевать мне на судьбу. Я не хочу ее. Если ты мне не поможешь, я найду способ удрать отсюда. Убегу далеко от Бретани, куда-нибудь, где он никогда меня не найдет. И возьму с собой Мартину».
Люси сверкнула зелеными глазами, своими необычно яркими глазами, не тускневшими с возрастом. «Думаешь, что все эти годы я строила в отношении тебя планы, замыслы и мечты, чтобы ты все это выбросил прочь. Слушай меня, Жюстис, и слушай хорошенько. Ты станешь большим человеком, человеком необычайной силы».
Именно в этот момент правда наконец дошла до его крепкой головы, правда о том, что от жизни в горах, от простой жизни, о какой он мечтал, от девушки, которую любил, его оторвал не дед Довилль. Все это было делом рук Люси, или Мелюзины.
Он отшатнулся от бабки и срывающимся голосом произнес: «Черт возьми. Тебе… тебе никогда до меня не было дела, да? Я всегда был лишь средством для твоих замыслов, средством завершить бунт, который ты затеяла в прошлом».
Люси горестно покачала головой. «Бунтом могущественных людей не одолеть. Был только один путь, каким я могла добиться, чтобы мои внуки никогда не остались беззащитными, чтобы их не втаптывали в грязь. Надо было, чтобы ты стал одним из этих могущественных, аристократом».
У хижины послышался топот копыт, блеснул свет факела. Выглянув наружу, он увидел, что приехали слуги деда вернуть его в шато, и в отчаянии поглядел на бабку. Ему редко удавалось читать глаза Люси, но тут увидел виноватый блеск, выдававший предательство. Слуги прибыли, потому что она посылала за ними.
«Жюстис, я тебя люблю больше жизни и хочу тебе только добра». Она хотела взять в ладони его лицо, но он оттолкнул ее.
«Хочешь, чтобы я стал могущественным человеком? Тогда мое первое решение – я больше никогда на тебя не взгляну. Для графа, черт возьми, великий стыд иметь в бабках старую ведьму».
Люси была сильной женщиной. Она редко показывала, что ей больно, но на сей раз ее словно ударили по лицу. Ему было наплевать. Хотелось причинить ей такую же боль, какую причинила ему она. Потом, не оглядываясь, он выскочил из хижины…
Чуть дрожавшими пальцами Ренар дотронулся до глиняной урны. Хотя он и примирился со своим образом жизни, чувство обиды по отношению к ней по-прежнему теплилось. Минули годы, а он все еще пытался разобраться в своих чувствах к Люси: любовь и гнев, вина, раскаяние и стыд – все смешалось в его душе.
– Жюстис? Парень? Ты где?
Доносившийся сверху голос Туссена заставил Ренара спешно отпрянуть от урны. Не успел старик спуститься в склеп, как Ренар уже загораживал ему путь.
С подсвечником в руке Туссен осторожно шаркал ногами по изношенным каменным ступенькам.
– Мрачноватое место для времяпрепровождения в такую приятную летнюю ночь, – проворчал он.
– Что ты здесь делаешь? – сердито осведомился Ренар. – Я просил тебя оставаться на острове Фэр, присматривать за хозяйкой.
– Твоя хозяйка в порядке. Меня больше беспокоишь ты.
– Ладно, не волнуйся, – велел, бесцеремонно отворачиваясь, Ренар, но Туссен тяжело опустил руку ему на плечо.
– Как долго будет продолжаться эта дурацкая ссора с госпожой Шене? Когда ты к ней вернешься, парень?
Ренар покачал головой:
– Если Арианн решит меня простить, она пошлет за мной. Не хочу снова навязывать ей свое присутствие. – Чуть помолчав, угрюмо добавил: – Я люблю ее, Туссен.
– Ну, слава богу. Долгонько же ты думал. Почему бы не поехать и не сказать ей об этом?
– Потому что теперь уже поздно.
– Все зависит от тебя.
Гулко стуча по полу сапогами, Ренар отошел от старика.
– Ты пробовал меня предостеречь. Мне с самого начала следовало быть с ней честным. Так нет, умнее не придумал, как попытаться силой заставить ее выйти за меня замуж, как и поступила бы моя бабка. Когда не получилось, прибег к одной из штучек Люси, вынудив Арианн пойти на договоренность с кольцами. – Он остановился у саркофага, глядя от усыпальницы старика на установленную позади нее урну. – Иногда я думаю, что я хуже их обоих.
Туссен бесшумно подошел к Ренару:
– Нет, парень. Ты склонен забывать, что, кроме того, ты сын своих отца и матери. Это естественно, потому что у тебя не было возможности знать их. Они были добрыми, любящими людьми, обожавшими друг друга, которым в этом мире, порой полном черной магии, выпало короткое счастье. Тебе и твоей возлюбленной оно тоже выпадет.
Ренару хотелось бы этому верить. Он обернулся к Туссену и пожал старику руку. На этот раз распорядился мягче:
– Возвращайся на остров Фэр. Береги ее ради меня.
Туссен долго испытующе разглядывал его, но, видимо, понял бесполезность дальнейших увещеваний и направился к лестнице, прежде бросив грустный взгляд на урну в стене.
Мгновение Ренар боролся с собой, потом нерешительно сказал:
– Э-э… Туссен, если хочешь… забрать останки Люси и предать их земле, то можешь сделать это.
– Нет, парень, ты единственный, кто может даровать ей покой. Люси за свою жизнь наделала много страшных ошибок, но она любила тебя, парень. Куда больше, чем кого-либо еще.
Ренар ничего не сказал. Он полагал, что старик прав, но это принесло ему мало утешения. Наследие Люси стоило ему Арианн. В то же время как можно ожидать прощения Арианн, если сам он не может простить собственную бабушку?
Ренар еще долго оставался в склепе, после того как ушел Туссен. Его унылые раздумья не оставляли его, пока неожиданно не замерцал и не погас факел. Беззлобно ругаясь, Ренар двигался ощупью в сторону лестницы, когда издалека донесся звавший его голос.
– Ренар…
У Ренара учащенно забилось сердце. Он почувствовал, что на пальце нагрелось кольцо, ощутил знакомое покалывание.
– Арианн?
В неуверенном голосе слышались отчаяние и надежда. Он прижал к сердцу руку с кольцом и сосредоточился, как никогда раньше, посылая в ночь свои мысли и желания. Пока он снова не услышал голос, время, казалось, еле ползло. Голос не такой отчетливый, как прежде, а слабый и далекий.
«Ренар. Прошу, явись… ко мне. В опасности».
От ужаса свело живот. Закрыв глаза, он снова позвал:
– В чем дело, Арианн? Что не так? Ответь.
Словно внутри себя, он услышал собственный голос: «Меня захватил де Виз. Везет меня на суд. Мы уже на пути в Париж. Пожалуйста… помоги».
Ее ужас передался через расстояния ему, пробежал по жилам. Стиснув зубы, он упорно пытался донести до нее свою любовь, всячески ее подбодрить.
– Не бойся, милая. Я лечу.
Кольцо поблескивало на фоне белой кожи руки этой женщины, но было слишком тесным. На минуту Екатерина испугалась, что не сможет его снять. Но с большим трудом металлический кружок удалось стащить с пальца.
Держа кольцо на ладони, с легкой усмешкой перевела надпись.
«Это мое кольцо соединяет вам обоим сердца и мысли».
Екатерина была не уверена, сможет ли овладеть силой кольца, обмануть с его помощью Ренара, но шелест последних слов графа убедил ее в успехе.
«Не бойся, милая. Я лечу».
Екатерина накрыла кольцо ладонью. Это все, что она могла, чтобы не рассмеяться. Мужчинами потрясающе легко манипулировать. Как и тем, который нетерпеливо ждал, стоя позади нее.
Она стояла, отвернувшись к окну, чтобы де Виз не видел, чем она занимается. В данный момент вряд ли нужно, чтобы этот дурак понял, что она не меньше сведуща в магии, чем женщина, которую она посылала его уничтожить.
Успокоившись, королева повернулась к охотнику за ведьмами. Она всегда испытывала отвращение к де Визу, а теперь особенно. Он посмел явиться к ней в грязной после поездки одежде, с запущенной физиономией, дико вращая подбитым глазом, и юлил, как побитый пес.
– Ну, ваше величество? – нагло спросил он. – Годится?
– О, конечно, – промурлыкала она. – Ты не привез мне Реми и его перчатки, но это колечко пригодится не меньше. Оно выманит наших врагов в Париж. Хорошо поработал, сеньор де Виз. И ты тоже, магистр Аристид.
Она кивнула в сторону стоявшего в тени де Виза изможденного парня. Юноша молча поклонился.
А де Виз, безумно сверкая глазами, потирал руки.
– На этот раз они от нас не уйдут. Только заманите этого дьявола и его девку в Париж, а уж здесь до них доберутся ваши солдаты. Да и я разведу костер пожарче адского. Потом вы вспомните все, что мне обещали: назначение Великим инквизитором.
– Разумеется, месье де Виз. Я уж постараюсь, чтобы вы получили все, что вам положено, – пробормотала Екатерина.
Де Виз не уловил в ее обещании ничего дурного, перед глазами маячило видение будущей славы. Однако она заметила, что паренек насторожился, на лице появилось тревожное, полное подозрительности выражение.
Протянув с царственной улыбкой руку для поцелуя, Екатерина отпустила обоих.
На очереди были дела поважнее. Сердце учащенно билось от нечасто охватывавшего ее волнения и предвкушения победы. Все становилось на свои места. Она заполучила в Париж короля Наварры и его сторонников – гугенотов. Изготовленная ею миазма достигла полной зрелости. Она даже определила подходящий момент, когда можно было привести свой план в действие: канун Дня святого Варфоломея.
А теперь у нее было средство избежать опасности разоблачения, исходящей от Арианн Шене.
Вернувшись в свои покои, она отпустила прислугу, затем сдернула покрывало со стоявшей у кровати клетки. Голубь, озадаченно разглядывая королеву, тихо проворковал. Екатерина никогда не приписывала птицам больших умственных способностей, но, возможно, это существо недоумевало, где же хозяйка.
Постучав по клетке, Екатерина произнесла:
– Можешь забыть об Эрмуан. Она тебе теперь без пользы.
Ни мадам Пешар, ни Луиза Лаваль больше не будут слать посланий. Обе помещены в самые глубокие темницы Бастилии, и Екатерина не считала, что они когда-нибудь снова увидят дневной свет.
Королева наклонилась к клетке и тихо промолвила:
– Тебе, дорогой мой, придется доставить еще одно послание.
Ей лишь хотелось видеть лицо Мари Клэр, когда та получит его… и лицо Арианн. Она скривила рот в насмешливой улыбке. Действительно, весьма забавно. Брошенный могуществу Екатерины глупый вызов девчонки будет сорван с помощью того же уязвимого чувства, которое погубило ее мать.
Любви.
Глава двадцать вторая
Несколько дней подряд как из ведра лил дождь, следовавшие друг за другом штормы окутали мглой Бель-Хейвен и фактически отрезали остров от материка. К большому облегчению Арианн, наконец, проглянуло солнце.
Она с нетерпением ждала новостей из внешнего мира, весточки о судьбе Реми, сообщения от Луизы о том, как идут дела в Париже. И хотя Арианн не хотела в этом признаться, с еще большим нетерпением ждала хотя бы словечка от Ренара.
Она ничего о нем не знала, с тех пор как он покинул Бель-Хейвен в ту ночь, когда они поссорились. Но как ни возражала Арианн, Туссен с несколькими вассалами Ренара продолжали охранять дом. При таких отношениях между ней и Ренаром его покровительство затрагивало ее гордость.
Как только перестал дождь, Арианн пошла искать Туссена, твердо решив заставить упрямого старика вернуться домой.
С наступлением непогоды она настояла на том, чтобы люди Ренара поставили коней в ее конюшню. Там, в последнем стойле, она и нашла Туссена. Тот чистил своего чалого мерина, такого же флегматичного и надежного, как и сам старик.
Все стойла были заняты, кроме одного. Арианн отметила, что нет пони Мири. Она нахмурила брови, не зная, радоваться или беспокоиться. Последнее время сестренка вела себя довольно странно, то уныло болтаясь по дому, то в следующий момент, как безумная, убегая из дому. Мири утверждала, что с ней ничего не происходит, но при этом тщательно избегала взгляда Арианн.
Девушка боялась, что причина беспокойства Мири – этот малый, Симон Аристид. Она, должно быть, начинает подозревать то же, что и Ренар: юный Аристид погиб при попытке бежать с острова.
Если даже Симон жив, Мири лучше держаться подальше от опасно запутавшегося парня. Но разговоры об этом не уменьшили бы сердечную боль девочки, как сама Арианн знала по собственному опыту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50