У меня уже нет сил.
Но Габриэль все же умерила свое раздражение и шутливо подергала сестру за косичку.
Мири нехотя легла в постель. Габриэль погасила свечу и устроилась рядом в темноте. Повернулась, подмяв подушку.
– Габриэль, – прошептала Мири.
– М-м-м… – подавляя зевок, промычала Габриэль.
– Как по-твоему, сможешь ли ты когда-нибудь увидеть настоящего единорога?
– Нет, потому что…
Потому что согласно преданию, чтобы поймать единорога девственнице, полагается быть невинной, непорочной, нетронутой. Габриэль подавила эту мрачную мысль.
– Потому что я в них не верю.
– А я верю, – сказала Мири. – И еще верю, что папа когда-нибудь вернется. Это помогало мне, когда я оказалась перед лицом охотников на ведьм. Старалась вспомнить, каким храбрым всегда был папа.
У Габриэль были другие взгляды относительно мужества человека, оставившего умиравшую жену и трех дочерей, но она промолчала. Мири, видимо, правильно приняла это молчание за осуждение, потому что спросила:
– Габби, ты не веришь, что все мужчины хорошие? Даже папа?
Габриэль слишком устала, чтобы вступать в спор со своей наивной сестренкой об их отбившемся от семьи отце.
– Разумеется, я еще верю, что некоторые мужчины хорошие.
По непонятной причине в памяти возник образ капитана Реми. Она добавила:
– Правда, хорошие обычно невыносимо благородны и серьезны.
– А как насчет охотников на ведьм?
– Что?
Габриэль почувствовала, что Мири облокотилась на руку и смотрит на нее.
– А как, по-твоему, может быть хорошим какой-нибудь охотник на ведьм?
– Как ты можешь задавать такие вопросы? У всех охотников на ведьм испорченные черные души. А теперь хватит говорить мне глупости, давай спать.
Мири, вздохнув, опустилась на подушку. Минуту спустя снова зазвенел ее тихий голосок.
– Я… я не могу спать, Габби. У меня снова бывают кошмары, и… и они становятся все хуже.
Габриэль повернулась. Даже в темноте были видны широко раскрытые испуганные глаза Мири.
– Иди сюда. Рядом со мной кошмаров не будет.
Мири благодарно притиснулась к сестре, положив голову ей на плечо. Удивленно спросила:
– Тогда ты стала как мама? Можешь прогонять дурные сны?
– Нет, она была знахарка. – Габриэль прижала к себе сестру и притворно зарычала. – А я… Я буду самой злой ведьмой на свете. Даже кошмары будут меня бояться.
Мири хихикнула:
– Моя храбрая, смелая сестра. Никогда не забуду, как ты бросилась со шпагой на этих охотников на ведьм.
Зевая, она забралась поглубже под одеяло и закрыла глаза. Еще долго после того, как Мири уснула, Габриэль прижимала ее к себе, слушая ровное дыхание сестренки.
Она была благодарна, что Мири уснула, благодарна темноте, что Мири не видит ее лица. Иначе девочка поняла бы, что ее храбрая, смелая сестра не меньше ее боится страшных снов. А главное, страшного видения залитого полуденным солнцем стога сена на скотном дворе.
Глава пятнадцатая
Гроза утихла, дождь монотонно стучал по окнам. Ренар не знал, заметила ли это Арианн. Ее серьезные серые глаза были устремлены на него, не давая на этот раз возможности избежать ответа на трудный вопрос.
– Кто вы?
Ренар прихлебывал вино, положив на стол руку с кольцом. На металлической поверхности перстня мерцал свет свечи. Арианн положила руку рядом, почти касаясь его пальцев. По сравнению с его огромной нескладной рукой ее кисть выглядела тонкой, изящной. Наморщив лоб, она озадаченно разглядывала пару колец.
– Каким образом могут вообще действовать эти кольца? – спросила она. – Из старинных книг я знаю, что хорошо развитый мозг обладает способностью передавать мысли. Не служат ли эти кольца своего рода проводниками благодаря металлу, из которого они изготовлены?
Ренар с любопытством посмотрел на нее:
– Вы забавная ведьма, милочка, всегда ищете здравый смысл, а не магию.
– Я не ведьма, – ответила она. – Да, я действительно предпочитаю рациональные объяснения, так что расскажите мне, где вы приобрели эти кольца, и на этот раз, пожалуйста, правду.
Тяжело вздохнув, Ренар признался:
– Кольца… достались в наследство. Я унаследовал их от матери.
– Значит, она не была, как вы утверждали, простой пастушкой.
– О, нет, она была пастушкой. Но она также была Дочерью Земли. Как вы.
Арианн начала кое о чем догадываться.
– Значит, это ваша мама… научила вас читать по глазам?
– Нет, я научился не у нее. Я ее не знал. – Ренар подбодрил себя глотком вина. – Меня воспитала бабушка, знахарка с гор. Это она научила меня искусству читать по глазам и другим старинным знаниям. Она же выковала кольца для матери и отца. Могущественное волшебство должно было связать их навсегда. К сожалению, «навсегда» оказалось недолгим: мать скончалась при родах, а вскоре от внезапного воспаления легких умер и отец. Хотя, думаю, есть романтики, которые сказали бы, что он умер от разбитого сердца.
– Мне очень жаль, – тихо произнесла Арианн.
Ренар пожал плечами:
– Трудно печалиться о людях, которых не знал. Мои родители представлялись мне персонажами печальной и доброй волшебной сказки, которую бабушка рассказывала холодными вечерами у очага. Наша хижина на горе, мой родственник Туссен да старая Люси – вот и все, что было для меня реальностью.
– Старая Люси?
– Так горцы называли мою бабушку, и я тоже. Она училась не по книгам, как ваша мама, не могла даже написать своего имени, но была весьма ведающей…
Когда служанка Бетт принесла еще вина и блюдо засахаренных фруктов, Ренар прервал речь. Арианн поторопилась отпустить девушку, сказав, чтобы не приходила, пока ее не вызовут. Габриэль вряд ли одобрила бы это, но Арианн опасалась, что Ренар снова замкнется.
Как только ушла Бетт, Арианн подалась вперед:
– А что ваш дед Довилль? Неужели родственники отца совсем вас забыли?
Ренар с мрачным видом поджал губы, как он это всегда делал при упоминании о старом графе.
– Да, к счастью, граф действительно забыл о моем существовании. После женитьбы отца на грязной крестьянке, дочери старой ведьмы, как он презрительно выражался, он полностью с ним порвал. Но отторжение моего отца не имело для меня никакого значения. Я был вполне доволен жизнью в горах, ухаживал за нашим маленьким огородом и отарой овец. Бродил по горам с другими ребятами, играл с ними, дрался. – Ренар, потирая переносицу, печально улыбнулся. – Вот тогда я впервые сломал нос, боролся с Хитрым Тимоном. Маленький, но крепкий мальчуган, но по-честному драться не мог. Но, собственно говоря, никто из нас этим не блистал. Мы были весьма необузданной компанией, дорогуша.
– Могу представить, – заметила Арианн.
Ренар задумался.
– Не думайте обо мне неверно. Жизнь там, в горах, возможно, была нелегкой, порой неумолимо дули свирепые ветры. Но знания старой Люси о земле, о старинном искусстве гарантировали безбедную жизнь. Жили хорошо, пристойно и просто, пока…
– Пока? – мягко подсказала Арианн, когда он помедлил.
Глаза Ренара опять потемнели.
– Пока в один прекрасный день у деда не кончились наследники. Они умерли один за одним, и единственным оставшимся кровным родственником стал внук ведьмы, нескладный деревенский паренек. Так что в лето моего шестнадцатого года он приехал забрать меня к себе.
Ренар, помолчав, отхлебнул вина:
– Я ему противился. В конечном счете, я даже не был знаком со старым него… – Скорчив виноватую гримасу, Ренар поправился: – Прошу прощения, сеньора. Я даже не был знаком со своим дедом и не имел никакого желания стать месье графом. Все, чего я желал, – это клочок земли в горах, хижина с хорошим каменным очагом и перовая постель. Место, где можно содержать отару овец и кучу шумных детишек, и чтобы рядом была крепкая веселая жена. Я уже был влюблен в хорошенькую дочку мельника. Мартина Дюпре была пухленькая, симпатичная, с васильковыми глазами и пшеничными волосами.
Голос Ренара смягчился. Слушая это описание, Арианн без труда представила более грубоватый вариант Габриэль. Потрогала кончики своих волос, испытав странный укол ревности.
– Вы… вы были помолвлены с этой девушкой?
– Да, но месье графа не интересовало мое желание, как он изящно выразился, бегать за деревенской потаскухой, – нахмурился Ренар. – Он привел коня, приказал садиться, не дав даже попрощаться с Мартиной. Когда же я сказал, чтобы он пошел к… э-э, то есть отказался ехать к нему, дед увез меня силой. Так мне сломали нос второй раз, а может, третий? Я дрался как черт, но меня выволокли из бабушкиной хижины, и так началась схватка характеров. Дед пытался сделать из меня, как он говорил, настоящего Довилля. Я же делал все возможное, чтобы плюнуть ему в рожу и удрать. Убегал, но меня ловили и били.
– О, как он мог? – воскликнула Арианн.
Она знала, что старый граф бывал жестоким, но так обращаться с собственным внуком…
Ренар потрепал ее по руке и улыбнулся.
– Пусть моя история вас не расстраивает. Шкура у меня такая же крепкая, как и голова. Эти порки лишь придавали мне упрямства, пока в один прекрасный день я не убежал совсем и добрался до своих гор. К тому времени, когда я рухнул у порога Люси, я был нищим оборвышем. Даже с вашим хладнокровием и мужеством вы бы содрогнулись от отвращения.
Комплимент заставил ее покраснеть.
– Люси приняла меня, накормила, вымыла мои израненные ноги, а потом… потом сказала, что больше помогать не будет и я должен вернуться к деду. В действительности она уже послала за ним. Для меня… это было неожиданностью. – Ренар стиснул пальцами бокал. – Я полагался на Люси. Был уверен, что она поможет мне избавиться от него, поможет мне бороться.
– Ваша бабушка была всего лишь одинокой старой женщиной, – убеждала Арианн. – Что она могла противопоставить воле такого могущественного вельможи, как ваш дед?
– Люси не стала бы мне помогать, если бы даже могла, – с горечью заметил Ренар. – Она настойчиво утверждала, что моя судьба – стать графом де Ренаром. Еще одним даром Люси, или так она утверждала, была способность, глядя на огонь, угадывать картины будущего. Вы верите в такую проницательность?
– Моя мать не придавала этому большого значения. Она говорила, что в большинстве случаев такие видения являются плодом воображения или настолько неясны, что могут быть истолкованы, как пожелает провидец. Тем не менее у Мири часто бывают необъяснимые треножные сновидения, кошмары, которые, кажется, предвещают зловещие события.
– Люси полностью верила своим видениям, хотя временами я подозревал, что она хотела, чтобы сбылись ее предсказания, и делала все, чтобы они сбылись. В конечном счете, именно она помогла моей матери завоевать любовь графского сына. Я, дурак, не понял этого раньше, но самым заветным желанием бабушки было увидеть меня нынешним благородным могущественным аристократом.
– Можете ли вы осуждать ее за это? – спросила Арианн. – Вы же сами видели, как тяжела жизнь крестьянина. Неудивительно, что бабушка желала вам лучшей жизни.
– Но это были ее желания, а не мои, и я ей этого никогда не прощал.
И все еще не простил. Она это видела по затаившейся в глазах многолетней обиде, когда он продолжал:
– Особенно когда я узнал, что она сделала так, что мою Мартину в мое отсутствие выдадут за другого человека.
Его Мартину. Если бы не вмешательство бабушки, Ренар давно был бы женат и где-то в диких горах растил кучу детей. Их пути в тот день в лесу никогда бы не пересеклись. Это почему-то даже трудно было представить.
– Сильно страдали? – спросила она.
Ренар пожал плечами.
– Когда молод, душа заживает довольно быстро. Когда тебе всего шестнадцать, куда легче открыть для себя безрассудство любви и понять, что еще есть время и можно оставшуюся жизнь прожить более разумно. Но утрата Мартины лишила меня боевого настроя. Когда дед приехал за мной, я навсегда повернулся спиной к горам и Люси и попытался приспособиться к его миру. Однако я не мог, как следует ездить верхом, не владел шпагой, не умел, как надо, щеголять в камзоле и плаще. Трудно влезть в сапоги, когда ноги у тебя размером с наковальню. Арианн невольно улыбнулась.
– Вам надо было видеть, как я был вынужден впервые присутствовать на маскараде и участвовать в турнире. Нет, хорошо, что вас там не было, потому что это было печальное зрелище. Я махал шпагой, как мясник, старающийся отрубить бок мясной туши, и был без труда обезоружен. Я притворился, что сдался, но, когда мой противник потерял бдительность, бросился на него, схватил за руку и уложил первым ударом кулаком. Потом торжествующе взмахнул руками. – Он сухо усмехнулся. – К сожалению, вместо ожидавшихся мною аплодисментов, раздались насмешки и свист. Дед, побагровев от злости, заявил, что я опозорил фамилию Довиллей. Каким же болваном я был, даже не представляя, что сделал не так, не имел ни малейшего представления о всех этих тонкостях турнирных правил, вежливостях поединка. Какая может быть вежливость в единоборстве? Когда я дерусь, то дерусь, чтобы победить. Когда играю, то играю, чтобы выиграть. Полагаю, все это я усвоил в грубых деревенских играх, когда учился беречь свой бедный нос от Хитрого Тимона.
Ренар улыбнулся, глядя на Арианн, но та не ответила. Она чувствовала, что за его шутливыми воспоминаниями скрывалась вся боль, все унижения, что испытал тот неотесанный паренек. Заметив ее полный сочувствия взгляд, он смущенно опустил глаза.
– Боюсь, вам все-таки удалось немного подпоить меня. Не помню, когда в последний раз столько болтал, нагоняя скуку на прекрасную даму.
– Мне нескучно, – тихо заверила она. – Пожалуйста, продолжайте.
Будь рядом кто-нибудь другой, он бы отказался. Но эти спокойные глаза Арианн. У каждой знахарки, какую он когда-либо знал, были похожие неотразимые глаза. Однако у старой Люси они были более проницательными, требовательными, а у Арианн – кроткими, спокойными, ничего не спрашивали и… спрашивали обо всем. Одно это не позволяло ей лгать.
Ренар виновато заерзал на стуле и еще хлебнул вина.
– Должен сказать еще кое-что, милочка. Когда дед отчаялся выучить меня чему-нибудь сам, он выпроводил меня в Париж, надеясь, что там я приобрету какой-то лоск. Если даже ничего не выйдет, то это хотя бы разведет нас, дабы мы не поубивали друг друга, что вполне могло случиться, если бы мы оставались под одной крышей.
– В таком случае расскажите мне про Париж.
– А вы что, никогда там не бывали?
– Пару раз, совсем маленькой. Отец держал там дом. Ему очень нравилось жить в городе и бывать при дворе. Но матери и особенно детям было неинтересно.
– Представляю почему. Французский двор кишел предательством, интригами. Особенно в то время.
– Д-да. – Арианн упорно разглядывала салфетку на коленях, но Ренар успел поймать блеснувший взгляд и уловить, что – или, точнее, кто – нарушал покой на острове Фэр.
«О, дорогуша. Что вы такое сделали, чтобы навлечь недоброжелательность Темной Королевы?»
Ренар сомневался, что она скажет ему, даже если он с просит об этом вслух. Она уже закрывала доступ к своим мыслям. Ему лишь оставалось быть наготове, ждать, когда она снова ослабит бдительность.
Складывая салфетку, Арианн снова перевела разговор на него:
– Так что вы делали в Париже? При дворе вы, разумеется, не были?
– Нет, меня послали учиться в университет. Служившим у деда моим наставникам, в конце концов, удалось вдолбить в мою тупую голову основы чтения и письма – единственное достоинство, за которое я благодарен старику.
– Университет… – мечтательно произнесла Арианн. – Я бы так хотела там учиться. Когда-то очень давно знатным женщинам разрешали изучать там медицину.
– Милочка, эти тупицы ничему бы вас не научили. Главным занятием студентов, пожалуй, были необузданные бесчинства, пьянство и распут… э-э, азартные игры. Я преуспевал во всех этих занятиях. Полагаю, что продолжал бы в том же духе, если бы однажды в Париж не приехал Туссен. Он кузен моей бабушки, но я всегда считал его за брата, дядю или отца. Я был страшно рад видеть его, пока не узнал причины его приезда.
Эту часть прошлого Ренару определенно хотелось бы забыть, совсем не трогать. Но Арианн мягко коснулась его руки, и Ренар неохотно продолжил:
– Туссен приехал с известием, что охотники на ведьм прочесывают горы в поисках Люси.
Ренар почувствовал, как напряглась Арианн, и накрыл ее руку своей ладонью.
– Туссен хотел, чтобы я вернулся с ним. Стыдно признаться, но я чуть не отказался – все еще был на нее сердит. Но, в конце концов, поехал с ним. Говорят о предчувствиях, вот и меня охватило ощущение крайней неотложности, которое торопило меня, заставляло ехать быстрее, загонять коня до полусмерти. Однако все оказалось ни к чему…
– Вы опоздали, – догадалась Арианн.
Ренар хмуро кивнул:
– От нашей хижины и от моей бабушки мало что осталось. Только груда мусора и искореженных бревен да выжженная земля.
Арианн вцепилась в его руку, охваченная самыми разными чувствами – ужасом, горем, пониманием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Но Габриэль все же умерила свое раздражение и шутливо подергала сестру за косичку.
Мири нехотя легла в постель. Габриэль погасила свечу и устроилась рядом в темноте. Повернулась, подмяв подушку.
– Габриэль, – прошептала Мири.
– М-м-м… – подавляя зевок, промычала Габриэль.
– Как по-твоему, сможешь ли ты когда-нибудь увидеть настоящего единорога?
– Нет, потому что…
Потому что согласно преданию, чтобы поймать единорога девственнице, полагается быть невинной, непорочной, нетронутой. Габриэль подавила эту мрачную мысль.
– Потому что я в них не верю.
– А я верю, – сказала Мири. – И еще верю, что папа когда-нибудь вернется. Это помогало мне, когда я оказалась перед лицом охотников на ведьм. Старалась вспомнить, каким храбрым всегда был папа.
У Габриэль были другие взгляды относительно мужества человека, оставившего умиравшую жену и трех дочерей, но она промолчала. Мири, видимо, правильно приняла это молчание за осуждение, потому что спросила:
– Габби, ты не веришь, что все мужчины хорошие? Даже папа?
Габриэль слишком устала, чтобы вступать в спор со своей наивной сестренкой об их отбившемся от семьи отце.
– Разумеется, я еще верю, что некоторые мужчины хорошие.
По непонятной причине в памяти возник образ капитана Реми. Она добавила:
– Правда, хорошие обычно невыносимо благородны и серьезны.
– А как насчет охотников на ведьм?
– Что?
Габриэль почувствовала, что Мири облокотилась на руку и смотрит на нее.
– А как, по-твоему, может быть хорошим какой-нибудь охотник на ведьм?
– Как ты можешь задавать такие вопросы? У всех охотников на ведьм испорченные черные души. А теперь хватит говорить мне глупости, давай спать.
Мири, вздохнув, опустилась на подушку. Минуту спустя снова зазвенел ее тихий голосок.
– Я… я не могу спать, Габби. У меня снова бывают кошмары, и… и они становятся все хуже.
Габриэль повернулась. Даже в темноте были видны широко раскрытые испуганные глаза Мири.
– Иди сюда. Рядом со мной кошмаров не будет.
Мири благодарно притиснулась к сестре, положив голову ей на плечо. Удивленно спросила:
– Тогда ты стала как мама? Можешь прогонять дурные сны?
– Нет, она была знахарка. – Габриэль прижала к себе сестру и притворно зарычала. – А я… Я буду самой злой ведьмой на свете. Даже кошмары будут меня бояться.
Мири хихикнула:
– Моя храбрая, смелая сестра. Никогда не забуду, как ты бросилась со шпагой на этих охотников на ведьм.
Зевая, она забралась поглубже под одеяло и закрыла глаза. Еще долго после того, как Мири уснула, Габриэль прижимала ее к себе, слушая ровное дыхание сестренки.
Она была благодарна, что Мири уснула, благодарна темноте, что Мири не видит ее лица. Иначе девочка поняла бы, что ее храбрая, смелая сестра не меньше ее боится страшных снов. А главное, страшного видения залитого полуденным солнцем стога сена на скотном дворе.
Глава пятнадцатая
Гроза утихла, дождь монотонно стучал по окнам. Ренар не знал, заметила ли это Арианн. Ее серьезные серые глаза были устремлены на него, не давая на этот раз возможности избежать ответа на трудный вопрос.
– Кто вы?
Ренар прихлебывал вино, положив на стол руку с кольцом. На металлической поверхности перстня мерцал свет свечи. Арианн положила руку рядом, почти касаясь его пальцев. По сравнению с его огромной нескладной рукой ее кисть выглядела тонкой, изящной. Наморщив лоб, она озадаченно разглядывала пару колец.
– Каким образом могут вообще действовать эти кольца? – спросила она. – Из старинных книг я знаю, что хорошо развитый мозг обладает способностью передавать мысли. Не служат ли эти кольца своего рода проводниками благодаря металлу, из которого они изготовлены?
Ренар с любопытством посмотрел на нее:
– Вы забавная ведьма, милочка, всегда ищете здравый смысл, а не магию.
– Я не ведьма, – ответила она. – Да, я действительно предпочитаю рациональные объяснения, так что расскажите мне, где вы приобрели эти кольца, и на этот раз, пожалуйста, правду.
Тяжело вздохнув, Ренар признался:
– Кольца… достались в наследство. Я унаследовал их от матери.
– Значит, она не была, как вы утверждали, простой пастушкой.
– О, нет, она была пастушкой. Но она также была Дочерью Земли. Как вы.
Арианн начала кое о чем догадываться.
– Значит, это ваша мама… научила вас читать по глазам?
– Нет, я научился не у нее. Я ее не знал. – Ренар подбодрил себя глотком вина. – Меня воспитала бабушка, знахарка с гор. Это она научила меня искусству читать по глазам и другим старинным знаниям. Она же выковала кольца для матери и отца. Могущественное волшебство должно было связать их навсегда. К сожалению, «навсегда» оказалось недолгим: мать скончалась при родах, а вскоре от внезапного воспаления легких умер и отец. Хотя, думаю, есть романтики, которые сказали бы, что он умер от разбитого сердца.
– Мне очень жаль, – тихо произнесла Арианн.
Ренар пожал плечами:
– Трудно печалиться о людях, которых не знал. Мои родители представлялись мне персонажами печальной и доброй волшебной сказки, которую бабушка рассказывала холодными вечерами у очага. Наша хижина на горе, мой родственник Туссен да старая Люси – вот и все, что было для меня реальностью.
– Старая Люси?
– Так горцы называли мою бабушку, и я тоже. Она училась не по книгам, как ваша мама, не могла даже написать своего имени, но была весьма ведающей…
Когда служанка Бетт принесла еще вина и блюдо засахаренных фруктов, Ренар прервал речь. Арианн поторопилась отпустить девушку, сказав, чтобы не приходила, пока ее не вызовут. Габриэль вряд ли одобрила бы это, но Арианн опасалась, что Ренар снова замкнется.
Как только ушла Бетт, Арианн подалась вперед:
– А что ваш дед Довилль? Неужели родственники отца совсем вас забыли?
Ренар с мрачным видом поджал губы, как он это всегда делал при упоминании о старом графе.
– Да, к счастью, граф действительно забыл о моем существовании. После женитьбы отца на грязной крестьянке, дочери старой ведьмы, как он презрительно выражался, он полностью с ним порвал. Но отторжение моего отца не имело для меня никакого значения. Я был вполне доволен жизнью в горах, ухаживал за нашим маленьким огородом и отарой овец. Бродил по горам с другими ребятами, играл с ними, дрался. – Ренар, потирая переносицу, печально улыбнулся. – Вот тогда я впервые сломал нос, боролся с Хитрым Тимоном. Маленький, но крепкий мальчуган, но по-честному драться не мог. Но, собственно говоря, никто из нас этим не блистал. Мы были весьма необузданной компанией, дорогуша.
– Могу представить, – заметила Арианн.
Ренар задумался.
– Не думайте обо мне неверно. Жизнь там, в горах, возможно, была нелегкой, порой неумолимо дули свирепые ветры. Но знания старой Люси о земле, о старинном искусстве гарантировали безбедную жизнь. Жили хорошо, пристойно и просто, пока…
– Пока? – мягко подсказала Арианн, когда он помедлил.
Глаза Ренара опять потемнели.
– Пока в один прекрасный день у деда не кончились наследники. Они умерли один за одним, и единственным оставшимся кровным родственником стал внук ведьмы, нескладный деревенский паренек. Так что в лето моего шестнадцатого года он приехал забрать меня к себе.
Ренар, помолчав, отхлебнул вина:
– Я ему противился. В конечном счете, я даже не был знаком со старым него… – Скорчив виноватую гримасу, Ренар поправился: – Прошу прощения, сеньора. Я даже не был знаком со своим дедом и не имел никакого желания стать месье графом. Все, чего я желал, – это клочок земли в горах, хижина с хорошим каменным очагом и перовая постель. Место, где можно содержать отару овец и кучу шумных детишек, и чтобы рядом была крепкая веселая жена. Я уже был влюблен в хорошенькую дочку мельника. Мартина Дюпре была пухленькая, симпатичная, с васильковыми глазами и пшеничными волосами.
Голос Ренара смягчился. Слушая это описание, Арианн без труда представила более грубоватый вариант Габриэль. Потрогала кончики своих волос, испытав странный укол ревности.
– Вы… вы были помолвлены с этой девушкой?
– Да, но месье графа не интересовало мое желание, как он изящно выразился, бегать за деревенской потаскухой, – нахмурился Ренар. – Он привел коня, приказал садиться, не дав даже попрощаться с Мартиной. Когда же я сказал, чтобы он пошел к… э-э, то есть отказался ехать к нему, дед увез меня силой. Так мне сломали нос второй раз, а может, третий? Я дрался как черт, но меня выволокли из бабушкиной хижины, и так началась схватка характеров. Дед пытался сделать из меня, как он говорил, настоящего Довилля. Я же делал все возможное, чтобы плюнуть ему в рожу и удрать. Убегал, но меня ловили и били.
– О, как он мог? – воскликнула Арианн.
Она знала, что старый граф бывал жестоким, но так обращаться с собственным внуком…
Ренар потрепал ее по руке и улыбнулся.
– Пусть моя история вас не расстраивает. Шкура у меня такая же крепкая, как и голова. Эти порки лишь придавали мне упрямства, пока в один прекрасный день я не убежал совсем и добрался до своих гор. К тому времени, когда я рухнул у порога Люси, я был нищим оборвышем. Даже с вашим хладнокровием и мужеством вы бы содрогнулись от отвращения.
Комплимент заставил ее покраснеть.
– Люси приняла меня, накормила, вымыла мои израненные ноги, а потом… потом сказала, что больше помогать не будет и я должен вернуться к деду. В действительности она уже послала за ним. Для меня… это было неожиданностью. – Ренар стиснул пальцами бокал. – Я полагался на Люси. Был уверен, что она поможет мне избавиться от него, поможет мне бороться.
– Ваша бабушка была всего лишь одинокой старой женщиной, – убеждала Арианн. – Что она могла противопоставить воле такого могущественного вельможи, как ваш дед?
– Люси не стала бы мне помогать, если бы даже могла, – с горечью заметил Ренар. – Она настойчиво утверждала, что моя судьба – стать графом де Ренаром. Еще одним даром Люси, или так она утверждала, была способность, глядя на огонь, угадывать картины будущего. Вы верите в такую проницательность?
– Моя мать не придавала этому большого значения. Она говорила, что в большинстве случаев такие видения являются плодом воображения или настолько неясны, что могут быть истолкованы, как пожелает провидец. Тем не менее у Мири часто бывают необъяснимые треножные сновидения, кошмары, которые, кажется, предвещают зловещие события.
– Люси полностью верила своим видениям, хотя временами я подозревал, что она хотела, чтобы сбылись ее предсказания, и делала все, чтобы они сбылись. В конечном счете, именно она помогла моей матери завоевать любовь графского сына. Я, дурак, не понял этого раньше, но самым заветным желанием бабушки было увидеть меня нынешним благородным могущественным аристократом.
– Можете ли вы осуждать ее за это? – спросила Арианн. – Вы же сами видели, как тяжела жизнь крестьянина. Неудивительно, что бабушка желала вам лучшей жизни.
– Но это были ее желания, а не мои, и я ей этого никогда не прощал.
И все еще не простил. Она это видела по затаившейся в глазах многолетней обиде, когда он продолжал:
– Особенно когда я узнал, что она сделала так, что мою Мартину в мое отсутствие выдадут за другого человека.
Его Мартину. Если бы не вмешательство бабушки, Ренар давно был бы женат и где-то в диких горах растил кучу детей. Их пути в тот день в лесу никогда бы не пересеклись. Это почему-то даже трудно было представить.
– Сильно страдали? – спросила она.
Ренар пожал плечами.
– Когда молод, душа заживает довольно быстро. Когда тебе всего шестнадцать, куда легче открыть для себя безрассудство любви и понять, что еще есть время и можно оставшуюся жизнь прожить более разумно. Но утрата Мартины лишила меня боевого настроя. Когда дед приехал за мной, я навсегда повернулся спиной к горам и Люси и попытался приспособиться к его миру. Однако я не мог, как следует ездить верхом, не владел шпагой, не умел, как надо, щеголять в камзоле и плаще. Трудно влезть в сапоги, когда ноги у тебя размером с наковальню. Арианн невольно улыбнулась.
– Вам надо было видеть, как я был вынужден впервые присутствовать на маскараде и участвовать в турнире. Нет, хорошо, что вас там не было, потому что это было печальное зрелище. Я махал шпагой, как мясник, старающийся отрубить бок мясной туши, и был без труда обезоружен. Я притворился, что сдался, но, когда мой противник потерял бдительность, бросился на него, схватил за руку и уложил первым ударом кулаком. Потом торжествующе взмахнул руками. – Он сухо усмехнулся. – К сожалению, вместо ожидавшихся мною аплодисментов, раздались насмешки и свист. Дед, побагровев от злости, заявил, что я опозорил фамилию Довиллей. Каким же болваном я был, даже не представляя, что сделал не так, не имел ни малейшего представления о всех этих тонкостях турнирных правил, вежливостях поединка. Какая может быть вежливость в единоборстве? Когда я дерусь, то дерусь, чтобы победить. Когда играю, то играю, чтобы выиграть. Полагаю, все это я усвоил в грубых деревенских играх, когда учился беречь свой бедный нос от Хитрого Тимона.
Ренар улыбнулся, глядя на Арианн, но та не ответила. Она чувствовала, что за его шутливыми воспоминаниями скрывалась вся боль, все унижения, что испытал тот неотесанный паренек. Заметив ее полный сочувствия взгляд, он смущенно опустил глаза.
– Боюсь, вам все-таки удалось немного подпоить меня. Не помню, когда в последний раз столько болтал, нагоняя скуку на прекрасную даму.
– Мне нескучно, – тихо заверила она. – Пожалуйста, продолжайте.
Будь рядом кто-нибудь другой, он бы отказался. Но эти спокойные глаза Арианн. У каждой знахарки, какую он когда-либо знал, были похожие неотразимые глаза. Однако у старой Люси они были более проницательными, требовательными, а у Арианн – кроткими, спокойными, ничего не спрашивали и… спрашивали обо всем. Одно это не позволяло ей лгать.
Ренар виновато заерзал на стуле и еще хлебнул вина.
– Должен сказать еще кое-что, милочка. Когда дед отчаялся выучить меня чему-нибудь сам, он выпроводил меня в Париж, надеясь, что там я приобрету какой-то лоск. Если даже ничего не выйдет, то это хотя бы разведет нас, дабы мы не поубивали друг друга, что вполне могло случиться, если бы мы оставались под одной крышей.
– В таком случае расскажите мне про Париж.
– А вы что, никогда там не бывали?
– Пару раз, совсем маленькой. Отец держал там дом. Ему очень нравилось жить в городе и бывать при дворе. Но матери и особенно детям было неинтересно.
– Представляю почему. Французский двор кишел предательством, интригами. Особенно в то время.
– Д-да. – Арианн упорно разглядывала салфетку на коленях, но Ренар успел поймать блеснувший взгляд и уловить, что – или, точнее, кто – нарушал покой на острове Фэр.
«О, дорогуша. Что вы такое сделали, чтобы навлечь недоброжелательность Темной Королевы?»
Ренар сомневался, что она скажет ему, даже если он с просит об этом вслух. Она уже закрывала доступ к своим мыслям. Ему лишь оставалось быть наготове, ждать, когда она снова ослабит бдительность.
Складывая салфетку, Арианн снова перевела разговор на него:
– Так что вы делали в Париже? При дворе вы, разумеется, не были?
– Нет, меня послали учиться в университет. Служившим у деда моим наставникам, в конце концов, удалось вдолбить в мою тупую голову основы чтения и письма – единственное достоинство, за которое я благодарен старику.
– Университет… – мечтательно произнесла Арианн. – Я бы так хотела там учиться. Когда-то очень давно знатным женщинам разрешали изучать там медицину.
– Милочка, эти тупицы ничему бы вас не научили. Главным занятием студентов, пожалуй, были необузданные бесчинства, пьянство и распут… э-э, азартные игры. Я преуспевал во всех этих занятиях. Полагаю, что продолжал бы в том же духе, если бы однажды в Париж не приехал Туссен. Он кузен моей бабушки, но я всегда считал его за брата, дядю или отца. Я был страшно рад видеть его, пока не узнал причины его приезда.
Эту часть прошлого Ренару определенно хотелось бы забыть, совсем не трогать. Но Арианн мягко коснулась его руки, и Ренар неохотно продолжил:
– Туссен приехал с известием, что охотники на ведьм прочесывают горы в поисках Люси.
Ренар почувствовал, как напряглась Арианн, и накрыл ее руку своей ладонью.
– Туссен хотел, чтобы я вернулся с ним. Стыдно признаться, но я чуть не отказался – все еще был на нее сердит. Но, в конце концов, поехал с ним. Говорят о предчувствиях, вот и меня охватило ощущение крайней неотложности, которое торопило меня, заставляло ехать быстрее, загонять коня до полусмерти. Однако все оказалось ни к чему…
– Вы опоздали, – догадалась Арианн.
Ренар хмуро кивнул:
– От нашей хижины и от моей бабушки мало что осталось. Только груда мусора и искореженных бревен да выжженная земля.
Арианн вцепилась в его руку, охваченная самыми разными чувствами – ужасом, горем, пониманием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50