Ясно, что Джулия Джейкобсон никому не позволит командовать собой.– Но, – продолжала Мэкси, – о гардеробе мы, пожалуй, поговорим позже. Сейчас я собираюсь осмотреть свой офис. А потом мне хотелось бы, чтобы ты провела меня по редакции в качестве гида.Джулия вскочила, загородив спиной дверь, ведущую в кабинет редактора «дядюшки» Боба Финка.– Неужели ты собираешься туда заходить?– А что?– По-моему, это не самое лучшее, с чего тебе следовало бы начинать свой день.– Неужели он так и не выкинул весь свой хлам? – всплеснула руками Мэкси. – Он же сам, черт побери, мне обещал…– Нет, оттуда все вынесли.– В чем же тогда дело? – вскричала Мэкси и, несмотря на протесты Джулии, открыла дверь.Открыла – и в ужасе отшатнулась.Комната была совершенно пуста, не считая одного старого черного кожаного кресла с треснувшим сиденьем, однако лежащий на полу ковер был завален таким толстым, в несколько дюймов, слоем наполовину истлевших листков бумаги, что все помещение казалось в десятки раз более захламленным, чем Бродвей после очередной традиционной торжественной встречи, когда проезжающего по центральной улице героя осыпают серпантином из кусочков телеграфной ленты. Боже, а что это там по углам? Неужели паутина? Да-да, самая настоящая! Выходит, в Нью-Йорке на самом деле водятся пауки? А стены? Теперь, когда из комнаты вынесли все девять столов «дядюшки» Боба, стало видно, как они заляпаны и засижены мухами. Тут и там по стенам тянулись старые ржавые разводы самой причудливой формы от протечек, внизу валялась кусками отвалившаяся штукатурка и прочий мусор. Окна были настолько грязными, что в комнату почти не проникали лучи солнца, а те, что все же умудрялись сделать это, становились жалкими и блеклыми.– По крайней мере, в «Больших надеждах» у Диккенса мисс Хэвишем ставила мебель, чтобы поддерживать паутину, – очнувшись от первого шока, проговорила Мэкси.– Когда начали двигать последний, редакторский стол, он не выдержал и развалился, – сообщила Джулия.– Нет, наверно, на свете такой щетки, такого пылесоса или еще какого-нибудь способа, чтобы хоть немного расчистить эту… Даже не знаю, какое слово подобрать, – в отчаянии произнесла Мэкси.– Ничего, всегда можно положиться на материальный интерес, – произнесла Джулия так, словно давно все обдумала.– Интерес? – ужаснувшись, переспросила Мэкси. – Ты что, уж не меня ли хочешь заинтересовать?– Ну что ты, в таких нарядах, как наши… Я имею в виду Хэнка, парня из твоего дома. Его всегда крайне стимулирует то, что кладут ему на лапу. У тебя есть с собой полсотни баков?– Наличными?.. Не думаю. А если я дам ему с кредитной карточки?– Ладно, я тебе одолжу. Вернешь завтра.– Действуй, Джулия! А сейчас давай выйдем отсюда. А то я больше тут не выдержу.– Как скажешь. Ты же босс.– Да? Да! Ну и где, по-твоему, босс может присесть, чтобы обсудить будущее «Бижутерии и бантов» со своими штатными сотрудниками?– Но у тебя их нет, Макси.– А ты?– Я не в счет. Деньги одолжить – это пожалуйста. Но не более того. Я здесь на время и, видит Бог, попасть в штат вовсе не стремлюсь.– Ну хорошо, а сделать вид, что стремишься, можешь? До конца недели. Зато потом, когда пойдешь искать новое место, в реестре у тебя будет одной работой больше.– А я вообще не собираюсь указывать «Би-Би» в своем реестре. Но, если тебе так хочется, можешь считать меня редактором-консультантом и поручить мне сбегать купить нам по чашечке кофе, чтоб мы немного подбодрились. Кофеварку можешь не искать, она давно сломана.– Ближайшее кафе?– Прямо под тобой.– Джулия, – начала Мэкси серьезно, облокотившись на стол, – а ты никогда не задумывалась над тем, какие возможности открываются здесь перед тобой? Возьми рок-группы, ведь во всем мире они прямо с ума сходят по всяким там финтифлюшкам в одежде. Сколько золотой тесьмы, разных галунов и прочего им требуется. Тонны! Да любая их тряпка нуждается в отделке. Все опять увешаны медалями. Накладные плечи снова вошли в моду. Вот хоть Клод Монтана. Только подумай о его плечах. Или это увлечение майками? Разве вся панковская мода не сводится, в сущности, к необычности отделки? А возьми вечерние туалеты в нынешнем сезоне… Если там нет блесток, забудь про них. Модели Сони Рнкель – сплошь отделка, и больше ничего. Да мы могли бы посвятить целый номер рукавам с буфами Джоан Коллинз.– Хм…– Что это означает?– А то, что я здесь всего две недели. Пришла сюда потому, что предложение работать помощником редактора в «Мадемуазели» в последнюю минуту лопнуло. Но я прекрасно знаю, кто все еще подписывается на «Би-Би». Это твой рекламодатель мистер Лукас, для которого самое главное – продать свои пять тысяч ярдов бисерной отделки, и мистер Шпилберг, торгующий бахромой. Таких, как они, вряд ли заинтересуют рукава Коллинз. Они, скорей всего, не заметили бы ее даже на обложке в голом виде. По-моему, этот журнал, если он вообще чему-то и посвящен, то бизнесу, а не моде. Те же Шпилберг и Лукас, если их заинтересует мода как таковая, в любой момент могут обратиться к «Женской одежде». Так уж повелось, и ты навряд ли что-нибудь тут изменишь.– Хорошо, тогда нам надо расширять подписку, чтобы привлечь новых читателей, у которых другие вкусы, чем у Лукаса и Шпилберга.– Не нам, Мэкси, а тебе, – не уступала Джулия. – Тебе. – Это уже проблема завтрашнего, а не сегодняшнего дня, – Мэкси постаралась смягчить разногласия. – Пока что расскажи лучше немного о себе. То, что считаешь нужным сама.– Мне двадцать два. В прошлом году окончила Смитколледж. Матери всегда хотелось, чтобы я получила навыки секретарского дела – на всякий случай, мало ли что в жизни бывает. Все женщины в нашей семье на протяжении трех поколений обладали такими навыками, но вот воспользоваться ими довелось только мне. Не от хорошей жизни, понятно. Через пару недель я перехожу в «Редбук» помощником заместителя редактора по отделу моды.– Ты родом не из Нью-Йорка? – с любопытством спросила Макси, явно под впечатлением от твердой деловой хватки и самоуверенности своей визави.– Нет. Из Кливленда. Отец – нейрохирург, мать – преподавательница английской литературы в университете. Она специалист по Вирджинии Вульф и группе Блумсбери. Сестра пишет докторскую по французскому и философии, чтобы иметь возможность учить разным премудростям из Паскаля, Монтеня и Вольтера – неясно, правда, кого именно. Брат – архитектор-планировщик, помощник мэра Кливленда. У родителей я одна такая неудачливая.– А из-за чего? – изумилась Мэкси, решив, что все дело в окраске волос Джулии: все остальное в ней не могло не впечатлять.– Я фанатка моды. В семье Джейкобсонов никто не считает моду настолько важным делом, чтобы тратить на нее свою жизнь. Занятие легкомысленное, плохо оплачиваемое и не расширяет умственный кругозор, так они считают.– Но это же четвертая или пятая по прибыльности отрасль индустрии?– Они индустрию тоже не жалуют.– Да… бостонский снобизм.– Одна часть нашей семьи как раз там и живет. И по сравнению с ними кливлендские Джейкобсоны выглядят как вульгарные продюсеры телевизионных игровых шоу.– Я, например, даже средней школы не закончила, – произнесла Мэкси.– Поэтому тебя и послали в «Бижутерию»? Чтоб ты почувствовала на своей шкуре, что бывает с теми, кто не кончал школу?– Нет, меня никто не посылал. Я сама так решила. И от своего решения не откажусь, – твердо отрезала Мэкси.– Не понимаю. Ведь у Эмбервиллов столько других изданий, кроме жалкого «Би-би». Я бы на твоем месте выбрала «Стиль».– Давай поговорим о модах в одежде, – предложила Мэкси. Джулия ей нравилась, но обнажать перед ней свою душу и удовлетворять ее любопытство она тем не менее не собиралась. Слишком много чувств тут сплелось, слишком сильна была ее любовь к отцу, чтобы объяснить это в нескольких словах.– Итальянских? Немецких? Или американских? – Глаза Джулии засверкали в предвкушении интересного разговора.– Ты покупаешь кофе, так что выбирай сама! – щедро предложила Мэкси.…В течение нескольких часов кряду Мэкси просидела в бывшем художественном отделе журнала, где на облезлом грязном линолеуме не осталось ничего, кроме трех поломанных стульев и двух больших столов в форме буквы «L», на которых раньше составлялись макеты. Ей было слышно, как в приемной Джулия отвечает время от времени на телефонные звонки и ведет переговоры с не слишком соблазнившимся пятьюдесятью долларами мусорщиком.Вооружившись фирменным блоктоном из желтой бумаги и целой коробкой шариковых ручек, Мэкси решила первым делом набросать проект совершенно нового журнала, большего и по объему и по воздействию на читателя, каким уготовано было стать ее «Бижутерии и бантам». Она намеревалась составить списки всего, что нуждалось в обновлении, и набросать несколько предварительных эскизов. Мэкси то мерила шагами кабинет, то выглядывала в окно, то снова садилась и подолгу смотрела на блокнот, то опять вставала и начинала свое хождение взад-вперед. Вдохновение явно куда-то улетучилось. Может, из-за убогого убранства, а может, из-за того, что в кафе, куда они с Джулией спустились, не оказалось ее любимого салата с тунцом и им пришлось довольствоваться сандвичами с ветчиной и сыром. Впрочем, в отсутствии вдохновения могли быть виноваты козни полнолуния или дьявольское влияние Сатурна. Скорей всего, это был не ее день. Но виной тут могли быть и Лукас со Шпилбергом: уж лучше бы Джулия ничего ей не рассказывала. Как только в голову ей приходила какая-нибудь мысль, она тут же отбрасывала ее прочь, стоило только взглянуть на нее их глазами, ведь они как бы составляли ядро тех читателей, кто остался верен журналу. И если ей суждено возродить его из пепла, то ее «Би-Би» должен завоевать сердца тысяч и тысяч новых Лукасов и Шпилбергов, где бы они ни находились. Сотни тысяч! Миллионы!– Господи Иисусе! – вслух воскликнула Мэкси.– Ты что-то сказала? – спросила появившаяся в дверях Джулия.– Мы ведь не наберем миллионы Лукасов и Шпилбергов, как ты считаешь?– Миллионы – нет. А вот по одному, по крайней мере среди твоих подписчиков, наскребем.– Пойду прошвырнусь, Джулия. Когда ходишь, лучше думается.– Погода сейчас отличная, – отреагировала Джулия, со значением поглядев на девственно чистый блокнот. – Кислород стимулирует мозг.– Тогда до завтра, – проговорила Мэкси, вставая.Лимузин с Эли поджидал ее внизу.– В центр вселенной, Эли! – бросила Мэкси, и Эли, по своему обыкновению нарушая правила, помчался к углу Бродвея и Пятьдесят седьмой улицы.– Когда я вам сегодня нужен, мисс Эмбервилл? – осведомился он затормозив и распахивая перед ней дверь машины.– Не знаю. Приезжайте где-нибудь к шести.Мэкси быстро зашагала по Пятой авеню, глубоко и с наслаждением вдыхая бодрящий сентябрьский воздух вечно делового Манхэттена. Ее снова, в который уж раз, охватило ощущение канатоходца, идущего по натянутой между крышами небоскребов проволоке. Она любила ни с чем не сравнимую напряженность жизни в этой островной метрополии, расположенной, казалось, на вершине активного вулкана.– «Я покорю Манхэттен, и Бронкс, и остров Стэтен», – напевала Мэкси, хотя давным-давно узнала, что песня, которой обучил ее отец, была переделана им, чтобы полнее выразить его решимость во что бы то ни стало преуспеть в этой жизни, а на самом деле начальные слова звучат по-иному: «И будет наш Манхэттен…»Еще никогда Пятая авеню не казалась ей столь широкой и яркой, как теперь – после кошмарных часов, проведенных в новом офисе; никогда еще бурлящая вокруг людская толчея не представлялась столь восхитительной и не поражала своим разнообразием, которое так контрастировало с бесплодным сидением – один на один с опостылевшим желтым блокнотом. Здесь каждый стремится к какой-нибудь цели, у каждого была своя причина находиться именно здесь, в этом месте, на этой улице и в этот час.Чего, напряженно думала Мэкси, все они хотят? Хотение – основная черта нью-йоркца. Она, например, твердо знает, чего хочет. Превратить «Би-Би» в журнал, успех которого должен стать оглушающим. Должен… С неожиданной для самой себя ясностью Мэкси поняла, что этого нельзя добиться. Из «Бижутерии и бантов» ничего путного не получится. Это уж точно. Без всяких «поживем-увидим». На него просто нет спроса. И это в городе, где спрос есть на все. Но не на журнал, составленный в основном из статей, пусть отлично написанных, но посвященных всего лишь тайнам ручной вышивки на роскошных, по три тысячи долларов за штуку, платьях от Джулно, оборкам на блузках от Принца или описанию блесток Линды Эванс. Наверняка в Манхэттене найдется рынок для журналов, рассчитанных на тех, кто пользуется контактными линзами, или на левшей, даже на коллекционеров бус, если на то пошло. Правда, это были бы всего лишь небольшие журналы. А тратить свою энергию на небольшие издания Мэкси не собиралась.Значит, про отделку надо забыть, подумала она. Необходимо найти для своего журнала другое лицо, изменить его, как бы это сказать, концепцию. Да, ей нужна именно новая концепция, решила Мэкси, почти вальсируя в толпе, заполнявшей Пятую авеню. В своем красном мини, с улыбкой, играющей на губах безупречной формы, она не могла не обращать на себя восхищенных взглядов прохожих. Новая концепция. Свежая, оригинальная идея – вот ее спасение! И больше ничего не надо…Когда Эли позвонит ей вечером, она скажет ему, что завтра утром он должен объехать все газетные киоски Манхэттена и купить по одному экземпляру всех журналов. Прежде чем изобретать свой журнал, первым делом надо узнать продукцию журнального рынка.
– Ма, – с мягким укором произнесла Анжелика, – ну когда ты перестанешь себя мучить? Я больше уже не могу.– Такое уж мне дерьмо досталось, детка.– Ма, по-моему, неприлично употреблять такие выражения в разговоре с маленькой девочкой.– Для приличий у меня сейчас нет времени. Хочешь, чтоб с тобой сюсюкали, поищи себе кого-нибудь другого. Я работаю.– Послушай, ма, зачем ты все время это мне говоришь?– Затем. И хватит хныкать… У других девочек матери работают – и ничего страшного.– Матери работают! – взорвалась Анжелика. – Да ты же стала ненормальной, прямо робот какой-то сумасшедший!– Иди поиграй в «Счастливый случай».– Я серьезно, ма. Ты уже три дня сидишь взаперти с этими журналами, ничего не ешь, читаешь до упаду, а во сне скрежещешь зубами…– А ты откуда знаешь?– Да вчера вечером ты свалилась прямо на кипу своих журналов. И я сама слышала скрежет.– Ничего, небольшой стресс, Анжелика, это нормальное явление.– Но ты же всегда избегала стрессов, ты их ненавидишь. Кончай, ма!– Стрессы – это часть человеческой жизни, детка, разве тебе это неизвестно? Может, ты еще слишком молода, но если верить тому, что я читала, все наши женщины живут в условиях невыносимого стресса. И он становится все сильнее и сильнее с каждой минутой, даже пока мы сидим здесь и тратим время на разговоры. А сейчас уходи и не мешай мне работать.– Учти, ма, я позвоню Тоби, и мы определим тебя в психиатрическую больницу.– Для этого нужно заключение трех врачей, а врачи, чтобы ты знала, заняты тем, что строчат в журналы статьи про стресс, поэтому вы никого не найдете, кто бы стал тратить на меня время. Но попытка – не пытка…С трудом сложив по частям свое долговязое тело, Анжелика наконец присела на пол рядом с Мэкси, как бы прикрывая ее собой. Три дня назад, когда Эли появился в квартире с первой пачкой журналов, ее мать бросилась к ним, как ребенок, горящий желанием поскорей узнать, какие подарки ему подарили на Рождество. Она устроилась у себя в новой библиотеке со светло-серыми зеркальными стенами, вдоль которых тянулись бесконечные ряды заставленных книгами полок, и большими креслами, обтянутыми мягкой белой кожей. Мэкси открывала каждый из номеров с предвкушением чего-то необыкновенного, жадно листая страницу за страницей – от корки до корки. Покончив с очередным журналом, она подкладывала его к соответствующей стопке, которые начинали расти вокруг нее. Эли между тем все приносил и приносил новые пачки – и стопки все росли и росли.Постепенно первые радостные ожидания сменились подавленностью. К обеду она выглядела несколько отчаявшейся, а к концу дня ее охватила уже настоящая ярость – и теперь ярость эта достигла, кажется, новых высот. Журналы все еще продолжали поступать, и рассыпавшиеся стопки заполнили помещение библиотеки, кроме пространства у дальней стены под окном. При этом часть журналов тут же отправлялась обратно с изрядно уставшим Эли: журналы для мужчин, спортивные, специализированные издания – по компьютерной технике, для автолюбителей, меломанов, а также еженедельники, посвященные политике, кино, «мыльной опере», гомосексуализму, аэронавтике и бизнесу.На третий день Мэкси расчистила для себя место на красно-белом ковре ручной работы и сидела там, скрестив ноги, в окружении журнальных стен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62