– Но я очень за тебя беспокоюсь, папочка.– Почему, дочурка?– Потому что тебе будет меня недоставать.– И еще как! Проклятье! Чертовски будет! Но зато рядом с собой ты всегда сможешь увидеть и свою мать, и этого Лэдди – как там его фамилия. И пони, и замок, и наверняка целую дюжину этих клетчатых шотландских юбок, которые будешь носить в школе, так что тебе некогда будет скучать, дорогая.– Я всегда по тебе скучаю, когда не с тобой, – в голосе Анжелики прозвучала нотка упрека.– Больше, чем по Деннису?– Не глупи, папа. Это разные вещи. Он мне просто нравится, а тебя я люблю.– Знаю, я просто пошутил.– По-моему, шутка получилась не смешная. Совсем не смешная. Возьми свои слова обратно, – строгим тоном отчеканила Анжелика.– Беру, – пробормотал смущенный Рокко.– О'кэй. Можно мне шоколадное мороженое?– Конечно. Все, что ты хочешь.– Знаешь, я очень надеюсь, что мама на этот раз уже никуда не будет уходить и останется с Лэдди. Мне не хотелось бы скучать и по нему.– Останется? Твоя мама? Ха…– Что ты хочешь сказать своим «ха», папа?– Да я просто закашлялся, Анжелика. Просто закашлялся.
– Зэкари, ты только послушай, что пишет моя мать! – встревоженно воскликнула Лили, так и не прикоснувшись к намазанному маслом ломтику тоста.– Что там с ней стряслось? – Зэкари спокойно доел яйцо.– Не с ней, а с Мэкси!– Так я и знал. Твоя мать слишком разумная женщина, чтобы волноваться из-за каких-нибудь пустяков. И что же Мэкси там такое выкинула? Вроде бы люди уже примирились с тем, что в подземелье она устроила плавательный бассейн, а при всех спальнях появилось по ванной комнате, хотя замок и считается историческим памятником.– Все это пустяки по сравнению с тем, о чем пишет мать. По ее словам, Мэкси стала в Лондоне притчей во языцех, а это совсем не легко, когда живешь в Приграничье Имеется в виду район на границе Англии и Шотландии.
. Похоже, она закатывает в замке приемы по целым неделям.– А какого дьявола ей этого не делать? – возмутился Зэкари, который даже прекратил жевать, чтобы встать на защиту дочери. – Ей понадобился, по крайней мере, год, чтобы переоборудовать старый барак и отделать его в современном стиле. Она наверняка ухлопала на это миллионы. И ей, понятно, хочется как-то компенсировать такую потерю. А можно ли добиться этого иначе, нежели окружив себя друзьями?– Наверное, ты прав, Зэкари, но ее приемы, кажется, приобрели печальную известность. Говорят, в теплице у Мэкси растет марихуана, а в серебряном кубке Киркгордонов, подаренном их семье в пятнадцатом веке архиепископом Глазго, она хранит никогда не иссякающий запас самокруток с «травкой». Боже, я понятия не имела, что мама знает такие слова! Кроме того, у нее в замке каждый день, включая воскресенья, идет игра в покер, и по-крупному, притом в комнате, где покойный граф хранил свои доспехи… Бога ради, дорогой, да положи ты наконец свой нож и перестань намазывать масло… Она разводит прямо в башне костры в честь святого Патрика, и Колумба, и Костюшко, и Дня Америки, и всех других американских праздников, и пожарное управление ничего не может с ней поделать. На своем «феррари» она по-прежнему ездит по правой стороне вместо левой. Но самое ужасное, Зэкари, что когда ее пригласили в гости к соседям, герцогу и герцогине Букклейх в Боухилл-хаус, она посмела заявить этим почтенным людям, что совсем не уверена в подлинности картины Леонардо да Винчи, висящей в их галерее! Это же непростительно. Зэкари, и потом, конечно, не соответствует истине, о чем Мэкси не могла не знать. – И Лили в сердцах швырнула письмо на стол.– Она несчастлива, Лили, пойми. С замужеством опять осечка. Вот что это все значит, и я ничуть не удивлен. Мне всегда казалось, что этот красавчик Киркгордон прячет под красотой жестокость. Не верю я мужчинам с чересчур красивой внешностью – и вот оказывается, она не нашла с ним счастья. Согласен, что Мэкси несколько избалованна, это иногда проявляется, но ведь не враг же она себе, в конце концов. – Зэкари в задумчивости снял очки и покачал головой. – Единственное, что меня в этом письме всерьез беспокоит, так это то, что она не соблюдает тамошних дорожных правил и ездит не по той стороне. Я собираюсь ей позвонить и узнать, что там происходит. А ведь я так надеялся, так надеялся, что, может быть, на сей раз Мэкси наконец устроит свою судьбу – навсегда.– Я знаю, ты любящий отец, но все-таки принимать желаемое за действительное надо до известных пределов. «Устроит судьбу»? Твоя дочь? Мэкси? Подумай, что ты говоришь, Зэкари. «Навсегда!..»
– Ну на этот-то раз в чем загвоздка, Мэкси? – У Инди даже горло перехватило от любопытства. – Выкладывай – только все по порядку.– Вот если бы ты смогла выбраться ко мне хоть на уикэнд, то увидела бы все сама и сейчас не надо было бы ни о чем спрашивать. Но нам, как всегда, некогда, – произнесла Мэкси обвиняющим тоном. – Ну и вот я снова приехала к тебе на побережье, чтобы повидаться.– Зря катишь на меня бочку, Мэкси. У меня действительно не было времени, чтобы просто слетать туда и обратно. Ведь потом надо два-три дня, чтобы акклиматизироваться, ты же сама все знаешь. Это тебе не в Сан-Франциско подскочить. Ну давай, хватит увиливать.– Ну, в общем, во всем виноват этот страшный «dreich».– Ясно, что он, – успокоила подругу Инди. – А что это за человек такой?– Это не человек, Инди. Это шотландское слово означает такой дождь не дождь, а когда вокруг все мокро, очень мокро, очень-очень темно, очень-очень тускло и очень-очень холодно. Погода, Инди, там полное дерьмо. – Мэкси протянула руку и взяла с тарелки подруги кусок пиццы: сейчас она настолько похудела, что могла себе позволить не соблюдать диету, а перед пиццей в «Спадо» устоять не мог никто.– Итак, значит, ты развелась в третий раз – теперь из-за погоды? Интересно получается. С таким мотивом мне приходится сталкиваться впервые. Конечно, когда насмотришься картин Бергмана, то начинаешь понимать, что унылая погода определенно способствует развитию душевной тоски и болезненной мнительности. Но чтоб это случилось всего за два года? Перестань таскать у меня пиццу, Мэкси! Может, сама закажешь, а? Ну хорошо, а как насчет центрального отопления, всех этих радиаторов, которые возили тебе тоннами?– Инди, а как насчет благородства? Неужели так трудно расщедриться и разделить со мной свою пиццу? Разве я не отдала тебе половину своих спагетти с томат-пастой? Ну что с того, если я скажу: да, у меня плохой вкус, я, может, разбираюсь в мужчинах хуже всех баб в мире, и меня надо обязательно кому-нибудь опекать?– Тогда я вынуждена буду возразить. Рокко, насколько я знаю, один из самых потрясающих мужчин в мире. Скверный Деннис Брэйди по-своему тоже великолепен, а последний, Лэдди Кирхгордон, судя по твоим письмам, сущий ангел. «У него все плюсы короля Артура, Тарзана и Уоррена Битти. Да и то, что он граф, разве не кое-что?» Конец цитаты.– Попробуй проснуться среди ночи и сказать себе: я графиня. Сама увидишь, что никакой разницы тут нет, – огрызнулась Мэкси.– А зачем ты тогда просыпалась среди ночи и говорила сама с собой?– Хорошо, Инди, сдаюсь. Я вижу, ты усвоила уроки своей докторши Флоренс Флоршайм и научилась докапываться до корней, так ведь?– Более или менее, – бесстрастно ответила Инди, стараясь не показать, что горда собой.– Так вот, чтоб ты знала, Лэдди – законченный псих, – выпалила Мэкси и погрузилась в молчание.– И только? Больше ничего? Да ведь большинство мужчин – психи! Полные психи, Мэкси, да еще и буйные. Но из-за этого никто с ними не разводится, наоборот – к ним приспосабливаются. Поэтому, наверно, я не выхожу замуж. Мне заранее слишком многое известно. Что касается Лэдди, то он просто был не твоим психом.– Ты права, черт побери! Он правда был не моим. Скорей всего, я выбрала его в виде компенсации за беднягу Денниса. Но вначале я страстно полюбила все, что он представлял: эти славные традиции, передающиеся от одного поколения другому, эта великая цель в жизни, эта гордость от того, что в твоих жилах течет шотландская кровь. Культ предков, дом Стюартов, патриотизм – я прониклась ко всему этому любовью. Но как только мы ненадолго вылезали из койки и он получал возможность рассказывать мне о подобных вещах – а на это понадобился весь первый год, – я вдруг поняла, что никакая я не шотландка, а американка. А он все расходился и расходился, его совсем заклинило. И тут до меня дошло, что он чокнутый, свихнувшийся и живет в другом веке. С нормальным миром он не хотел общаться. Кроме разве одного исключения: он мечтал завоевать Селкнрскую золотую стрелу.– Что-что?– Традиционный приз лучшему стрелку из лука. Состязания проводятся раз в семь лет среди лучников королевской стражи. Лэдди упражнялся в стрельбе по меньшей мере шесть часов в день. И не говори мне, что это его хобби, это – его жизнь! Слава богу, что погода там «dreich», а то он вообще тренировался бы целый день.– Чего ж тогда ты раньше не сбежала? Не понимаю, чего ты канителилась. Да еще эта вечная сырость и вечная стрельба…– Мне было просто стыдно признать, что я снова ошиблась. Ни одного из трех своих мужей я не знала дольше, чем какой-нибудь месяц-другой до замужества. А что касается моего бедного милого Скверного Денниса, то вообще не больше тридцати (но каких!) часов. Инди! О чем это, по-твоему, говорит? Можешь не затруднять себя ответом. Молчи, ни слова, я ни о чем тебя не спрашивала.– А что думает обо всем этом Анжелика?– О, на нее обрушилось столько приятных впечатлений, что где уж ей было разобраться, что хозяин замка немного того… Ей пришелся по душе крытый плавательный бассейн, она обожала ходить в местную школу и научилась прекрасно стрелять из лука. Лэдди, надо отдать ему должное, с ней немало повозился. К счастью, я вовремя успела увезти ее – еще до того, как она станет ожидать, что из тумана непременно выедет красавец принц на белом коне и увезет ее с собой. Вообще, мне кажется, что Анжелика может прекрасно приспособиться к любой обстановке, пусть хоть под водой. Все дело во мне.– Ты слишком импульсивна, – с нежностью отозвалась Инди.– Думаешь, мне стоило бы пойти к твоей Флоренс Флоршайм? – На лице Мэкси появилось выражение отчаяния. – Ты ведь не считаешь, что моя жизнь и на самом деле мчится по скоростной магистрали навстречу неминуемой аварии?– Нет, Мэкси, такого совета я тебе дать не могу. Те, кто пользуется услугами психоаналитика, не должны советовать своим друзьям делать то же самое. Но мой доктор и не взяла бы тебя, потому что ты чересчур много о ней слышала, а она, в свою очередь, хорошо осведомлена о тебе. И потом мы с тобой друзья, и пользоваться одним психотерапевтом – это против правил.– Ты что, беседуешь с ней обо мне? – оживилась Мэкси. – Вот уж не думала. И что ты ей говоришь?– Да, когда мне надо уйти от разговора о чем-нибудь, чего я не хочу обсуждать, я имею обыкновение переводить разговор на тебя. Но поскольку ты не относишься к числу моих прямых проблем, то, конечно, разговоры о тебе – трата времени. Теперь я уже хорошо знаю: если я начинаю разговор о тебе, значит, я хочу уйти от обсуждения какого-то больного вопроса.– Хм…– Даже не пытайся понять.– Не буду, Инди, обещаю.– Что ты вообще собираешься теперь делать?– Прежде всего торжественно обязуюсь – будь моим свидетелем, Инди, – больше никогда не выходить замуж. Никогда ни за кого не выходить замуж. Слышишь, Инди?– Слышу, но не верю. Может, ты и правда не собираешься, но из этого не следует, что не выйдешь. Ты еще слишком молода, чтобы давать такие обеты. Не делай этого!– Я сама разберусь с этим. Знай, если только я выйду замуж, то куплю в газетах целую полосу для рекламы и напишу: «Не верьте мне! Я не отвечаю за свои поступки, когда речь заходит о мужчинах. Мое замужество противоречит здравому смыслу, я совершаю этот шаг в непростительной спешке, о чем на досуге буду горько сожалеть, поскольку он не может не быть ошибкой, что готова подтвердить мисс Инди Уэлс, единственный человек в мире, который знает, что я дала себе обет никогда, ни за что не выходить замуж за кого бы то ни было!» – И где ты поместишь свое объявление?– В «Нью-Йорк таймс», в… «Женской одежде», «Нью-Йорк пост», лондонской «Тайме», в «Фигаро»… Вроде всех перечислила, кого я знаю, правда?– Можно еще в еженедельнике «Верайети», – предложила Инди. – Ты же знаешь кое-кого из шоу-бизнеса.– Хорошо. Учти, Инди, я ведь говорю совершенно серьезно.– Я знаю. О, Мэкси, я так надеялась, что на этот раз ты навсегда устроишь свою судьбу!– Кто, я? Тебе надо было бы все же соображать. «Навсегда!..» Глава 15 Несмотря на растерянность, в которую она впала на уик-энд и которая прозвучала в телефонном разговоре с Инди, Мэкси, приближаясь к зданию, где размещалась редакция «Бижутерии и бантов», с трудом сдерживала радостное возбуждение. После долгого целительного разговора со своей лучшей подругой она убедила себя, что бывший редактор журнала Боб Финк просто слишком стар, чтобы понять: из ее, Мэкси, журнала что-то еще можно сделать, как бы низко он ни пал. Боб Финк уже не верил в это издание, если, впрочем, вообще питал на его счет какие-либо иллюзии. У него начисто отсутствовал самый дух конкуренции, не было даже намека на творческую фантазию. И потом он столько заработал на недвижимости, что у него не осталось стимула для поисков улучшений в самом журнале, чтобы сделать его более прибыльным. Единственное, к чему он, кажется, сохранял еще какой-то вкус, были ежедневные бесплатные ленчи, с горечью уверяла себя Мэкси, уже взявшись за ручку двери, которая вела в редакционное помещение. «Дверь надо будет покрасить первым делом», – решила она, захлопывая ее за собой.Остановившись у входа, Мэкси принялась рассматривать невыразительную приемную. На голых стенах были развешаны разные обложки «Индустрии одежды» периода ее расцвета, когда журнал этот дал Зэкари Эмбервиллу возможность создать свою «империю». Старомодные по нынешним временам обложки сороковых и пятидесятых годов еще больше убедили Мэкси в том, что возрождение журнала зависит только от одного – ее собственной фантазии. Обложка тощего номера «Бижутерии и бантов», который она захватила с собой, ничуть не отличалась от тех, что висели на редакционных стенах, хотя сам номер был совсем свежим. Неужели за сорок лет нельзя в корне изменить столь важный компонент, как обложка?– Мисс Эмбервилл, добро пожаловать туда, где вас ждут трудные времена.Мэкси резко обернулась: ее, оказывается, приветствовала та же самая молодая дежурная администраторша, которая на прошлой неделе сообщала редактору о ее приходе.– Снова вы. А Боб Финк уверял меня, что все сотрудники только спят и видят, как бы поскорей уйти отсюда.– Жалованье я получаю регулярно в конце недели. А уходить на пенсию мне как будто пока рановато.– Как вас зовут?– Джулия Джейкобсон.– Зови меня просто Мэкси, Джулия, – предложила Мэкси, присаживаясь возле обшарпанной конторки. – И давай поговорим о твоей одежде. Откровенно. Идет?– Думаю, это было бы самое правильное, – ответила Джулия, тщательно взвешивая каждое слово.Обе женщины были одеты совершенно одинаково: мини-юбки кричаще-красного цвета, белые накрахмаленные блузки, подчеркнуто длинные черные мужские галстуки. На обеих – черные колготки и такого же цвета лодочки на высоком каблуке. Через спинку стула, где сидела Джулия, было небрежно переброшено шерстяное, в тон юбке, однобортное пальто с бархатным воротничком. Копия Мэксиного! Весь ансамбль представлял последнюю модель от Стивена Спрауса, рассчитанную как раз на такую, как Джулия, длинноногую модницу, точно знающую, что именно следует одеть в тот или иной день того или иного месяца и года. Поскольку обе молодые женщины были примерно одного роста, то и выглядели совершенно одинаково – от подбородка до пят.– Думаю, мы не должны больше выглядеть при встрече, как близнецы, – заявила Мэкси, – если не хотим этого специально подчеркивать.Боб Финк говорил ей, что дежурному администратору у них чересчур много платят, но этот наряд стоит по меньшей мере тысячу долларов, не считая лодочек. Интересно, сколько же ей должны переплачивать?Мэкси окинула Джулию оценивающим взглядом. При всем сходстве та отличалась от нее небольшой грудью и узкими бедрами, что означало: в той же одежде и будучи одного с ней роста Джулия все равно должна казаться выше. Волосы у нее какого-то потустороннего цвета (смесь бордового с оранжевым, почти как у панков), гладко зачесанные и открывающие лицо, в котором есть что-то от нетерпеливой лани, – большие вопрошающие глаза, с темными обводами, нанесенными угольным карандашом; изящной формы нос, тонкие ноздри которого, кажется, вот-вот готовы задрожать; нежные очертания губ умело подчеркнуты темно-красной помадой; маленький, но твердый подбородок говорит одновременно и о робости, свойственной всем лесным зверям, и о решимости постоять за себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Зэкари, ты только послушай, что пишет моя мать! – встревоженно воскликнула Лили, так и не прикоснувшись к намазанному маслом ломтику тоста.– Что там с ней стряслось? – Зэкари спокойно доел яйцо.– Не с ней, а с Мэкси!– Так я и знал. Твоя мать слишком разумная женщина, чтобы волноваться из-за каких-нибудь пустяков. И что же Мэкси там такое выкинула? Вроде бы люди уже примирились с тем, что в подземелье она устроила плавательный бассейн, а при всех спальнях появилось по ванной комнате, хотя замок и считается историческим памятником.– Все это пустяки по сравнению с тем, о чем пишет мать. По ее словам, Мэкси стала в Лондоне притчей во языцех, а это совсем не легко, когда живешь в Приграничье Имеется в виду район на границе Англии и Шотландии.
. Похоже, она закатывает в замке приемы по целым неделям.– А какого дьявола ей этого не делать? – возмутился Зэкари, который даже прекратил жевать, чтобы встать на защиту дочери. – Ей понадобился, по крайней мере, год, чтобы переоборудовать старый барак и отделать его в современном стиле. Она наверняка ухлопала на это миллионы. И ей, понятно, хочется как-то компенсировать такую потерю. А можно ли добиться этого иначе, нежели окружив себя друзьями?– Наверное, ты прав, Зэкари, но ее приемы, кажется, приобрели печальную известность. Говорят, в теплице у Мэкси растет марихуана, а в серебряном кубке Киркгордонов, подаренном их семье в пятнадцатом веке архиепископом Глазго, она хранит никогда не иссякающий запас самокруток с «травкой». Боже, я понятия не имела, что мама знает такие слова! Кроме того, у нее в замке каждый день, включая воскресенья, идет игра в покер, и по-крупному, притом в комнате, где покойный граф хранил свои доспехи… Бога ради, дорогой, да положи ты наконец свой нож и перестань намазывать масло… Она разводит прямо в башне костры в честь святого Патрика, и Колумба, и Костюшко, и Дня Америки, и всех других американских праздников, и пожарное управление ничего не может с ней поделать. На своем «феррари» она по-прежнему ездит по правой стороне вместо левой. Но самое ужасное, Зэкари, что когда ее пригласили в гости к соседям, герцогу и герцогине Букклейх в Боухилл-хаус, она посмела заявить этим почтенным людям, что совсем не уверена в подлинности картины Леонардо да Винчи, висящей в их галерее! Это же непростительно. Зэкари, и потом, конечно, не соответствует истине, о чем Мэкси не могла не знать. – И Лили в сердцах швырнула письмо на стол.– Она несчастлива, Лили, пойми. С замужеством опять осечка. Вот что это все значит, и я ничуть не удивлен. Мне всегда казалось, что этот красавчик Киркгордон прячет под красотой жестокость. Не верю я мужчинам с чересчур красивой внешностью – и вот оказывается, она не нашла с ним счастья. Согласен, что Мэкси несколько избалованна, это иногда проявляется, но ведь не враг же она себе, в конце концов. – Зэкари в задумчивости снял очки и покачал головой. – Единственное, что меня в этом письме всерьез беспокоит, так это то, что она не соблюдает тамошних дорожных правил и ездит не по той стороне. Я собираюсь ей позвонить и узнать, что там происходит. А ведь я так надеялся, так надеялся, что, может быть, на сей раз Мэкси наконец устроит свою судьбу – навсегда.– Я знаю, ты любящий отец, но все-таки принимать желаемое за действительное надо до известных пределов. «Устроит судьбу»? Твоя дочь? Мэкси? Подумай, что ты говоришь, Зэкари. «Навсегда!..»
– Ну на этот-то раз в чем загвоздка, Мэкси? – У Инди даже горло перехватило от любопытства. – Выкладывай – только все по порядку.– Вот если бы ты смогла выбраться ко мне хоть на уикэнд, то увидела бы все сама и сейчас не надо было бы ни о чем спрашивать. Но нам, как всегда, некогда, – произнесла Мэкси обвиняющим тоном. – Ну и вот я снова приехала к тебе на побережье, чтобы повидаться.– Зря катишь на меня бочку, Мэкси. У меня действительно не было времени, чтобы просто слетать туда и обратно. Ведь потом надо два-три дня, чтобы акклиматизироваться, ты же сама все знаешь. Это тебе не в Сан-Франциско подскочить. Ну давай, хватит увиливать.– Ну, в общем, во всем виноват этот страшный «dreich».– Ясно, что он, – успокоила подругу Инди. – А что это за человек такой?– Это не человек, Инди. Это шотландское слово означает такой дождь не дождь, а когда вокруг все мокро, очень мокро, очень-очень темно, очень-очень тускло и очень-очень холодно. Погода, Инди, там полное дерьмо. – Мэкси протянула руку и взяла с тарелки подруги кусок пиццы: сейчас она настолько похудела, что могла себе позволить не соблюдать диету, а перед пиццей в «Спадо» устоять не мог никто.– Итак, значит, ты развелась в третий раз – теперь из-за погоды? Интересно получается. С таким мотивом мне приходится сталкиваться впервые. Конечно, когда насмотришься картин Бергмана, то начинаешь понимать, что унылая погода определенно способствует развитию душевной тоски и болезненной мнительности. Но чтоб это случилось всего за два года? Перестань таскать у меня пиццу, Мэкси! Может, сама закажешь, а? Ну хорошо, а как насчет центрального отопления, всех этих радиаторов, которые возили тебе тоннами?– Инди, а как насчет благородства? Неужели так трудно расщедриться и разделить со мной свою пиццу? Разве я не отдала тебе половину своих спагетти с томат-пастой? Ну что с того, если я скажу: да, у меня плохой вкус, я, может, разбираюсь в мужчинах хуже всех баб в мире, и меня надо обязательно кому-нибудь опекать?– Тогда я вынуждена буду возразить. Рокко, насколько я знаю, один из самых потрясающих мужчин в мире. Скверный Деннис Брэйди по-своему тоже великолепен, а последний, Лэдди Кирхгордон, судя по твоим письмам, сущий ангел. «У него все плюсы короля Артура, Тарзана и Уоррена Битти. Да и то, что он граф, разве не кое-что?» Конец цитаты.– Попробуй проснуться среди ночи и сказать себе: я графиня. Сама увидишь, что никакой разницы тут нет, – огрызнулась Мэкси.– А зачем ты тогда просыпалась среди ночи и говорила сама с собой?– Хорошо, Инди, сдаюсь. Я вижу, ты усвоила уроки своей докторши Флоренс Флоршайм и научилась докапываться до корней, так ведь?– Более или менее, – бесстрастно ответила Инди, стараясь не показать, что горда собой.– Так вот, чтоб ты знала, Лэдди – законченный псих, – выпалила Мэкси и погрузилась в молчание.– И только? Больше ничего? Да ведь большинство мужчин – психи! Полные психи, Мэкси, да еще и буйные. Но из-за этого никто с ними не разводится, наоборот – к ним приспосабливаются. Поэтому, наверно, я не выхожу замуж. Мне заранее слишком многое известно. Что касается Лэдди, то он просто был не твоим психом.– Ты права, черт побери! Он правда был не моим. Скорей всего, я выбрала его в виде компенсации за беднягу Денниса. Но вначале я страстно полюбила все, что он представлял: эти славные традиции, передающиеся от одного поколения другому, эта великая цель в жизни, эта гордость от того, что в твоих жилах течет шотландская кровь. Культ предков, дом Стюартов, патриотизм – я прониклась ко всему этому любовью. Но как только мы ненадолго вылезали из койки и он получал возможность рассказывать мне о подобных вещах – а на это понадобился весь первый год, – я вдруг поняла, что никакая я не шотландка, а американка. А он все расходился и расходился, его совсем заклинило. И тут до меня дошло, что он чокнутый, свихнувшийся и живет в другом веке. С нормальным миром он не хотел общаться. Кроме разве одного исключения: он мечтал завоевать Селкнрскую золотую стрелу.– Что-что?– Традиционный приз лучшему стрелку из лука. Состязания проводятся раз в семь лет среди лучников королевской стражи. Лэдди упражнялся в стрельбе по меньшей мере шесть часов в день. И не говори мне, что это его хобби, это – его жизнь! Слава богу, что погода там «dreich», а то он вообще тренировался бы целый день.– Чего ж тогда ты раньше не сбежала? Не понимаю, чего ты канителилась. Да еще эта вечная сырость и вечная стрельба…– Мне было просто стыдно признать, что я снова ошиблась. Ни одного из трех своих мужей я не знала дольше, чем какой-нибудь месяц-другой до замужества. А что касается моего бедного милого Скверного Денниса, то вообще не больше тридцати (но каких!) часов. Инди! О чем это, по-твоему, говорит? Можешь не затруднять себя ответом. Молчи, ни слова, я ни о чем тебя не спрашивала.– А что думает обо всем этом Анжелика?– О, на нее обрушилось столько приятных впечатлений, что где уж ей было разобраться, что хозяин замка немного того… Ей пришелся по душе крытый плавательный бассейн, она обожала ходить в местную школу и научилась прекрасно стрелять из лука. Лэдди, надо отдать ему должное, с ней немало повозился. К счастью, я вовремя успела увезти ее – еще до того, как она станет ожидать, что из тумана непременно выедет красавец принц на белом коне и увезет ее с собой. Вообще, мне кажется, что Анжелика может прекрасно приспособиться к любой обстановке, пусть хоть под водой. Все дело во мне.– Ты слишком импульсивна, – с нежностью отозвалась Инди.– Думаешь, мне стоило бы пойти к твоей Флоренс Флоршайм? – На лице Мэкси появилось выражение отчаяния. – Ты ведь не считаешь, что моя жизнь и на самом деле мчится по скоростной магистрали навстречу неминуемой аварии?– Нет, Мэкси, такого совета я тебе дать не могу. Те, кто пользуется услугами психоаналитика, не должны советовать своим друзьям делать то же самое. Но мой доктор и не взяла бы тебя, потому что ты чересчур много о ней слышала, а она, в свою очередь, хорошо осведомлена о тебе. И потом мы с тобой друзья, и пользоваться одним психотерапевтом – это против правил.– Ты что, беседуешь с ней обо мне? – оживилась Мэкси. – Вот уж не думала. И что ты ей говоришь?– Да, когда мне надо уйти от разговора о чем-нибудь, чего я не хочу обсуждать, я имею обыкновение переводить разговор на тебя. Но поскольку ты не относишься к числу моих прямых проблем, то, конечно, разговоры о тебе – трата времени. Теперь я уже хорошо знаю: если я начинаю разговор о тебе, значит, я хочу уйти от обсуждения какого-то больного вопроса.– Хм…– Даже не пытайся понять.– Не буду, Инди, обещаю.– Что ты вообще собираешься теперь делать?– Прежде всего торжественно обязуюсь – будь моим свидетелем, Инди, – больше никогда не выходить замуж. Никогда ни за кого не выходить замуж. Слышишь, Инди?– Слышу, но не верю. Может, ты и правда не собираешься, но из этого не следует, что не выйдешь. Ты еще слишком молода, чтобы давать такие обеты. Не делай этого!– Я сама разберусь с этим. Знай, если только я выйду замуж, то куплю в газетах целую полосу для рекламы и напишу: «Не верьте мне! Я не отвечаю за свои поступки, когда речь заходит о мужчинах. Мое замужество противоречит здравому смыслу, я совершаю этот шаг в непростительной спешке, о чем на досуге буду горько сожалеть, поскольку он не может не быть ошибкой, что готова подтвердить мисс Инди Уэлс, единственный человек в мире, который знает, что я дала себе обет никогда, ни за что не выходить замуж за кого бы то ни было!» – И где ты поместишь свое объявление?– В «Нью-Йорк таймс», в… «Женской одежде», «Нью-Йорк пост», лондонской «Тайме», в «Фигаро»… Вроде всех перечислила, кого я знаю, правда?– Можно еще в еженедельнике «Верайети», – предложила Инди. – Ты же знаешь кое-кого из шоу-бизнеса.– Хорошо. Учти, Инди, я ведь говорю совершенно серьезно.– Я знаю. О, Мэкси, я так надеялась, что на этот раз ты навсегда устроишь свою судьбу!– Кто, я? Тебе надо было бы все же соображать. «Навсегда!..» Глава 15 Несмотря на растерянность, в которую она впала на уик-энд и которая прозвучала в телефонном разговоре с Инди, Мэкси, приближаясь к зданию, где размещалась редакция «Бижутерии и бантов», с трудом сдерживала радостное возбуждение. После долгого целительного разговора со своей лучшей подругой она убедила себя, что бывший редактор журнала Боб Финк просто слишком стар, чтобы понять: из ее, Мэкси, журнала что-то еще можно сделать, как бы низко он ни пал. Боб Финк уже не верил в это издание, если, впрочем, вообще питал на его счет какие-либо иллюзии. У него начисто отсутствовал самый дух конкуренции, не было даже намека на творческую фантазию. И потом он столько заработал на недвижимости, что у него не осталось стимула для поисков улучшений в самом журнале, чтобы сделать его более прибыльным. Единственное, к чему он, кажется, сохранял еще какой-то вкус, были ежедневные бесплатные ленчи, с горечью уверяла себя Мэкси, уже взявшись за ручку двери, которая вела в редакционное помещение. «Дверь надо будет покрасить первым делом», – решила она, захлопывая ее за собой.Остановившись у входа, Мэкси принялась рассматривать невыразительную приемную. На голых стенах были развешаны разные обложки «Индустрии одежды» периода ее расцвета, когда журнал этот дал Зэкари Эмбервиллу возможность создать свою «империю». Старомодные по нынешним временам обложки сороковых и пятидесятых годов еще больше убедили Мэкси в том, что возрождение журнала зависит только от одного – ее собственной фантазии. Обложка тощего номера «Бижутерии и бантов», который она захватила с собой, ничуть не отличалась от тех, что висели на редакционных стенах, хотя сам номер был совсем свежим. Неужели за сорок лет нельзя в корне изменить столь важный компонент, как обложка?– Мисс Эмбервилл, добро пожаловать туда, где вас ждут трудные времена.Мэкси резко обернулась: ее, оказывается, приветствовала та же самая молодая дежурная администраторша, которая на прошлой неделе сообщала редактору о ее приходе.– Снова вы. А Боб Финк уверял меня, что все сотрудники только спят и видят, как бы поскорей уйти отсюда.– Жалованье я получаю регулярно в конце недели. А уходить на пенсию мне как будто пока рановато.– Как вас зовут?– Джулия Джейкобсон.– Зови меня просто Мэкси, Джулия, – предложила Мэкси, присаживаясь возле обшарпанной конторки. – И давай поговорим о твоей одежде. Откровенно. Идет?– Думаю, это было бы самое правильное, – ответила Джулия, тщательно взвешивая каждое слово.Обе женщины были одеты совершенно одинаково: мини-юбки кричаще-красного цвета, белые накрахмаленные блузки, подчеркнуто длинные черные мужские галстуки. На обеих – черные колготки и такого же цвета лодочки на высоком каблуке. Через спинку стула, где сидела Джулия, было небрежно переброшено шерстяное, в тон юбке, однобортное пальто с бархатным воротничком. Копия Мэксиного! Весь ансамбль представлял последнюю модель от Стивена Спрауса, рассчитанную как раз на такую, как Джулия, длинноногую модницу, точно знающую, что именно следует одеть в тот или иной день того или иного месяца и года. Поскольку обе молодые женщины были примерно одного роста, то и выглядели совершенно одинаково – от подбородка до пят.– Думаю, мы не должны больше выглядеть при встрече, как близнецы, – заявила Мэкси, – если не хотим этого специально подчеркивать.Боб Финк говорил ей, что дежурному администратору у них чересчур много платят, но этот наряд стоит по меньшей мере тысячу долларов, не считая лодочек. Интересно, сколько же ей должны переплачивать?Мэкси окинула Джулию оценивающим взглядом. При всем сходстве та отличалась от нее небольшой грудью и узкими бедрами, что означало: в той же одежде и будучи одного с ней роста Джулия все равно должна казаться выше. Волосы у нее какого-то потустороннего цвета (смесь бордового с оранжевым, почти как у панков), гладко зачесанные и открывающие лицо, в котором есть что-то от нетерпеливой лани, – большие вопрошающие глаза, с темными обводами, нанесенными угольным карандашом; изящной формы нос, тонкие ноздри которого, кажется, вот-вот готовы задрожать; нежные очертания губ умело подчеркнуты темно-красной помадой; маленький, но твердый подбородок говорит одновременно и о робости, свойственной всем лесным зверям, и о решимости постоять за себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62