– Нечего лечить мне мозги! Пьяны вдрабадан! Все деньги вы пропили!..
Какая буря негодования! Предполагать такие ужасы, такие ужасные проступки! Невыносимое оскорбление! Какие гнусные подозрения! Нет, это просто нестерпимо! Всхлипывания, рыдания безвинных душ. Ночные бегуны, вот как Дух свят! Все подтверждали в один голос. Давно уже было известно: эти вампиры, фантомасы – банда Консуэлло, сутенера «Мадрид Фолли», владельца игровых автоматов. Что ни говори, уж он знал, что придумать… Он и был виновник всех этих злодейств и, кстати, наказан за свои проделки: примерно в 1909 году ему как-то вечером отрезали ухо… Жан-Жан отрезал, рождественским вечером. Жан-Жан Парижанин по всем счетам расплатился вечером под Рождество…
Бигуди была всему этому свидетельница. Вот уж кому было, что вспомнить! Двадцать два года прожила в Лондоне… «Мой первый аборт…» – и пошла перебирать подряд. «У меня могла бы быть дочь – англичанка постарше твоей!..» и поцелуйчик Вирджинии: «Pretty Miss!»
Отрывочные воспоминания вдруг накатывали на нее, перемежались икотой.
– В те времена… ик!.. Мужчин уважали… ик!.. Женщин тоже уважали… ик!.. на лондонском тротуаре… и работу тоже, сдается мне… ик!.. на войну не уходили, чтобы не драли их в задницу., ик!..
Одна Анжела не верила… и вся эта дурь – призраки, вампиры – на нее не действовала. Все это она воспринимала как забивание памороков, измышления бесчестных девиц, лживых, распущенных, совершенно потерявших совесть женщин, напивавшихся по закусочным до полного скотства…
– Ну, это все, конец света!.. Ах, ты, толстая сводня, мерзавка, гадюка! Мели-мели, трепло психованное! Хороша, нечего сказать! Вконец завралась!
Зафыркали, покатились со смеху.
– Пошла ты в жопу, толстая проблядь!..
Вирджиния не все понимала, слишком много было жаргонных словечек, но и она тоже веселилась в меру своего разумения… сон с нее как рукой сняло… В этом взбудораженном птичнике она получала совершенно новые впечатления, тут было позабавнее, чем у дяди…
Бигуди вновь завела свою песню:
– Что-то бледненькая твоя пташечка!..
– Тебе-то что за дело?
– Ну, конечно, хулиганье!.. Ну, разумеется!.. Уж очень тонкая штучка твоя зазноба!.. Отдашь ее мне, и проваливай! Катись в свою Америку!..
Прямо-таки выставляла меня за дверь.
Ой, как остроумно! Шлюхи писали в трусики при виде моей глупости, услыхав, что я женю мою девочку на Бигуди! Плыви, плыви, юнга!.. Плыви один!..
Кораблик ветер подгоняет,
Плывет наш юнга, уплывает!
И все подхватили хором… Все, кто был в кафе, все застолье, все, стоявшие у стойки, даже Состен, даже дылда Анжела!..
Нетрудно рассмешить девок, когда они в скопе, только палец покажи… Муха утонула в бокале – хохот до слез… Самое ужасное заключалось в том, что моя нежная голубка, моя прелестная мордочка заливалась не меньше других, хохотала до упаду над самыми идиотскими шуточками. Никогда еще не видел, чтобы она так безудержно смеялась самым бездарным каламбурам, по всяким пустякам… Дошло до того, что она стала потешаться надо мной, этим битым котелком с его дурацкой страстью к путешествиям… Да еще загорелось ему наняться коком в дальнее плавание!..
Нет, просто сдохнуть можно было от этого чучела с его дурацкими затеями!.. Такого еще поискать! Обхохочешься! Ну, распотешил девиц!
– Загорелось тебе! Выпей, да гляди, не потони! Чем тебе плохо здесь, дурило?..
В таких выражениях они высказали свое мнение и привязанность к Вирджинии:
– В школу ее не поведешь? Возьмут за милую душу. Видали, какие на ней носочки?..
Принялись щупать ей икры…
– Отдай нам свою куколку, отдай!.. Зачем она тебе?.. Сбежишь ведь!
Налетели все сразу на Вирджинию… и ну ее обцеловывать.
Бигуди это пришлось не по нраву, она закипятилась:
– Проваливайте, проваливайте! Уже и хвост на сторону!..
– Не пыхти, бабуля! Не пыхти! Не лезь, мохножопая! Наша девочка, наша! Красная Шапочка!..
Снова бурный поток нежностей, бесконечные чмоканья… Все, как одна, лезут к моей мордашке с поцелуйчиками… Просперо, и тот чмокал, двоюродной сестричкой она ему, дескать, приходилась.
Состен посылал воздушные поцелуи из-за стола – совсем уже не мог подняться, не пропустил ни одного стаканчика, пил по любому поводу. На него, сугубого трезвенника, алкоголь подействовал просто убийственно: он не в состоянии был пошевелиться. Его хватало лишь на то, чтобы поднять бокал, который тотчас же наполнялся вновь, да расточать улыбки… Проспер распечатал новую бутылку бренди, вылил ее в кастрюлю с горячим вином, добавил еще джина и лимонной цедры. «Пунш особого качества от «Моор энд чиз»! – возвестил он собранию… Этим можно было напоить до упаду целый полк… Я делал вид, будто пью, но не пил. От хмеля у меня просто голова разламывалась… Пить не было никакого смысла, я и без того постоянно порол вздор… Ну, а в зале только булькало. Тут меня точно кольнуло – счет!.. Даже в жар кинуло… Я к Просперу:
– Смотри, приятель, у меня ни пенса!..
– И думать забудь!.. – последовал ответ.
– Ну хорошо, хорошо!.. Ладно, коли так…
В сущности, так по совести и было… Я платил! А они пусть раскошеливаются!.. Ничего, ничего, попойка-то в мою честь! Мой праздник или нет, в конце концов?.. Я на восемьдесят процентов калека. Это они хотя бы сообразили?.. Пора бы уж!..
Я гордился.
А как же мои именины? Что-то до меня не дошло!.. Мысли мои мешались… Снова полюбопытствовал:
– А как же мои именины?
– Опорожни стопку! И не говори с полным ртом!
Не было смысла приставать с расспросами… А эти уже захохотали, как чумовые, подскочили ко мне:
– Песню, песню спой! Sing, sing, Фердуня! Бис! Мы платим, черт возьми!
Вот липучки!
Чтобы отвязались, спел фразу из своего репертуара в двенадцатом кирасирском:
Твои прекрасные глаза!
И так коротки часы и т. д.
И сразу, без перехода, по-английски, исполняя общее желание:
Fairy Queen…
Эта песня принесла успех Габи Деслис, бывшей в те поры звездой «Эмпайра».
Мне хлопали так, что едва рук себе не отбили, главным образом из-за акцента – у меня были неплохие способности к подражанию.
Пришел черед Вирджинии.
– Ну же, мисс! In French!
Она так хохотала, что была просто не в состоянии петь. Как же ей было весело в этом обществе, да еще и горячее вино ударило в голову – не было привычки… Все же через какое-то время голос вернулся к ней.
– In French! In French!
Пожалуйста, песню без сопровождения!.. «Ласточку»… Бесконечные переливы, извивы, красивые повторы, подхваты на высоких нотах, заливистые трели… Она пела так изящно, как улыбалась и смеялась… Звуки перекатывались в ее рту, точно жемчуг:
Ласточка, вернись!
Какой триумф!.. Дамы так и впились в нее глазами: «Боже, какая прелесть! Чистый ангелочек!..» Более всех неистовствовала Бигудиха:
– Ангел! Небесный голосок!.. Восторг!
Одна Дельфина оставалась равнодушна… ей не нравилась ни песня, ни моя милашка, вообще ничего… разозлилась, запыхтела, раскричалась, взобралась на стол и завела:
It's a long way to Tipperary…
Стала помехой веселью. Ее стащили со стола, прогнали взашей… Как раз в эту минуту поднялся шум, забарабанили в дверь: еще кто-то заявился… Просперо подскочил к форточке… Послышались голоса:
– Они здесь?
Один голос знакомый – Каскад!
Что тут началось в столовке!.. Девки запищали: «Давайте сюда, к нам!» Взрыв радости: как приятно встретиться со знакомыми!..
Поднялся крик:
– Здесь он, здесь!..
Стало быть, я.
– Вот и чудесно! Вот и славно! Ах ты, заводной!..
Я сразу понял. Впрочем, уже догадывался… Вот оно! Западня!.. Попал, как кур в ощип!.. Для того и устраивалась вся эта показуха. Вот это влип!.. Как же, святой Фердинанд и все такое! Уж как они старались, уж как развлекали дурачка!.. Надо было драпать на рассвете во всю прыть! Первое побуждение всегда оказывается самым правильным… Позволил обласкать себя, а они, верно, притащили за собой легавых. Пока, правда, их что-то не видно… Ох, чуяло мое сердце!.. Пляска скальпа! «Уж мы с ним поквитаемся, – решили они, – Фердинанд водит нас за нос!» Ну, вот, примите цветочки! Сварганили дельце! Рвите барвинки!.. Проклятье! Я вскочил, стал лицом ко входу…
– А, вот и ты, Фердуня!
Он шел ко мне… Серый котелок, набриолиненная прядь волос…
– Чего тебе от меня нужно? – бросил я ему.
– Да ничего, малыш, ничего!..
Каскад словно бы удивился, что я так возбужден, так резок.
– Ты, случаем, не захворал?.. – спросил он. – Нет, не захворал? Не рад, что ли, встрече? Да садись, садись же!..
Он был спокоен.
А я с трудом удерживался, чтобы не наговорить дерзостей. Он перешел в наступление:
– Похоже, сударь решил осмотреть достопримечательности Лондона?..
Бросил взгляд в сторону скамейки, посмотрел на Состена, мимолетно улыбнулся Вирджинии…
Девицы хихикали, были страшно довольны, что он обращался со мной, как с мальчишкой, как с психованным несмышленышем…
Подливая масла в огонь, Проспер пустился в подробности:
– Просто беда, Каскад!.. Ты еще не все знаешь: наш сударик собрался покинуть страну, наш сударик собрался путешествовать!.. Надоели мы ему до чертиков! Вот такие новости! Ты вовремя приспел!.. Наладился за океан, в Америку, вместе с птичкой и здесь присутствующим господином Состеном! Эспедисьоне!..
– Хм, что это ты засобирался? Кроме шуток? Вот так, не попрощавшись?
Поразил я Каскада. Щелчком он сбил котелок на затылок, снова надвинул на лоб, не сводя с меня глаз…
Я так же внимательно глядел на него…
Я покинул Лестерский пансион около четырех месяцев тому назад… Время наложило свою печать на Каскада: он постарел, кокетливо напомаженная прядь волос подернулась сединой, на лицо словно легла тень, у глаз появились морщинки… точно придавило его вдруг усталостью… потемнел даже наколотый в углу века крест африканских штрафных батальонов…
Он помотал головой, тихонько смеясь про себя, оборвал смех, провел ладонью по лицу, словно стирая следы забот, задумчиво спросил:
– Значит, вещички укладываешь, малыш? Он растягивал слова, подчеркивая акцент.
– Снова фордыбачишь?
Перевел взгляд на Вирджинию…
– Твоя куколка?
Он внимательно разглядывал ее…
– Хм-хм… хороша штучка, паренек!.. Мила, ей-ей, мила!.. Понравилась она ему.
– А почему ты не выводишь ее? Я своих дам не прячу!
Он рассмеялся… Тут он был прав…
Его дамы фыркали, давились смехом… хохотали до полуобморочного состояния…
– Ну, уморил!.. Другого такого поискать!..
А что было смешного?..
Одна Дельфина не смеялась, с упрямым видом потягивала свой грог, что-то плаксиво брюзжа себе под нос, хлебнула рома, и ее развезло окончательно… Лицо у нее было еще больше наштукатурено, чем у Бигуди, и когда из глаз хлынули слезы, все поплыло… разноцветные потеки, синие и красные дорожки разукрасили ей щеки… Она встала и пересела за другой стол, подальше от гвалта, уткнулась лицом в митенки, сгорбилась и заплакала навзрыд… Других это раздражало. Что за слезы? Она просто невыносима!.. Дельфина разобиделась…
– Что случилось, Дельфина?
Молчание.
Меня стали просить спеть еще.
– Пожалуйста, только это будет «Морячок»!
Они накинулись на меня: ну уж, нет!.. Я разозлился… Им все про любовь подавай! Я отказался петь…
И тут запел Каскад… Вроде немного оправился, просто устал малость…
Пум! Пум! Пу! Пум!
Городской голова!
Вперед три шага!
Назад три шага!
Смешки… Сидя, он выглядел бодрее… Позднее я узнал, что у него пошаливало сердце. Возраст!.. Оттого и выглядел неважнецки…
Начинали с припева:
Вперед три шага!
И подражание тромбону… Кто собьется – штраф!.. Три стаканчика подряд!.. Возникали забавные недоразумения… Одному пьянчуге хотелось непременно знать, уезжаю я или нет. Стоял и сопел мне в лицо:
– Going? Going lad?
Бигуди тоже вступила в игру со своей полевкой:
Отдайте мне свою дочь,
Терпеть мне совсем невмочь!
И следом во всю глотку:
Отдайте мне,
Отдайте мне,
Отдайте мне свою дочь!
Терпеть мне уже невмочь!
О, как я ее люблю,
Дорогая мадам Люлю!
Улю-лю-лю-лю-лю!
Такт отбивался притопами.
– Он здесь! Здесь и останется!
Решение принято. Судьба моя решилась выкриками в пространство… Тверже всех стоял на том Каскад:
– Никуда он не поедет!..
Нахальство, конечно, но намерения самые благие…
– Господин Состен тоже остается с нами? Ведь вам хорошо здесь, не так ли, господин Состен?
В эту самую минуту у господина Состена двоилось в глазах, а язык едва ворочался. Он играл с Джокондой в «руки накрест», а участников оказывалось то ли десять, то ли двенадцать… Кроме того, он развлекался тем, что отвешивал себе одну за другой звучные оплеухи: Плюх! Плюх! Плюх! Хохот стоял!.. Морячок из «Ла Реаль», которому загорелось сплясать матчиш, облапил Мими и принялся скакать с ней, отчаянно обжимая ее… Но Проспер решил, что пора было завязывать и прекратить разливать спиртное. Мол, час уж больно поздний… Пренебрегши его запретом, Гектор завел граммофон, зашипело, затрещало в раструбе – хоть святых выноси! Проспер требовал, чтобы немедленно прекратили танцульки. Немедленно!
Забухали в ставни… Снова полиция! К счастью, оказалось не фараоны, а просто соседские охранники из дока Поплар…
Их впустили… Спокойные ребята, только, как всегда, их мучила жажда – засохло в груди. В эту ночь был их черед дежурить, вот они и заглянули узнать, по какому поводу песнопения. Охранники уселись между дамами… Каскад поведал, как Жером Дай Деру поспорил с одной из девиц… так, рисовки ради… что проедется в машине по стеклянному балкону «Кристалл Палац» и ничего не разобьет… Нет, подумать только! Черт знает, какая эквилибристика!.. На сорокасемиметровой высоте прокатиться по всему витражу, балансируя на железных штуковинах, то есть, в сущности, показать номер воздушной акробатики! Трюк подстать Тара-Toe!.. Иными словами, настоящее чудо… В назначенный день все явились поглазеть и из «Лестера», и из «Ройял»… А он возьми, да струхни на своей верхотуре… Обделался, на попятный пошел, мокрая курица! Махнул рукой, мол, цирка не будет, спускаюсь… Какой тут крик поднялся: засранец, говнюк, недоделок! Жлоб поганый!.. Готовы были разорвать его на куски! Орали под витражами, вопили в «Паласе»… Едва удалось ему спастись от самосуда, удрал через турникет. Бежал от позора, больше его никогда и нигде не видели… Прямиком в Америку, исчез бесследно! Вот такая штука приключилась с Жеромом…
– Ты-то, малыш, не таковский! Тебе-то с чего смываться? Женщины снова посмеялись, вспоминая, какая рожа была у Жерома на верхотуре «Кристалл Палац». Ой-ей-ей!..
Понемногу наладился благодушный разговор, мне стало, наконец, кое-что известно о старых моих знакомых из «Монико», о Викторе из «Ацтека» в Сохо… Там, где у меня водились друзья… скажем, в Эйфелевой башне! Кругом уезжали, бросали женщин… Консульство обращалось с призывами: «Ты нужен всем!» Дежурное объявление… Подоплека-то мне была понятна…
– Посмотри, какая трогательная картина!
Каскад со смехом показал мне на Анжелу и Джоконду, пивших из одного бокала.
– Тишь да гладь, как видишь. Помирились!.. Я им сказал, что если они снова начнут таскать друг друга за волосы, я немедленно записываюсь добровольцем!.. Подавайте мою походную сумку! Как видишь, подействовало! Чисто голубки!.. Я предупредил, что и минуты не промедлю: либо война, либо мир!.. Хочу, чтобы меня перестали дергать!.. Ты же знаешь, какие у меня нервы – терпеть не могу шума! А у тебя в голове шумит? Ты ведь сам говорил… Говорил ведь?..
– Ну да, самую малость! Шумит чуть-чуть!
Не хотелось мне плакаться.
Он снова завел разговор о войне, о моих ранах и, естественно, о моей голове. Все так же болит?.. Он очень мило держался со мной… Опять свернули на женщин. В сущности, дело пошло на лад, никаких свар больше не будет…
– Пусть попробуют еще поцапаться! Я их предупредил!.. Выгоню, найму новых, как все делают!.. Как только вякнет, пусть собирает манатки!.. Вот тогда, малыш, будет сплошная любовь! Ты меня знаешь, я раздумывать не стану, я своего слова не меняю! А сердце-то у меня чувствительное… Так что нелегко мне будет так поступать, ох, нелегко!..
Он внимательно посмотрел на меня.
– Как, алкоголь действует на тебя?
Сам он пил, не хмелея… Не было случая, чтобы он, выпив, начал заговариваться… Кстати, меру знал… Железная башка: еще потолковали о войне, о моих ранах, моей голове. Что, болит по-прежнему?..
– Нет, но эти педики!..
Никак не мог успокоиться по поводу военных. При малейшем намеке выходил из себя. Крепко в нем засело…
Провел ладонью по своей напомаженной пряди… Руки Каскада тяжелые и твердые… толстые большие пальцы душителя… Страшная сила была в его руках, левая даже покрепче, чем у меня… у меня-то, левши!.. А вот лицо имел добродушное, всегда готовое расплыться в улыбке… он никогда не упускал случая посмеяться, отпустить забавную шутку. Лондон не нагнал на него уныния. Огорчала его только война. Пропади она, эх!.. К нему вернулось хорошее настроение. Сбил котелок на свою прядь, и… бум-дье, вперед!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82