.. Только уж больно много он экал да мэкал, а нужно было просто глядеть и стараться повторить… если выйдет. Эх, и роскошные там были заставки… самые разные позы плясок, всевозможные одеяния, кривляющиеся хари, сабли!.. Тут тебе и статуэтки… и живые люди… и брамины… всякие выкрутасы… вихляние задницей… выворачивание рук и ног… задирание пяток… перескакивание с ноги на ногу… перекошенные рожи… улыбки от уха до уха… жуткие оскалы!.. Предполагалось, что мы изобразим все, как у них… один к одному… В красках и полностью, с ног до головы. На том и порешили. Чтобы полная иллюзия!.. Состен не желал довольствоваться приблизительным сходством. Уперся, и ни в какую. Маньяк! Я частенько сбивался. Это называлось «Священное в Чаре». Что-то с трудом я улавливал, что к чему. Когда звучала музыка духов, нужен был прочувствованный аккомпанемент. Я гремел, тук-тук-туки-тук!.. По правде говоря, тут и ребенок справился бы… Он поднимал сперва одну, потом другую ногу… Так-так! Тук-тук!.. Вот эдак выворачивал руку – так-так-тук-тук! Выпучив глаза, корчил жуткую рожу… Тут снова вступал я – бац-бац-клиц-клиц! Он извивался, закинув руки за голову, вывернув ладони кверху… и стараясь одновременно выставить локти вперекрест… Это стоило… очень больших усилий… При всем том он раскачивался… колыхал бедрами… и в то же время ухитрялся округлять ляжки большим колесом… а я ему – так-так! Та-га-да! Да-га-да! Бац!.. Жми-дави!.. Ф-у-у… Он валился… хватая воздух ртом… Роздых… Вот такое предвосхищающее адажио… как он сам его называл… Оно призвано было создать внутренний, так сказать, настрой… по его собственному выражению… Малость передохнув, он живо вскакивал на ножки – опаньки! – и, не успев еще как следует отдышаться, вновь брался за дело… Новые ведовские телодвижения… точно по книге… Ох, и мучил он себя!.. Ни в чем не давал себе послабления! Раскачивание верхней части туловища вперед-назад… и одновременно дрожание плеч, достигающее кончиков пальцев. Что-то вроде игры кастаньетами, надетыми на пальцы… в ритме моих перестуков, легоньких, едва слышных… Струящаяся воздушность… тап-тап-тап… «Скота для умиротворения Душ» – так написано в книге на хинди. Но это было всего лишь предисловие, прикосновение к таинствам… а теперь начиналось действо! Мне предстояло узреть нечто особенное – Обряд… Состен предупредил меня, чтобы я держался покрепче… потому как может начаться головокружение… Начинается заклинание – самая суть, смысл пляски… Он – чародей, отправляющий обряд, что мне и предстояло увидеть… Для начала ему нужно было задрать платье, чтобы не стесняло порывистых прыжков… неудержимого стремления ввысь… На все были объяснения, подробные рисунки. Он ни на вот столечко не собирался отступать от образца… придется выкладываться без остатка, до предела напрячь все силы… Разбег для прыжка из глубины комнаты, из самого дальнего ее конца… Он примчался оттуда скачками и, сильно оттолкнувшись – бух! – на самой середине, взвился… Черт-те какой подскок для такого мозгляка!.. Тряхнуло так, что едва картины со стен не попадали. Никогда не подумал бы, что в нем такая тяжесть!.. Что-то сверхъестественное!.. Затрещал потолок, из раковины хлестнула вода… Землетрясение! Громы и молнии!.. Вот уж, действительно, чудодей! Юбка на нем задрана. Я кричу ему с кровати: – Да ты и впрямь чародей!
Хотелось сказать ему приятное, не мог удержаться… а сам смеюсь. Только он ничего не слышит. Снова выходит из угла, сплетя руки над головой… «священной гирляндой», почти на цыпочках, очень изящными семенящими шажками… Жеманная, робкая одалиска… Покачивает бедрами, стреляет в меня плевками. Я на него так зыркнул, что он отскочил с перепугу… снова подскочил, попер на меня… злой… как черт… насупился, ругается, тычет мне под нос рисунок… обиделся жутко – все в точности, как изображено!.. Что он смахивал сейчас… на дракона на той же странице, тут я не спорю… не хватало только вылетающих из пасти языков пламени… Не зря он хрюкает и отхаркивается… стоит ему только пожелать, и будут вам языки огня! Надо было видеть, как он бесновался, какие коленца отхватывал… а вроде мозгляк мозгляком, щуплый, хилый – бледная немочь… смотреть не на что! Ни за что не подумаешь, как поглядишь на него сейчас – сгусток энергии… неудержимый вихрь!.. Просто дух захватывает! Да еще и деспот… вдобавок ко всему! Вечно я, видите ли, стучу невпопад!.. Распекает меня, донимает попреками, всюду поспевает… Я не управляюсь из-за руки… все время отстаю. На запястье – шрам, рука как деревянная… а ему и горя мало – носится как угорелый… «давай, давай!»… и никаких! Я должен тарабанить с сумасшедшей скоростью… Так он разошелся, что удержу нет. Хватается… сразу за все… А что он со своей ряшкой вытворяет! Одновременно изображает двух змеев… как на картинке нарисовано. Битва между ними идет повсюду… в его собственном теле! Он вопит, чтобы я не сидел как истукан: «Проклятье! Нечего пялиться, займись своим делом! Стучи же, стучи!» Разыгрывается драма – великая минута! Один змей у него, кажись, где-то сзади, а второй – в самой груди. Сейчас они кинутся друг на друга, и закипит бой… не не живот, а на смерть! Сражение разворачивается в самом Состеновом нутре… в самой плоти его. Его ломает… корчит… гнет в три погибели. Он катается по ковру, вторя реву чудищ «ги-и-и! го-о-о!» Он сам – поле сражения… он – два сцепившихся чудовища… Их лапы переплетаются… какая мерзость!., в его худосочном тельце… Он вжимается в дверной проем, распяливается в нем. Стоит дверям отвориться, как начнется кровавое побоище… взаимное терзание зверья на клочья… Он отдирается от дверей, заползает под стол, хрипит, сучит ногами, стенает, изгибается дугой, свирепо, до крови, грызет себе ляжки, отчаянно борется сам с собой… того и гляди, пожрет сам себя… Битва драконов! Это почище «Фероциуса»! У него трещат все кости, жадно гложет самое себя – картина адовых ужасов!.. Ему уже мало моего стука. Нужно теперь, чтобы я молотил… как чумовой… Чтобы колошматил ладонями по кроватной перекладине. Чтобы отбивал такт изо всей мочи… Нет, я уж точно вдрызг разобью себе здоровую руку… Великая схватка змеев! Мне надлежит подзадоривать чудовищ… чтобы они все свирепее терзали друг друга… а как только он бросится на ковер, должен орать «г-о-ок! го-о-ок!» Он требует, бранится, подзуживает меня… Деваться некуда! Невольно я распаляюсь… начинаю голосить громче него самого… но и тут он не может удержаться, чтобы не показать свою власть надо мной. «Это только репетиция!» – орет он мне на лету, чтобы я не вообразил чего. Вот-те раз! Что же тогда будет?.. А он завелся… а он раззадорился!.. Сиганет, потом станет посреди комнаты… глянет на образец в своем талмуде… и снова – порх! – взлетает вверх, бьет ногами в воздухе – новый тур ригодона! Я еще наддаю. «Нажимай, нажимай!» – подгоняет он меня.
Раскомандовался!.. Ну, нахал!.. Телесные страдания лишь подхлестывают его… Он целиком во власти змеев, их когти раздирают ему внутренности… Без колдовства никак не обойтись, это уж точно!.. Я ругаю себя… стараюсь изо всех сил… и все-таки не поспеваю – рука плохо слушается… В ней стреляет так, что хоть вой – уж очень тянет швы. Да нет… я не отлыниваю… руки мои мелькают так, что сливаются в глазах. Колочу по медной поперечине… с таким ожесточением, что от нее едва дым не идет – того и гляди, раскалится докрасна! Кости моих рук, ладоней, мои нервы тоже дышат жаром… от тряски, от громовых ударов разламывается плечо. При виде моих страданий… он еще сильнее возбуждается. Ему приятны страдания… его возбуждают лишь терзания плоти…
– Браво, херувим! – кричит он мне.
Я так намахался, что рука моя горела, как в огне… Быстрее!.. Я колочу изо всех сил… трясусь… подпрыгиваю… одуреваю еще быстрее, чем он. Это и есть священная пляска, готов побожиться! Вот оно, великое потрясение!
– Готово! Есть! – ору я. – Уже кончаю… Порядок, Состен!
– Да нет же, обалдуй! – осаживает он меня. – Это делается при свете месяца!
При свете месяца? Ах ты, гад ползучий! Просто подкосил! А я-то лез из кожи вон! Нет, ведь что учудил! И себя… и меня… загонял до полусмерти… для разминки! Я же так ноги протяну… Ах, скотина! Еле дух перевожу, вконец из сил выбился. Гоа паршивый, чародей дерьмовый! До того выдохся, что руки отнимаются… Заговорил он мне зубы! Так вот, пусть-ка наш победитель… этих самых Археозавров… прогонит свою «армоиду» в одиночку! Хватит с меня верчения задницей – выдохся я. Уже нет сил отмахиваться от мошкары. Свирепость души и тела, видите ли! Пусть сам и катится один… куда подальше! Но его это не устраивало…
– Мошкара, значит? Мошкара? Если ты остановишься, грянет смертоносная буря! Атом сразит нас наповал!..
Опять я виноват! Что он еще затевает? Во что теперь я влип, в какие еще волны? «Драконы пожрут тебя, если перестанешь стучать палками!» Хорошенькое условие! Самый настоящий шантаж, в чистом виде! Снова придется валять дурака.
– Ты в четвертой степени! – кричит он мне на лету. Как же, очень это меня волнует!.. Снова мне потеть. В глазах у меня двоилось… троилось… четверилось… У Состена выросло тридцать шесть голов… сплошь усаженных мясистыми драконьими хвостами в крупных чешуях… Какой-то крутящийся клуб плоти и костей в самой середине комнаты… огромный моток… неистово кипящее месиво… откуда извергались потоки пены… хлестали в потолок раскаленные струи… Весь этот ком, эта бурлящая, содрогающаяся груда, это узловатое переплетение… билось, металось меж стен. Оттуда непрестанно исторгались ужасные ругательства, рев чудищ… и вдруг в этой слизистой груде, среди бугристых переплетенных щупальцев раздавался злой голос Состена. Меня точно громом поражало!.. Только не поддаваться! Он меня предупреждал: стоит мне хотя бы на миг перестать стучать, и крылатая нечисть ринется на нас… в этом был весь ужас!.. Нас испепелило бы живьем!.. Огромная опасность!.. В книге было написано обо всем: о священнодействах… о непременных предосторожностях… об обрядовой игре лицевых мышц. Состен все это знал назубок… но я… во всяком случае… с трудом различал его в гуще яростной схватки… Вон голова высунулась… Вон две… Но тут случилась краткая передышка, и все рухнуло… разом… вся эта груда разъяренной плоти свалилась на ковер… Чудища шумно дышали… видать, тоже притомились… Потом с них слезла чешуя… отпали украшения… отвалились необъятные плавники… подобие перламутровых крыльев… Все это исчезло на моих глазах… растаяло, образовав небольшое облачко пара… От этого хаоса остался один Состен, единственный уцелевший в побоище… совершенно голый… серо-бледный.
– Ну, что, – спрашиваю, – получил свое удовольствие?
– За работу, за работу! – огрызается он.
Он скорчивается в позе портного… перебирает пальцами по голове… Вид чрезвычайно сосредоточенный… Размышляет, что-то бормочет. Вдохновляется. Теперь предстояло разобраться… с бесами… а это уже совсем другая статья… совсем другой ритм, совсем другой заквас! Все совершенно иначе. Сцена обольщения… задорная, вприпрыжку, джига… смеющееся лицо. Нужно было раззадорить бесов… соблазнить их, откровенно стреляя в них глазками… для начала… обворожить их своенравной повадкой. Само собой, верчение задком, но по-детски бесхитростное… без тропической патоки, без пышнотелых излишеств… без корриды чудищ… Ничего такого не было и в помине! Совсем из другой оперы! Действовать нужно было тонко. «В книге написано, – объяснял он мне, – что хитроумие замысла заключалось в том, чтобы распотешить нечистых… заморочить их прыжками да скачками… и под шумок переловить их, воспользовавшись их рассеянностью… облапошить, как бы играючи. Когда они совсем уж зайдутся, будут кататься от хохота и вообще перестанут что-нибудь замечать, настанет мой черед – я погружусь в транс… зайду им с тыла… и переколочу всех по одному… Со всего маху палкой по зубам – раз! раз!., и пошла потеха… Воспользуюсь тем, что они гогочут до упада и уже ничего не видят… Всех переколошмачу до одного!., нечего сказать, ловко придумано! Пока что, понятное дело, я только притворяюсь, как буду делать… Надо было еще и скакать… гоп! гоп!.. Ну, и попотел же я! В книге написано, что я должен истребить двенадцать бесов подряд, одного за другим…» Он показывал мне колдовское действо, как оказаться сверху.
– Я занимался пляской бамбуковых палок в течение четырнадцати лет… Вообразишь себя князем Горлором… и со всего маха лупишь их по башке.
Он показал, с каким блеском это делает лично он. Задавака!
– Только мелькало, поверь мне. Уж я-то не тянул резину! Вечно у него сравнения… Аспид! А сам… гляди… на ногах не стоит… Ала-бала-ала-бала! Старый дурень!..
Усаживаю его. Он настолько изнурен, что его трясет… Палочками колотит, а руки-то ходуном ходят. Куда ж тебе, мол, говорю ему… С него просто льет… Сажусь рядом. В комнате… ни единой отдушины… все провоняло потищем, дышать нечем. Но ему все неймется… давится кашлем, хрипит, а поговорить охота. Возлагает это на меня… я – как бы вместо князя… как именно нужно наносить удар… То-се, торжество былых побед, слово за слово – и нахлынули воспоминания, с 1898 по 1915 год… Чудо Тихого океана!.. И пошло, и поехало!
– Они звали ее Небесная Пепе… В белом платье, продернутом лазоревой нитью, представляешь? Как сейчас вижу ее… Что там творилось – не описать пером! Оркестр с берегов Брахмапутры в полном составе – все духовики Низовий… три бирманских факира с кимвалами… и впридачу тринадцать черных дудочников с Цейлона… Ансамбль, какого еще свет не видывал!.. Не забавный номер, а великая мистическая феерия, вакханалия флюидов… Во всех газетах… от Кипра до Мыса Доброй Надежды… на четырнадцати столбцах, дорогуша… от Суэца до Токио!.. Видел бы ты, как моя Пепе парила над бесами!.. Теперь-то она уже не та… Околдованную чарами, впавшую в экстаз, ее несли волны! Музыка была так прекрасна, что она реяла в воздушном пространстве… без малейшего усилия, подобно птице!.. И тучи нечисти, дружище! Вот что воздымало… незримо. Представляешь? Да не дорос ты еще до этого… сосунок несчастный!.. И такая буря свирельных голосов, что сердце замирало… что не знал уже, на каком ты свете! Тебя просто подхватывало и несло… А зрители? Нередко приходилось ловить их на лету… Где их только не находили! Во всех ложах театра! Вот то была феерия, не какая-нибудь пьеска, когда зал подыхает от скуки!
Воспоминания… об этом великом событии… мгновенно влили в него бодрость… настроили на чудотворный лад. – Такое уже не повторится!
Возврат в прошлое благотворно подействовал на него. Он приободрился… и уже бьет копытом, рвется в бой. Желает изобразить мне Пепе. Очень уж хочется ему показать мне, как она парила в пространстве, сколь изящны были ее небесно-синие крылья. Хлопанье в ладони на три такта, вальс «Луч души», великое магнетическое переселение… А какой класс! Ведь все это, имей в виду, на высоте одиннадцати метров! Без сетки! Никаких вспомогательных приспособлений! Только флюиды заклинаний и чарующая музыка! Небесная Пепе!
Поди-ка сделай это теперь в «Эмпайр»… да хотя бы на Лондонском ипподроме с нынешними арапами!.. У тебя был бы бледный вид! Им ведь теперь подавай чего-нибудь сметанного… на живую нитку… бесполых теноров… девочек с вертлявыми жопками… Ножки, ножки, одни ножки… Трюх-топ-топ! Прожекторы на полный! Не угодно ли мумий? Дрыгайтесь… под джазик! Что такое их эстрада? Просто блевотина, глядеть тошно… ей-богу! Говорю тебе без зла. А что они преподносят под видом восточной жизни? Какой позор! Вываливают тебе на голову гнусность суков, отвратную эфиопскую мерзость! Уму непостижимо! Выставляют… на всеобщее обозрение… эту свору в балаганном тряпье с набережных Адена… вот тебе и все их миражи… а преподносится как некое празднество, призванное разорить устроителей гуляний в Нейи! Ну, как же, чин-чином! Потрясающий успех, публика надрывает себе животики! Все довольны, бьют в ладоши… как сумасшедшие. Видел бы ты их!.. Разве это зритель?.. А что я могу поделать, шкетик?.. Нет, кончено, займусь своим виноградником… Все мои труды пошли прахом. Двадцать два года кряду… это вам не фунт изюму! Этим подавай одно дерьмо! Тупенькие – вот и весь сказ!.. Ничего, не помру от горя… не дождутся! Да ты сам вроде как тупенький, а?..
Он подозрительно уставился на меня.
– Ведь глупенький, а? Я надрываюсь, а тебе, шалопай, начхать? Вроде как зритель… Может, тебя и это утомляет?
Он явно напрашивался на ссору… просто нагличал… Никогда бы не подумал, что еще минуту… назад он едва дышал… Нахал проклятый!
– Давай, давай, шевелись! Верти задницей! Поторапливаю его, чтобы совсем доконать.
– Ну же, дрыгай ногами, охламон!
Начали снова… только по-другому. По части шумового сопровождения все в точности, как я делал… Я и в самом деле стучал неплохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82