«Уж не хмелен ли поручик, что со смердом, как с господарем, беседу беседует? Аль замыслил недоброе что?»Кропоткин отступил и уже грозно крикнул:— А не обскажешь ли, смерд, какая пригода повела вас на смуту да на верную смерть?Савинка попытался ответить, но, князь остановил его резким взмахом сабли и повернулся к рейтарам.— Сам сказывать буду.Лицо его покрылось багряными пятнами, а круглый с ямочкой подбородок запрыгал, как у плачущего ребенка.— Во имя Отца и Сына и Святого Духа! — начал он.— Шел бы на середу, не слыхать нам! — взволновались задние ряды гилевщиков.— Братья рейтары! — во всю силу легких крикнул князь и смело пошел в самую гущу толпы. — Гляньте-ко на людишек, коих мы призваны смертью поразить!Рейтары от неожиданности побросали поводья.— Хмелен! Ей-право, хмелен! — раздалось уже вслух.— Хмельного отродясь и не нюхивал я! — возмущенно отозвался поручик. — А ныне, доподлинно, захмелел… Ибо кто не захмелеет, на лики глядучи смутьянов сих? Лики их сини, как у удавленников, и телеса тощи, как у преподобных, приявших подвиг великопостования.Его голос сорвался, почерневшее лицо покрылось мелкими каплями пота, глаза закипели слезами. Низко склонив голову, он отвесил безмолствующим рейтарам глубокий поклон, коснувшись рукою земли.— Не ведаю, как вы, — выдохнул он чуть слышно, — а я не подниму меча противу труждающихся и обремененных.И с неожиданной силой воткнув саблю в землю, переломил ее надвое.Толпа ахнула, испуганно отступила, но точас же с ревом бросилась к князю. Высоко, как могучий клич мятежников, взлетел на воздух Кропоткин.— Слава! До века!…Когда толпа немного успокоилась и пришла в себя, один из капралов спрыгнул с коня и опустился перед поручиком на колени.— О многих людишках немочных поминал ты златыми устами своими, а про то упамятовал, что и нам воры денежные медью жалуют жалованье, что и мы, как и иные протчие, убоги ныне и сиры.— На коней! — властно скомандовал князь. — За мной! — с Ильинки, четко отбивая шаг, двигались стрелецкие роты.Савинка и Куземка выстроили гилевщиков рядами.— Не выдавай, православные! — ухарски сдвинул Корепин шапку набекрень и по-разбойничьи свистнул…— А, не выдавай, православные!Кропоткин натянул поводья и ринулся навстречу наступающим ротам. Немного времени понадобилось ему для того, чтобы привлечь на свою сторону войско. Обозленные недоеданием и неполучением жалованья, стрельцы с первых же слов, не задумываясь, перешли на сторону взбунтовавшегося народа.Со всех концов Москвы сбегались на площадь несметные толпы.— К царю!… На Коломенское! — призывал Савинка.— На Шорина!… На Милославских! — неслось из толпы. Пока мятежники громили усадьбы знатных людей, Корепин с отрядом стрельцов и черных людишек захватил застенки и тюрьмы. Стрелецкие головы и дьяки, узнав о том, что на сторону гилевщиков перешли войска, убежали из Москвы и укрылись в монастырях. Крадучись, на четвереньках, выползали освобожденные узники и только на улице, радостно приветствуемые толпой, вскакивали, как очумелые, и неслись, опьяненные неожиданной свободой по бурлящим улицам.— Воля!— На Шорина!— На Милославского!— Не выдавай, православные! Бей изменников!Полный напряжения и тревоги, Савинка обходил подземелья.Дрожащая рука его подносила факел к перепуганным лицам заключенных, а в сердце все глубже проникали тоска и отчаяние: «Нету, давно уже нету! И косточек не осталось…» Наконец, в одном из подвалов он нашел Таню. Она висела, прикованная железами к стене.Корепин вгляделся в ее лицо и в ужасе отступил.— Таня! — взрогнули своды от жуткого крика. — Татьяна!Восковое лицо женщины болезненно передернулось и в широко открытых стеклянных глазах на мгновение вспыхнул слабый признак сознания. Костлявые пальцы собрались щепоткой, точно для крестного знамения. Но тут же голова бессильно упала на изъязвленное плечо. Слипшиеся космы седых волос перекинулись на глаза, задев щеку Савинки.Невольная гадливость охватила Корепина от этого прикосновения, точно по телу поползли мокрицы, но он с негодованием стряхнул с себя это чувство и взял женщину за руку.— То я, Савинка твой… Слышишь, Таня?… Танюша!…Она как— то странно подергала головой и, захватив серыми губами клок своих волос, начала жевать их беззубыми деснами.— Глянь, пчела… Пчелочки!… Динь-динь… звенят!… Глянь, глянь, в лес пчелочка улетела… уле-у-у-у-у…Она жалко заплакала, вздрагивая всем телом, мотая головой, и вдруг раскатисто захохотала. Смех становился все безудержней, бурней, безумней. Тело прыгало в чудовищной страшной пляске, голова больно билась об острые камни стены; жутко звякали и словно прихихикивали ржавые железа.Коренин обеими руками ухватился за стрельца, чтобы не упасть.— Свободи от желез, — попросил он срывающимся голосом и, хватаясь за стены, ушел из подземелья.Товарищи Корепина освободили женщину от цепей. Свежий воздух и свет подействовали на Таню, как на рыбу, выброшенную из воды. Она смятенно забилась по земле, потом вскочила, бросилась к забору, но тут же рухнула Корепину на руки.Савинка снес ее в избу и уложил на лавку.— Пущай пообдышится, — сочувственно вздохнул помогавший ему стрелец и безнадежно поглядел на узницу.Стеклянные зрачки Таниных глаз потемнели, сузились. По прозрачному лицу медленно скатилась слеза.— Отошла, — мрачно обронил стрелец и, закрыв покойнице глаза, перекрестился.Молча сняв шапку, Корепин стал на колени, приложился к холодеющей руке Тани. В это время в избу ворвался Куземка.— Поспешай, Савинка, ведет нас князь на Коломенское! А ватаги наши перед иноземными полками отступать почали. Как бы не прикинулось лихо.Савинка жалко поглядел на товарища.— Некуда нонеча мне поспешать… Подошел я до краю остатнего.Нагаев придвинулся к лавке, перекрестился и отвесил Корепину земной поклон.— За дружбу за твою спаси тебя Бог, а дорога моя еще впереди. Не поминай лихом, прощай.Он помялся и вздрогнувшим голосом прибавил:— А живой к живому тянется. Почивший же да отыдет ко Господу.Корепин с неожиданной силой вскочил с колен.— На Коломенское!… К царю!Он схватил со стола секиру и побежал на улицу.— Эй, люди, за мной!… К царю! На Коломенское! ГЛАВА XVIII Застыв перед образом великомученицы Варвары, без слов молился государь. По обе стороны его лежали, распластавшись на каменном полу, Ртищев и Милославский. Изредка взор Алексея крадучись скользил к окну, задерживался ненадолго на пыльной дороге, а чуткое ухо тревожно ловило далекие, заглушенные шумы.Край дороги заметно темнел, как будто сплющивался. Шумы росли, переходили в отчетливые, возбужденные крики.— Идут, смутьяны, — шепнул царь.Действительно, к площади подходила толпа.В церкви стало тихо, как в пещере отшельника. Старенький поп, приготовившийся к возгласу, замер с полураскрытым ртом. Дьячок, захватив в охапку требники, сунулся, было, в алтарь, но Алексей гневно топнул ногой и велел продолжать службу.Точно град под могучие раскаты грома, заколотились в стекла и просыпались по церкви озлобленные выкрики мятежников.Царь опустился на колени и, уткнувшись лбом в пол, чуть слышно приказал ближним:— Покель не поздно, обряжайтесь в подрясники и сокройтеся у царицы.Милославский и Ртищев нашли царицу с детьми, забившимися под постели и лавки.Царевич Федор вцепился в ногу Ртищева.— Ты все! Из-за тебя, плюгавца, смута содеялась!Он потянул Федора к себе и отвесил ему звонкую оплеуху.— А не удумывай медных денег нам на страхи великие!— Ми-и-ло-слав-ско-о-ого! Из-мен-ни-ка Рти-и-ище-ваааа! — отчетливо доносилось с площади.Марья Ильинична бросилась на шею отцу.— Помираю!… * * * В церкви, точно ничего не случилось, продолжал молиться царь. Едва держась на ногах от страха и старости, к нему подошел Стрешнев.— Тебя, государь, смерды требуют!Алексей надулся.— А не бывало такого, чтобы мы службу Господню до конца не выстаивали! — громко отчеканил он, чтобы слышно было молящимся, и шёпотом прибавил:— Повели попу не поспешать. Пущай тянет обедню, покель можно тянуть.Стрешнев, передав священнику приказ царя, вышел на улицу, но тотчас же снова вернулся.— Пожалуй, государь, выдь к бунтарям… Инако, лиха бы не было, ежели они сами сюда ворвутся. А грозят!… Ей, пра, грозят, окаянные!Государь, подумав, решительно поплыл на паперть.— Царь!… Царь жалует! — нервною дрожью перекатилось по толпе и стихло.Сняв шапки, гилевщики теснее сомкнулись и подвинулись к паперти. Нижегородец Мартын Жердынский взял у Куземки шапку с письмом и подал царю.— Изволь, великий государь, вычесть письмо перед миром, а изменников привесть пред себя!На площади и вдоль дороги выстраивались мятежные войска.Государь сразу повеселел: «Ужо будет потеха вам!» — с наслаждением подумал он и, погрузив в бороду пятерню, ласково кивнул Кропоткину.Князь, выставив по-военному грудь, четким шагом подошел к Алексею.— Государь! — прямо глядя пред собой, крикнул поручик. — Споручило мне московское войско весть возвестить!Он повернул голову к толпе и торжественно продолжал:— Покель не изведешь ты изменников и воров денежных, будут рейтары со стрельцами служить не тебе, государь, а народу!Ошарашенный царь отступил к двери, готовый шмыгнуть в церковь. К нему подошел Толстой, что-то торопливо проговорил и тотчас же, высоко подняв голову, затопал ногами.— А и пора, государь, повывести изменников денежных. Достаточно людишкам немочным терпеть от ближних воров твоих. Покель не расправишься с денежными ворами и я служу не тебе, а народу!Гилевщики радостно загудели.— Истинно!… По-божьему речет.Сиротливо склонив голову на плечо, царь поднес руки к глазам.— Тужу и рыдаю, — всхлипнул он и воззрился на небо, — ибо всюду кривды творятся. Ибо рыдает и тужит мой народ, сиротины мои… Помози мне, Господи, извести изменников богомерзких, стол мой окруживых!Он неожиданно поклонился на все четыре стороны и страстно бросил:— Спаси вас Бог, что не страшась, всем миром пожаловали челом бить на изменников своему государю!Народ, тронутый слезами царя, ответил земным поклоном.— Имамы веру, царь, что сыщешь правду и воров изведешь.Алексей приложил руку к груди и мягко, по-отечески, улыбнулся.— Изыдите с миром, сиротины мои, а я в том деле учиню сыск и указ.Корепин, Нагаев, Жердинский и Кропоткин, пошептавшись между собой, взобрались на паперть.— А не единожды слыхивали мы посулы твои, государь!Обмякшая было толпа, снова угрожающе загудела.— Не единожды!… Слыхивали…— Чему верить, — тормошил Алексея Кропоткин. — Верить чему, государь?— Образу святому. Обетованию, — торжественно объявил Алексей. — Мы, государь царь, обетование даем. Не было на Руси, чтобы цари обетование нарушили. Краше смерть!Жердинский принес из церкви крест и серебряный образ Спаса.Лицо государя засветилось блаженной улыбкой.— Да не буду я помазанник Божий, если нарушу обетование! — воскликнул он, и по слогам, воздев к небу руки, произнес клятву.Нагаев ткнул иконой в губы государя.— Челомкай Спаса!Когда обряд обетования окончился, Кропоткин, довольный, ударил с царем по рукам.— А ныне ты нам сызнов царь-государь. Тотчас отыдем мы по домам!Полные надежд, гилевщики двинулись с песнями на Москву.Едва площадь опустела, к церкви на взмыленном аргамаке, с противоположной стороны, прискакал Толстой.— Все содеяно, государь! — упал он перед царем на колени. — Великую силу собрал я из бояр, дворян, монахов да боярских детей. Всей дружиной перестренут они бунтарей. Уж развеселая будет потеха.Не успели мятежники скрыться за поворотом дороги, как из лесу на них ринулись дружинники.— Бей!Ухнул пищальный залп. Все смешалось в кровавом вихре. Захваченные врасплох, бунтари рассыпались в разные стороны.Рейтары под командой Кропоткина попытались пробиться вперед, но их встретили ураганным огнем и заставили обратиться в бегство.Государь, опустившись на колени, приник ухом к земле.— Гудет!… Господи, заступи и помилуй, порази смердов, восставших против государя и ближних его. Верни крепость и силу смиренному помазаннику твоему! * * * Отслужив всенощную, царь прямо из церкви отправился в застенок.По пути, от Коломенского дворца до московской дороги, на долгой череде столбов, покачивались тела повешенных мятежников. Подле каждого столба Алексей останавливался, крестился и, набожно понурив голову, плелся дальше.— Схоронить бы, — глубоко вздохнул он.— Схороним, царь, — ответил Толстой. — А токмо сдается мне, вместно бы до того согнать с округи всех черных людишек, да показать им, при глаголе поущительном, како воздает Господь за смуты против царя.В каменном подземелье, прикованные друг к другу, дожидались своей участи Корепин, Нагаев и князь Кропоткин. При появлении царя кат ударил узников палкою.— Ниц!Куземка мрачно поглядел перед собою и склонил голову.— Спаси Бог царя за то, что он крест целовал на том…— Молчи! — заревел Алексей.Савинка поманил к себе государя.— Помилуй, царь… Перед кончиною живота хочу я тебе от всея Руси холопьей глагол сказать.Алексей наклонился к Корепину. Савинка приподнял голову, набрал полный рот слюны и плюнул государю в лицо.— Вот тебе от всея Руси холопьей! * * * Всю ночь издевался царь над узниками. Обессилев, он беспомощно опустился на лавку и поманил к себе ката:— Распалить железо, дабы поставили мы на том железе «буки», что есть бунтарь. Были бы молодцы до веку признаны.Наложив собственноручно на щеки узников клеймо, государь склонился над умирающим Кропоткиным.— А побратался со смердами, жительствуй с ними до конца живота.И громко крикнул:— Спосылаю я вас всех на вся времена в студеные земли.Чванно надувшись, он пошел к порогу. Дьяки наперебой бросились к двери и широко распахнули ее.В сенях Алексей задержался, положил руку на плечо Толстого.— А сдается нам, Васька, вместней смутьянов сих в Москва-реке потопить… Не то, неровен час, как бы не сбегли из студеных земель… Да и каков им ныне живот при телесных мучениях? Чать, все нутро у сиротинушек повредили дьяки. ГЛАВА XIX Бунт был подавлен, но голод и мор не утихали.Алексей, скрепя сердце, согласился с советами ближних и пошел на некоторые уступки. Пришлось отменить медные деньги, отнять многие льготы у иноземцев. К казне потянулись легионы людей. Там каждый медный рубль обменивался на две серебряные деньги. На Москве был учрежден новый серебряный монетный двор… Так, понемногу, подчиняясь Матвееву и Ордын-Нащокину, царь уничтожил все затеи прежних лет.По утрам, после обедни, государь неизменно справлялся у окольничего:— Тихо ли в нашей державе?— Тихо, гораздо тихий мой государь, — кланялся в пояс окольничий. — Опричь раскольников, всяк человек велико хвалит всехвальное имя твое.Царь недовольно сопел.— Завелась немалая сила и раскольников тех богомерзких…«Ревнители старины» не сдавались и продолжали призывать народ к восстанию против «антихриста».Аввакум пришел из Юрьевца-Польского под Москву. Его сопровождали несметные толпы голодных. В один из праздников протопоп, собрав в поле всех жителей округи, торжественно объявил:— Братие! Во огне здесь невеликое дело потерпеть — аки оком мигнуть, так душа и выступит прямо в рай.Он ненадолго примолк, осенил себя двоеперстным крестом и продолжал:— Внемлите гласу Господню…Толпа, обнажив головы, с великим трепетом выслушала подтвержденную выкладками и ссылками на апокалипсис весть о скорой кончине мира и грядущем страшном суде На основании апокалиптических вычислений, конца света ожидали в 1669 году (1666+3). Когда назначенный срок прошел, отсрочили гибель мира на тридцать три года, полагая, что сатана был связан клятвою на тысячу лет не от Рождества, а от Воскресения Христова. Следовательно, антихрист должен явиться в 1666 г. (1666+33), а мир погибнет через три года после этого, т.е. в 1702 г.

.Легкокрылая весть эта с непостижимой быстротой облетела просторы российские. Крестьяне побросали работы, покинули избы и потянулись в леса.Не помогали самые лютые казни, которые придумывали помещики и приказные, чтобы остановить бегство людишек. Села и деревни зловеще пустели. В непроходимых лесных берлогах люди строили гробы и укладывались в них, чтобы «запощеваться» — умереть голодной смертью.Обрекшие себя на смерть разбивались по семьям, так как боялись, что могут на страшном суде потерять друг друга.По ночам, когда лес засыпал, гробы оживали скулящею однотонною песнею: Деревян гроб сосновен,Ради мене строен,В нем буду лежати,Трубна гласа ждати.Ангелы вострубят,Из гробов возбудят… Шли месяцы. Давно пробил определенный Аввакумом час скорого пришествия, а небеса не разверзались и не было слышно трубного звука архангелов.Готовившиеся к «запощеванию» новые толпы людей подозрительно поглядывали на раскольничьих «пророков».— А чегой-то, молитвенники наши, не зрим мы преставления свету… Уж не ошибка ли тут?«Пророки» разводили руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83