А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Ущелье от селения Сатальмуш отделяет гряда низких холмов, дорога проходит под углом между двумя из них, как под крытыми воротами «гуломгардиш» (называемыми так по месту между воротами и дверью в дом, где начинались внутренние покои владельца и дальше которого в --старину вход слугам-рабам был запрещен).
Перед въездам в этот природою созданный «коридор рабов» Восэ оставил в засаде группу Сайда Али с тем, чтобы она оказалась в тылу тысяцкого Саидкула, когда он,
выехав со своим отрядом из обступивших его холмов, свернет в сторону Мазар-и-Додарака.
Двух охотников, вооруженных берданкой и бухарским фитильным самопалом, Восэ поместил на вершине бугра, приказав им стрелять по Саидкулу, как только тот въедет в ущелье. Неожиданными выстрелами надо было привести врагов в замешательство, быть может даже создать панику. Восэ условился с Саидом Али о том, что выстрелы эти !гот воспримет как сигнал к нападению из засады на солдат тысяцкого и, выскочив на них с тыла, поведет с ними бой врукопашную.
Сам Восэ со своими конниками, проехав ущелье шагов на четыреста, засел в густой роще.
После того как Сайд Али схватится с солдатами врукопашную и, следовательно, те будут лишены возможности применить огнестрельное оружие, Восэ должен выйти из засады и напасть на противника с противоположной стороны ущелья.
По плану Восэ, солдатам тысяцкого, запертым с двух сторон ущелья, было не избежать разгрома.
Никто не учил маслодела Восэ хитростям военной науки, но ему помогали приходные сметливость и ум, то чувство ответственности, какое пришло к нему, когда народ поставил его во главе восстания.
Ночь была не слишком темной. Звезды сверкали, смутно виднелись и холмы, и скалы, и крупные камни в ущелье, и деревья, и вьющаяся между ними дорога. Плотно затянув свои пояса, приготовив к внезапному нападению ножи и палки, повстанцы в своих укрытиях между камнями и за деревьями пытливо всматривались в даль ожидая появления отряда.
Не прошла еще и первая половина ночи, как горный ветерок донес топот конских копыт, надвигающийся со стороны Сатальмуша. Через несколько минут из-за холмов выехали четыре всадника — головной дозор Саидкула.
Сайд Али наблюдал за ними из своего укрытия. Они проехали в ущелье мимо него, ничего не заподозрив, не почуяв опасности.
Вслед за ними в ущелье втянулся весь отряд Саидкула. Во главе отряда, за Комком Глины, ехали двое верховых, держа палки с надетыми на их концы головами погибших повстанцев. Сайд Али и его люди поняли, что
это — отрезанные головы очередных жертв тысяцкого, но в темноте не могли узнать, чьи именно.
Сайд Али внимательно вслушивался и с сильно бьющимся сердцем ожидал звука условленных выстрелов. Но охотники Восэ молчали. Тысяцкий со своим отрядом проехал вперед, удалился уже шагов на двести, но сигнала к нападению все не было. Сайд Али, теряя терпение, не знал, что делать. С каждой секундой враг удалялся от него.
Вдруг одна из лошадей группы Сайда Али заржала, разорвав тайну ночи. В ответ из засады Восэ — из рощи у мазара — тоже раздалось громкое ржанье коня. Солдаты сразу встревожились, остановились, прислушиваясь. К этой минуте они уже были в каких-нибудь ста шагах от засевшей в роще группы Восэ.
Восэ был чрезвычайно встревожен молчанием охотников на вершине бугра и бездействием Сайда Али. У него сердце упало, едва он подумал: уж не испугались ли и не сбежали охотники, а за ними и сам Сайд Али? И еще ему в голову взбрела нелепая, суеверная мысль: не заколдовал ли его людей этот Комок Глины?
Пользуясь подаренным ему временем, тысяцкий быстро поставил пять или шесть солдат за придорожными камнями, а основную часть своих конников выстроил по двое„ двумя цепочками, и, приказав им обнажить сабли и соблюдать осторожность, двинул их к роще. Сам, с саблей наголо, поехал медленным шагом впереди солдат.
Восэ понял, что его отряду угрожает смертельная опасность, почувствовал, как страх, подобно черной змее, ползет среди его людей. Спасти положение могла только лихая атака, которой следовало опередить нападение врага: солдаты подходили полупетлей, намереваясь окружить рощу. И когда они приблизились на сорок — пятьдесят шагов, Восэ с мыслью «Будь что будет!» выскочил на коне ЕР закричал своим людям:
— Вперед, друзья! Смерть мангытам!
Сорок всадников с криками, размахивая палками, вырвались из темной рощи. В мгновение все перемешались с бойцами Саидкула. Заварилась рукопашная 'схватка. Стук палок, звон коротких сабель и шашек, топот, нервное ржанье коней взорвали тишину ущелья. Несколько всадников сразу упали с коней.
Сайд Али, услышав клич Восэ, выскочил со своими
всадниками из засады и поскакал с саблею наголо ущельем к мазару.
В середине ущелья солдаты, поставленные тысяцким за камнями, открыли по скачущим всадникам огонь в упор. Несколько повстанцев, раненные пулями, сползли с седел на землю, но Сайд Али не остановился, повернул своего коня прямо на стрелявших. За ним повернули и другие повстанцы, перебив, кто мечом, кто палками, нескольких солдат. Затем они стремились дальше к мазару.
Возле рощи люди Восэ и солдаты Комка Глины, увлеченные схваткой, ожесточенно сражались. Сам Восэ бился с тысяцким на саблях.
Получив, со вступлением в бой конников Сайда Али, подкрепление, повстанцы дружно и пылко бросились в атаку, потеснили солдат. Но тут тысяцкий, оторвавшись от Восэ, обскакал поле боя, ободряя солдат выкриками, и вновь остервенело бросился в гущу боя. Его солдаты воодушевились, и под их нажимом не обученные военному делу повстанцы начали, слабея, рассеянными группами отступать.
Однако счастье в эту ночь сопутствовало повстанцам: позади солдат раздались громкие крики, свежие силы неизвестно откуда взявшихся повстанцев налетели на солдат с тыла. Эти вооруженные палками всадники оказались отрядом погибшего Абдукадыра,— их от Чагана к Мазар-и-Додараку привел Ризо.
Удар сзади, нанесенный неожиданно и с ярым ожесточением, привел солдат в замешательство. Всадники Восэ и Сайда Али сразу же осмелели, перешли в решительное наступление.
В эту минуту произошло событие, которое оказалось неожиданным как для солдат, так и для повстанцев. На вершине небольшого скалистого выступа появился какой- то пеший человек и наотмашь прикладом ружья ударил одного из всадников по голове. Всадник, как куль, свалился с коня. Пешим человеком оказался охотник Юсуф, а человеком с раздробленным от страшного удара черепом не кто иной как сам тысяцкий Саидкул. Юсуф был одним из тех двух охотников, которых Восэ затаил в засаде на вершине бугра.
После гибели предводителя, не выдержав натиска повстанцев, вдвое превосходивших противника числом, солдаты обратились в бегство. Их убитые и раненые остались
на камнях в ущелье и вокруг мажара. Конники Восэ и Сайда Али гнали разгромленный отряд до окраины селения Чорбог и спокойно вернулись к месту боя. Здесь их ожидали люди назначенные для сбора трофеев: у них было немало оружия и шестнадцать коней, оставшихся от убитых и раненых солдат. В числе этих коней был и белый, отличный конь тысяцкого.
Подсчитав потери, Восэ установил, что убито тринадцать повстанцев»и пятнадцать ранено...
Что же произошло с двумя охотниками? Почему Сайд Али и Восэ не дождались их сигнала?
После боя охотник Юсуф, убивший прикладом тысяцкого, рассказывал Восэ, что он и его товарищ в назначенное время хотели дать несколько выстрелов, но, вопреки всем их стараниям, ни заряд в берданке, ни фитиль поджечь им не удалось. Судя по всему, порох и фитиль отсырели либо оказались засыпанными землей и песком. Тогда охотники сошли с бугра и, прячась за камнями и кустарником, опасаясь попасть под копыта мчавшихся мимо них коней, подошли к месту сражения. А когда подвернулся случай, то Юсуф с большого камня нанес смертельный, удар тысяцкому...
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Бухарские эмиры на подвластной им территории устанавливали правила, согласно одному из которых правителям областей было запрещено общение между собой без разрешения эмира. Они не имели права по своему усмотрению выезжать за пределы своих владений, встречаться с правителями других областей даже в случаях, когда считали такую встречу необходимой. Этим запрещением эмиры стремились предотвратить возможность сговора беков, направленного против них. Этого правила обязан был придерживаться и правитель Гиссара Остонакул, хотя он и считался кушбеги и главою всех беков Восточной Бухары.
Между тем Остонакул полагал насущно важной встречу с правителем Бальджуана, Мирзо Акрамом, прежде всего из-за событий, случившихся во владениях самого кушбеги.
Весть о восстании в Бальдшуанском бекстве распространилась по всем смежным бекствам, имя Восэ было у всех на устах.
О том, что в Ховалинге крестьяне убили диванбеги, эмирского посланца, подняли восстание и отказались платить налоги, рассказывали повсеместно. Предводителя же восставших, Восэ, называли настоящим богатырем, с которым «правитель ничего поделать не может!..». Эти слухи способствовали возникновению волнений и в селениях Гиссарского бекства. Стали ожесточаться скандалы и споры, учащаться столкновения крестьян со сборщиками налогов, в горах и долинах появились отряды бунтующих крестьян—«разбойников».
Жестокий и решительный Остонакул бросил в селения солдат, схватил непокорных и бунтарей, заточил их в тюрьму, некоторых избил привсенародно плетьми и палками, даже казнил на площади перед .крепостью Гиссара. Волнения, однако, не прекращались. Для Остонакула уже по опыту, накопленному им в Шахрисябзе, мятежи и бунты населения не были в новинку. Однако в Гиссаре они приняли такой характер, что нарушили его спокойствие. Особенно взволновало происшествие, случившееся на гиссарском базаре, где некоего нищенствующего дервиша хотел схватить миршаб. Дервиш громко призывал: «Эй, люди! Не будьте трусами! Будьте мужественными! Не покоряйтесь тиранам! Неужели и среди вас не найдется такого богатыря, как Восэ, который, возглавив восстание побьет мангытских деспотов!»
Когда стражники схватили дервиша, то толпа, подняв шум и крик, вырвала его из их рук.
В своих посланиях в Бухару и в Гиссар Мирзо Акрам называл Восэ и его друзей «бандой воров, смутьянов, подстрекателей» и успокаивал эмира и его кушбеги, обещая очень скоро расправиться с бандитами, начисто уничтожить их. Ни эмир, ни кушбеги в Гиссаре не вызывали Мирзо Акрама для сообщения по поводу этих волнений, полагая, что раз он, несмотря на восстание, не прервал сбора налогов, высылал полностью требуемое в казну, вместе с богатыми подарками эмиру и Остонакулу, то, значит, беспокоиться не о чем... Но время шло, беспорядки в Бальджуанском бекстве не только не прекращались, а стали все больше оказывать влияние и на соседние бекства, опасность их для эмирского режима становилась очевидной. Остонакул, почувствовав это, усмотрел угрозу восстания и в своей провинции. Помимо этого, ему стало известно, что в Бухаре его недруги из столичной знати пытаются использовать эти волнения как повод для его очернения в глазах эмира,—дескать, своим нерадением он способствует возникновению разрухи. В руки Остонакула попало секретное письмо одного из тайных агентов его сановных недоброжелателей, посланное министру двора Шо Мухаммеду, содержавшее прямое обвинение Остонакула в том, что он, получая большие взятки от правителя Бальджуана, покрывает его грехи.
Остонакул решил как можно скорее, не испрашивая разрешения эмира (на это ушло бы не менее двух недель), повидаться с Мирзо Акрамом, допросив его от имени эмира и своего о причинах, мешающих до сих под подавить мятеж Восэ.
С этой целью он направил одного из своих приближенных в Бальджуан с предложением Мирзо Акраму в такой- то день и час быть в Нуреке для совместной охоты. Селение Нурек расположено на берегу могучей реки Вахш, на границе между двумя бекствами, и, оказавшись там, оба правителя, таким образом, не покинут пределов своих владений. Если же какой-нибудь доносчик и сообщит об их свидании эмиру, то Остонакул сможет объяснить, что встреча, дескать, произошла случайно, оба они, не сговариваясь, охотились и нежданно-негаданно встретились- свиделись в Нуреке, во время полуденной молитвы в мечети.
Кушбеги выехал со свитой человек в тридцать, вооруженных ружьями, с охотничьими соколами. Для отвода глаз он сначала поохотился на лисиц, куропаток и других степных птиц, провел два дня в степях и предгорьях междуречья — Кафирнигана и Вахша, а на третий, добравшись до Нурека, разбил шатер на высоком правом скалистом берегу Вахша.
В условленный час, около полудня, на левом берегу, где нет никакого жилья, появился с двенадцатью всадниками правитель Мирзо Акрам, перешел на противоположный берег по единственному на всю округу мостику, переброшенному через реку в узости, созданной двумя выступающими над бешеным течением скалами. Один из охотников правителя вез на своей лошади за спиной девочку лет четырнадцати, другой мальчика, младше ее. Не доезжая до шатра кушбеги, оба спустили детей на
землю, а когда Остонакул, здороваясь с Мирзо Акрамом, вопросительно посмотрел на этих детей, Мирзо Акрам учтиво проговорил:
— Раб ваш привез вам ничтожный подарок свой. Отец отдал их за причитающийся с него налог.
Помимо этого подарка правитель Бальджуана привел правителю Гиссара каракового жеребца с богато украшенными седлом и оголовьем. Получив неожиданное приглашение, правильно понятое им как приказание, Мирзо Акрам испугался, полагая, что кушбеги возьмет его в оборот по поводу убийства бухарского диванбеги и станет допрашивать обо всем, что относится к восстанию. Доставленными Остонакулу подарками Мирзо Акрам надеялся хоть немного умалить его гнев.
Не обратив внимания на детей, не сказав, принимает ли он их в подарок или лет, Остонакул молча взял медный кувшинчик, наполненный водою, поставил его на камень и совершил омовение. Было ясно, что он Мирзо Акрамом недоволен. Тот совсем растерялся. По тропинке, спускающейся с высокой береговой террасы, он вышел на узенькую полосу прибрежья, к самой реке, и здесь совершил омовение. Вернулся, разостлал свой поясной платок возле шатра, позади Остонакула, и вместе со всеми приближенными начал читать полуденную молитву.
Затем над берегом распространился дразнящий запах жареного: слуги наместника взялись жарить на вертеле мясо антилопы, куропаток и другой дичи. Несчастных детей, привезенных в подарок, усадили подальше — туда, где были свалены седла. Слуга дал им по ломтю хлебной лепешки.
А в большом шатре шла беседа правителей.
— Ну, почтенный, говорите, почему до сих пор не схвачены убийцы диванбеги Яхшибека?
Поджав под себя скрещенные ноги, Остонакул сидел в переднем углу шатра, перебирая яхонтовые четки, а глаза его, покрасневшие от дорожной пыли, словно два острых буравчика впились в зрачки Мирзо Акрама.
Покорно опустив голову, правитель Бальджуана сидел на коленях по правую сторону от наместника. Не спеша он повторил все, что писал раньше Остонакулу и эмиру,— дескать, этот негодяй, дерзкий разбойник, по имени Восэ, собрал шайку таких же/ как он, воров и убийц и нападает на селения. Его неустанно преследует, не давая вздохнуть,
тысяцкий Саидкул. Он уже схватил больше двадцати соучастников главаря, которые посажены в бальджуанскую тюрьму. Если последует приказ высочайшего повелителя или досточтимый кушбеги сами соизволят дать указание, узников можно переслать в Бухару или в Гиссар. Если ему будет разрешено высказать свое мнение, то правитель считает за лучшее в самом Бальджуане наказать виновных — всенародно их казнить во славу благословенной Бухары и его высочества.
— Вам, властителю Гиссара, верной деснице его высочества во всех его восточных бекствах,— высокопарно продолжал Мирзо Акрам,— хорошо известно, что, несмотря на мятежные выходки Восэ и ему подобных отщепенцев, по милости бога в сборе налога никаких перерывов не произошло, недостач не было, собраны и сданы в казну даже недоимки прошедших лет. Даст бог, радетельный раб, тысяцкий Саидкул, не сегодня-завтра захватит Восэ и его сообщников или убьет их, и тем самым попытка разжечь пламя смуты будет пресечена.
— А" кто он такой, этот Восэ? Откуда? — спросил Остонакул.
—-- Местный он...— Мирзо Акрам помолчал, развязал поясной платок, вытер струившийся по лицу и шее пот. Жара в шатре, разбитом под листвою могучего платана, была такая, что в нем нечем было дышать, и оба собеседника обливались потом.— Это маслодел из селения Дара-и-Мухтор. Я хорошо знаю этого нечестивца, в прошлом году, когда я держал путь из Кабадиана в Бухару, он, попутно шедший в Шахрисябз, был мною принят конюхом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49