Крадучись, они оба прошли в темный дровяной сарай. Лютфия предполагала, что мужчина, обуреваемый желанием, сразу набросится на нее, и готова была, «платя за услугу», покориться ему, а потом подчинить его своей воле — ведь он же всерьез намеревался взять ее в жены, а надо было отвадить его от этого намерения так, чтобы он не вздумал ее преследовать... Но Амиркул в этом темном, укромном месте проявил такое равнодушие к ней, словно перед ним была не молодая красивая женщина, а посторонний мужчина...
— Я и сама хотела видеть тебя! — прошептала, начав разговор, Лютфия.-— Но не знала, где и как нам встретиться наедине... Молодец ты, Амиркул! Ты действительно мужчина!
В полной неожиданности, не веря своим ушам, она услышала плач: опустившись на дрова в углу сарая, Амиркул, пробормотав только два слова: «Назир... безвинный!», заплакал как ребенок. Плач этого сильного мужчины растопил даже булыжное сердце Лютфии.
— Ладно, не печалься, Амиркул!.. Что поделаешь, так, оказывается, устроен мир! — Лютфия, приблизившись к Амиркулу, закинула ему руки на плечи. Ей представилось важным пробудить в нем страсть, чтобы отвлечь от тяжких дум о кровавом преступлении, которые бог знает куда могут направить силу этого бугая... Для такой красивой женщины добиться цели было нетрудным делом, и спустя несколько минут никогда прежде не обладавший женщиной, не имеющий представления и о женском коварстве Амиркул, потеряв самообладание, предался страсти с таким неистовством, что Лютфия едва удеряшвалась от смеха. Когда, довольный, забыв на время о своем горе, об угрызениях совести, Амиркул успокоился, женщина с лукавством ему сказала:
— Теперь ты поверил, что я тебя полюбила?.. Поверил?
Амиркул в подтверждение издал какой-то напоминающий мычанье звук. Лютфия помолчала, потом вдруг зарыдала. Откуда мог знать Амиркул, что и эти рыдания были одним из проявлений женского коварства?
— Что> случилось?.. Почему плачешь? .
— Несчастная я! Страдалица я! Видно, мать родила меня на муки и страдания, Амиркул, душа моя!.. Один торговец обувью... он родня нам... «Хочешь не хочешь, говорит, а выйдешь за меня замуж!» Никак не отступает. Мать и другие родственники пристали ко мне: обязательно соглашайся, выходи за Иномджана! И он, чтоб ему сгнить в могиле, твердит: «Не выйдешь за меня — убью!..»
Лютфия помолчала, определяя, какое впечатление произвели на Амиркула ее слова. В темноте нельзя было разглядеть его лицо, он молчал, прерывисто, с сопеньем дыша.
«Ладно, молчать — это лучше! — рассуждала про себя Лютфия.— Если начнет возмущаться, станет расспрашивать, мне с ним станет еще труднее. Он, конечно, хочет дождаться, |Чтоб я высказала ему мое собственное мнение по поводу сватовства Иномджана... Что ж, скажу ему и сразу уйду!»
— Ты сжалься надо мной, Амиркул, душа моя! Ведь что могу тут поделать я? У меня нет другого выхода, я вынуждена выполнить волю матери, и дяди, и всех родных — выйти за того негодяя... Ну... А теперь... Поздно уж... Я пойду.
Женщина встала.
— Нет, постойте! — потянул ее за подол Амиркул.— Откажите тому человеку... не он, а я... вы ведь обещали! Что же, мне быть в дураках? Нет, нет и нет! Я на все пойду!
— Конечно, дорогой мой, и я постараюсь... Но ведь мы, женщины, что можем? Такое у нас тяжелое положение!.. Амиркул, милый, ты не обижайся, если даже и выдадут меня, я не забуду тебя, буду иногда приходить к тебе.
Амиркул вскочил, уже готовый дать волю гневу:
— Нет!.. Я сказал, нет!..
Лютфия выскользнула за дверь:
— .Милый, дома меня заждались... Будут беспокоиться...
Пока Амиркул соображал, что ему делать дальше, Лютфия исчезла, растаяв в глубокой тьме.
...За месяц, прошедший с того дня, Амиркул раза два или три искал способа увидеться с Лютфией, но безуспешно: она нигде не появлялась. В доме за крепостью родные Иноятулло устроили поминки на сороковой день. А еще че* рез два дня, когда Амиркул поливал в саду морковь и лук, там появилась дочка убитого богача:
— Дядя... А вы слышали? Наша Лютфия вышла замуж!
Амиркул, раскрыв рот, выпрямился.
— Да, да, вышла, вышла! А нас даже на свадьбу не пригласила!
Амиркул постоял в междурядье, а потом, оставив тяпку, шатаясь пошел по грядке в глубь сада. Его большие босые ноги мяли и давили зеленый лук, вдавливали в рыхлую землю морковь. Девочка удивилась: Дядя, ведь вы растоптали лук!
Амиркул словно не слышал голоса девочки. «Что с ним случилось? — подумала она.— Пьян, что ли? Или поел- мака?»
Войдя в дровяной сарай, Амиркул упал ничком на сухую траву. Лежал весь день, не замечая времени. Глаза его были раскрыты, но он ничего не видел. О том, что наступила ночь, возвестили ему собаки да лягушки. Своим лаем, доносившимся издали или вдруг раздававшимся вблизи, собаки словно дразнили его: «Дурак, дурак! Все ложь! Оболгали дурня!.. Сдохнуть тебе, бык!» А лягушки в пруду квакали, словно хохоча над ним: «Хе, хе! Убийца, хе, хе, хе!» Журчала вода в поливной канаве, будто плакала, жалея Амиркула.
Проснувшись утром, он направился прямиком к Дому миршаба. Тот сидел на помосте у себя, во внешнем дворе, отдавал какие-то распоряжения обступившим его людям, Амиркул подошел к нему и сказал:
— Я убил человека.
— Кто ты? Что надо тебе?
» Я убил человека! — упрямо повторил Амиркул,— Хозяина убил. Убийца не Назир, а я. В сердце моем не поместилось это, вот я и пришел. Делайте что хотите.
Миршаб и его люди в удивлении переглянулись, уставясь в воспаленные глаза добровольно явившегося сюда убийцы, в лицо землистого цвета, оглядели босые ноги, до колен в грязи, закатанную выше колена одну штанину, мокрый и грязный, с налипшей соломой халат.
— Подойди сюда!
Амиркул с тупым, словно упершимся в стенку взглядом, сделал два шага вперед. Миршаб спросил его, кто он, откуда, чем занимается... Амиркул ответил. Миршаб сказал:
— Ты что, сумасшедший, что ли? Или тебе приснилось? Тебе мерещится что-нибудь?
— Я при здравом уме. Убил я.
— Почему ты убил?
— Просто так... убил...— Амиркул не хотел называть Лютфию, но он ничего не придумал заранее в объяснение убийства Иноятулло.
— Как ты убил?
Убийца с большой натугой рассказал все, как было.
— Иди посиди вон там! — сказал миршаб, указав место под навесом для скота, а сам призадумался. Он не сомневался в правдивости слов Амиркула, но ему не хотелось, чтобы убийцей оказался кто-нибудь, кроме Назира, ибо раис не преминет воспользоваться ему во вред выяснившейся ошибкой.
По зрелом размышлении миршаб решил вызвать родственников Иноятулло, расспросить их о характере и повадках Амиркула и затем, выудив в их показаниях что- либо полезное для себя, объявить Амиркула умалишенным. Узнар, что в момент смерти Иноятулло его старшая жена была больна и находилась в другом месте, а из членов семьи, кроме Лютфии, в доме никого не было, миршаб послал за ней.
Весть о покаянии работника, убившего Иноятулло, тут же была донесена угодливыми людьми до раиса. Он обрадовался: вот еще одна, весьма кстати, промашка миршаба! Не в силах отказать себе в удовольствии посмеяться над соперником, раис поспешил к нему в дом.
— Ну что, не говорил я? — усмехнулся раис, появившись перед хмурым миршабом.— Не зрелый вы, хаджи Рахматулло! Убийца разгуливает, а вы безвинного мусульманина отправили на казнь; он сбежал, так вы другого безвинного, брата его, схватили и сунули в застенок!
— Рабу божьему дозволено ошибаться,— смущенно ответил миршаб.— Но посудите сами, достойный, бог меня, раба своего, оказывается, любит: исправил мою ошибку, помог безвинному обрести свободу, а виновного привел ко мне!
— Не клевещите зря на бога, хаджи, того, ни в чем не повинного, не бог вызволил — ваши ротозеи помогли ему улепетнуть!.. Конечно, хорошо, что ваши прислужники оказались растяпами, иначе тот бедняга из-за вашей нерассудительности давно лишился бы головы!..
Лютфия, облаченная в паранджу, явилась вместе со своим новым мужем. Переступив порог и увидев в углу двора, под навесом для скота Амиркула, женщина, сразу
охваченная беспокойством, испугалась и, подбежав к миршабу, закричала:
— Он сам убил, сам!.. Зачем привели меня? Я ничего не знаю. Сжальтесь, почтенные, я не виновата!.. Это клевета, клевета!..
Такое отрицание послужило наилучшим признанием, еще больше запутало дело. Ничего не понимающий во всем происходящем Иномджан, оказавшись невольным свидетелем последовавшего, за этим выкриком допроса, недоумевал и поражался все более, когда миршаб поневоле, а раис с большой охотой принялись распутывать узелок. Лютфия, сидя на коленях на земле, отвечала раису, потянувшему главную нить допроса, все более губя себя.
— Разве вашего бывшего мужа, достойного Иноятулло, убил сам Амиркул?
— Да, почтенный, он сам.
— А кто с ним был заодно?
— Откуда я могу знать, почтенный! Ведь я всего лишь слабая женщина.
— Но если вы не знаете его сообщников, то откуда же вам известно, что именно он убил, да еще, как вы говорите, сам?
Тут наконец Лютфия осознала, что попала в сети. Задрожав, она замолкла.
— Отвечай! — на этот раз обращаясь к преступнице на «ты», приказал раис.— Откуда ты знаешь, что твоего мужа убил Амиркул?
Из-под паранджи послышалось какое-то нечленораздельное бормотанье, смысл которого трудно было понять. Тогда миршаб спросил подведенного к нему Амиркула:
.— Откуда этой женщине известно, что почтенного и праведного Иноятулло убил ты?
— Не знаю...
— Ты говорил кому-нибудь, что убил человека?
— Нет... Никому.
— Этой женщине тоже не говорил?
— Нет! Амиркул еще ниже опустил голову.
Раис вновь обратился к Лютфии:
— До убийства тебе было известно, что Амиркул намерен убить твоего бывшего мужа?
— Не знаю, почтенный! Порази меня бог на этом месте, не знаю! — Лютфия, впавшая в панический страх, даже не понимала смысла задаваемых ей вопросов.
— А узнала после убийства?
Ну, откуда мне вспомнить, почтенный, наверно, после убийства узнала я...
— Ответь ясно и точно: как ты узнала, что убийца — Амиркул?
Лютфия вся покрылась потом, ей стало тяжело дышать, она не в силах была шевельнуть языком. Она чувствовала, что вот-вот лишится сознания.
Раис и миршаб, как и все присутствующие, уже не сомневались, что убийство совершено при участии Лютфии или по ее приказанию. Не обращая внимания на Иномджана, они вполголоса стали обсуждать характер отношений между Лютфией и Амиркулом, приведший к убийству. Неужели у этой женщины была тайная связь с ее бывшим работником? Если так, то одного этого достаточно, чтобы сунуть ее в мешок и забросать камнями.
Раис резко повернулся и произнес во всеуслышание: — Теперь молчание и отрицание бесполезны! Вина, лежащая на вас обоих, доказана. Ты, женщина,— он направил указательный палец на Лютфию,— сообщница убийцы! Ты приказала убить своего бывшего мужа!
Оскорбленный, вероломно обманутый Иномджан, уже раньше поняв, что его жена имела связь с этим убийцей и, вполне возможно, жила с ним и что ее повесят или побьют камнями,— в эту смутную минуту нашел тот единственный выход, которым может быть смыт ждущий его позор. Вытащив из пожен, одним прыжком подскочив к Лютфии, он с размаху всадил острие в ее живот. Лютфия беззвучно свалилась на бок...
...Амиркула арестовали и увезли в Бухару. Там он был казнен на площади Регистан. А Иномджан, который в сердцах защитил свою честь и наказал Лютфию за прелюбодеяние, караемое смертью, наказания не понес, по законам, действовавшим в Бухарском ханстве.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
В жаркий летний день прихожане одной из окраинных мечетей Шахрисябза, выйдя на улицу после полуденной молитвы, увидели у входа в мечеть человека, похожего на дервиша, который сидел, опустив голову на колени, углубившись в размышления. Он был очень худ, отросшие борода и волосы на голове были спутаны, одежда грязна и оборванна. Кто этот человек? Нищий? Но нищие обычно ходят с сумой и посохом, а у этого руки пусты. Он глубоко погружен в море никому не ведомых дум и ни на кого не обращает внимания.
Один из прихожан, подойдя к нему, спросил:
— Раб божий, кто ты?
Человек устало поднял голову и сказал:
— Вам до меня нет дела. Я путник. Отдохну немного и пойду.
— Скажи хоть, откуда пришел, куда пойдешь?
Путник, помолчав немного, сказал:
— Я сегодня вышел из тюрьмы.
— Из тюрьмы? Разве у нас из тюрьмы выходят?.. Или свершилось небывалое, тебя признали невиновным и выпустили?..
Восэ (ибо этот похожий на дервиша человек был, конечно, он) уже не мог не рассказать окружившим его людям о своих приключениях. Миршаб сегодня утром выпустил его из застенка, сказав: «На твое счастье, виновник нашелся, теперь ты свободен Иди куда хочешь. Можешь идти на все [четыре стороны!»
Когда Восэ арестовали, у него было при себе пять- шесть сребреников. Тюремщики забрали их и, конечно, сегодня не вернули.
Он не знал, где находится беглый Назир. Может быть, подался в гори или степи и скрывается там?
Прихожане — местные земледельцы, кустари, мелкие лавочники, ремесленники, наслышанные о нашумевшем деле Лютфии и Амиркула, с интересом внимали Восэ, рассказавшему о своем побратиме Назире. Радуясь за Назира и Восэ, так или иначе избавившихся от наказания, восклицали:
— Ой-й-йо! Как хорошо, что истина обнаружилась!
— Вы подумайте только! А иначе этот безвинный скиталец сгнил бы в тюрьме.
— И брат его всю жизнь был бы в бегах.
— А в конце концов все равно попался бы.
— Этот несчастный гнил бы в крысином подземелье, а брат, попавшись, был бы казнен безо всякой вины.
— Из-за подлости какой-то дрянной женщины столько людей пострадало!
— Одна беспутная женщина может разрушить целый город!
— А Иномджан, торговец обувью?
— Бедняга, из-за этой ядовитой змеи сначала развелся с женой, а потом...
— А потом, и недели не пожив с этой дрянью, убил ее. И хорошо сделал!
— Аминь, правоверные! На все воля божья.
— Неисповедимы пути господни.
— А Иномджан оказался парнем с честью. Я бы тоже убил такую.
Высказав все, что пришло на ум, люди снова обратились к Восэ:
—- Что ж ты теперь собираешься делать, раб божий?
— Пойду к себе на родину, долой.
— Уж очень ты отощал... Как ты пойдешь такой?
— Из подземелья вы вышел, а под солнечными лучами свободны все пути,— сказал Восэ, чью смелость и веру никакая тюрьма не смогла сломить.
Среди прихожан оказался и их имам. Он слушал молча, а теперь молвил такое слово:
— Человек на чужбине перенес испытания, не найдется ли среди нас благодетель, который взял бы его к себе домой, поухаживал за ним дня два-три, чтобы познавший свободу немного пришел в себя?
Подумав, что милосердный советник почему-то сам не захотел стать таким благодетелем, а искал его среди прихожан, Восэ с усмешкой сказал:
— Не беспокойтесь, премудрый! Я немного отдохну, а потом сам найду как поступить.
— Ты что же, будешь нищенствовать? Пожалуй, нищенство — это не грех на чужбине,— «благословил» Восэ духовник.
Но, хоть и обессиленный голодовкой, Восэ не собирался нищенствовать; пятнадцатидневное тюремное заключение не могло сломить его гордость. Он удержал готовое было сорваться с языка резкое слово, сказав священнослужителю:
— Досточтимый! Не так уж я немощен, чтобы нищенствовать. Умею кое-что делать. Найду себе честным трудом кусок хлеба. Если кто-нибудь из этих братьев наймет меня для любой работы, пойду. Заработаю на дорожные расходы, и хватит.
По лицам окружающих Восэ заметил, что ответ его всем понравился.
— Ты что умеешь делать? — спросил один из них.
— Я, братец, пахарь. Пахать на волах, косить, молотить — это мое дело. Могу и масло выжимать. Могу перетаскивать грузы, класть камень и штукатурить, ухаживать за лошадьми.
— Молодец,— одобрил какой-то старик,— ты человек с достоинством. Если будешь таким бодрым и сильным по духу, то, бог даст, не окажешься униженным.
Пожилой мужчина, который, судя по цвету лица, словно закаленного в огне, и черным пальцам, был кузнецом, сказал:
— Пойдем со мной! У меня есть комнатенка у ворот, ты поживи в ней сначала два-три дня, приди в себя, а там что-нибудь получится.
...Восэ устроился в доме этого человека, который оказался не кузнецом, а мастером по обжигу кирпича. Один из жителей принес Восэ подержанный полосатый халат, другой — нижнее белье из грубой домотканки, третий — тюбетейку, четвертый — поясной платок. Цирюльник с улицы, на которой жил приютивший Восэ ремесленник, побрил ему голову. Дальние и близкие соседи приносили каждый день хлеб, чай, кислое молоко, чашку или полташки какой-нибудь горячей пищи.
Уже на второй день Восэ не сиделось в своей комнатенке, он вышел из дома и направился к печи для обжига кирпичей, расположенной на окраине города. Там он стал помогать мастерам-кирпичникам.
Спустя неделю он уже вполне пришел в себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49