Дослушав, как откровение, страстную речь Восэ, народ пришел в необычайное возбуждение. Назим закричал: «Правильно говоришь! Молодец, брат!» Назир заревел на всю площадь: «Готов погибнуть я за твой правдивый язык, Восэ!..» Другие кричали: «Сердце всего народа в тебе, Восэ!», «Клянемся, ты прав, Восэ!»... Исстрадавшиеся люди шумели, кричали, напирая на впереди стоящих, взмахивали кулаками: кто-то развеял по ветру свою чалму, кто-то возгласил: «Защитите нас от когтей угнетателей!» Толпа распалялась все больше...
Такого возбуждения в Бальджуане не было еще никогда. Мирзо Акрам, сидя в седле, позеленевший от гнева, от волнения и страха, полузакрытыми глазами вглядывался в лица то одного голосящего в толпе, то другого, будто стремясь запомнить их. Его миндальной масти лошадь нетерпеливо перебирала ногами, била копытами землю, видно, нервное состояние всадника передалось и ей. Спутники Мирзо Акрама встревожено перешептывались, поглядывая на своего правителя, ожидая от него приказаний
и бледнея при новых взрывах негодования, ревом прокатывавшихся по всей толпе...
В этой угрожающей обстановке Мирзо Акрам вдруг, ничего не сказав, рванул повод своего коня и поскакал к воротам крепости.
Его спутники, кроме двух-трех оставшихся на месте, поехали за ним.
Из оставшихся один был близким другом Мирзо Акрама. Это был преподаватель бальджуанского духовного училища, богослов и проповедник хаджи 1 Якуб, когда-то в молодости живший вместе с Мирзо Акрамом в одной келье и вместе с ним зубривший Коран в одном из бухарских медресе. Келья принадлежала сыну бая Мирзо Акраму. Способному ученику Якубу, горцу из бедняцкой семьи, туповатый Мирзо Акрам разрешил жить вместе с собой в воздаяние за оказываемую помощь в приготовлении уроков. Теперь правитель приблизил к себе своего школьного товарища, поручил ему быть поверенным в его делах.
Хаджи Якуб обладал тактом, умел мирить ссорящихся, был способен воздействовать на умы людей своими нравоучениями и уже не раз избавлял Мирзо Акрама от скандалов, какие затевали в присутственных местах жалобщики и просители.
Вот и сейчас, давая Мирзо Акраму и его спутникам время благополучно удалиться в крепость, видя, что с их отъездом, похожим на бегство, возбуждение толпы начинает спадать, хаджи Якуб не побоялся въехать в толпу на своем коне: он знал, что люди его уважают.
—^ Ай-ай, жаль, жаль! — воскликнул он, укоризненно кивнув в сторону Восэ.— Досточтимый правитель проявил справедливость, простил твою вину, а ты, вместо того чтобы поблагодарить, распустил свой дерзкий язык и так рассердил достойнейшего нашего правителя, что он не захотел оставаться здесь! Сбрось со своего плеча злого нашептывателя, шайтана, мусульманин!.. И вы тоже,—повернулся хаджи Якуб к народу,— хороши! Поверив бредням одного невежи, размычались как стадо быков! А в конце концов, что произошло? Земля ведь стоит на своем месте! Небо не свалилось и не прилипло к земле! Если амлякдар
Мусульманин, совершивший паломничество в Мекку,
или любой другой чиновник и совершил какой-нибудь бессовестный поступок, то достойные уважения люди пришли бы к нам и, не смущая народ, без всякого шума сообщили бы о том господину правителю. А уж он расследовал бы дело и воздал должное посягнувшему на законность и справедливость!
Толпа молчала. Лишь один пожилой земледелец сурово ответил хаджи Якубу:
—- Вы только разговариваете! Да!.. Мы, если даже сто раз придем и сто раз доложим, ничего не добьемся. Никто на наши слова не обратит внимания! А то, что скажут амлякдар или сборщик, все равно будет признано правдивым!..
Толпа в молчании ждала, когда хаджи Якуб удалится в крепость. Он понял это и, ни слова не сказав больше, уехал с теми из сопровождавших правителя, кто еще оставался здесь.
Тогда люди окружили Восэ, поздравляли его, дружески обнимали. Дара-и-мухторский маслодел в этот день стал их героем. Чаевничий, который обычно и речной воды не давал без денег, сейчас на квадратной деревянной кровати расставил щедрое угощение — чай с ломтями пшеничного хлеба, изюм, миндаль, угостил за свой счет Восэ и его ближайших друзей. Напрасно пытались они вручить ему деньги, он решительно отказался взять, добавив: «Не уходите, братцы, я всем вам постелю здесь спать, переночуете, утром поедете в свой Ховалинг и Дара-и-Мухтор! Поздно уже — глядите: закат!»
Но гости, поблагодарив чаевничего, поднялись, отправились в путь. Они не хотели, чтобы жены и дети беспокоились о них дома. Касым, отдав лошадь Восэ, сам сел на лошадь Назима, позади него.
Восэ, едучи рядом с муллой Сафаром, говорил ему: . — Почтенный мой друг! Вы сотворили чудо — предугадали события. Помните, что вы говорили в Самарканде: «Мирзо Акрам достигнет высокого поста...» А ведь так и вышло. Я не знаю, за что прогневался на нас, несчастных, бог, послав правителем над бальджуанским народом этого низкого человека.
— Не бог, а эмир! — поправил мулла Сафар.-—Мы должны отдать дань справедливости эмиру: он разбирается в людях и знает, кому давать чины и должности,
...Весть об укрощении Восэ жеребца, подаренного правителю Бальджуана локайским родовым старейшиной Аллаяром, об избавлении от тюрьмы и о бесстрашном обвинении им, перед лицом правителя, эмирских чиновников,— удивительная весть обо всем, что произошло в этот день в Бальджуане, разнеслась с неимоверной быстротой по горам и долинам Восточной Бухары, проникла и в Куляб, Каратегин, Дарваз... Казалось, эту весть разнесли горные ветры и быстрые, крутые речки. Не прошло и недели, как эта весть превратилась в легенду, в сказание о Восэ. На базарах, на дорогах, на токах, в чайханах и у костров скотоводов передавалась она из уст в уста, облекаемая все новыми и новыми подробностями.
Некоторые веселые рассказчики ввели в число участников происшествия даже таинственного пророка Хызра. Утверждали, что когда непокорная лошадь, увозя Восэ, скрылась с глаз чиновников, то на ее пути около селения Хуроб вдруг оказался обрыв, и стала очевидной гибель Восэ и дикого жеребца. Но в эту минуту на тропе возник благообразный старец с посохом в руке. Схватив несущегося коня под уздцы, он чудесною силой остановил его на краю обрыва и голосом, прозвеневшим словно божье слово с небес, произнес: «Сын мой, Восэ! Иди! И всякую боль, какая созрела в сердце твоем, выскажи правителю! Не бойся,— ничего дурного он тебе сделать не может, против тебя у него нет силы!»
Произнеся эти слова, старец якобы мгновенно исчез, словно растаяв в воздухе. А Восэ тогда, мол, понял, что его избавителем был сам святой Хызр!.,
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Сбор налога был в разгаре.
То, что творилось на токах, все больше и больше принимало вид массового грабежа, а точнее сказать — разбойничьего погрома.
Настали такие дни, какие люди гор могли сравнивать только с временем завоевания горной страны кровожадным эмиром Музаффаром.
Амлякдары, сборщики налогов и податей выезжали в селения с отрядами солдат, вооруженных стражников. Под предлогом сбора недоимок за прошлые годы они забирали у крестьян и увозили не только зерно, но и скот, фрукты, солому, сено.
Однако Мирзо Акрам не удовлетворился и этим. Он приказал амлякдарам брать в погашение недоимок у неимущих крестьян их молодых дочерей и сыновей, определяя за них цену в теньгах. Эти юноши и девушки требовались как рабы и наложницы правителю, чиновникам его двора, а гиссарскому кушбеги также для подарков новому эмиру и его сановникам.
Ущелья наполнились стонами и воплями,— казалось, само небо потемнело от черного горя притесняемых. Многие, взяв с собой жен и детей или даже бросив их, бежали в глухие дальние горы. Оставшиеся в селениях жители каждый день ссорились, пререкались, вступали в ожесточенные столкновения со сборщиками налогов.
В селении Дара-и-Мухтор мужчины и женщины, досыта хлебнув горя, приходили к Восэ, потому что после происшествия в Бальджуане он стал знаменит, и в беседах с ним каждый искал утешения, душевной опоры. У него спрашивали: что делать, куда идти? Есть ли какой-нибудь путь спасения от нагрянувших несчастий и бед или надеяться не на что?
Сначала Восэ был в затруднении, не зная, что отвечать приходящим к нему людям, попавшим в беду. Но вскоре он понял, что если люди ищут именно в нем своего защитника, то он обязан найти какой-нибудь выход для каждого, кто надеется и просит у него совета.
В один из дней, взяв с собою Назима и еще шестерых ограбленных сборщиками односельчан, он отправился в Сари-Хосор, к Назиру-богатырю. Заехав по пути в селение Богизагон, он пригласил с собою Сайда Али зувайр- ского.
Несколько дней о них никаких вестей в селениях не было, никто не знал, где они и чем заняты...
В эти дни распространился слух о том, что из Бухары в Бальджуан прибыл новый диванбеги Яхшибек — главный казначей эмирата, ведающий податными делами всех бекств. Рассказывали, будто жители ряда селений посылали жалобу на правителя Бальджуана и амлякдаров бекства. Будто бы эмир для проверки работы бальджуанских властей направил именно своего главного казначея! Утверждали, что Яхшибек в базарный день — четверг — приедет в Ховалинг, будет опрашивать крестьян.
Яхшибека здесь не знали, но другие посланцы эмира и раньше наезжали. Чаще всего им поручалось ускорить сбор налогов, взыскать недоимки без недостач, добиться немедленной отправки собранного в Бухару. Поэтому приезд высших чиновников обычно становился для крестьян новым бедствием.
На $ей раз, однако, крестьяне питали надежду на то, что приезд главного казначея приведет не к новой беде, а к некоему улучшению положения, уже явно для народа невыносимого. Ведь правитель Мирзо Акрам и так выжимал из крестьян все, что мог,—и налоги этого года, и недоимки, отбирал даже детей... Что еще мог бы потребовать от обездоленных людей новоиспеченный диванбеги? Нет, конечно же надо рассчитывать на проявление справедливости.
Надежда — ткач всяких мечтаний и фантазий.
В четверг на базаре в Ховалинге собралось народу -больше обычного. Увидеть посланца эмира, послушать его речи приехали крестьяне даже самых дальних селений. Под платанами, на берегу большого водоема, рядом с присутствием амлякдара, расположилось больше двухсот человек,— все ожидали выхода эмирского сановника из ворот крепости.
Привратники разом распахнули ворота. Из крепости вышли правитель Мирзо Акрам и пропущенный и вперед себя богато одетый пожилой человек, плешивый, с большой, сильно поседевшей бородой. За ними показались амлякдар Ховалинга Абдукаюм и несколько других чиновников. Шествие замыкали четыре солдата, шагающих с ружьями. Всем стало ясно, что человек низкого роста, идущий впереди всех, и есть диванбеги Яхшибек, посланец эмира Бухары...
Надменные и величавые чины проследовали к покрытому коврами и одеялами возвышению и расположились на нем. Четыре солдата встали позади них.
С базара, расположенного рядом, за рощей платанов, в покрытой крупной галькой пойме реки, к водоему подходило множество людей. Толпа быстро увеличивалась.
Внимание народа неожиданно было привлечено четырьмя другими солдатами, выведшими из крепостных ворот двух арестантов — полуобнаженных, со связанными перед животом руками. Вооруженные палицами солдаты подвели их, грубо подгоняя, к водоему, остановились по другую сторону от народа.
Кто такие эти заключенные? Почему их привели сюда? Их руки связаны спереди,— значит, они приговорены к смерти! Шум волной пробежал по толпе, когда от крепости подошел известный местный тюремщик Умар, по прозвищу Козел,— дородный, большебородый, в красных шароварах, с тяжелым клинком и небольшим молотком в волосатых руках, видных по локоть, так как рукава его халата были закатаны... Он приближался, медленно шагая...
Люди поняли: здесь будет происходить казнь. Поняли и ужаснулись. Только теперь все увидели глубокую яму, выкопанную в стороне от водоема, на которую до этой минуты никто не обращал внимания, даже если и заметил ее.
Миршаб Ховалинга вышел вперед, указал на арестантов и громко провозгласил:
— По приказу достойного господина правителя эти два проклятых мятежника, убившие в селении Дехи-Ашур сельского сборщика налогов, будут обезглавлены во славу падишаха благословенной Бухары, нашего высочайшего повелителя!
Гулом отозвалась на эти слова толпа. Население Ховалинга уже давно не видело такой казни. Все были несказанно удивлены: крупных преступников до сих пор всегда отвозили в Гиссар, а если приговаривали к лишению жизни, то чаще всего отправляли на казнь в Бухару, где эмир личным приказом утверждал эту кару.
Народ в Ховалинге не знал о том, что недавно, выехав на охоту в Чормагзак вместе с наместником Гиссара Остонакулом, Мирзо Акрам передал ему о потасовках и драках, какие происходят в Бальджуанском бекстве при сборе налогов и податей. Остонакул посоветовал «для острастки подданных» казнить по собственному приказу одного- двух бунтарей. И вот сейчас, воспользовавшись «добрым» советом, Мирзо Акрам решил показать народу свое полновластие.
После объявления, сделанного миршабом, Яхшибек, высокомерный, с кривящимся от злобы лицом, начал говорить на своем бухарском наречении. Его слова состояли сплошь из упреков и угроз:
— Смотрите и извлекайте для себя урок, подданные! Старающихся не платить налоги и подати, бунтующих,
вообще совершающих дурные поступки, мы отныне и впредь будем жестоко наказывать! Город — не без ворот, страна — не без хозяина, она имеет властителя! Какой бы приказ ни издали властитель и ближайшие его сановники, этот приказ должен быть законом для всех подданных. А для преступных мятежников есть тюрьма, палки и плеть, секира и палач!. Пусть каждый из вас знает, как ставить ногу, прежде чем сделать шаг. Не вступая в пререкания ни с кем из поставленных над вами его высочеством эмиром, все должны вовремя и полностью платить подати и налоги, установленные для подданных его высочества, сверкающего, как солнце, эмира нашего!..
Горцы поняли, что пустыми были мечты и надежды, какие возлагали некоторые из них на приезд сановного посланца эмира. Убедились, что горько и больно обмануты. Вот для чего, оказывается, приехал диванбеги Яхшибек! Мало было грабежа, волчьей хищности и разбойничьего насилия бека и его чиновников,— эмир на подмогу им прислал еще и своего дозорного.
Подражая ему и в его же тоне Мирзо Акрам, прежде чем дать знак палачу о совершении казни, счел нужным в свою очередь произнести речь:
— В самом деле, вы — удивительно неблагодарные люди! Всем недовольны! Раньше, когда справедливые и любящие своих подданных эмиры Благородной Бухары еще не овладели вашей горной страной, кем вы были? Диким народом! Хоть и слышали об исламе и шариате, но не ведали, что это такое. Погрязшими в ереси и суеверии были вы! Подобно коровам и ослам, умели только жрать и пачкать под себя,— ничего больше не знали! Слава богу, теперь, под покровительством его высочества и под куполом веры исламской, вы, причисленные к эмирату, стали пользоваться благами, изливаемыми Кораном и шариатом. Но вместо того чтобы бить челом, благодаря и благословляя в молитвах его высочество, вы оказываете неповиновение тем, кто поставлен управлять вами и вести вас к блаженству рая. Презренные рабы, вы кричите и угрожаете!.. Но меч справедливости не затупился! Вот, смотрите на этих еще живых мертвецов,— правитель указал пальцем на арестантов,—и извлекайте для себя урок!.. И в своих отвратных помышлениях — кайтесь!..
Народ и эту речь слушал молча, но лица выражали смятение. Что можно было тут сделать? Каждый был подобен тому человеку, к которому среди бела дня внезапно ворвались в дом грабители и убийцы, а он, беспомощный, не знает, звать ли ему на помощь соседей, кричать ли караул или же покориться судьбе, закрыв руками свое лицо.
Мирзо Акрам, помолчав, продолжал свою речь в том же духе. Однако, неожиданно для всех, его речь оказалась прерванной; на базаре поднялась суматоха, из переулков Ховалинга донесся топот конских копыт, крики: «Восэ! Восэ!..»
За деревьями, в начале выходящей из городка улицы, мелькнул отряд всадников, которые, подняв пыль, на полном скаку, вертя над своими головами длинные палки, с устрашающими криками приближались к роще платанов. Впереди всадников мчался узнанный сразу всеми Восэ. За ним наметом неслись Назир-богатырь, Сайд Али, Назим... Восэ держал в руках ружье, которое в тот день отнял в Дара-и-Мухторе у сельского сборщика податей. Приближаясь, приподнявшись на стременах, Восэ сделал один за другим да выстрела,—больше зарядов у него не было. Назир и Сайд Али, кружа сверкающими на солнце саблями, направили взмыленных коней на солдат, окружавших двух приговоренных к казни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49