.. И, конечно, об укрощении дикой ло- кайской лошади, в чем сам святой Хызр оказал чудесную помощь Восэ; и как Восэ загнал в тупик своими бесстрашными словами правителя у стен крепости в Вальджуане; и, наконец, о богатырском вооруженном нападении на того же Мирзо Акрама, правителя всего бекства, и на бухарского диванбеги... Под звуки домбры певцы с вдохновением пели песни, сложенные во славу Восэ, а сказители, угощая повстанцев, рассказывали расцвеченные самой необузданной фантазией истории.
В селении Леджан, после обращения Восэ к народу, некий певец, перебирая пальцами струны своей домбры, качал поэтическое повествование рассуждением о том, что в далеком прошлом в горах всегда находились богатыри, появлявшиеся в самое трудное время; они защищали свой народ от захватчиков, насильников и грабителей. А вот после завоевания Страны Гор мангытами эти богатыри поумирали или, состарившись, расползлись по своим углам, доживая свой век в безопасности и смирении. И не стало защитников у народа. И только теперь опять появились новые богатыри, вождем их стал самый храбрый из них — Восэ... Слушая эту песню, жители селения Леджан хором возглашали волнующий сердце и дарящий отвагу припев:
Восэ, час похода настал! Наш дух охвачен гневом, Гром светопреставления Гремит над народом!
В период подготовки народного восстания Восэ не хотел, чтобы его отряд был очень многолюдным,— со многими всадниками трудно передвигаться из селения в селение, да и снабжать их продовольствием и фуражом было бы нелегко.
И все-таки, вопреки желанию Восэ, его отряд день ото дня рос: в каждом селении к нему присоединялись все новые всадники, по собственной воле следовавшие за ним. За несколько дней в отряде повстанцев оказалось до ста пятидесяти человек.
Тогда Восэ разделил конников на три отряда, стремясь к тому, чтобы каждый из них был подвижнее, и к тому, чтобы распространить восстание на несколько тумеяов сразу. Предводителями отрядов стали Назир-богатырь, Сайд Али и сам Восэ.
Районом действия своего отряда Восэ избрал окрестности Ховалинга. НазирЯ-богатыря направил в Сари-Хосор и на Яхсу, а Сайд Али на север от Бальджуана — в селения по реке Сурхоб, ручью Ходжа-Махшар и к склонам горы Чаган.
Тысяцкий Саидкул, Комок Глины, не знал, по следу какого отряда повстанцев ему идти. Враждебность горцев Саидкул ощущал на каждом шагу. Они не только сбивали его со следа, направляли по ложному пути, но и нападали на него и его солдат. Беглые земледельцы, пастухи, охотники в узких скалистых ущельях сыпали на головы преследователей камни.
Мирзо Акрам надеялся, что Комок Глины быстро поймает Восэ, доставит его живым или мертвым. Но вот уже с неделю Саидкула постигали неудачи, Восэ не попадался в руки преследователям, а повстанческое движение усиливалось. Потеряв покой, правитель каждодневно слал к тысяцкому гонцов, торопил его, запрашивал о причинах неудач.
Для успокоения правителя тысяцкий, в разграбленных и разрушенных им селениях, захватив нескольких не успевших бежать крестьян, направил их связанными в Бальджуан, сообщая через конвоиров о том, что эти люди сочувствуют Восэ.
Не решаясь углубляться в горные теснины, Саидкул совершал набеги только на ближайшие к Бальджуану селения и летовья. А Восэ в эти дни размышлял о том, как вернее нанести решительный удар своему преследователю. Местные жители сообщили, что тысяцкий, потратив день на разъезды в поисках врагов, каждую ночь возвращается в селение Чорбог, где со своими солдатами спит до рассвета. В одну из ночей Восэ с сорока тремя конниками примчались к подножию горы Сурх-Сакау, с тем, чтобы, передохнув там, выехать в сторону Сурхоба, где, объединившись с отрядом Сайда Али, вместе, с двух сторон, напасть на тысяцкого.
На одном из горных склонов, возле дороги, Восэ увидел группу пастухов, завтракавших у родника.
Спешившись, Восэ неожиданно встретил среди пастухов-Ризо. Едва глянув на Восэ, Ризо в смущении закрыл лицо ладонями.
— Ризо, это ты?
Вместо ответа Ризо, к удивлению окружающих, еще ниже опустил голову.
— Да ты что, Ризо? .Опомнись, разве ты не хочешь со мной поздороваться? —- вспомнив, как некогда сам влюбился в Аноргуль, промолвил Восэ.-— Дай руку!
Ризо взял его руку своими двумя руками, но все еще не осмеливался взглянуть в лицо Восэ.
Один из друзей Восэ не удержался от вопроса:
— Восэ, брат, почему этот парень стыдится тебя?
Восэ, в упор глядя на своего брата Касыма, ответил спрашивающему:
— Я принял его в свой дом названым сыном, а он в мое отсутствие повздорив с Касымом, ушел из моего дома... А только...— И Восэ обратился к Ризо: — Ничего, Ризо, это бывает!
С тех пор как Восэ расстался с Ризо, молодой человек заметно вырос, на его щеках и над верхней губой потемнел пушок, или, как у нас говорят, «пробились всходы совершеннолетия». Он казался здоровым и бодрым, под его грязной рубахой сверкало загаром сильное тело, плечи и руки были мускулисты... Кто-то из пастухов, в ответ на вопрос Восэ, объяснил, что Ризо, отведав их хлеба-соли, остался с ними и что он хороший, верный товарищ.
—- Со мной поедешь, Ризо? — спросил Восэ.
Ризо ответил кивком в знак согласия. Его черные глаза блеснули. Было видно, что он обрадован сделанным ему предложением.
Касым, нахмурясь, сидел в стороне и поглядывал на Восэ недовольно и укоризненно; всем было заметно, что поступок брата он не одобряет.
Восэ позвал его:
— Касым! А ну-ка, подойди ко мне.
Тот нехотя встал, подошел.
— Помиритесь! — показывая на Ризо, приказал Восэ.— Дайте друг другу руку.
— Не хочу, не терплю его, ненавижу! — отвернувшись, сказал Касым.
— А я тебя не спрашивал, любишь ли его или ненавидишь. Я предлагаю тебе: помирись! Дай ему руку!
Касым, не посмев перечить старшему брату, протянул Ризо руку. Оба, не встречаясь глазами, пожали один другому руки.
Пастухи распрощались .с Ризо, высказав сожаление,— им было жаль с ним расстаться. Они привыкли к нему, сдружились.
Ризо, сев верхом на лошадь позади одного из спутников Восэ, отправился с отрядом повстанцев.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Они нашли Сайда Али вблизи селения Хорма, расположенного в двух с половиной «камнях», иначе говоря — почти в двадцати километрах севернее Бальджуана, на правом берегу Сурхоба. Время было после полудня, отряд Сайда Али располагался на отдых в роще тутовых деревьев на скрытом от взоров горном склоне. На высотах стояли дозорные. В пламени костров жарилось мясо заколотых баранов, и вызывающий аппетит запах сразу защекотал носы подъехавшим.
Приветствия, объятия, оживленные расспросы привели встретившихся повстанцев в самое веселое настроение — у того и у другого отряда дела шли хорошо! Давая разгоряченным коням выстояться, их накоротке привязали к кустам и деревьям, закинув поводья за луку седла, чтоб было не дотянуться до корма, затем принесли воды, клевера, сена. Сайд Али повел Восэ в свой шатер, устроенный из войлока и льняной домотканки, застеленный толстой войлочной катанкой. Размотав чалму, Сайд Али разостлал ее вместо скатерти, нарезал мясо. Члены отряда расположились вокруг шатра, на камнях, в тени деревьев, и принялись за еду. Их остроты, шутки, хохот были слышны в шатре.
— Расскажи про свои дела,— сказал Восэ.
— Дела у нас идут! — ответил Сайд Али.— Я объездил все селения вдоль Сурхоба, окрестности Чагана, долины Судары малой и Судары большой, ущелья Раджаб-факира... В каждом селении побывал раза по два, по три. Люди готовы к восстанию, спрашивают: «Какой знак нам подаст Восэ? Когда он появится?», по ночам не отрывают глаз от вершины Сур-Сакау.
— Из Бальджуана какие вести?
— Какие бы ни были, ты их и сам знаешь, брат Восэ!
— Но ты все же ближе к Бальджуану, чем я и Назир, новые вести тебя достигают скорее. У тебя там есть человек?
— Какой человек?
— Лазутчик.
— Зачем он мне нужен? Крестьяне, возвращающиеся из Бальджуана с базара, доставляют мне нужные сведения.
— Ну, так... А что известно тебе от них?
— Правитель собирает в казарме своих солдат, ни одному из них отлучаться из казармы не разрешает. Караулбеги Давлят каждый день проводит с ними учения у стен крепости...
— А еще?
— Мирзо Акрам непрерывно находится в крепости, даже не бывает в «Саду правителя». Аллаяр и другие локайские старшины шныряют везде, то и дело заезжают в крепость. Правитель, наверное, собирается бросить их на нас, заманивая обещаниями чинов и должностей.
— Ты говоришь: «наверное». А точнее, наверняка не знаешь?
— Как мне узнать, брат? Узнать трудно.
— О тысяцком у тебя есть сведения?
— Он позавчера выходил на эту сторону. Один пастух из Чорбога предупредил меня, и я ушел в направлении к Дошманди. Хормачинцы сказали ему: «Сайд Али убежал по направлению к селению Арзо-Нийо». Тысяцкий поверил, зря намотался, ночью вернулся в Чорбог.
— Он действительно всегда возвращается в Чорбог ночевать?
— Так говорят.
— В какое время возвращается?
Вечером.
— А точнее в какое время? Когда заходит солнце? Иди до этого? Или позднее?
— Иногда до того, иногда после.
— У тебя есть верный человек в Чорбоге?
— Нет. Когда бывает нужно, я расспрашиваю пастухов или других проезжих, прохожих.
— Что ты у них узнаешь? Можешь ли мне сказать, в какое именно время позавчера или вчера Саидкул вернулся в Чорбог? К послеполуденной- молитве? Или к молитве перед ужином? Или перед сном?
— Какая разница, брат Восэ?
— Разницу ты сейчас поймешь.— Насытившись мясом, Восэ обтер руки о голенища своих сыромятных сапог, напился воды.— Слушай! Правитель, несомненно, недоволен тысяцким, так как он не справляется с порученным ему делом — не поймал ни тебя, ни меня, ни Назира. Да и как ему поймать нас, если с каждого склона горы, где только прячутся бедняки, в него летят камни. Правитель не станет долго ждать, выпустит на нас либо Давлята, либо Аллаяра, либо их обоих. А коли так, то... как думаешь, что мы должны сейчас делать?
— Прежде чем они нападут на нас,— молвил Сайд Али,— не напасть ли нам самим на Бальджуан, а?..
— Разумно рассуждаешь. Но сперва надо разделаться с этим Комком Глины. Он связывает нам ноги!
— Слова твои правильны, брат Восэ.
— По-твоему, как мы можем его разбить?
Разбить? На Чорбог напасть, что ли, ночью?
— Саидкул на ночь выставляет посты вокруг Чорбога. Если хоть один из караульных почует недоброе, выстрелом поднимет тревогу, тогда мы ничего не сделаем: у солдат есть ружья, у нас нет.
Так... Тогда что же нам следует делать? Завлечь хитростью его в какую-нибудь теснину?
Это волк, попадется ли он в капкан или нет, никто не знает. Да и времени много надо, пока завлечешь в теснину, сколько дней пройдет? За это время Давлят или Аллаяр могут налететь на нас. Полагаю, правитель выведет их завтра или послезавтра. Нам медлить нельзя. Нужно скорее напасть на Бальджуан. Послушай, я тебе скажу, какой у меня есть план. Мы сегодня же вечером перейдем
вброд Сурхоб, ночью тащи проскользнем над Чорбогом и выйдем к ущелью Мазар-и-Додарак. Там засядем в двух- трех местах. Саидкул, возвращаясь в Чорбог, непременно будет проезжать по этому ущелью. Как только он въедет в него, мы выйдем из засад и ударим с двух сторон.
— Если мы выедем отсюда вечером, то достигнем Мазар-и-Додарака поздно ночью. И может случиться, что тысяцкий проедет это ущелье до нашего прибытия.
— Надо сделать так, чтобы этого не случилось.
— А как? Если он надумает вернуться в Чорбог к предзакатной молитве?
— Надо что-нибудь сделать, чтоб он подольше задержался в пути и достиг Мазар-и-Додарака, самое раннее, хотя бы после заключительной, перед сном, молитвы.
— А что можно сделать?
— Это, Сайд Али, ты возьмешь на себя. Ты сейчас с десятью — пятнадцатью своими людьми выступишь и поедешь прямо к Тут-и-Кози. Если ты поспеешь, то окажешься там раньше часа, предзакатной молитвы. В Тут-и- Кози спрячешься и будешь подстерегать тысяцкого на дороге, она там одна! Когда он, возвращаясь со стороны Ховалинга, достигнет того места, ты издалека откроешь себя и своих людей. Тысяцкий погонится за тобой, ты уйдешь в сторону Чагана, где, преследуя тебя, он задержится часа на два... Как, одобряешь?
— Хорошо обдумал, Восэ! Но если ты разрешишь, я вместо себя пошлю в Тут-и-Кози Абдукадыра. Он сам из этих мест — из селения Яб, человек исполнительный, отважный. А я поеду с тобой.
Восэ распорядился, Абдукадыра привели к нему. Это был мужчина лет сорока, высокий, плечистый, сильный, со сметливыми блестящими глазами. Его знали как ловкого наездника и неоднократного победителя в игре козлодра- нье...
Восэ разъяснил Абдукадыру его задачу, тот сказал: Будь спокоен, брат Восэ! Я Саидкула, взяв его за нос, затащу под самый Чаган, хорошенько заставлю его помучиться. Забегается он у меня как собака!
Вместе с Абдукадыром Восэ послал Ризо, и те сразу же, с пятнадцатью конными повстанцами, отправились в путь.
Вскоре они исчезли меж холмами и скалами левобережья Сурхоба.
Когда солнце скрылось за перевалом Чауони, остальные повстанцы тоже сели на своих тонконогих, отлично идущих в горах коней. Восэ перевел их через реку и стремительно повел к ущелью Мазар-и-Додарак.
От селения Хорма на берегу Сурхоба до древней возвышенной речной террасы, протянувшейся ровной грядой между Бальджуаном и Ховалингом, расстояние почти два «камня», иначе — километров пятнадцати Путь к местности Тут-и-Кози проходит под обрывами, в узких ущельях, и по гребням холмов. Группа Абдукадыра быстро, меньше чем за полтора часа, местами на рысях, даже галопом, преодолела это расстояние.
Всадники спешились за одним из придорожных холмов, шагах в пятистах от дороги, утолили жажду водой из родника. Но не успели еще люди и кони хорошо отдышаться, как Ризо, оставшийся на высоте дозорным, известил их о появлении вдали на дороге вздымающих облако пыли всадников. Абдукадыр вскачь помчался на вершину холма к Ризо. Глянув, куда указал Ризо, он сразу же с несомненностью определил: к ним приближался отряд Саидкула. Всадники двигались потихонечку, не спеша.
По приказу Абдукадыра его люди быстро сели на коней и остановились за холмом. Ружье имел только Абдукадыр, остальные были вооружены палками.
Из авангарда Саидкула проехали четыре солдата. Разговаривая друг с другом, они спокойно погоняли коней, даже не глядя по сторонам, уверенные в безопасности пути. Шагов за двести позади головного дозора ехал на белом коне сам тысяцкий — худощавый, с козлиной бородкой, а за ним двигался весь отряд, замыкаемый — шагах в трехстах позади — еще пятью всадниками.
Абдукадыр пропустил мимо и головной дозор и весь отряд во главе с тысяцким, выжидая, когда с засадой поравняются пятеро замыкающих всадников. Едва отряд скрылся за поворотом дороги, а пять конников арьергарда поравнялись с местом засады, Абдукадыр вместе со своими товарищами сразу напал на тех пятерых. Солдаты повернули назад, дали несколько выстрелов по нападавшим. Два повстанца, получив пулевые ранения, упали с коней. Остальные резко свернули с дороги, пустились между холмов наутек.
Услышав звук выстрелов, на помощь своему арьергарду помчалась назад группа всадников. Вместе со своими
пятью товарищами они бросились преследовать беглецов. Тысяцкий Саидкул показался из-за поворота, быстро въехал на вершину холма и, озирая окрестность, стал наблюдать за преследованием.
Повстанцы скатились в ущелье, проехали верхом мимо селения Яб, поскакали в сторону горы Чаган. Солдаты преследовали их на протяжении пяти-шести километров, уже почти достигли селения Бачкакан, но на своих утомленных день езды конях догнать беглецов им не удавалось. Выпущенные на скаку пули также не попали в цель. Из селения Бачкакои послышался голос муэдзина, призывавшего к вечерней молитве, совершаемой перед ужином, после заката солнца. В сумерки преследователи вернулись к ожидавшему их отряду. По приказу тысяцкого солдаты, как мясники, обезглавили двух раненых повстанцев и насадили их головы на концы длинных палок. Одним из погибших был Абду-кадыр, другим — бачкаконский бедняк-земледелец. Их лошади стали добычей солдат.
Согласно приказу Восэ, Абдукадыр должен был при появлении солдат Саидкула лишь раз выстрелить из охотничьего ружья, открыть место своего нахождения и умчаться, не вступая с врагами в схватку. А Абдукадыр, поступив по-своему, погиб мученической смертью. Все же его группа, хоть и ценой гибели вожака и еще одного товарища, выполнила задачу: отряд Саидкула был задержан почти на два часа...
В это время Восэ со своими людьми спокойно двигался к ущелью Мазар-и-Додарак. В это узкое ущелье он въехал лишь на какой-нибудь час раньше тысяцкого и после пятой, последней молитвы, совершаемой перед сном, часа через полтора после захода солнца, уже в полной тьме затаил в засаде своих всадников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
В селении Леджан, после обращения Восэ к народу, некий певец, перебирая пальцами струны своей домбры, качал поэтическое повествование рассуждением о том, что в далеком прошлом в горах всегда находились богатыри, появлявшиеся в самое трудное время; они защищали свой народ от захватчиков, насильников и грабителей. А вот после завоевания Страны Гор мангытами эти богатыри поумирали или, состарившись, расползлись по своим углам, доживая свой век в безопасности и смирении. И не стало защитников у народа. И только теперь опять появились новые богатыри, вождем их стал самый храбрый из них — Восэ... Слушая эту песню, жители селения Леджан хором возглашали волнующий сердце и дарящий отвагу припев:
Восэ, час похода настал! Наш дух охвачен гневом, Гром светопреставления Гремит над народом!
В период подготовки народного восстания Восэ не хотел, чтобы его отряд был очень многолюдным,— со многими всадниками трудно передвигаться из селения в селение, да и снабжать их продовольствием и фуражом было бы нелегко.
И все-таки, вопреки желанию Восэ, его отряд день ото дня рос: в каждом селении к нему присоединялись все новые всадники, по собственной воле следовавшие за ним. За несколько дней в отряде повстанцев оказалось до ста пятидесяти человек.
Тогда Восэ разделил конников на три отряда, стремясь к тому, чтобы каждый из них был подвижнее, и к тому, чтобы распространить восстание на несколько тумеяов сразу. Предводителями отрядов стали Назир-богатырь, Сайд Али и сам Восэ.
Районом действия своего отряда Восэ избрал окрестности Ховалинга. НазирЯ-богатыря направил в Сари-Хосор и на Яхсу, а Сайд Али на север от Бальджуана — в селения по реке Сурхоб, ручью Ходжа-Махшар и к склонам горы Чаган.
Тысяцкий Саидкул, Комок Глины, не знал, по следу какого отряда повстанцев ему идти. Враждебность горцев Саидкул ощущал на каждом шагу. Они не только сбивали его со следа, направляли по ложному пути, но и нападали на него и его солдат. Беглые земледельцы, пастухи, охотники в узких скалистых ущельях сыпали на головы преследователей камни.
Мирзо Акрам надеялся, что Комок Глины быстро поймает Восэ, доставит его живым или мертвым. Но вот уже с неделю Саидкула постигали неудачи, Восэ не попадался в руки преследователям, а повстанческое движение усиливалось. Потеряв покой, правитель каждодневно слал к тысяцкому гонцов, торопил его, запрашивал о причинах неудач.
Для успокоения правителя тысяцкий, в разграбленных и разрушенных им селениях, захватив нескольких не успевших бежать крестьян, направил их связанными в Бальджуан, сообщая через конвоиров о том, что эти люди сочувствуют Восэ.
Не решаясь углубляться в горные теснины, Саидкул совершал набеги только на ближайшие к Бальджуану селения и летовья. А Восэ в эти дни размышлял о том, как вернее нанести решительный удар своему преследователю. Местные жители сообщили, что тысяцкий, потратив день на разъезды в поисках врагов, каждую ночь возвращается в селение Чорбог, где со своими солдатами спит до рассвета. В одну из ночей Восэ с сорока тремя конниками примчались к подножию горы Сурх-Сакау, с тем, чтобы, передохнув там, выехать в сторону Сурхоба, где, объединившись с отрядом Сайда Али, вместе, с двух сторон, напасть на тысяцкого.
На одном из горных склонов, возле дороги, Восэ увидел группу пастухов, завтракавших у родника.
Спешившись, Восэ неожиданно встретил среди пастухов-Ризо. Едва глянув на Восэ, Ризо в смущении закрыл лицо ладонями.
— Ризо, это ты?
Вместо ответа Ризо, к удивлению окружающих, еще ниже опустил голову.
— Да ты что, Ризо? .Опомнись, разве ты не хочешь со мной поздороваться? —- вспомнив, как некогда сам влюбился в Аноргуль, промолвил Восэ.-— Дай руку!
Ризо взял его руку своими двумя руками, но все еще не осмеливался взглянуть в лицо Восэ.
Один из друзей Восэ не удержался от вопроса:
— Восэ, брат, почему этот парень стыдится тебя?
Восэ, в упор глядя на своего брата Касыма, ответил спрашивающему:
— Я принял его в свой дом названым сыном, а он в мое отсутствие повздорив с Касымом, ушел из моего дома... А только...— И Восэ обратился к Ризо: — Ничего, Ризо, это бывает!
С тех пор как Восэ расстался с Ризо, молодой человек заметно вырос, на его щеках и над верхней губой потемнел пушок, или, как у нас говорят, «пробились всходы совершеннолетия». Он казался здоровым и бодрым, под его грязной рубахой сверкало загаром сильное тело, плечи и руки были мускулисты... Кто-то из пастухов, в ответ на вопрос Восэ, объяснил, что Ризо, отведав их хлеба-соли, остался с ними и что он хороший, верный товарищ.
—- Со мной поедешь, Ризо? — спросил Восэ.
Ризо ответил кивком в знак согласия. Его черные глаза блеснули. Было видно, что он обрадован сделанным ему предложением.
Касым, нахмурясь, сидел в стороне и поглядывал на Восэ недовольно и укоризненно; всем было заметно, что поступок брата он не одобряет.
Восэ позвал его:
— Касым! А ну-ка, подойди ко мне.
Тот нехотя встал, подошел.
— Помиритесь! — показывая на Ризо, приказал Восэ.— Дайте друг другу руку.
— Не хочу, не терплю его, ненавижу! — отвернувшись, сказал Касым.
— А я тебя не спрашивал, любишь ли его или ненавидишь. Я предлагаю тебе: помирись! Дай ему руку!
Касым, не посмев перечить старшему брату, протянул Ризо руку. Оба, не встречаясь глазами, пожали один другому руки.
Пастухи распрощались .с Ризо, высказав сожаление,— им было жаль с ним расстаться. Они привыкли к нему, сдружились.
Ризо, сев верхом на лошадь позади одного из спутников Восэ, отправился с отрядом повстанцев.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Они нашли Сайда Али вблизи селения Хорма, расположенного в двух с половиной «камнях», иначе говоря — почти в двадцати километрах севернее Бальджуана, на правом берегу Сурхоба. Время было после полудня, отряд Сайда Али располагался на отдых в роще тутовых деревьев на скрытом от взоров горном склоне. На высотах стояли дозорные. В пламени костров жарилось мясо заколотых баранов, и вызывающий аппетит запах сразу защекотал носы подъехавшим.
Приветствия, объятия, оживленные расспросы привели встретившихся повстанцев в самое веселое настроение — у того и у другого отряда дела шли хорошо! Давая разгоряченным коням выстояться, их накоротке привязали к кустам и деревьям, закинув поводья за луку седла, чтоб было не дотянуться до корма, затем принесли воды, клевера, сена. Сайд Али повел Восэ в свой шатер, устроенный из войлока и льняной домотканки, застеленный толстой войлочной катанкой. Размотав чалму, Сайд Али разостлал ее вместо скатерти, нарезал мясо. Члены отряда расположились вокруг шатра, на камнях, в тени деревьев, и принялись за еду. Их остроты, шутки, хохот были слышны в шатре.
— Расскажи про свои дела,— сказал Восэ.
— Дела у нас идут! — ответил Сайд Али.— Я объездил все селения вдоль Сурхоба, окрестности Чагана, долины Судары малой и Судары большой, ущелья Раджаб-факира... В каждом селении побывал раза по два, по три. Люди готовы к восстанию, спрашивают: «Какой знак нам подаст Восэ? Когда он появится?», по ночам не отрывают глаз от вершины Сур-Сакау.
— Из Бальджуана какие вести?
— Какие бы ни были, ты их и сам знаешь, брат Восэ!
— Но ты все же ближе к Бальджуану, чем я и Назир, новые вести тебя достигают скорее. У тебя там есть человек?
— Какой человек?
— Лазутчик.
— Зачем он мне нужен? Крестьяне, возвращающиеся из Бальджуана с базара, доставляют мне нужные сведения.
— Ну, так... А что известно тебе от них?
— Правитель собирает в казарме своих солдат, ни одному из них отлучаться из казармы не разрешает. Караулбеги Давлят каждый день проводит с ними учения у стен крепости...
— А еще?
— Мирзо Акрам непрерывно находится в крепости, даже не бывает в «Саду правителя». Аллаяр и другие локайские старшины шныряют везде, то и дело заезжают в крепость. Правитель, наверное, собирается бросить их на нас, заманивая обещаниями чинов и должностей.
— Ты говоришь: «наверное». А точнее, наверняка не знаешь?
— Как мне узнать, брат? Узнать трудно.
— О тысяцком у тебя есть сведения?
— Он позавчера выходил на эту сторону. Один пастух из Чорбога предупредил меня, и я ушел в направлении к Дошманди. Хормачинцы сказали ему: «Сайд Али убежал по направлению к селению Арзо-Нийо». Тысяцкий поверил, зря намотался, ночью вернулся в Чорбог.
— Он действительно всегда возвращается в Чорбог ночевать?
— Так говорят.
— В какое время возвращается?
Вечером.
— А точнее в какое время? Когда заходит солнце? Иди до этого? Или позднее?
— Иногда до того, иногда после.
— У тебя есть верный человек в Чорбоге?
— Нет. Когда бывает нужно, я расспрашиваю пастухов или других проезжих, прохожих.
— Что ты у них узнаешь? Можешь ли мне сказать, в какое именно время позавчера или вчера Саидкул вернулся в Чорбог? К послеполуденной- молитве? Или к молитве перед ужином? Или перед сном?
— Какая разница, брат Восэ?
— Разницу ты сейчас поймешь.— Насытившись мясом, Восэ обтер руки о голенища своих сыромятных сапог, напился воды.— Слушай! Правитель, несомненно, недоволен тысяцким, так как он не справляется с порученным ему делом — не поймал ни тебя, ни меня, ни Назира. Да и как ему поймать нас, если с каждого склона горы, где только прячутся бедняки, в него летят камни. Правитель не станет долго ждать, выпустит на нас либо Давлята, либо Аллаяра, либо их обоих. А коли так, то... как думаешь, что мы должны сейчас делать?
— Прежде чем они нападут на нас,— молвил Сайд Али,— не напасть ли нам самим на Бальджуан, а?..
— Разумно рассуждаешь. Но сперва надо разделаться с этим Комком Глины. Он связывает нам ноги!
— Слова твои правильны, брат Восэ.
— По-твоему, как мы можем его разбить?
Разбить? На Чорбог напасть, что ли, ночью?
— Саидкул на ночь выставляет посты вокруг Чорбога. Если хоть один из караульных почует недоброе, выстрелом поднимет тревогу, тогда мы ничего не сделаем: у солдат есть ружья, у нас нет.
Так... Тогда что же нам следует делать? Завлечь хитростью его в какую-нибудь теснину?
Это волк, попадется ли он в капкан или нет, никто не знает. Да и времени много надо, пока завлечешь в теснину, сколько дней пройдет? За это время Давлят или Аллаяр могут налететь на нас. Полагаю, правитель выведет их завтра или послезавтра. Нам медлить нельзя. Нужно скорее напасть на Бальджуан. Послушай, я тебе скажу, какой у меня есть план. Мы сегодня же вечером перейдем
вброд Сурхоб, ночью тащи проскользнем над Чорбогом и выйдем к ущелью Мазар-и-Додарак. Там засядем в двух- трех местах. Саидкул, возвращаясь в Чорбог, непременно будет проезжать по этому ущелью. Как только он въедет в него, мы выйдем из засад и ударим с двух сторон.
— Если мы выедем отсюда вечером, то достигнем Мазар-и-Додарака поздно ночью. И может случиться, что тысяцкий проедет это ущелье до нашего прибытия.
— Надо сделать так, чтобы этого не случилось.
— А как? Если он надумает вернуться в Чорбог к предзакатной молитве?
— Надо что-нибудь сделать, чтоб он подольше задержался в пути и достиг Мазар-и-Додарака, самое раннее, хотя бы после заключительной, перед сном, молитвы.
— А что можно сделать?
— Это, Сайд Али, ты возьмешь на себя. Ты сейчас с десятью — пятнадцатью своими людьми выступишь и поедешь прямо к Тут-и-Кози. Если ты поспеешь, то окажешься там раньше часа, предзакатной молитвы. В Тут-и- Кози спрячешься и будешь подстерегать тысяцкого на дороге, она там одна! Когда он, возвращаясь со стороны Ховалинга, достигнет того места, ты издалека откроешь себя и своих людей. Тысяцкий погонится за тобой, ты уйдешь в сторону Чагана, где, преследуя тебя, он задержится часа на два... Как, одобряешь?
— Хорошо обдумал, Восэ! Но если ты разрешишь, я вместо себя пошлю в Тут-и-Кози Абдукадыра. Он сам из этих мест — из селения Яб, человек исполнительный, отважный. А я поеду с тобой.
Восэ распорядился, Абдукадыра привели к нему. Это был мужчина лет сорока, высокий, плечистый, сильный, со сметливыми блестящими глазами. Его знали как ловкого наездника и неоднократного победителя в игре козлодра- нье...
Восэ разъяснил Абдукадыру его задачу, тот сказал: Будь спокоен, брат Восэ! Я Саидкула, взяв его за нос, затащу под самый Чаган, хорошенько заставлю его помучиться. Забегается он у меня как собака!
Вместе с Абдукадыром Восэ послал Ризо, и те сразу же, с пятнадцатью конными повстанцами, отправились в путь.
Вскоре они исчезли меж холмами и скалами левобережья Сурхоба.
Когда солнце скрылось за перевалом Чауони, остальные повстанцы тоже сели на своих тонконогих, отлично идущих в горах коней. Восэ перевел их через реку и стремительно повел к ущелью Мазар-и-Додарак.
От селения Хорма на берегу Сурхоба до древней возвышенной речной террасы, протянувшейся ровной грядой между Бальджуаном и Ховалингом, расстояние почти два «камня», иначе — километров пятнадцати Путь к местности Тут-и-Кози проходит под обрывами, в узких ущельях, и по гребням холмов. Группа Абдукадыра быстро, меньше чем за полтора часа, местами на рысях, даже галопом, преодолела это расстояние.
Всадники спешились за одним из придорожных холмов, шагах в пятистах от дороги, утолили жажду водой из родника. Но не успели еще люди и кони хорошо отдышаться, как Ризо, оставшийся на высоте дозорным, известил их о появлении вдали на дороге вздымающих облако пыли всадников. Абдукадыр вскачь помчался на вершину холма к Ризо. Глянув, куда указал Ризо, он сразу же с несомненностью определил: к ним приближался отряд Саидкула. Всадники двигались потихонечку, не спеша.
По приказу Абдукадыра его люди быстро сели на коней и остановились за холмом. Ружье имел только Абдукадыр, остальные были вооружены палками.
Из авангарда Саидкула проехали четыре солдата. Разговаривая друг с другом, они спокойно погоняли коней, даже не глядя по сторонам, уверенные в безопасности пути. Шагов за двести позади головного дозора ехал на белом коне сам тысяцкий — худощавый, с козлиной бородкой, а за ним двигался весь отряд, замыкаемый — шагах в трехстах позади — еще пятью всадниками.
Абдукадыр пропустил мимо и головной дозор и весь отряд во главе с тысяцким, выжидая, когда с засадой поравняются пятеро замыкающих всадников. Едва отряд скрылся за поворотом дороги, а пять конников арьергарда поравнялись с местом засады, Абдукадыр вместе со своими товарищами сразу напал на тех пятерых. Солдаты повернули назад, дали несколько выстрелов по нападавшим. Два повстанца, получив пулевые ранения, упали с коней. Остальные резко свернули с дороги, пустились между холмов наутек.
Услышав звук выстрелов, на помощь своему арьергарду помчалась назад группа всадников. Вместе со своими
пятью товарищами они бросились преследовать беглецов. Тысяцкий Саидкул показался из-за поворота, быстро въехал на вершину холма и, озирая окрестность, стал наблюдать за преследованием.
Повстанцы скатились в ущелье, проехали верхом мимо селения Яб, поскакали в сторону горы Чаган. Солдаты преследовали их на протяжении пяти-шести километров, уже почти достигли селения Бачкакан, но на своих утомленных день езды конях догнать беглецов им не удавалось. Выпущенные на скаку пули также не попали в цель. Из селения Бачкакои послышался голос муэдзина, призывавшего к вечерней молитве, совершаемой перед ужином, после заката солнца. В сумерки преследователи вернулись к ожидавшему их отряду. По приказу тысяцкого солдаты, как мясники, обезглавили двух раненых повстанцев и насадили их головы на концы длинных палок. Одним из погибших был Абду-кадыр, другим — бачкаконский бедняк-земледелец. Их лошади стали добычей солдат.
Согласно приказу Восэ, Абдукадыр должен был при появлении солдат Саидкула лишь раз выстрелить из охотничьего ружья, открыть место своего нахождения и умчаться, не вступая с врагами в схватку. А Абдукадыр, поступив по-своему, погиб мученической смертью. Все же его группа, хоть и ценой гибели вожака и еще одного товарища, выполнила задачу: отряд Саидкула был задержан почти на два часа...
В это время Восэ со своими людьми спокойно двигался к ущелью Мазар-и-Додарак. В это узкое ущелье он въехал лишь на какой-нибудь час раньше тысяцкого и после пятой, последней молитвы, совершаемой перед сном, часа через полтора после захода солнца, уже в полной тьме затаил в засаде своих всадников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49