Асеину хотелось поскорее встретиться с бием, но идти к нему он не решался.
...Женщины суетились возле очагов, над которыми тянулся вверх голубовато-сизый дым; джигиты пригнали табун кобыл, привязывали жеребят к натянутой между двумя столбами веревке, покрикивая на самых бойких, которые старались
1 Намаз — мусульманский молитвенный обряд, совершается пять раз в сутки.
убежать к матерям — пососать молока... А хорошо на джай- лоо весной, просто не налюбуешься!
Из-за гребня показались несколько верховых. Спешились они возле юрты Саты-бия. Асеин досадовал: принесло же их не ко времени! Как ему теперь быть? Идти или еще подождать? Хуже всего было то, что он не знал, был ли уже здесь Санджар и с чем уехал.
Пока он так раздумывал, из юрты, протирая глаза, вышел Кутуйан. Обычно он вставал рано, однако нынче проспал дольше обычного: устал вчера в дороге, на коне давно не ездил. Да и дорога трудная, каменистая, неровная.
— Кукентай,— окликнул его Асеин. — Ты уже встал? Ну, беги к речке, умойся.
Они вместе спустились к берегу. Речка была невелика и неглубока. Заросли кудрявой мяты и купыря теснились к самой воде, прозрачной, искристой и неторопливой. Речка струилась среди обросших водорослями камней. Ее ласковое журчание вызвало у Кутуйана улыбку, но вот он поднял глаза — и словно сильным ветром ударило ему в грудь, перехватило дыхание, ошеломило: такой величавой громадой подымались прямо перед ним высокие скалистые горы. Кутуйан стоял и смотрел, лицо его было неподвижно, только ноздри раздувались.
Асеин сделал вид, что ничего не заметил. Сдвинув калпак на затылок, он наклонился к воде, набрал ее в обе горсти и напился. Кутуйан встрепенулся и, тоже зачерпнув ладонями воду, сначала ополоснул лицо, потом напился, как и Асеин.
— Какая вкусная вода, правда, Асеин-ата? В Кенеке она замечательная. Течет прямо из Кёк-Куля.
— Да, это верно...
— Мы будем ездить туда, Асеин-ата?
Асеин вытер мальчику лицо концом своего широкого пояса и ответил ласково:
— Будем, мой хороший...
Но сказал он это лишь для того, чтобы успокоить мальчика.
Тем временем из юрты Саты-бия начали выходить люди. Один за другим они поднимались на ближайший к юрте широкий уступ. Народу оказалось немало, человек тридцать. Следом за гостями шли прислуживающие им молодухи и джигиты.
Асеин подумал было, что теперь самое время подойти, но почему-то снова удержал себя и опять принялся прохаживаться туда-сюда вместе с Кутуйаном. Спустя некоторое
время — то ли сам Саты-бий его заметил, то ли ему сообщили о приезде Асеина — подбежал к старику бойкий, развязный джигит.
— Тебя Сатыке велел позвать,— даже не поздоровавшись, объявил он.
— Велел позвать?— почему-то испугался Асеин.
— Да. Ну, иди же, иди!
Взяв Кутуйана за руку, Асеин пошел следом за джигитом. По пути суетливо поправил шапку, воротник. Поздоровался, но даже не заметил, откликнулся ли кто на его приветствие. Остановился с нерешительным и растерянно-вопросительным выражением на лице: звали меня или как?
Саты-бий сидел на почетном месте. Как-никак здесь он хозяин, его владения. Рядом с ним устроился Бай, нарядный, как всегда. Были здесь и другие в отороченных черным бархатом калпаках, Асеин почти никого не знал.
Саты-бий поднял голову:
— Проходи, Асеин, садись.
Асеин ушам своим не поверил. Что это Саты-бий, шутит? Высмеивает его? Старик не знал, как себя вести.
Саты-бий повернул голову влево.
— Бог ты мой, да освободите место аксакалу.
В это время Кутуйан слегка выступил вперед и поздоровался.
Все повернулись к нему.
Саты-бий широко раскрыл глаза.
— Здравствуй! — сказал он.— Ты чей такой будешь?
Кутуйан ничуть не смутился.
— Я сын Ормона!— гордо вскинув голову, звонко ответил
он.
Саты-бий, усмехнувшись, потянул себя за жидкий ус.
— Вон оно что, ты сын Ормона? Добро пожаловать, ханзада, добро пожаловать1...
«Если в большой юрте смеются, то в малой улыбаются». Шутку Саты-бия встретили дружным смехом.
— Ну и как племя чон-сарыбагыш?2 Что слышно, все ли в порядке? — продолжал развлекаться Саты-бий.
— Я не из племени сарыбагыш.
— Ну да?
1 Саты-бий насмехается над Кутуйаном, делая вид, что принял его за сына Ормон-хана. Ханзада' — сын хана, наследник.
2 Сарыбагыш — одно из крупных киргизских племен так называемого правого крыла; Ормон был ханом этого племени.
— Я сын Ормона из рода дандыбай.— Голос Кутуйана звучал еще громче.
Асеин с досады прикусил губу, но вынужден был улыбаться. Наконец стало тихо. Бай наклонился к Саты-бию и что-то негромко сказал ему в самое ухо; тот выслушал, высоко подняв брови, покачал головой и больше к Кутуйану не обращался.
Расстелили достархан1, принесли кумыс. Когда все выпили по две-три чашки и поговорили о разных разностях, Саты- бий начал наконец разговор о главном:
— Дорогие родичи, среди нас нынче нет чужих, мы собрались все свои. Нет среди нас Базаке2, но он, как вы знаете, находится сейчас среди людей рода тынай. Им тоже надб собраться и обсудить то же, что будем обсуждать мы. Ко времени возвращения Базаке и мы примем решение. Та-ак... Иле- бай, говорят, заболел, а что Азамат?
— Азамат уехал к младшему брату Байтика Сатылгану,— откликнулся на этот вопрос седобородый гость, что сидел по левую руку Бая.
— К Сатылгану, значит? — Саты-бий немного подумал.— Ну а есть среди нас кто-нибудь из рода сарбан?
— Есть, есть,— заверили его.— Мы.
— А, ну ладно. Расскажете потом Азаке о нашем разговоре...
Саты-бий явно приготовился к долгой речи.
— Вот что, дорогие сородичи,— начал он.— Всем вам известно, что кокандцы вернулись. Снова заняли Бишкек, и, может, кто из вас видел, как они укрепляют его. Кажется, только вчера пришли они в полный упадок, лежали во прахе, а нынче... Стало быть, предусмотрителен и крепок Ша- мурат, другой бы на его месте, глядишь, и костей бы не собрал, ничего бы не успел, не сумел, а он сумел... Сумел! И не один Бишкек, также и Аулие-Ата, и Ташкент... Думать теперь надо, крепко думать. Коканд это Коканд. Сила! А вы, наверно, помните, что мы мало помогали Канат-Ша, когда он напал на Кастек. Так или нет?
— Как это?
— Сколько вдов надели траур, какие джигиты погибли! Пали за веру...
Саты-бий поднял руку, успокаивая:
— Что поделаешь, война это война.
1 Достархан — скатерть, на которой расставляют угощение.
Саты-бий имеет в виду главного манапа рода кунту Базаркула.
— Надо было тогда этих русских под корень уничтожить,— добавил кто-то.
— Это дело прошлое, дорогой мирза.— Саты-бий, опустив веки, говорил медленно и степенно.— Во всяком случае, тогда надо было с людьми посоветоваться... с понимающими людьми, способными дать умный совет. Мы, к примеру, нынче и собрали вас для того, чтобы не повторять старых ошибок, не поступить необдуманно...
Что там Джангарач, Байтик или Базаркул! Куда им до Саты-бия с его хитростью, с его изворотливым умом. О них только слава идет, ну и пускай себе идет. А ежели дойдет до дела... Саты-бий отлично знает, как надо действовать, когда сказать нужное слово. Куй железо, пока горячо, слово говори к месту. И сейчас оно именно к месту... Саты-бий продолжал:
— Да, в ту пору мы поступили как раз необдуманно. Ежели дело такое сложное, опасно полагаться только на собственное суждение. На то и есть народ. Куда без него денешься, куда пойдешь? Все мы дети своего племени, и о том забывать никак не годится.
Саты-бий примолк и обвел взглядом собравшихся — обычный его прием, когда он хотел привлечь особое внимание к своим словам.
— Как бы мы ни судили, как бы ни рядили,— снова заговорил он,— но что было, то прошло. Значит, и поминать о том не стоит. А вот о нынешних делах потолковать необходимо. Я уже сказал в самом начале, что среди нас чужих нет, все свои. Люди мы, конечно, разные, и достаток не у всех одинаков, но в таком деле это не имеет значения. Мы дети одного отца, мы все произошли от одного корня. Бог тому судья, кто старается посеять между нами рознь. Правда речи* не испортит. А правда в том, что за каждым нашим шагом" Наблюдают иноверцы, и мы не знаем, какие у них мысли и намерения. И кровь, и язык, и вера у них другие. Кокандцы нам ближе, потому как...
Саты-бия перебили.
— Враг, которого хорошо знаешь, не так опасен?— с откровенной насмешкой спросил кто-то.
Саты-бий пропустил эти слова мимо ушей.
— Потому, значит,— продолжал он как ни в чем не бывало,— что и земли наши лежат по соседству, да и по крови мы родные.
— Вы говорите верно, Сатыке,— тотчас отозвался один из сарбанцев,— но в чем кокандцы проявили себя по отношению к нам как сородичи? Что они нам доброго сделали?
— А чего тебе еще надо? Слава богу, юрты наши при нас, казаны пока висят над очагами.
Тут сарбанцы возразили сразу в несколько голосов:
— Как это «чего»?
— А справедливость, Сатыке, а совесть...
Заволновались и все остальные. Правда, никто, кроме сарбанцев, пока ничего не сказал, но Саты-бий отлично понял по выражению лиц, о чем они думают и как настроены.
— Конечно,— согласился он.— Сынам человеческим нужно все, но получаешь от бога то, что тебе суждено.
Заговорил молчавший до сих пор Асеин:
— Это одна сторона дела, но справедливость и милосердие должны быть свойственны каждому, я так считаю. И каждого следует ценить по этим качествам.
Асеина дружно поддержали:
— Именно так!
— И не только нам, простым людям, но и хану, который нами управляет, нужны справедливость и милосердие.
Даже Бай кивнул головой и бросил: «Само собой разумеется», на что Саты-бий ответил быстрым неодобрительным взглядом.
— Баке, ну разве хан может замышлять недоброе?— Он укоризненно поджал губы.— Не следует нам о нем рассуждать вкривь и вкось, ни к чему это.
Сарбанцы снова ополчились на Саты-бия:
— Сатыке, мы вас не понимаем. Вы что-то скрываете, недоговариваете... Себя хвалить не станем, но наш Азамат оправдывает свое имя1: он настоящий молодец. Сразу выскажет, что у него на уме, вилять не любит.
— Точно!
— Судя по вашим речам, вы склоняетесь на сторону ко- кандцев. Ладно, если наш хан честный и справедливый, почему он ставит такие требования?
Саты-бий решил идти напрямик:
— Есть у нас присловье: даже если шутишь, говори обдуманно. Вы что-то очень расходились, люди рода сарбан! И то, и это, и не так вам, и не сяк... Азаке мы тоже неплохо знаем, он видный человек не только в вашем роду, но и во всем племени кунту. Мы с вами обсуждаем вопрос, который как попало, тяп да ляп, не решишь. Я потому и напомнил о прошлом, предостерег вас. Я, сами знаете, не такой человек, чтобы действовать очертя голову. Если желаете, послу
1 Азамат —в переводе «молодец».
шайте меня еще, попробую объяснить.— Саты-бий перевел дух и продолжал: — Грядут на наши головы тяжелые времена. Если мы не подготовимся к ним загодя, потом будет поздно. На престоле нынче новый хан, и, что ни говори, хан сильный и решительный. Вам известно, да я вам и сейчас об этом говорил, что в наш край пришли иноверцы. Опытные в боях и хорошо вооруженные. Но их народ и земля далеко отсюда, и один аллах знает, надолго ли они здесь останутся и станут ли нам опорой. А Коканд вот он, рядом с нами... На чью же сторону мы должны склониться?
На этот раз ему ответили полным молчанием. Саты-бий снова доказал, что он сильнее, умнее, мудрее и красноречивее всех, кого они знают. Другого такого, пожалуй, во всем белом свете не сыщешь. Спорить больше не смели, сидели угрюмые и отводили глаза. Немного погодя подался вперед тот самый Мирза, что говорил о русских:
— Чего там голову ломать, ясно, что привычные для нас кокандцы лучше. Ближе, чем иноверцы. С ними и надо объединяться, дело понятное.
Саты-бий вскинул голову:
— Слово на месте! Значит, с Кокандом. Мы одного корня, основа у нас одна. Незачем нам откалываться от них, родичи, не будем глупцами. Хоть сидим мы с вами кривым кружком, давайте говорить прямо. Самое разумное, как только что сказал Мирза, объединиться с кокандцами.
И снова никто не произнес ни слова: кажется, только сейчас люди поняли, что все было предрешено за них другими, и спорить бессмысленно. Саты-бий снова оглядел всех одного за другим.
— Спасибо,— сказал он, самой этой благодарностью своей окончательно завершая обсуждение.— Спасибо, родичи! Бог свидетель, я уверен был, что мы с вами придем именно к такому решению. Другого выхода нет у нас, время нынешнее не оставляет нам выбора. Все правильно. Да, теперь насчет того, о чем спрашивал наш родич из рода сарбан. Орда далеко, и потому бек Бишкека предложил нам обеспечить хлебом и прочим пропитанием здешних сарбазов. Что вы на это скажете? Обеспечим? Дадим?
Кто-то пытался возразить:
— Да сейчас еще только отсеялись, откуда взять...
Еще чей-то голос:
— Да, время-то...
— Тихо! — возвысил голос Саты-бий.— Придется вывернуть все мешки наизнанку. Ничего, потрясете получше,
3*
67
найдется. Нечего ворчать, собирайте да побыстрей. Все. Разговор окончен. О скоте мы попозже потолкуем.
Разговор и в самом деле был кончен. Начали расходиться, но Асеина Саты-бий задержал:
— Погоди, присядь-ка еще. Дело есть.
Народу осталось кроме Саты-бия да Бая человека три- четыре.
— Мы, старик, вот зачем тебя позвали,— обратился Саты- бий к Асеину с видом ласкового доверия.— Во всем предгорье верховодите вы с Санджаром, из вашей воли никто не выйдет. Объясните им там как следует, понял? Это одно. А другое вот что: Ракматылда так и не приехал к Канаю. К осени Байтик-батыр пригласит его еще раз. Мы обещались от себя поставить десять гостевых юрт. Все надо подготовить к тому времени, как народ откочует с летних пастбищ, и подготовить в лучшем виде. На твок) долю приходятся все работы по дереву. Ну а для остального найдем людей. Вот так, старик.
11
Всю дорогу Асеин ехал молча и смотрел в одну точку: на гриву коня. Что ж, кто силен, тот силой и берет. Хотя бы и тот же Саты-бий. Сказал, и точка. А ты слушай — и слушайся. В этом мире всегда одно и то же. Сильный притесняет слабого, богатый — бедного. Юрты поставить, положим, не такое большое дело. Время еще есть, можно справиться. А насчет зерна... насчет зерна тяжело. Где его возьмешь? После сева у людей остались, почитай, одни поскребыши. У всех или почти у всех дети и беспомощные старики, которых надо кормить. Молочного скота в небогатых хозяйствах мало, а у кого и совсем нет. Ну они с Санджаром как-нибудь выпутаются, а что делать таким, как Сары?
Зачем же они людей собирали? «Посоветуемся»... Так они и обводят народ вокруг пальца: делают вид, что все по обычаю, все по шариату1, собирают на совет, а сами попросту навязывают свою волю. Иначе зачем бы мотался Мисиралы по аилам, толмачил про единение с Кокандом? Выходит, в лицо тебе глядят с улыбкой, а отвернись — заносят меч над головой. Куда ни кинь, вся тяжесть на нашей шее, все нам страдать, не им... Ладно, поглядим. Санджар
1 Шариат — мусульманское обычное право, основанное на догматах религии, изложенных в Коране.
вернется не сегодня завтра, послушаем, какие вести он привезет. Все надо обсудить, обдумать, не то худо будет. Ой, худо...
На Кутуйана, должно быть, подействовало настроение Асеина-ата. Мальчик ехал молча. Он впервые побывал в таком большом собрании людей, все ему казалось занятным. Особенное впечатление осталось у него от окружавших Саты- бия богатых и знатных: как они сидели, как разговаривали.
Он, конечно, не мог до конца понять, о чем шла речь, но чувствовал душой, что все это очень важно, значительно. Ему порой хотелось вставить и свое слово, но он не смел и рта раскрыть. Кто бы стал его слушать, если даже слова Асеина-ата на них не действуют? Куда ему соваться, на него и не глянул бы никто из тех, больших да знатных.
Тяжело было у Кутуйана на сердце, оно сжималось от обиды за Асеина-ата. Еще давеча по дороге какой он был веселый, разговорчивый, а теперь... Мальчик жалел старика от души и в конце концов попытался по-своему его утешить.
— Ата... Асеин-ата,— окликнул он.— Ты, наверное, думаешь про то, что сказал Саты-бий. Ты же знаешь, что в пестром чувале у нас в амбаре зерна почти доверху. Отдай половину, остального нам хватит. А для юрт мы с Каза- том приволокем из Тезека таловых стволов сколько хочешь. Мы с отцом, когда откочевывали прошлый год на джайлоо, такие заросли там видели, ну просто непроходимые. Отец говорил тогда, что из этого дерева делают и жерди, и решетки для юрт.
Асеин подобрал потуже поводья, полуобернулся к мальчику:
— У нас, Кукентай, не только в пестром чувале, трех закромах есть зерно. Я не о себе думаю, а о тех, у кого ничего или почти ничего не осталось. До урожая-то еще жить и жить.
— А мы им дадим.
— Эх, милый, если бы на всех хватило! Больно велик налог...— Асеин тяжело вздохнул.
— А если его не платить, этот налог?
Асеин горько рассмеялся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
...Женщины суетились возле очагов, над которыми тянулся вверх голубовато-сизый дым; джигиты пригнали табун кобыл, привязывали жеребят к натянутой между двумя столбами веревке, покрикивая на самых бойких, которые старались
1 Намаз — мусульманский молитвенный обряд, совершается пять раз в сутки.
убежать к матерям — пососать молока... А хорошо на джай- лоо весной, просто не налюбуешься!
Из-за гребня показались несколько верховых. Спешились они возле юрты Саты-бия. Асеин досадовал: принесло же их не ко времени! Как ему теперь быть? Идти или еще подождать? Хуже всего было то, что он не знал, был ли уже здесь Санджар и с чем уехал.
Пока он так раздумывал, из юрты, протирая глаза, вышел Кутуйан. Обычно он вставал рано, однако нынче проспал дольше обычного: устал вчера в дороге, на коне давно не ездил. Да и дорога трудная, каменистая, неровная.
— Кукентай,— окликнул его Асеин. — Ты уже встал? Ну, беги к речке, умойся.
Они вместе спустились к берегу. Речка была невелика и неглубока. Заросли кудрявой мяты и купыря теснились к самой воде, прозрачной, искристой и неторопливой. Речка струилась среди обросших водорослями камней. Ее ласковое журчание вызвало у Кутуйана улыбку, но вот он поднял глаза — и словно сильным ветром ударило ему в грудь, перехватило дыхание, ошеломило: такой величавой громадой подымались прямо перед ним высокие скалистые горы. Кутуйан стоял и смотрел, лицо его было неподвижно, только ноздри раздувались.
Асеин сделал вид, что ничего не заметил. Сдвинув калпак на затылок, он наклонился к воде, набрал ее в обе горсти и напился. Кутуйан встрепенулся и, тоже зачерпнув ладонями воду, сначала ополоснул лицо, потом напился, как и Асеин.
— Какая вкусная вода, правда, Асеин-ата? В Кенеке она замечательная. Течет прямо из Кёк-Куля.
— Да, это верно...
— Мы будем ездить туда, Асеин-ата?
Асеин вытер мальчику лицо концом своего широкого пояса и ответил ласково:
— Будем, мой хороший...
Но сказал он это лишь для того, чтобы успокоить мальчика.
Тем временем из юрты Саты-бия начали выходить люди. Один за другим они поднимались на ближайший к юрте широкий уступ. Народу оказалось немало, человек тридцать. Следом за гостями шли прислуживающие им молодухи и джигиты.
Асеин подумал было, что теперь самое время подойти, но почему-то снова удержал себя и опять принялся прохаживаться туда-сюда вместе с Кутуйаном. Спустя некоторое
время — то ли сам Саты-бий его заметил, то ли ему сообщили о приезде Асеина — подбежал к старику бойкий, развязный джигит.
— Тебя Сатыке велел позвать,— даже не поздоровавшись, объявил он.
— Велел позвать?— почему-то испугался Асеин.
— Да. Ну, иди же, иди!
Взяв Кутуйана за руку, Асеин пошел следом за джигитом. По пути суетливо поправил шапку, воротник. Поздоровался, но даже не заметил, откликнулся ли кто на его приветствие. Остановился с нерешительным и растерянно-вопросительным выражением на лице: звали меня или как?
Саты-бий сидел на почетном месте. Как-никак здесь он хозяин, его владения. Рядом с ним устроился Бай, нарядный, как всегда. Были здесь и другие в отороченных черным бархатом калпаках, Асеин почти никого не знал.
Саты-бий поднял голову:
— Проходи, Асеин, садись.
Асеин ушам своим не поверил. Что это Саты-бий, шутит? Высмеивает его? Старик не знал, как себя вести.
Саты-бий повернул голову влево.
— Бог ты мой, да освободите место аксакалу.
В это время Кутуйан слегка выступил вперед и поздоровался.
Все повернулись к нему.
Саты-бий широко раскрыл глаза.
— Здравствуй! — сказал он.— Ты чей такой будешь?
Кутуйан ничуть не смутился.
— Я сын Ормона!— гордо вскинув голову, звонко ответил
он.
Саты-бий, усмехнувшись, потянул себя за жидкий ус.
— Вон оно что, ты сын Ормона? Добро пожаловать, ханзада, добро пожаловать1...
«Если в большой юрте смеются, то в малой улыбаются». Шутку Саты-бия встретили дружным смехом.
— Ну и как племя чон-сарыбагыш?2 Что слышно, все ли в порядке? — продолжал развлекаться Саты-бий.
— Я не из племени сарыбагыш.
— Ну да?
1 Саты-бий насмехается над Кутуйаном, делая вид, что принял его за сына Ормон-хана. Ханзада' — сын хана, наследник.
2 Сарыбагыш — одно из крупных киргизских племен так называемого правого крыла; Ормон был ханом этого племени.
— Я сын Ормона из рода дандыбай.— Голос Кутуйана звучал еще громче.
Асеин с досады прикусил губу, но вынужден был улыбаться. Наконец стало тихо. Бай наклонился к Саты-бию и что-то негромко сказал ему в самое ухо; тот выслушал, высоко подняв брови, покачал головой и больше к Кутуйану не обращался.
Расстелили достархан1, принесли кумыс. Когда все выпили по две-три чашки и поговорили о разных разностях, Саты- бий начал наконец разговор о главном:
— Дорогие родичи, среди нас нынче нет чужих, мы собрались все свои. Нет среди нас Базаке2, но он, как вы знаете, находится сейчас среди людей рода тынай. Им тоже надб собраться и обсудить то же, что будем обсуждать мы. Ко времени возвращения Базаке и мы примем решение. Та-ак... Иле- бай, говорят, заболел, а что Азамат?
— Азамат уехал к младшему брату Байтика Сатылгану,— откликнулся на этот вопрос седобородый гость, что сидел по левую руку Бая.
— К Сатылгану, значит? — Саты-бий немного подумал.— Ну а есть среди нас кто-нибудь из рода сарбан?
— Есть, есть,— заверили его.— Мы.
— А, ну ладно. Расскажете потом Азаке о нашем разговоре...
Саты-бий явно приготовился к долгой речи.
— Вот что, дорогие сородичи,— начал он.— Всем вам известно, что кокандцы вернулись. Снова заняли Бишкек, и, может, кто из вас видел, как они укрепляют его. Кажется, только вчера пришли они в полный упадок, лежали во прахе, а нынче... Стало быть, предусмотрителен и крепок Ша- мурат, другой бы на его месте, глядишь, и костей бы не собрал, ничего бы не успел, не сумел, а он сумел... Сумел! И не один Бишкек, также и Аулие-Ата, и Ташкент... Думать теперь надо, крепко думать. Коканд это Коканд. Сила! А вы, наверно, помните, что мы мало помогали Канат-Ша, когда он напал на Кастек. Так или нет?
— Как это?
— Сколько вдов надели траур, какие джигиты погибли! Пали за веру...
Саты-бий поднял руку, успокаивая:
— Что поделаешь, война это война.
1 Достархан — скатерть, на которой расставляют угощение.
Саты-бий имеет в виду главного манапа рода кунту Базаркула.
— Надо было тогда этих русских под корень уничтожить,— добавил кто-то.
— Это дело прошлое, дорогой мирза.— Саты-бий, опустив веки, говорил медленно и степенно.— Во всяком случае, тогда надо было с людьми посоветоваться... с понимающими людьми, способными дать умный совет. Мы, к примеру, нынче и собрали вас для того, чтобы не повторять старых ошибок, не поступить необдуманно...
Что там Джангарач, Байтик или Базаркул! Куда им до Саты-бия с его хитростью, с его изворотливым умом. О них только слава идет, ну и пускай себе идет. А ежели дойдет до дела... Саты-бий отлично знает, как надо действовать, когда сказать нужное слово. Куй железо, пока горячо, слово говори к месту. И сейчас оно именно к месту... Саты-бий продолжал:
— Да, в ту пору мы поступили как раз необдуманно. Ежели дело такое сложное, опасно полагаться только на собственное суждение. На то и есть народ. Куда без него денешься, куда пойдешь? Все мы дети своего племени, и о том забывать никак не годится.
Саты-бий примолк и обвел взглядом собравшихся — обычный его прием, когда он хотел привлечь особое внимание к своим словам.
— Как бы мы ни судили, как бы ни рядили,— снова заговорил он,— но что было, то прошло. Значит, и поминать о том не стоит. А вот о нынешних делах потолковать необходимо. Я уже сказал в самом начале, что среди нас чужих нет, все свои. Люди мы, конечно, разные, и достаток не у всех одинаков, но в таком деле это не имеет значения. Мы дети одного отца, мы все произошли от одного корня. Бог тому судья, кто старается посеять между нами рознь. Правда речи* не испортит. А правда в том, что за каждым нашим шагом" Наблюдают иноверцы, и мы не знаем, какие у них мысли и намерения. И кровь, и язык, и вера у них другие. Кокандцы нам ближе, потому как...
Саты-бия перебили.
— Враг, которого хорошо знаешь, не так опасен?— с откровенной насмешкой спросил кто-то.
Саты-бий пропустил эти слова мимо ушей.
— Потому, значит,— продолжал он как ни в чем не бывало,— что и земли наши лежат по соседству, да и по крови мы родные.
— Вы говорите верно, Сатыке,— тотчас отозвался один из сарбанцев,— но в чем кокандцы проявили себя по отношению к нам как сородичи? Что они нам доброго сделали?
— А чего тебе еще надо? Слава богу, юрты наши при нас, казаны пока висят над очагами.
Тут сарбанцы возразили сразу в несколько голосов:
— Как это «чего»?
— А справедливость, Сатыке, а совесть...
Заволновались и все остальные. Правда, никто, кроме сарбанцев, пока ничего не сказал, но Саты-бий отлично понял по выражению лиц, о чем они думают и как настроены.
— Конечно,— согласился он.— Сынам человеческим нужно все, но получаешь от бога то, что тебе суждено.
Заговорил молчавший до сих пор Асеин:
— Это одна сторона дела, но справедливость и милосердие должны быть свойственны каждому, я так считаю. И каждого следует ценить по этим качествам.
Асеина дружно поддержали:
— Именно так!
— И не только нам, простым людям, но и хану, который нами управляет, нужны справедливость и милосердие.
Даже Бай кивнул головой и бросил: «Само собой разумеется», на что Саты-бий ответил быстрым неодобрительным взглядом.
— Баке, ну разве хан может замышлять недоброе?— Он укоризненно поджал губы.— Не следует нам о нем рассуждать вкривь и вкось, ни к чему это.
Сарбанцы снова ополчились на Саты-бия:
— Сатыке, мы вас не понимаем. Вы что-то скрываете, недоговариваете... Себя хвалить не станем, но наш Азамат оправдывает свое имя1: он настоящий молодец. Сразу выскажет, что у него на уме, вилять не любит.
— Точно!
— Судя по вашим речам, вы склоняетесь на сторону ко- кандцев. Ладно, если наш хан честный и справедливый, почему он ставит такие требования?
Саты-бий решил идти напрямик:
— Есть у нас присловье: даже если шутишь, говори обдуманно. Вы что-то очень расходились, люди рода сарбан! И то, и это, и не так вам, и не сяк... Азаке мы тоже неплохо знаем, он видный человек не только в вашем роду, но и во всем племени кунту. Мы с вами обсуждаем вопрос, который как попало, тяп да ляп, не решишь. Я потому и напомнил о прошлом, предостерег вас. Я, сами знаете, не такой человек, чтобы действовать очертя голову. Если желаете, послу
1 Азамат —в переводе «молодец».
шайте меня еще, попробую объяснить.— Саты-бий перевел дух и продолжал: — Грядут на наши головы тяжелые времена. Если мы не подготовимся к ним загодя, потом будет поздно. На престоле нынче новый хан, и, что ни говори, хан сильный и решительный. Вам известно, да я вам и сейчас об этом говорил, что в наш край пришли иноверцы. Опытные в боях и хорошо вооруженные. Но их народ и земля далеко отсюда, и один аллах знает, надолго ли они здесь останутся и станут ли нам опорой. А Коканд вот он, рядом с нами... На чью же сторону мы должны склониться?
На этот раз ему ответили полным молчанием. Саты-бий снова доказал, что он сильнее, умнее, мудрее и красноречивее всех, кого они знают. Другого такого, пожалуй, во всем белом свете не сыщешь. Спорить больше не смели, сидели угрюмые и отводили глаза. Немного погодя подался вперед тот самый Мирза, что говорил о русских:
— Чего там голову ломать, ясно, что привычные для нас кокандцы лучше. Ближе, чем иноверцы. С ними и надо объединяться, дело понятное.
Саты-бий вскинул голову:
— Слово на месте! Значит, с Кокандом. Мы одного корня, основа у нас одна. Незачем нам откалываться от них, родичи, не будем глупцами. Хоть сидим мы с вами кривым кружком, давайте говорить прямо. Самое разумное, как только что сказал Мирза, объединиться с кокандцами.
И снова никто не произнес ни слова: кажется, только сейчас люди поняли, что все было предрешено за них другими, и спорить бессмысленно. Саты-бий снова оглядел всех одного за другим.
— Спасибо,— сказал он, самой этой благодарностью своей окончательно завершая обсуждение.— Спасибо, родичи! Бог свидетель, я уверен был, что мы с вами придем именно к такому решению. Другого выхода нет у нас, время нынешнее не оставляет нам выбора. Все правильно. Да, теперь насчет того, о чем спрашивал наш родич из рода сарбан. Орда далеко, и потому бек Бишкека предложил нам обеспечить хлебом и прочим пропитанием здешних сарбазов. Что вы на это скажете? Обеспечим? Дадим?
Кто-то пытался возразить:
— Да сейчас еще только отсеялись, откуда взять...
Еще чей-то голос:
— Да, время-то...
— Тихо! — возвысил голос Саты-бий.— Придется вывернуть все мешки наизнанку. Ничего, потрясете получше,
3*
67
найдется. Нечего ворчать, собирайте да побыстрей. Все. Разговор окончен. О скоте мы попозже потолкуем.
Разговор и в самом деле был кончен. Начали расходиться, но Асеина Саты-бий задержал:
— Погоди, присядь-ка еще. Дело есть.
Народу осталось кроме Саты-бия да Бая человека три- четыре.
— Мы, старик, вот зачем тебя позвали,— обратился Саты- бий к Асеину с видом ласкового доверия.— Во всем предгорье верховодите вы с Санджаром, из вашей воли никто не выйдет. Объясните им там как следует, понял? Это одно. А другое вот что: Ракматылда так и не приехал к Канаю. К осени Байтик-батыр пригласит его еще раз. Мы обещались от себя поставить десять гостевых юрт. Все надо подготовить к тому времени, как народ откочует с летних пастбищ, и подготовить в лучшем виде. На твок) долю приходятся все работы по дереву. Ну а для остального найдем людей. Вот так, старик.
11
Всю дорогу Асеин ехал молча и смотрел в одну точку: на гриву коня. Что ж, кто силен, тот силой и берет. Хотя бы и тот же Саты-бий. Сказал, и точка. А ты слушай — и слушайся. В этом мире всегда одно и то же. Сильный притесняет слабого, богатый — бедного. Юрты поставить, положим, не такое большое дело. Время еще есть, можно справиться. А насчет зерна... насчет зерна тяжело. Где его возьмешь? После сева у людей остались, почитай, одни поскребыши. У всех или почти у всех дети и беспомощные старики, которых надо кормить. Молочного скота в небогатых хозяйствах мало, а у кого и совсем нет. Ну они с Санджаром как-нибудь выпутаются, а что делать таким, как Сары?
Зачем же они людей собирали? «Посоветуемся»... Так они и обводят народ вокруг пальца: делают вид, что все по обычаю, все по шариату1, собирают на совет, а сами попросту навязывают свою волю. Иначе зачем бы мотался Мисиралы по аилам, толмачил про единение с Кокандом? Выходит, в лицо тебе глядят с улыбкой, а отвернись — заносят меч над головой. Куда ни кинь, вся тяжесть на нашей шее, все нам страдать, не им... Ладно, поглядим. Санджар
1 Шариат — мусульманское обычное право, основанное на догматах религии, изложенных в Коране.
вернется не сегодня завтра, послушаем, какие вести он привезет. Все надо обсудить, обдумать, не то худо будет. Ой, худо...
На Кутуйана, должно быть, подействовало настроение Асеина-ата. Мальчик ехал молча. Он впервые побывал в таком большом собрании людей, все ему казалось занятным. Особенное впечатление осталось у него от окружавших Саты- бия богатых и знатных: как они сидели, как разговаривали.
Он, конечно, не мог до конца понять, о чем шла речь, но чувствовал душой, что все это очень важно, значительно. Ему порой хотелось вставить и свое слово, но он не смел и рта раскрыть. Кто бы стал его слушать, если даже слова Асеина-ата на них не действуют? Куда ему соваться, на него и не глянул бы никто из тех, больших да знатных.
Тяжело было у Кутуйана на сердце, оно сжималось от обиды за Асеина-ата. Еще давеча по дороге какой он был веселый, разговорчивый, а теперь... Мальчик жалел старика от души и в конце концов попытался по-своему его утешить.
— Ата... Асеин-ата,— окликнул он.— Ты, наверное, думаешь про то, что сказал Саты-бий. Ты же знаешь, что в пестром чувале у нас в амбаре зерна почти доверху. Отдай половину, остального нам хватит. А для юрт мы с Каза- том приволокем из Тезека таловых стволов сколько хочешь. Мы с отцом, когда откочевывали прошлый год на джайлоо, такие заросли там видели, ну просто непроходимые. Отец говорил тогда, что из этого дерева делают и жерди, и решетки для юрт.
Асеин подобрал потуже поводья, полуобернулся к мальчику:
— У нас, Кукентай, не только в пестром чувале, трех закромах есть зерно. Я не о себе думаю, а о тех, у кого ничего или почти ничего не осталось. До урожая-то еще жить и жить.
— А мы им дадим.
— Эх, милый, если бы на всех хватило! Больно велик налог...— Асеин тяжело вздохнул.
— А если его не платить, этот налог?
Асеин горько рассмеялся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31