И никому вы не позволяли нарушать приличия, всех заставляли считаться и с вашим богатством, и с вашим происхождением. А тут... и разговор, и деньги еще. Какой-то мальчишка-простолюдин приходит, усаживается рядом с вами, и вы позволяете...
Байтик не повернулся к ней. Он сидел, застыв, словно завороженный, держась рукой за бороду. Ответил тихо и почти невнятно:
— Ты права, байбиче. Повидал я людей немало, были среди них богатые, были знатные, были смелые богатыри. Но не скрою от тебя, этот Бала ни на одного из них не похож. Что-то в нем есть особенное. Ты заметила, у него глаза обреченные, в зрачках словно уголек горячий тлеет и вот-вот вспыхнет.
6
Кутуйан снова почувствовал, что слабеет, теряет последние силы. Все расплывалось... уходило в туман.
Что же случилось потом?
...Услыхав о том, что деньги получены, Саты-бий и его спутники, которые, пока Кутуйан отсутствовал, кипели негодованием оттого, что им предпочли мальчишку, не достигшего и двадцати лет, что их таким образом унизили, не уважили и так далее, сразу воспрянули духом и обрадовались так, будто каждому из них жена, не рожавшая долгие годы, наконец-то родила сына. Держись теперь, выборы, печать — знак власти
болуша — все равно что у них на ладони. Домой возвращались, окружив Кутуйана, и всю дорогу превозносили его до небес. Если бы они знали, что у него на уме, то, пожалуй, вели бы себя совсем по-другому.
Назавтра с утра собрался весь народ, все явились, кто мог двигаться. Саты-бий и аксакалы тоже, конечно, были здесь, на Ден-Сае. Саты-бий, сидя в седле и глядя поверх голов, обратился к собравшимся.
— О народ!— начал он.— Жив еще дух нашего великого предка Кунту. Мы вернулись в родные места, есть у нас земля, есть и вода. Одна беда — остались мы без власти, без руководства. Вам известно, что Базаке уехал к Шабдан-батыру. Слышно, что там он заболел. Вот и оказались мы, как говорится, не у дел.
— «Не у дел»...— повторил чей-то недовольный голос.— А какие такие особенные у нас дела?
— Тих-хо, не мешайте говорить!— одернул недовольного Дадый.
— А вот такие!— Саты-бий рукояткой камчи сдвинул вверх со лба отороченный черным калпак.— Дел много. Вы спрашиваете — каких. Я вам скажу. Вскорости у племен кунту и канай будут выборы. Пришло распоряжение из уезда. Об этом мы нынче и заботимся. Мы не можем поступиться нашей честью.
Тот же голос:
— Ну-у, это ты, стало быть, о чести болеешь?
И сразу откликнулось еще несколько человек:
— Мы крепко напуганы, куда нам еще на выборах воевать!
— С голоду пухнем, если вы такие храбрые, помогите достать хлеба, ребят накормить.
— Это верно! — Саты-бий прямо-таки горел сочувствием.— Неужели вы думаете, что мы этого не видим? Видим, знаем. Но если нет власти, откуда взять хотя бы тот же хлеб? Вы должны понимать.
— Ладно, ну и что скажешь?
— Что нам делать?
— На канаевских, что ли, в поход пойти?
Саты-бий заставил коня переступить несколько шагов вперед.
Не об этом я речь веду, а совсем о другом.
О чем же?— Из толпы пеших выступил вперед старик < бельмом на глазу.
О походе незачем и думать, дело никак не подходящее.
Суть, родичи мои, вот в чем. Я думаю, у каждого из вас имеются родственники в племени талкан, верно?
— Ну, верно...
— Как не быть, есть, конечно.
— Ну вот!— подхватил Саты-бий.— Поговорите со своей родней, постарайтесь перетянуть талканов на свою сторону. Для чего? А для того, чтобы победить на выборах. Конечно, за добро надо платить добром, с пустыми руками мы их не оставим. Деньги есть. Частично мы их израсходуем на талканов, а оставшиеся передадим тому, кто к нам прибудет из уезда. Из полы в полу, и все в порядке.
Сторонники Саты-бия, окружавшие его, начали переглядываться, переминаться и тяжело вздыхать. Саты-бий почувствовал, что, пожалуй, хватил лишку, хотя ночью, обсудив нынешний сбор со своими, думал он, что уговорить простой народ удастся легко.
Тишина повисла над толпой. Люди даже не переговаривались, каждый думал об услышанном. Первым заговорил старик с бельмом:
— Ежели нам самим так туго приходится, зачем же отдавать деньги бог весть кому? Коли они у вас лишние, отдайте нам. Не умрем по крайней мере, дотянем до будущей осени. У кого они, деньги-то?
Было ясно, что большинство думает так же, как этот старик. Саты-бий повернулся к нему:
— Ты чего тут разорался? Или только у тебя одного живот пустой? Понимать надо! Мы о завтрашнем дне печемся.
— Нынешняя требуха лучше завтрашнего курдюка! — Старик и не думал уступать.— Все твои заботы для нас копейки не стоят. Вам только одного и надо — в болуши попасть. Ты скажешь или нет, где деньги? У кого они?
Саты-бий — на, мол, только отвяжись — ответил:
— Пристал как клещ! И откуда ты только вылез со своим бельмом? У Кутуйана деньги.
Не было среди собравшихся человека, которого бы эти слова не поразили и не привели в замешательство. У Кутуйана? Как же так? Неужели и он власти захотел?.. Старик с бельмом оглядывался, ища Кутуйана,— тот спокойно стоял неподалеку, держа в поводу своего Серого.
— Кутуйан, дорогой! — кинулся к нему старик.— Мы на тебя полагались как на каменную гору, а ты что делаешь? Разве ты не голодаешь вместе с нами? Ведь ты еще малым ребенком остался без отца, ты знаешь сиротскую долю. Мы тебя звали Бала Кутуйан, сын наш Кутуйан...
Старик умолк, молчали и остальные. Все взоры устремлены на Кутуйана. Смотрели на него затаив дыхание и Саты-бий с приспешниками.
Кутуйан не спешил отвечать. Постоял, нахмурив брови, подумал, потом одним махом кинул себя в седло и выехал на середину.
— Родичи! — сказал он.— Здесь собрались вы все, и старшие и младшие члены племени кунту. Мне от вас скрывать нечего. Деньги есть, это правда. Правда и то, что они у меня. Вот они!— Он вытащил из-за пазухи кожаную мошну и поднял ее вверх.— Тысяча рублей серебром!
Гул прокатился по толпе, чей-то голос выделился из прочих:
— Ну и что?
— А вот что. Клянусь богом, я не знал, что деньги эти хотят истратить на выборы. Мне этого не говорили. Я согласен с теми, кто считает, что нет нам нужды добиваться должности и власти болуша. Нам сейчас выжить бы, дотянуть до урожая. Конечно, хорошо бы получить самостоятельную волость, что и говорить. Да только вы сами слышали, Базаке пока не с нами. А кого выбирать, кроме него? Сатыке?
Хрипловатый бас из толпы:
— Еще чего не хватало! Он с нами не кочевал, отсиживался возле Ак-Су, как хорек в норе. Ты брось о нем, народу он не нужен.
Говорящего поддержали:
— Точно, знаем мы его повадки!
— Кутуйан, не нужны нам такие, вот если бы ты стал болушем...
Кутуйан засмеялся:
— Я-то? Тут старик правильно сказал, нынче для нас все это копейки не стоит. Нам надо прежде всего думать о том, как справиться с голодом. Я...
В эту минуту Саты-бий со своими, как видно опасаясь, как бы Кутуйан еще чего не наговорил, окружили его плотным кольцом. Саты-бий, белый как мел, остановил коня прямо перед Кутуйаном.
— Кутуйан...— От злобы голос у него срывался.— Ты что творишь? Опомнись... Уезжай отсюда.
Приближенные джигиты Саты-бия, размахивая плетками, напирали сзади.
— Куда уезжать? — Кутуйан быстрым движением зажал кожаную мошну под путлище.— Я с людьми разговариваю.
— А мы тебе не люди? — Саты-бий напирал на коня Кутуйана грудью своего коня.
Кутуйан усмехнулся:
— Народ — это море, Сатыке. А вы, отделившиеся от моря,— застоявшиеся лужи с дурно пахнущей водой.
— Ну, парень, ты выражайся поосторожней. Помни, если понадобится, я тебя в два глотка съем!
— Не съедите, Саты-бий аксакал, подавитесь!
— Что-о-о?!
И тут послышался крик Санджара:
— Кукентай! Перестань, милый, тебе с ними не равняться! Перестань!
Старик, задыхаясь, бежал к нему.
Но джигиты Саты-бия уже хлестали Кутуйана плетьми. Окруженный со всех сторон, он чувствовал, что его увлекают, заставляют двигаться куда-то, оттирают от людей. А народ всполошился. Крики, топот коней, бестолковая беготня...
Закусив губу, низко пригнувшись к шее коня, Кутуйан старался как можно крепче держать деньги. Он не чувствовал боли от сыпавшихся на него ударов. Только бы уцелели деньги, последняя надежда сирот и вдов, только бы не вытянули у него кошель. Пусть бьют плетьми, пусть ломают ребра, пусть льется его кровь, пусть, пусть! Только бы не отдать деньги — тогда все пропало. Не вернешь!
Его крепко зажали с обеих сторон, кто-то ухватил Серого за повод. Куда его тащат? Что у них на уме? Неужели никто не придет на помощь?
Они доскакали до узкой дороги над обрывом, и тут оба всадника, зажимавшие Кутуйана с обеих сторон, поотстали, иначе было не проехать, узко. Кутуйан немедленно воспользовался этим, хлестнул коня плетью. Серый понесся стрелой и, направляемый рукой хозяина, бежал наискосок вниз, в обход погони. Преследователи отстали, а Кутуйан вскоре вернулся к тому месту, откуда его начали теснить джигиты Саты- бия и где сейчас кипел настоящий котел: носились, хлеща коней камчами, всадники, пешие хватали с земли камни, как видно намереваясь с кем-то драться. Вначале никто даже не заметил Кутуйана, и только спустя некоторое время увидели, что он здесь, что он сумел уйти от напавших на него... Страсти мало-помалу улеглись, прекратились скачки и беготня, утихли возбужденные крики. Кутуйан, прижав левую руку к груди, улыбался, а на щеке у него, кое-как кем-то наскоро перевязанной, выступила сквозь повязку кровь.
— Довольно! — крикнул я.— Остановитесь. Что бы там ни было, а победа за нами, родичи! За нами!
Бурей радости встречены были его слова. Среди шумных возгласов одобрения то и дело звучало словно клич: «Кутуйан!.. Кутуйан!»
Кутуйан слушал и смотрел на людей. Сейчас он почему- то не видел отдельных лиц, они слились в единое подвижное целое. Радость и горе, тоска и надежды — все, все было в одном, и это одно проникало в каждую пору, пронизывало насквозь, пронизывало так, что захватывало дыхание. Кутуйану сдавило горло. Что это?..
Он опомнился скоро. Чуть подтолкнул ногами коня: вперед. Подняв руку, в которой держал мешок с деньгами, он повторил:
— Да, победа за нами, родные! Трава высыхает, но земля остается, беки уходят, но народ остается... Вот смотрите!
И люди смотрели на деньги, не отводя глаз. Им было безразлично, от кого эти деньги и откуда. Каждый думал лишь об одном — получить свою, хотя бы самую малую, долю, чтобы купить еды — прежде всего для детей. Их надежды и нужды, их заботы понял и принял на себя Кутуйан, который, сидя в седле, молча смотрит на них.
Скоро все стихло, замерло, и даже ветер не веял. И тогда, в полной тишине, выступил вперед все тот же старик:
— Кутуйан, сынок! Чего мы ждем?— Старик задохнулся от волнения и некоторое время не мог выговорить больше ни слова.— Чего мы ждем?— повторил он.— Раздай их!
Его поддержали:
— Раздай!
— Сделай так, дорогой!
— Кутуйан!
Снова и снова слышал он свое имя. Взволнованный, потерянный, он еле нашел в себе силы ответить:
— Раздать? Нет... Деньги не надо раздавать!
Недоумение на лицах, страх и горечь в глазах: «Что же ты,
Бала Кутуйан? А мы-то...»
Кутуйан снова тронул коня и подъехал совсем близко к растерявшимся людям.
— Да, раздавать не надо! — твердо повторил он.— Деньги на ручной мельнице не смелешь, их не съешь. Ведь это ваша общая доля. Никто не смеет отобрать их у вас. Давайте лучше совет держать, как нам правильнее поступить.
Лица посветлели.
— Ну так скажи нам, как поступить,— попросил кто-то.
Кутуйан подался вперед:
— Я думаю так... Копить деньги, беречь их нам теперь ни к чему. Нужно позаботиться о пропитании, купить хлеба, чтобы дотянуть до урожая. Выберем от каждого аила по человеку, пусть эти люди посчитают, сколько у них там семей. Вы знаете, что вьючных лошадей и волов у нас раз два и обчелся, но надо собрать караван и отправить с надежными людьми в Бишкек. Не достанем зерна в Бишкеке, двинемся в Токмак или Карабалты, там посмотрим. Вот как я считаю, братья мои, а вы что скажете?
— Добро, Кутуйан, да будет легкой дорога.
— Удачи тебе, Кутуйан!
Наутро отправились в путь до зари, собрав, сколько нашлось, вьючных животных. Длинный получился караван: шли гуськом, друг за другом лошади, волы, верблюды. Сопровождало караван по два, по три человека от каждого аила, а главный над ними Кутуйан. Он ехал впереди, рядом с ним его близкий друг Бекболот.
На рассвете, когда добрались до Джетим-Дебе, Кутуйан сказал Бекболоту:
— Беке, город городом, но день-то не базарный, кто знает, сумеем ли мы купить хлеба сколько надо. Я и еще человека три продолжим путь до города, а ты со своими, да возьми еще сарбанских, поезжайте в Кара-Коо. Там хлеборобов много, стало быть, и зерно найдется. Закупите у них для себя и для сарбанских, может, и для кашкабашей.
— Хорошо, — ответил Бекболот.— А если не закупим, как нам быть?
— Если не закупите, что поделаешь, тогда тоже поворачивайте в город. Встретимся на базарной площади. Или вам податься в Сокулук? В общем, решайте сами.
Бекболот сказал огорченно:
— Эх, подождать бы нам а этим делом до воскресенья.
— Подождать бы... ты же сам видел...— Кутуйан нахмурился.— Ладно, что будет, то будет. Если нынче не купим на все деньги, тогда подождем до воскресенья. У нас уже что-то будет, чтобы хоть детишки не голодали.
Он отсчитал Бекболоту деньги.
— Ну, помогай тебе бог. Будь поосторожнее, Беке.
Об осторожности Кутуйан напоминал не зря: те проклятые, конечно, знали, куда они отправляются и зачем. Как бы не выследили, не напали в злобе своей неуемной.
Всю дорогу до города Кутуйан ехал, опустив глаза на гриву коня. Всю дорогу жалел, что отпустил Бекболота, винил себя, беспокоился, но наконец махнул рукой: ладно, чему быть, того не миновать.
Солнце встало, когда они въехали в город. Кутуйан велел вести караван к баразу, пусть животные отдохнут, он сам потом туда приедет. И свернул в замощенную булыжником улицу.
Отправился он прямиком к Афанасию — других купцов поблизости не знал, к кому бы можно обратиться.
Знакомая улица, знакомые ворота... Вспомнились прошедшие дни, и сердце забилось чаще. Как бы то ни было, тут он провел часть своей жизни, тут остался след его детства.
Ворота оказались не заперты. Снаружи никого. Кутуйан спешился, привязал коня к железной скобе у ворот, вошел во двор. Все, все как было: длинный серый дом, сарай. У сарая две телеги, оглобли опущены в землю. Справа лачуга, в которой жили они с матерью.
«Куда они подевались?» — оглядывался Кутуйан.
Вздрогнул: на него кинулся с лаем лохматый белый пес. Хорошо хоть, привязан, не то повалил бы на землю.
— Ты чего, Мильтон? Не узнал?
И тут прибежал Малай. Похудел, осунулся, волосы отросли, свисают на уши. Ворот длинной бязевой рубахи распахнут. Малай без пояса и босой, несмотря на холод.
— Кутаян? — Парень широко раскрытыми глазами смотрел на Кутуйана.— Кута-ян! — взмахнул обеими руками.— Это ты? Дорогой!
Они обнялись. Соскучились, оказывается. Хлопали друг друга по спине, расспрашивали, мешая русские слова с киргизскими. Малай:
— Нашел ты свой народ? Как твоя мама, здорова?
Кутуйан:
— Нашел, и мама здорова.
Когда успокоились, сели на крыльце. Как выяснилось, Афанасий со своими уехал с неделю назад к дочери в Верный. Кутуйан приуныл. Надо же, добираться сюда из аила... и он рассказал Малаю, зачем приехал. Тот расстроился: и лориа полны амбары, и собирался хозяин продавать, но цену-то Малаю не говорил. Ничего не выходит.
Сидели они недолго. Заперли ворота и пошли вниз по улице, оба пешком. Серого Кутуйан вел в поводу.
Пришли к другому купцу, в дом, похожий на дом Афана- » ин как две капли воды. Купец начал торговаться, торговал
ся долго. Наконец сговорились о цене, купец велел приводить вьючных. Зерна хватит, а не хватит, знаем, где найти. Многие продают. Плохо ли, ежели покупатели, да еще оптовые, являются прямо к тебе домой. Слава богу, по базару шастать не надо...
Зерна и вправду было много. Не хватило батманов1 шести, за ними, как научил купец, обратились к соседу через два дома.
В обратный путь двинулись уже за полдень. Кутуйан радовался, что все так удачно вышло: купили, можно сказать, все в одном месте.
На прощанье они с Малаем крепко обнялись. Тот жалел, что не сумеет навестить приятеля: далеко, хозяин не отпустит. Просил, если Кутуйан будет еще в городе, заходить обязательно. Кутуйан, конечно, обещал.
В аил прибыли в сумерках. Кара-Коо поближе Бишкека, Кутуйан считал, что Бекболот и его спутники давно уже дома, но их еще не было.
Хлеб разделили между четырьмя нижними аилами, убрали его в нарочно для этого освобожденные юрты, поставили караульных. Покончив с этим делом, Кутуйан взял с собой шестерых джигитов и поехал встречать Бекболота. Далеко забираться не стали: неизвестно, где искать. В Кара-Коо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Байтик не повернулся к ней. Он сидел, застыв, словно завороженный, держась рукой за бороду. Ответил тихо и почти невнятно:
— Ты права, байбиче. Повидал я людей немало, были среди них богатые, были знатные, были смелые богатыри. Но не скрою от тебя, этот Бала ни на одного из них не похож. Что-то в нем есть особенное. Ты заметила, у него глаза обреченные, в зрачках словно уголек горячий тлеет и вот-вот вспыхнет.
6
Кутуйан снова почувствовал, что слабеет, теряет последние силы. Все расплывалось... уходило в туман.
Что же случилось потом?
...Услыхав о том, что деньги получены, Саты-бий и его спутники, которые, пока Кутуйан отсутствовал, кипели негодованием оттого, что им предпочли мальчишку, не достигшего и двадцати лет, что их таким образом унизили, не уважили и так далее, сразу воспрянули духом и обрадовались так, будто каждому из них жена, не рожавшая долгие годы, наконец-то родила сына. Держись теперь, выборы, печать — знак власти
болуша — все равно что у них на ладони. Домой возвращались, окружив Кутуйана, и всю дорогу превозносили его до небес. Если бы они знали, что у него на уме, то, пожалуй, вели бы себя совсем по-другому.
Назавтра с утра собрался весь народ, все явились, кто мог двигаться. Саты-бий и аксакалы тоже, конечно, были здесь, на Ден-Сае. Саты-бий, сидя в седле и глядя поверх голов, обратился к собравшимся.
— О народ!— начал он.— Жив еще дух нашего великого предка Кунту. Мы вернулись в родные места, есть у нас земля, есть и вода. Одна беда — остались мы без власти, без руководства. Вам известно, что Базаке уехал к Шабдан-батыру. Слышно, что там он заболел. Вот и оказались мы, как говорится, не у дел.
— «Не у дел»...— повторил чей-то недовольный голос.— А какие такие особенные у нас дела?
— Тих-хо, не мешайте говорить!— одернул недовольного Дадый.
— А вот такие!— Саты-бий рукояткой камчи сдвинул вверх со лба отороченный черным калпак.— Дел много. Вы спрашиваете — каких. Я вам скажу. Вскорости у племен кунту и канай будут выборы. Пришло распоряжение из уезда. Об этом мы нынче и заботимся. Мы не можем поступиться нашей честью.
Тот же голос:
— Ну-у, это ты, стало быть, о чести болеешь?
И сразу откликнулось еще несколько человек:
— Мы крепко напуганы, куда нам еще на выборах воевать!
— С голоду пухнем, если вы такие храбрые, помогите достать хлеба, ребят накормить.
— Это верно! — Саты-бий прямо-таки горел сочувствием.— Неужели вы думаете, что мы этого не видим? Видим, знаем. Но если нет власти, откуда взять хотя бы тот же хлеб? Вы должны понимать.
— Ладно, ну и что скажешь?
— Что нам делать?
— На канаевских, что ли, в поход пойти?
Саты-бий заставил коня переступить несколько шагов вперед.
Не об этом я речь веду, а совсем о другом.
О чем же?— Из толпы пеших выступил вперед старик < бельмом на глазу.
О походе незачем и думать, дело никак не подходящее.
Суть, родичи мои, вот в чем. Я думаю, у каждого из вас имеются родственники в племени талкан, верно?
— Ну, верно...
— Как не быть, есть, конечно.
— Ну вот!— подхватил Саты-бий.— Поговорите со своей родней, постарайтесь перетянуть талканов на свою сторону. Для чего? А для того, чтобы победить на выборах. Конечно, за добро надо платить добром, с пустыми руками мы их не оставим. Деньги есть. Частично мы их израсходуем на талканов, а оставшиеся передадим тому, кто к нам прибудет из уезда. Из полы в полу, и все в порядке.
Сторонники Саты-бия, окружавшие его, начали переглядываться, переминаться и тяжело вздыхать. Саты-бий почувствовал, что, пожалуй, хватил лишку, хотя ночью, обсудив нынешний сбор со своими, думал он, что уговорить простой народ удастся легко.
Тишина повисла над толпой. Люди даже не переговаривались, каждый думал об услышанном. Первым заговорил старик с бельмом:
— Ежели нам самим так туго приходится, зачем же отдавать деньги бог весть кому? Коли они у вас лишние, отдайте нам. Не умрем по крайней мере, дотянем до будущей осени. У кого они, деньги-то?
Было ясно, что большинство думает так же, как этот старик. Саты-бий повернулся к нему:
— Ты чего тут разорался? Или только у тебя одного живот пустой? Понимать надо! Мы о завтрашнем дне печемся.
— Нынешняя требуха лучше завтрашнего курдюка! — Старик и не думал уступать.— Все твои заботы для нас копейки не стоят. Вам только одного и надо — в болуши попасть. Ты скажешь или нет, где деньги? У кого они?
Саты-бий — на, мол, только отвяжись — ответил:
— Пристал как клещ! И откуда ты только вылез со своим бельмом? У Кутуйана деньги.
Не было среди собравшихся человека, которого бы эти слова не поразили и не привели в замешательство. У Кутуйана? Как же так? Неужели и он власти захотел?.. Старик с бельмом оглядывался, ища Кутуйана,— тот спокойно стоял неподалеку, держа в поводу своего Серого.
— Кутуйан, дорогой! — кинулся к нему старик.— Мы на тебя полагались как на каменную гору, а ты что делаешь? Разве ты не голодаешь вместе с нами? Ведь ты еще малым ребенком остался без отца, ты знаешь сиротскую долю. Мы тебя звали Бала Кутуйан, сын наш Кутуйан...
Старик умолк, молчали и остальные. Все взоры устремлены на Кутуйана. Смотрели на него затаив дыхание и Саты-бий с приспешниками.
Кутуйан не спешил отвечать. Постоял, нахмурив брови, подумал, потом одним махом кинул себя в седло и выехал на середину.
— Родичи! — сказал он.— Здесь собрались вы все, и старшие и младшие члены племени кунту. Мне от вас скрывать нечего. Деньги есть, это правда. Правда и то, что они у меня. Вот они!— Он вытащил из-за пазухи кожаную мошну и поднял ее вверх.— Тысяча рублей серебром!
Гул прокатился по толпе, чей-то голос выделился из прочих:
— Ну и что?
— А вот что. Клянусь богом, я не знал, что деньги эти хотят истратить на выборы. Мне этого не говорили. Я согласен с теми, кто считает, что нет нам нужды добиваться должности и власти болуша. Нам сейчас выжить бы, дотянуть до урожая. Конечно, хорошо бы получить самостоятельную волость, что и говорить. Да только вы сами слышали, Базаке пока не с нами. А кого выбирать, кроме него? Сатыке?
Хрипловатый бас из толпы:
— Еще чего не хватало! Он с нами не кочевал, отсиживался возле Ак-Су, как хорек в норе. Ты брось о нем, народу он не нужен.
Говорящего поддержали:
— Точно, знаем мы его повадки!
— Кутуйан, не нужны нам такие, вот если бы ты стал болушем...
Кутуйан засмеялся:
— Я-то? Тут старик правильно сказал, нынче для нас все это копейки не стоит. Нам надо прежде всего думать о том, как справиться с голодом. Я...
В эту минуту Саты-бий со своими, как видно опасаясь, как бы Кутуйан еще чего не наговорил, окружили его плотным кольцом. Саты-бий, белый как мел, остановил коня прямо перед Кутуйаном.
— Кутуйан...— От злобы голос у него срывался.— Ты что творишь? Опомнись... Уезжай отсюда.
Приближенные джигиты Саты-бия, размахивая плетками, напирали сзади.
— Куда уезжать? — Кутуйан быстрым движением зажал кожаную мошну под путлище.— Я с людьми разговариваю.
— А мы тебе не люди? — Саты-бий напирал на коня Кутуйана грудью своего коня.
Кутуйан усмехнулся:
— Народ — это море, Сатыке. А вы, отделившиеся от моря,— застоявшиеся лужи с дурно пахнущей водой.
— Ну, парень, ты выражайся поосторожней. Помни, если понадобится, я тебя в два глотка съем!
— Не съедите, Саты-бий аксакал, подавитесь!
— Что-о-о?!
И тут послышался крик Санджара:
— Кукентай! Перестань, милый, тебе с ними не равняться! Перестань!
Старик, задыхаясь, бежал к нему.
Но джигиты Саты-бия уже хлестали Кутуйана плетьми. Окруженный со всех сторон, он чувствовал, что его увлекают, заставляют двигаться куда-то, оттирают от людей. А народ всполошился. Крики, топот коней, бестолковая беготня...
Закусив губу, низко пригнувшись к шее коня, Кутуйан старался как можно крепче держать деньги. Он не чувствовал боли от сыпавшихся на него ударов. Только бы уцелели деньги, последняя надежда сирот и вдов, только бы не вытянули у него кошель. Пусть бьют плетьми, пусть ломают ребра, пусть льется его кровь, пусть, пусть! Только бы не отдать деньги — тогда все пропало. Не вернешь!
Его крепко зажали с обеих сторон, кто-то ухватил Серого за повод. Куда его тащат? Что у них на уме? Неужели никто не придет на помощь?
Они доскакали до узкой дороги над обрывом, и тут оба всадника, зажимавшие Кутуйана с обеих сторон, поотстали, иначе было не проехать, узко. Кутуйан немедленно воспользовался этим, хлестнул коня плетью. Серый понесся стрелой и, направляемый рукой хозяина, бежал наискосок вниз, в обход погони. Преследователи отстали, а Кутуйан вскоре вернулся к тому месту, откуда его начали теснить джигиты Саты- бия и где сейчас кипел настоящий котел: носились, хлеща коней камчами, всадники, пешие хватали с земли камни, как видно намереваясь с кем-то драться. Вначале никто даже не заметил Кутуйана, и только спустя некоторое время увидели, что он здесь, что он сумел уйти от напавших на него... Страсти мало-помалу улеглись, прекратились скачки и беготня, утихли возбужденные крики. Кутуйан, прижав левую руку к груди, улыбался, а на щеке у него, кое-как кем-то наскоро перевязанной, выступила сквозь повязку кровь.
— Довольно! — крикнул я.— Остановитесь. Что бы там ни было, а победа за нами, родичи! За нами!
Бурей радости встречены были его слова. Среди шумных возгласов одобрения то и дело звучало словно клич: «Кутуйан!.. Кутуйан!»
Кутуйан слушал и смотрел на людей. Сейчас он почему- то не видел отдельных лиц, они слились в единое подвижное целое. Радость и горе, тоска и надежды — все, все было в одном, и это одно проникало в каждую пору, пронизывало насквозь, пронизывало так, что захватывало дыхание. Кутуйану сдавило горло. Что это?..
Он опомнился скоро. Чуть подтолкнул ногами коня: вперед. Подняв руку, в которой держал мешок с деньгами, он повторил:
— Да, победа за нами, родные! Трава высыхает, но земля остается, беки уходят, но народ остается... Вот смотрите!
И люди смотрели на деньги, не отводя глаз. Им было безразлично, от кого эти деньги и откуда. Каждый думал лишь об одном — получить свою, хотя бы самую малую, долю, чтобы купить еды — прежде всего для детей. Их надежды и нужды, их заботы понял и принял на себя Кутуйан, который, сидя в седле, молча смотрит на них.
Скоро все стихло, замерло, и даже ветер не веял. И тогда, в полной тишине, выступил вперед все тот же старик:
— Кутуйан, сынок! Чего мы ждем?— Старик задохнулся от волнения и некоторое время не мог выговорить больше ни слова.— Чего мы ждем?— повторил он.— Раздай их!
Его поддержали:
— Раздай!
— Сделай так, дорогой!
— Кутуйан!
Снова и снова слышал он свое имя. Взволнованный, потерянный, он еле нашел в себе силы ответить:
— Раздать? Нет... Деньги не надо раздавать!
Недоумение на лицах, страх и горечь в глазах: «Что же ты,
Бала Кутуйан? А мы-то...»
Кутуйан снова тронул коня и подъехал совсем близко к растерявшимся людям.
— Да, раздавать не надо! — твердо повторил он.— Деньги на ручной мельнице не смелешь, их не съешь. Ведь это ваша общая доля. Никто не смеет отобрать их у вас. Давайте лучше совет держать, как нам правильнее поступить.
Лица посветлели.
— Ну так скажи нам, как поступить,— попросил кто-то.
Кутуйан подался вперед:
— Я думаю так... Копить деньги, беречь их нам теперь ни к чему. Нужно позаботиться о пропитании, купить хлеба, чтобы дотянуть до урожая. Выберем от каждого аила по человеку, пусть эти люди посчитают, сколько у них там семей. Вы знаете, что вьючных лошадей и волов у нас раз два и обчелся, но надо собрать караван и отправить с надежными людьми в Бишкек. Не достанем зерна в Бишкеке, двинемся в Токмак или Карабалты, там посмотрим. Вот как я считаю, братья мои, а вы что скажете?
— Добро, Кутуйан, да будет легкой дорога.
— Удачи тебе, Кутуйан!
Наутро отправились в путь до зари, собрав, сколько нашлось, вьючных животных. Длинный получился караван: шли гуськом, друг за другом лошади, волы, верблюды. Сопровождало караван по два, по три человека от каждого аила, а главный над ними Кутуйан. Он ехал впереди, рядом с ним его близкий друг Бекболот.
На рассвете, когда добрались до Джетим-Дебе, Кутуйан сказал Бекболоту:
— Беке, город городом, но день-то не базарный, кто знает, сумеем ли мы купить хлеба сколько надо. Я и еще человека три продолжим путь до города, а ты со своими, да возьми еще сарбанских, поезжайте в Кара-Коо. Там хлеборобов много, стало быть, и зерно найдется. Закупите у них для себя и для сарбанских, может, и для кашкабашей.
— Хорошо, — ответил Бекболот.— А если не закупим, как нам быть?
— Если не закупите, что поделаешь, тогда тоже поворачивайте в город. Встретимся на базарной площади. Или вам податься в Сокулук? В общем, решайте сами.
Бекболот сказал огорченно:
— Эх, подождать бы нам а этим делом до воскресенья.
— Подождать бы... ты же сам видел...— Кутуйан нахмурился.— Ладно, что будет, то будет. Если нынче не купим на все деньги, тогда подождем до воскресенья. У нас уже что-то будет, чтобы хоть детишки не голодали.
Он отсчитал Бекболоту деньги.
— Ну, помогай тебе бог. Будь поосторожнее, Беке.
Об осторожности Кутуйан напоминал не зря: те проклятые, конечно, знали, куда они отправляются и зачем. Как бы не выследили, не напали в злобе своей неуемной.
Всю дорогу до города Кутуйан ехал, опустив глаза на гриву коня. Всю дорогу жалел, что отпустил Бекболота, винил себя, беспокоился, но наконец махнул рукой: ладно, чему быть, того не миновать.
Солнце встало, когда они въехали в город. Кутуйан велел вести караван к баразу, пусть животные отдохнут, он сам потом туда приедет. И свернул в замощенную булыжником улицу.
Отправился он прямиком к Афанасию — других купцов поблизости не знал, к кому бы можно обратиться.
Знакомая улица, знакомые ворота... Вспомнились прошедшие дни, и сердце забилось чаще. Как бы то ни было, тут он провел часть своей жизни, тут остался след его детства.
Ворота оказались не заперты. Снаружи никого. Кутуйан спешился, привязал коня к железной скобе у ворот, вошел во двор. Все, все как было: длинный серый дом, сарай. У сарая две телеги, оглобли опущены в землю. Справа лачуга, в которой жили они с матерью.
«Куда они подевались?» — оглядывался Кутуйан.
Вздрогнул: на него кинулся с лаем лохматый белый пес. Хорошо хоть, привязан, не то повалил бы на землю.
— Ты чего, Мильтон? Не узнал?
И тут прибежал Малай. Похудел, осунулся, волосы отросли, свисают на уши. Ворот длинной бязевой рубахи распахнут. Малай без пояса и босой, несмотря на холод.
— Кутаян? — Парень широко раскрытыми глазами смотрел на Кутуйана.— Кута-ян! — взмахнул обеими руками.— Это ты? Дорогой!
Они обнялись. Соскучились, оказывается. Хлопали друг друга по спине, расспрашивали, мешая русские слова с киргизскими. Малай:
— Нашел ты свой народ? Как твоя мама, здорова?
Кутуйан:
— Нашел, и мама здорова.
Когда успокоились, сели на крыльце. Как выяснилось, Афанасий со своими уехал с неделю назад к дочери в Верный. Кутуйан приуныл. Надо же, добираться сюда из аила... и он рассказал Малаю, зачем приехал. Тот расстроился: и лориа полны амбары, и собирался хозяин продавать, но цену-то Малаю не говорил. Ничего не выходит.
Сидели они недолго. Заперли ворота и пошли вниз по улице, оба пешком. Серого Кутуйан вел в поводу.
Пришли к другому купцу, в дом, похожий на дом Афана- » ин как две капли воды. Купец начал торговаться, торговал
ся долго. Наконец сговорились о цене, купец велел приводить вьючных. Зерна хватит, а не хватит, знаем, где найти. Многие продают. Плохо ли, ежели покупатели, да еще оптовые, являются прямо к тебе домой. Слава богу, по базару шастать не надо...
Зерна и вправду было много. Не хватило батманов1 шести, за ними, как научил купец, обратились к соседу через два дома.
В обратный путь двинулись уже за полдень. Кутуйан радовался, что все так удачно вышло: купили, можно сказать, все в одном месте.
На прощанье они с Малаем крепко обнялись. Тот жалел, что не сумеет навестить приятеля: далеко, хозяин не отпустит. Просил, если Кутуйан будет еще в городе, заходить обязательно. Кутуйан, конечно, обещал.
В аил прибыли в сумерках. Кара-Коо поближе Бишкека, Кутуйан считал, что Бекболот и его спутники давно уже дома, но их еще не было.
Хлеб разделили между четырьмя нижними аилами, убрали его в нарочно для этого освобожденные юрты, поставили караульных. Покончив с этим делом, Кутуйан взял с собой шестерых джигитов и поехал встречать Бекболота. Далеко забираться не стали: неизвестно, где искать. В Кара-Коо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31