.. По-настоящему понимает и поддерживает Базаркула только Илебай, способный трезво взвесить и оценить обстоятельства, дурные ли, хорошие. Как-то раз, когда они сидели и разговаривали с глазу на глаз, он сказал Базаркулу:
— Молдоке1, я считаю, что нынче особенно необходимо единение. Нам бы держаться заодно с Байтиком, ханом Джантаем... и с Сыпатаем. Отделившаяся от стада овца становится добычей волков. Плохо нам придется, если не сумеем объединиться.
Базаркул, уставив неподвижный взгляд на огонь очага, некоторое время думал, потом ответил:
— В этом все дело. Ранней весной был я у Джантая, тогда он вроде бы со мной соглашался.
— А что думает Саты-бий?
— Чтоб ему пусто было, твоему Саты-бию! — повысил голос Базаркул. — Знаешь, наверное, такое присловье: кто не уважает своего старшего брата, тот чужому низко кланяется.
— И еще говорят,— подхватил Илебай,— что страшен пожар, начавшийся в юрте, страшен враг из своих.
— Вот-вот.
— Ну а что же он все-таки говорит?
— Говорит! Саты-бия не знаешь? Откровенного слова из него не вытянешь, только и знает вилять языком, как лиса хвостом. Кое-что, впрочем, я о нем узнал. Он на стороне ко- кандцев. Мол, вера и кровь у нас одни. Ну, вера это ладно, а что касается кровного родства... Да, Кудаяр киргизам родич, это верно. Не в этом закавыка, а в том, как он себя поведет. Прошлогодние дела2 он не забудет, нечего надеяться. Да-а... И если ему удастся, он с нами разделается в два счета.
— Ты прав.
— Может, я зря грешу на него, прости меня, боже, но кажется мне, что он с Ракматылдой перемигивается.
— Все может быть.— Илебай поднял брови.— А Байтик про это ничего не знает?
— Откуда? Об этом и не заговоришь в открытую. Не дай бог, разойдется слух, тень падет на все племя кунту. Лучше нам держать это про себя. Как бы то ни было, он из наших, хоть и вонючий нос у коровы, а все же она его не отрежет...
...Короче говоря, каждый хотел отвести воду первым делом на свое поле, каждый тянул к себе, но все же верхушка в Сары-Узене вынуждена была считаться с требованиями времени. Народ ненавидел кокандских угнетателей. Чего только не натерпелись от них! Поборы, прямой грабеж, жестокие и несправедливые кары и наказания. Все только и ждали сигнала. Подними людей днем ли, ночью — они готовы наброситься на ненавистных притеснителей и гнать их без пощады. Разве могли изощренные в делах управления, хитрые, расчетливые манапы не знать или не замечать этого? Особенно такие, как Байтик.
16
Байтик после перекочевки в Ак-Чий никуда не выезжал. Большей частью сидел у себя в юрте, на люди почти не показывался, словно рассорился со своими родичами однофамильцами. Хмурый, озабоченный, он все о чем-то думал. От его прежней напористой подвижности и следа не осталось, он даже с лица спал. По душам ни с кем не разговаривал. Хворь к нему, что ли, какая привязалась? Зловещий сон привиделся? Расспрашивать никто не осмеливался, и даже Апар- байбиче1 не решается заговорить с мужем, только поглядывает на него украдкой, стараясь не выдать беспокойства.
Байтик решает трудную задачу. Гудит голова от нелегких дум: «В Иссык-Куле и в Сырте люди нас поддержат. На русских, хоть они и иноверцы, положиться можно. Кудаяра не задобрить, даже если привести ему коня под золотым седлом. Он истребит нас под корень. Не лучше ли рискнуть и, пока он не двинул вооруженное войско против нас, напасть первыми? Не то будет поздно. Конечно, поздно. Уже сентябрь, холода начинаются».
Напасть... Но с чего начать? Ведь нужен повод, настоящий или выдуманный, однако, нужен... Найти повод, найти
1 Байбиче — старшая жена; слово часто служит и обращением к почтенной пожилой женщине.
удобный случай... Впрочем, об этом он уже подумал, только пока никому не сказал ни слова. Тут нужна особая осторожность, нужен волчий нюх... Нынешней весной не вышло у него задуманное. Ракматылда, должно быть, учуял запах приманки. Ладно, посмотрим. Не от осторожности своей гибнет сорока, а от жадности.
17
Наконец пришел день, которого он ждал.
Начался той. Разные бывают той, но подобного давно не видывали. Что ж, так и подобает Байтику. Юрты выстроились в два длинных ряда — на такое расстояние устраивают скачки для годовалых жеребят. Между юртами дорога, обозначенная, в свой черед, рядами уложенных по обеим сторонам камней. Дорога ведет к белоснежной юрте хозяина, над которой укреплено знамя, украшенное знаком лунного серпа. Вокруг юрты Байтика расположились другие, тоже белые и нарядные, предназначенные для приема гостей. Туго натянуты арканы коновязи между врытыми в землю столбами. Во всех направлениях снуют нарядные девушки и молодухи, молодые джигиты, туго перетянутые наборными поясами.
День был ясный, один из тех теплых, прозрачно-тихих дней, какие выпадают иной раз поздней осенью. Приглашенные на той начали съезжаться со вчерашнего дня, и сразу начались игры и забавы.
Но главный гость Байтика, бек Бишкека Ракматылда, почему-то задерживался. Байтик был встревожен, но не выдавал своей тревоги, держался спокойно и даже весело. Неужели и на этот раз не приедет? Догадался, заподозрил что-то? Да нет, не может быть. Обещал, твердо обещал непременно приехать... Байтик бросает быстрый взгляд на Байгазы, тот слегка покривил рот: «Кто его знает!» Рядом с Байгазы Кокум; он сидит опустив глаза, только пальцы правой руки чересчур уж крепко вцепились в бедро. У Базаркула вид вполне беспечный, он с обостренным вниманием слушает вместе с другими искусное пение немолодого певца, расположившегося у стенки юрты сбоку от входа. Байтик, глядя на Базаркула, тоже изобразил внимание к певцу, но в голове билось одно: «Неужели? Неужели не приедет?»
Однако немного погодя послышался отдаленный конский топот, а поблизости от юрты — гул голосов. В юрту быстро вошел Сатылган.
— Батыр, они едут!
Все сразу поняли, о ком речь.
Байтик обеими руками пригладил бороду почти молитвенным жестом.
— Давайте живо на коней! — распорядился он.— Надо их встретить. Где зурначи?
Он поднялся первый, остальные поспешили за ним.
Гости уже перебрались через Ала-Арчу и сворачивали сюда. Было их немало, человек пятьдесят, а то и шестьдесят одних только вооруженных. Впереди на золотисто-рыжем со звездочкой жеребце — сам Ракматылда. Справа от него четверо и слева четверо, тоже, конечно, вооруженных.
Зурначи заиграли, люди, конные и пешие, все до одного смотрели на подъезжающих. Двенадцать джигитов на заранее подобранных сивых конях выехали навстречу. Не доезжая до гостей на расстояние полета стрелы, джигиты остановились, поклонились, а затем, разделившись по шестеро, повернули назад, сопровождая приехавших.
Приняли коней. Байтик со своей свитой спешились и выступили вперед. Ракматылда и Байтик обнялись, поздоровались, задали друг другу обычные вопросы о здоровье и делах.
— Добро пожаловать, уважаемый бек! — Байтик говорил громко, оживленно.— Не только я, но и весь народ счастлив тем, что вы оказали уважение моему простому празднику. Прошу вас, будьте гостем.
Ракматылда не сказал в ответ ни слова, только приложил руку сначала к губам, потом ко лбу. Вслед за Ракматылдой подошел здороваться его правая рука и одновременно «свой человек» Байтика — некий Мамаразык. Байтик приветствовал его запросто:
— Добро пожаловать, добро пожаловать, спасибо, мой мирза.
Никто не заметил, как эти двое обменялись быстрым понимающим взглядом. Обряд приветствий продолжался еще некоторое время, потом почетных гостей повели к приготовленным для них белым юртам.
Первое угощение подали в просторной десятикрыльной юрте. По всему полу были разложены мягкие подстилки, расшитые узором пуховые подушки. Посередине низкие столики, накрытые пестрыми, нарядными полотенцами. И чего только нет на этих столиках, угощение на славу, в этом Байтик непревзойден. Здесь и всевозможные плоды, и мед, и каймак, и копченые ребрышки, и мясо куропаток, и многое,
многое другое. Начали разливать и подносить гостям водку, приготовленную из густого осеннего кумыса, и тотчас завели песни приглашенные на той отовсюду, откуда только можно было, певцы-стихотворцы. А впереди еще обязательные на больших тоях конные состязания, поединки конных воинов и прочие развлечения, но им придет свой черед. Спешить незачем, время не позднее, день, считай, только начался.
В юрте восседали самые знатные и сильные. Первым делом, конечно, Ракматылда. По правую руку от него Мамара- зык, его святейшество Саид-ходжа1, два военачальника. Слева сидел Байтик, дальше Базаркул, Кокум и прочие. Из женщин присутствовала только Апар-байбиче.
Сипаев разместили в юртах левого ряда. Несколько человек из них, при полном вооружении, остались на карауле и прохаживались туда-сюда. Такой был заведен порядок и устав. Коней привязали неподалеку. В юртах сипаи сидели настороженно, несвободно, словно опасались чего-то. Ружья с тяжелыми и длинными прикладами составлены у входа стволами одно к другому, сабли с поясов не снимали. На угощение особого внимания не обращали, глядели равнодушно. Прислуживающие гостям молодухи и джигиты весело смеялись, шутили и, наполняя чашки запретным вином, предлагали напиток сипаям.
Ракматылда держался невозмутимо. Брал красивыми, холеными пальцами одну за другой изюминки с блюда и медленно отправлял в рот. Говорил тоже медленно, с достоинством, и каждое второе слово у него — Кудаяр. Байтик, в свой черед, с любезной улыбкой поглаживая бороду, поддакивал:
— Да наградит его аллах успехом во всех начинаниях! И подумать только, сколько ханов подарило миру время, а такого, как Кудаяр-хан, не было. Счастье нам...
Саид-ходжа при этих словах перестал перебирать четки, зашевелил губами, произнося молитву. Его примеру последовали остальные: хоть хан сейчас и не видит их, но его воля незримо присутствует здесь, выказать почтение к его имени, его славе и знатности, к его престолу и короне — их священный долг.
Ракматылда доволен. Еще бы! Это хороший признак, ежели народ, упорная неподатливость и неукротимая воля которого нередко заставляли все Кокандское ханство.
1 Ходжа — добавление к имени, обозначавшее, что человек является потомком первых мусульманских халифов (или считает себя таковым).
жать, как дрожит пролитая ртуть, ежели народ этот наконец приведен к согласию.
Бек почувствовал себя свободнее и увереннее. Ведь перед ним были те, кто в этом краю повелевал. Ослушаться их никто не посмеет, в их руках и власть, и богатство. Стало быть, пришло время оказать им доверие, и для этого надо им польстить. Прижать их придется в другой час, а нынче нужно действовать исподволь, с подходом, иначе дело не пойдет. Ведь Ракматылда знает, что Алымкул и Сарымсак посылали им тайные письма, да и Колпаковского1 следует принимать в расчет.
— Наш великий многочтимый хан, да продлит аллах его дни,— начал Ракматылда и сделал паузу, устремив взгляд сначала на верхний круг юрты и подчеркнув таким образом обращение к всевышнему, а потом бегло скользнув глазами по блестящей парче халата, который он привез в дар Байтику,— наш великий многочтимый хан — всем ханам хан! Вы сами только что сказали, Байтик-бахадур2, это наше счастье. Спасибо аллаху, тысячу раз спасибо за наше счастье...
Бек повел речь дальше, обратившись вначале к событиям прошлого. Напомнил, как в начале года был убит в своей опочивальне некими заговорщиками Малля-хан. Ракматылда намеренно не назвал имена заговорщиков: ведь Алымкул — киргиз, незачем задевать за живое его соплеменников.
— И Малля-хан и занявший его место Шамурат,— сказал он,— были люди слишком мягкие, не знавшие ни науки управления, ни воинского дела. Что касается Кудаяра, то волей бога ему дано все — ум, великодушие, мужество, решительность и, главное, прозорливость. Вам, конечно, известно, почему он уехал в Бухару. Из-за смуты, начавшейся в орде! А в Бухаре он мог жить спокойно, беспечно, весело: всегда к его услугам щедрый достархан и все наслаждения жизни. Но он думал о народе. Что, если в то время, когда он оставил трон, страну захватят неверные? Ведь Кудаяр не то что мы, грешные, он чувствует ответственность перед историей за судьбу народа. Великий человек, избранник аллаха! Истинный мусульманин, вспомните хотя бы эмира Музаффа- ра, ничего не пожалеет для других. Нынче наш хан уже не тот, что прежде, он собрал вокруг себя непреодолимую
1 Колпаковский Г. А. — начальник Алатауского округа.
2 Бахадур — богатырь, герой. У киргизов это слово звучало «ба тыр». Ракматылда произносит его на персидский манер.
силу, укрепился. Теперь и вы, и ваши братья казахи станете вести под его защитой счастливую жизнь. Не тревожтесь из-за неверных, им здесь не удержаться. Потерпите немного, скоро они будут стерты в порошок. Это не я вам говорю, почтенные, это слова самого хана Кудаяра, а у него что сказано, то сделано!
Он говорил долго. Никто ему не возражал, мало того, Байтик время от времени молча кивал головой как бы в знак поддержки и согласия. Кивать-то кивал, но мысленно отвечал Ракматылде примерно так: знаем мы истинную цену Кудаяру, которого ты превозносишь до небес. Если бы не Музаффар, не видать бы ему трона как своих ушей...
Время перевалило за полдень, а пир все продолжался. Веселились, громко смеялись, шутки так и сыпались. Ракматылда сделался еще более разговорчив и благодушен. «Оттаяли» и его спутники.
И тут в дверях появился Саты-бий,— неизвестно, где он был до сих пор. Поклонился и сел напротив Ракматылды. Кроме прислуживающих джигитов никто вроде бы и не обратил особого внимания на приход Саты-бия. Все продолжали есть, пить и веселиться.
Однако Ракматылда забеспокоился. Задвигался на месте, поправляя одежду, тяжело вздыхая, а сам тем временем кинул исподтишка пронзительный взгляд на Саты-бия. Тот на взгляд не ответил взглядом, но весь вид его подтверждал: он нечто таит про себя, явился сюда не зря. В чем дело? Как это узнать, как выбраться отсюда — ведь здесь не поговоришь.
Ракматылда беспокоился все больше, и Саты-бий это понимал, но, конечно, и он не мог найти удобного повода для тайной беседы.
Немного погодя удобный момент все-таки наступил. Общепризнанный острослов Азамат в ответ на чей-то вопрос сказанул такое, что все покатились со смеху. Взгляды Ракматылды и Саты-бия встретились, Саты-бий подмигнул и вышел из юрты, и опять-таки никто на это даже бровью не повел. Ракматылда тем временем быстро наклонился к военачальнику, сидевшему рядом с Мамаразыком, и что-то шепнул ему в самое ухо. Тот немедля встал и направился к дверям. Вернулся он очень скоро.
Байгазы незаметно следил за ним и взвешивал про себя: заподозрил что-нибудь или просто так выходил? Сигнал к нападению подавать было рано. Ни один из сидящих в юрте словно бы ни о чем не ведал, пир продолжался, все такой же
шумный и веселый, ничего не изменилось. Однако Байгазы волновался уже не на шутку — и не напрасно: тот военачальник, который недавно зачем-то выходил из юрты, попросил поднять кошму, возле которой сидели почетные гости, под предлогом, что в юрте стало душно и хорошо бы глотнуть свежего воздуха. Байгазы заметил, что то же самое сделано в юртах, где сидели сипаи... Нет, этот шайтан определенно что-то учуял... Чего ждать? Промедлить лишнее — значит упустить их. Джигиты готовы. Пора начинать. И, словно угадав его намерение, Байтик повернулся к Ракматылде:
— Ну что же, мой бек, избранник аллаха. Пришел твой черед получить сполна за грехи! Час настал!
В тот же миг Байгазы сбросил наземь укрепленное на чамгараке кокандское знамя и выбежал из юрты с криком:
— Хватай их, сыны ай-тамги!1 Бей!
И тотчас все смешалось в бешеной схватке. Все, кто знал о заговоре, только и ждали знака. Ринулись конные и пешие, взметнулись кинжалы и соилы2. Над стойбищем стоял крик. Ржали, обрывая привязи, всполошенные кони. Валялись, шипя, дымя и рассыпая угли, опрокинутые самовары; лилась прямо в очаги шурпа из перевернутых котлов. Дым и чад, в котором и разглядеть было немыслимо, кто на кого напал.
Сипаи вначале полностью растерялись и бросались, выпучив глаза, из стороны в сторону, не в силах даже голос подать. Полуодетые, а то и босые, они в конце концов побежали к коновязям, надеясь ускакать верхом. Но куда там: «ребята» Байгазы пообрезали стремена, седла сворачивались набок, едва всадник хватался за луку. Часть сипаев окружила юрту для почетных гостей и в рукопашной схватке пыталась добраться до бека, высвободить его, спасти. Его самого не видать было в этой каше, но, скорее всего, находился он в левой половине полуразоренной юрты, окруженный кокандцами во главе с обоими военачальниками.
Еще человек десять сипаев вскоре пробились сюда, ведя с собой коня Ракматылды. Неизвестно, где находился в это время Асеин, но Санджар был свидетелем стычки и видел, как Койчуке напал с кривым самодельным кинжалом на одного из сипаев, в котором узнал того, кто вместе с другими ограбил его аил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Молдоке1, я считаю, что нынче особенно необходимо единение. Нам бы держаться заодно с Байтиком, ханом Джантаем... и с Сыпатаем. Отделившаяся от стада овца становится добычей волков. Плохо нам придется, если не сумеем объединиться.
Базаркул, уставив неподвижный взгляд на огонь очага, некоторое время думал, потом ответил:
— В этом все дело. Ранней весной был я у Джантая, тогда он вроде бы со мной соглашался.
— А что думает Саты-бий?
— Чтоб ему пусто было, твоему Саты-бию! — повысил голос Базаркул. — Знаешь, наверное, такое присловье: кто не уважает своего старшего брата, тот чужому низко кланяется.
— И еще говорят,— подхватил Илебай,— что страшен пожар, начавшийся в юрте, страшен враг из своих.
— Вот-вот.
— Ну а что же он все-таки говорит?
— Говорит! Саты-бия не знаешь? Откровенного слова из него не вытянешь, только и знает вилять языком, как лиса хвостом. Кое-что, впрочем, я о нем узнал. Он на стороне ко- кандцев. Мол, вера и кровь у нас одни. Ну, вера это ладно, а что касается кровного родства... Да, Кудаяр киргизам родич, это верно. Не в этом закавыка, а в том, как он себя поведет. Прошлогодние дела2 он не забудет, нечего надеяться. Да-а... И если ему удастся, он с нами разделается в два счета.
— Ты прав.
— Может, я зря грешу на него, прости меня, боже, но кажется мне, что он с Ракматылдой перемигивается.
— Все может быть.— Илебай поднял брови.— А Байтик про это ничего не знает?
— Откуда? Об этом и не заговоришь в открытую. Не дай бог, разойдется слух, тень падет на все племя кунту. Лучше нам держать это про себя. Как бы то ни было, он из наших, хоть и вонючий нос у коровы, а все же она его не отрежет...
...Короче говоря, каждый хотел отвести воду первым делом на свое поле, каждый тянул к себе, но все же верхушка в Сары-Узене вынуждена была считаться с требованиями времени. Народ ненавидел кокандских угнетателей. Чего только не натерпелись от них! Поборы, прямой грабеж, жестокие и несправедливые кары и наказания. Все только и ждали сигнала. Подними людей днем ли, ночью — они готовы наброситься на ненавистных притеснителей и гнать их без пощады. Разве могли изощренные в делах управления, хитрые, расчетливые манапы не знать или не замечать этого? Особенно такие, как Байтик.
16
Байтик после перекочевки в Ак-Чий никуда не выезжал. Большей частью сидел у себя в юрте, на люди почти не показывался, словно рассорился со своими родичами однофамильцами. Хмурый, озабоченный, он все о чем-то думал. От его прежней напористой подвижности и следа не осталось, он даже с лица спал. По душам ни с кем не разговаривал. Хворь к нему, что ли, какая привязалась? Зловещий сон привиделся? Расспрашивать никто не осмеливался, и даже Апар- байбиче1 не решается заговорить с мужем, только поглядывает на него украдкой, стараясь не выдать беспокойства.
Байтик решает трудную задачу. Гудит голова от нелегких дум: «В Иссык-Куле и в Сырте люди нас поддержат. На русских, хоть они и иноверцы, положиться можно. Кудаяра не задобрить, даже если привести ему коня под золотым седлом. Он истребит нас под корень. Не лучше ли рискнуть и, пока он не двинул вооруженное войско против нас, напасть первыми? Не то будет поздно. Конечно, поздно. Уже сентябрь, холода начинаются».
Напасть... Но с чего начать? Ведь нужен повод, настоящий или выдуманный, однако, нужен... Найти повод, найти
1 Байбиче — старшая жена; слово часто служит и обращением к почтенной пожилой женщине.
удобный случай... Впрочем, об этом он уже подумал, только пока никому не сказал ни слова. Тут нужна особая осторожность, нужен волчий нюх... Нынешней весной не вышло у него задуманное. Ракматылда, должно быть, учуял запах приманки. Ладно, посмотрим. Не от осторожности своей гибнет сорока, а от жадности.
17
Наконец пришел день, которого он ждал.
Начался той. Разные бывают той, но подобного давно не видывали. Что ж, так и подобает Байтику. Юрты выстроились в два длинных ряда — на такое расстояние устраивают скачки для годовалых жеребят. Между юртами дорога, обозначенная, в свой черед, рядами уложенных по обеим сторонам камней. Дорога ведет к белоснежной юрте хозяина, над которой укреплено знамя, украшенное знаком лунного серпа. Вокруг юрты Байтика расположились другие, тоже белые и нарядные, предназначенные для приема гостей. Туго натянуты арканы коновязи между врытыми в землю столбами. Во всех направлениях снуют нарядные девушки и молодухи, молодые джигиты, туго перетянутые наборными поясами.
День был ясный, один из тех теплых, прозрачно-тихих дней, какие выпадают иной раз поздней осенью. Приглашенные на той начали съезжаться со вчерашнего дня, и сразу начались игры и забавы.
Но главный гость Байтика, бек Бишкека Ракматылда, почему-то задерживался. Байтик был встревожен, но не выдавал своей тревоги, держался спокойно и даже весело. Неужели и на этот раз не приедет? Догадался, заподозрил что-то? Да нет, не может быть. Обещал, твердо обещал непременно приехать... Байтик бросает быстрый взгляд на Байгазы, тот слегка покривил рот: «Кто его знает!» Рядом с Байгазы Кокум; он сидит опустив глаза, только пальцы правой руки чересчур уж крепко вцепились в бедро. У Базаркула вид вполне беспечный, он с обостренным вниманием слушает вместе с другими искусное пение немолодого певца, расположившегося у стенки юрты сбоку от входа. Байтик, глядя на Базаркула, тоже изобразил внимание к певцу, но в голове билось одно: «Неужели? Неужели не приедет?»
Однако немного погодя послышался отдаленный конский топот, а поблизости от юрты — гул голосов. В юрту быстро вошел Сатылган.
— Батыр, они едут!
Все сразу поняли, о ком речь.
Байтик обеими руками пригладил бороду почти молитвенным жестом.
— Давайте живо на коней! — распорядился он.— Надо их встретить. Где зурначи?
Он поднялся первый, остальные поспешили за ним.
Гости уже перебрались через Ала-Арчу и сворачивали сюда. Было их немало, человек пятьдесят, а то и шестьдесят одних только вооруженных. Впереди на золотисто-рыжем со звездочкой жеребце — сам Ракматылда. Справа от него четверо и слева четверо, тоже, конечно, вооруженных.
Зурначи заиграли, люди, конные и пешие, все до одного смотрели на подъезжающих. Двенадцать джигитов на заранее подобранных сивых конях выехали навстречу. Не доезжая до гостей на расстояние полета стрелы, джигиты остановились, поклонились, а затем, разделившись по шестеро, повернули назад, сопровождая приехавших.
Приняли коней. Байтик со своей свитой спешились и выступили вперед. Ракматылда и Байтик обнялись, поздоровались, задали друг другу обычные вопросы о здоровье и делах.
— Добро пожаловать, уважаемый бек! — Байтик говорил громко, оживленно.— Не только я, но и весь народ счастлив тем, что вы оказали уважение моему простому празднику. Прошу вас, будьте гостем.
Ракматылда не сказал в ответ ни слова, только приложил руку сначала к губам, потом ко лбу. Вслед за Ракматылдой подошел здороваться его правая рука и одновременно «свой человек» Байтика — некий Мамаразык. Байтик приветствовал его запросто:
— Добро пожаловать, добро пожаловать, спасибо, мой мирза.
Никто не заметил, как эти двое обменялись быстрым понимающим взглядом. Обряд приветствий продолжался еще некоторое время, потом почетных гостей повели к приготовленным для них белым юртам.
Первое угощение подали в просторной десятикрыльной юрте. По всему полу были разложены мягкие подстилки, расшитые узором пуховые подушки. Посередине низкие столики, накрытые пестрыми, нарядными полотенцами. И чего только нет на этих столиках, угощение на славу, в этом Байтик непревзойден. Здесь и всевозможные плоды, и мед, и каймак, и копченые ребрышки, и мясо куропаток, и многое,
многое другое. Начали разливать и подносить гостям водку, приготовленную из густого осеннего кумыса, и тотчас завели песни приглашенные на той отовсюду, откуда только можно было, певцы-стихотворцы. А впереди еще обязательные на больших тоях конные состязания, поединки конных воинов и прочие развлечения, но им придет свой черед. Спешить незачем, время не позднее, день, считай, только начался.
В юрте восседали самые знатные и сильные. Первым делом, конечно, Ракматылда. По правую руку от него Мамара- зык, его святейшество Саид-ходжа1, два военачальника. Слева сидел Байтик, дальше Базаркул, Кокум и прочие. Из женщин присутствовала только Апар-байбиче.
Сипаев разместили в юртах левого ряда. Несколько человек из них, при полном вооружении, остались на карауле и прохаживались туда-сюда. Такой был заведен порядок и устав. Коней привязали неподалеку. В юртах сипаи сидели настороженно, несвободно, словно опасались чего-то. Ружья с тяжелыми и длинными прикладами составлены у входа стволами одно к другому, сабли с поясов не снимали. На угощение особого внимания не обращали, глядели равнодушно. Прислуживающие гостям молодухи и джигиты весело смеялись, шутили и, наполняя чашки запретным вином, предлагали напиток сипаям.
Ракматылда держался невозмутимо. Брал красивыми, холеными пальцами одну за другой изюминки с блюда и медленно отправлял в рот. Говорил тоже медленно, с достоинством, и каждое второе слово у него — Кудаяр. Байтик, в свой черед, с любезной улыбкой поглаживая бороду, поддакивал:
— Да наградит его аллах успехом во всех начинаниях! И подумать только, сколько ханов подарило миру время, а такого, как Кудаяр-хан, не было. Счастье нам...
Саид-ходжа при этих словах перестал перебирать четки, зашевелил губами, произнося молитву. Его примеру последовали остальные: хоть хан сейчас и не видит их, но его воля незримо присутствует здесь, выказать почтение к его имени, его славе и знатности, к его престолу и короне — их священный долг.
Ракматылда доволен. Еще бы! Это хороший признак, ежели народ, упорная неподатливость и неукротимая воля которого нередко заставляли все Кокандское ханство.
1 Ходжа — добавление к имени, обозначавшее, что человек является потомком первых мусульманских халифов (или считает себя таковым).
жать, как дрожит пролитая ртуть, ежели народ этот наконец приведен к согласию.
Бек почувствовал себя свободнее и увереннее. Ведь перед ним были те, кто в этом краю повелевал. Ослушаться их никто не посмеет, в их руках и власть, и богатство. Стало быть, пришло время оказать им доверие, и для этого надо им польстить. Прижать их придется в другой час, а нынче нужно действовать исподволь, с подходом, иначе дело не пойдет. Ведь Ракматылда знает, что Алымкул и Сарымсак посылали им тайные письма, да и Колпаковского1 следует принимать в расчет.
— Наш великий многочтимый хан, да продлит аллах его дни,— начал Ракматылда и сделал паузу, устремив взгляд сначала на верхний круг юрты и подчеркнув таким образом обращение к всевышнему, а потом бегло скользнув глазами по блестящей парче халата, который он привез в дар Байтику,— наш великий многочтимый хан — всем ханам хан! Вы сами только что сказали, Байтик-бахадур2, это наше счастье. Спасибо аллаху, тысячу раз спасибо за наше счастье...
Бек повел речь дальше, обратившись вначале к событиям прошлого. Напомнил, как в начале года был убит в своей опочивальне некими заговорщиками Малля-хан. Ракматылда намеренно не назвал имена заговорщиков: ведь Алымкул — киргиз, незачем задевать за живое его соплеменников.
— И Малля-хан и занявший его место Шамурат,— сказал он,— были люди слишком мягкие, не знавшие ни науки управления, ни воинского дела. Что касается Кудаяра, то волей бога ему дано все — ум, великодушие, мужество, решительность и, главное, прозорливость. Вам, конечно, известно, почему он уехал в Бухару. Из-за смуты, начавшейся в орде! А в Бухаре он мог жить спокойно, беспечно, весело: всегда к его услугам щедрый достархан и все наслаждения жизни. Но он думал о народе. Что, если в то время, когда он оставил трон, страну захватят неверные? Ведь Кудаяр не то что мы, грешные, он чувствует ответственность перед историей за судьбу народа. Великий человек, избранник аллаха! Истинный мусульманин, вспомните хотя бы эмира Музаффа- ра, ничего не пожалеет для других. Нынче наш хан уже не тот, что прежде, он собрал вокруг себя непреодолимую
1 Колпаковский Г. А. — начальник Алатауского округа.
2 Бахадур — богатырь, герой. У киргизов это слово звучало «ба тыр». Ракматылда произносит его на персидский манер.
силу, укрепился. Теперь и вы, и ваши братья казахи станете вести под его защитой счастливую жизнь. Не тревожтесь из-за неверных, им здесь не удержаться. Потерпите немного, скоро они будут стерты в порошок. Это не я вам говорю, почтенные, это слова самого хана Кудаяра, а у него что сказано, то сделано!
Он говорил долго. Никто ему не возражал, мало того, Байтик время от времени молча кивал головой как бы в знак поддержки и согласия. Кивать-то кивал, но мысленно отвечал Ракматылде примерно так: знаем мы истинную цену Кудаяру, которого ты превозносишь до небес. Если бы не Музаффар, не видать бы ему трона как своих ушей...
Время перевалило за полдень, а пир все продолжался. Веселились, громко смеялись, шутки так и сыпались. Ракматылда сделался еще более разговорчив и благодушен. «Оттаяли» и его спутники.
И тут в дверях появился Саты-бий,— неизвестно, где он был до сих пор. Поклонился и сел напротив Ракматылды. Кроме прислуживающих джигитов никто вроде бы и не обратил особого внимания на приход Саты-бия. Все продолжали есть, пить и веселиться.
Однако Ракматылда забеспокоился. Задвигался на месте, поправляя одежду, тяжело вздыхая, а сам тем временем кинул исподтишка пронзительный взгляд на Саты-бия. Тот на взгляд не ответил взглядом, но весь вид его подтверждал: он нечто таит про себя, явился сюда не зря. В чем дело? Как это узнать, как выбраться отсюда — ведь здесь не поговоришь.
Ракматылда беспокоился все больше, и Саты-бий это понимал, но, конечно, и он не мог найти удобного повода для тайной беседы.
Немного погодя удобный момент все-таки наступил. Общепризнанный острослов Азамат в ответ на чей-то вопрос сказанул такое, что все покатились со смеху. Взгляды Ракматылды и Саты-бия встретились, Саты-бий подмигнул и вышел из юрты, и опять-таки никто на это даже бровью не повел. Ракматылда тем временем быстро наклонился к военачальнику, сидевшему рядом с Мамаразыком, и что-то шепнул ему в самое ухо. Тот немедля встал и направился к дверям. Вернулся он очень скоро.
Байгазы незаметно следил за ним и взвешивал про себя: заподозрил что-нибудь или просто так выходил? Сигнал к нападению подавать было рано. Ни один из сидящих в юрте словно бы ни о чем не ведал, пир продолжался, все такой же
шумный и веселый, ничего не изменилось. Однако Байгазы волновался уже не на шутку — и не напрасно: тот военачальник, который недавно зачем-то выходил из юрты, попросил поднять кошму, возле которой сидели почетные гости, под предлогом, что в юрте стало душно и хорошо бы глотнуть свежего воздуха. Байгазы заметил, что то же самое сделано в юртах, где сидели сипаи... Нет, этот шайтан определенно что-то учуял... Чего ждать? Промедлить лишнее — значит упустить их. Джигиты готовы. Пора начинать. И, словно угадав его намерение, Байтик повернулся к Ракматылде:
— Ну что же, мой бек, избранник аллаха. Пришел твой черед получить сполна за грехи! Час настал!
В тот же миг Байгазы сбросил наземь укрепленное на чамгараке кокандское знамя и выбежал из юрты с криком:
— Хватай их, сыны ай-тамги!1 Бей!
И тотчас все смешалось в бешеной схватке. Все, кто знал о заговоре, только и ждали знака. Ринулись конные и пешие, взметнулись кинжалы и соилы2. Над стойбищем стоял крик. Ржали, обрывая привязи, всполошенные кони. Валялись, шипя, дымя и рассыпая угли, опрокинутые самовары; лилась прямо в очаги шурпа из перевернутых котлов. Дым и чад, в котором и разглядеть было немыслимо, кто на кого напал.
Сипаи вначале полностью растерялись и бросались, выпучив глаза, из стороны в сторону, не в силах даже голос подать. Полуодетые, а то и босые, они в конце концов побежали к коновязям, надеясь ускакать верхом. Но куда там: «ребята» Байгазы пообрезали стремена, седла сворачивались набок, едва всадник хватался за луку. Часть сипаев окружила юрту для почетных гостей и в рукопашной схватке пыталась добраться до бека, высвободить его, спасти. Его самого не видать было в этой каше, но, скорее всего, находился он в левой половине полуразоренной юрты, окруженный кокандцами во главе с обоими военачальниками.
Еще человек десять сипаев вскоре пробились сюда, ведя с собой коня Ракматылды. Неизвестно, где находился в это время Асеин, но Санджар был свидетелем стычки и видел, как Койчуке напал с кривым самодельным кинжалом на одного из сипаев, в котором узнал того, кто вместе с другими ограбил его аил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31