Девушки приотстали: Аспанбай шел последним, видимо им хотелось идти рядом с ним. Все поднялись на второй этаж, и тогда одна из девушек быстро убежала вперед, а другая, оглянувшись на Аспанбая и поманив его к себе, точно во время игры в салки, опрометью бросилась в сторону и исчезла в какой-то темной нише. В недоумении Аспанбай шагнул за ней в нишу, и тут девушка внезапно обняла $го и поцеловала в губы; он не успел понять, как тоже обнял и крепко поцеловал ее. Все это произошло так быстро и стремительно, что казалось нереальным, точно промелькнул какой-то знакомый сон; Аспанбай стоял в оцепенении, не понимая.
Группа вышла из мавзолея, в лицо Аспанбаю ударило солнце, ослепив его, а когда глаза привыкли к свету и он огляделся по сторонам, то девушек уже не увидел: они исчезли, словно их и не было.
Аспанбаю стало грустно, он покинул своих туркменов, отправился осматривать город, зашел в столовую, пообедал, затем купил билет в кино. На экране кто-то кого-то убивал, кто-то за кем-то гнался, однако Аспанбай не мог уследить за сюжетом, смотрел на экран рассеянно, из головы не шло удивительное приключение в мавзолее. Когда вышел из кинотеатра, уже стемнело, повсюду зажглись фонари; он бродил по городу и наблюдал за его жителями: и в этом степном городке молодые люди ходили в джинсах, бренчали на гитарах.
Поздно вечером Аспанбай вернулся к мавзолею, величественно стоявшему на пустыре, глядевшему в низкое южное небо; вот он, святой осколок вечности, подумал Аспанбай.
Его друзья-туркмены расположились на земле у одной Я из стен; они лежали на земле, подперев головы руками, | тихо и неторопливо беседовали о чем-то; увидев Аспан бая, белобородый знаком пригласил его присоединиться. — Иди к нам, раб божий, ложись рядом, утром двинемся обратно,— нараспев произнес он.
Турлымурат, кряхтя, подвинулся, освободил Аспанбаю, | место рядом с собой.
Белобородый продолжил свой рассказ, ровный звук его голоса, похожий на шум горной речки, убаюкивал Аспан-бая. Он, лежа на спине, смотрел в небо, усыпанное звездами; точно над головой раскинулось хлопковое поле, по- 1 думал он; снова вспомнил о девушке, что поцеловала его сладкий вкус поцелуя еще сохранился на губах, появилось и жгучее ощущение горечи и разочарования; откуда Ь появились эти девушки? куда исчезли? неужели Аспан-бай не увидит их?.. Загадка. Вины перед Райгуль Аспанбай не чувствовал и эту девушку, промелькнувшую, словно чудесный сон, не считал грешницей. Ведь сама Вечность объединила нас в этом поцелуе...
Наутро вернулись в Ташкент; Аспанбай с сожаление распрощался со своими друзьями; до Сары-агача он ехал на автобусе, затем шел пешком; потом снова автобус и к закату солнца был в ауле Кызылжиде. Когда подходил к дому, сердце в последний раз сладко замерло; Аспанбай вспомнил о волшебном поцелуе...
Райгуль была дома одна; увидев Аспанбая, она заплакала.
Аспанбай простил Райгуль, но аул не простил ее: не так-то легко справиться с общественным мнением. Шила в мешке не утаишь, говорят; очень скоро аулчане узнали в подробностях то, что произошло в Ташкенте; не последнюю роль в этом сыграла лучшая подруга Райгуль — Кулпаш.
После злополучного восьмого марта отношения подруг стали развиваться для Кулпаш как-то странно: дружба, вместо того чтобы окрепнуть, потихоньку начала угасать. Райгуль относилась к подруге все прохладнее, уже не поверяла ей своих тайн, не делилась мыслями, не спрашивала совета; напротив, Райгуль словно даже избегала Кулпаш: на службе усердно занималась бумагами, не отрывала головы, когда та появлялась; на улице при встрече, краснея, пробегала мимо, бормотала, что торопится; в гости к Кулпаш ходить перестала, если же Кулпаш сама заходила к ней, то встречала со скучным лицом, жалуясь то на головные боли, то на простуду. Сначала Кулпаш не понимала, в чем дело, потом загрустила и разозлилась. К тому же Асылжан, который всегда приветливо здоровался с ней, улыбался, спрашивал о здоровье, теперь тоже словно и не замечал бедняжку. Кулпаш металась, будто бахсы , потерявший своего беса. Меня отвергли они оба, думала она, отбросили как ненужную вещь, а ведь я — единственный свидетель их позора, они попросту зависят от меня. Как только не боятся, что я раскрою их постыдную тайну?.. Рассчитывают на то, что я никому не скажу, что ли? Понимают ведь, я — человек благородный... Ну да ладно, пусть живут спокойно... Однако время шло, а Райгуль не только не оценила благородства Кулпаш, а и вовсе перестала замечать ее. Обида не проходила, а стала еще сильнее. Есть сорт людей, которым любая подлость сойдет с рук, с горечью думала Кулпаш, пусть хоть мир рушится, им как с гуся вода. Ну уж дудки, хватит играть в благородство! Зло должно быть наказано, достаточно подурачили аулчан, хорошо устроились! Решимость Кулпаш росла, она пришла к выводу, что обязана поставить аулчан в известность о случившемся. К тому времени у Кулпаш появилась новая подруга — молоденькая дочь завхоза,—она-то и была первой посвящена в тайну; так тайна Асылжана и Райгуль перестала быть тайной.
Через два дня аул был в курсе дела, но, как всегда и бывает, о случившемся не знали лишь в двух домах: в доме Абдуллы и в доме Асылжана: аулчане возмущенно перешептывались, и этот возмущенный шепот грозил перерасти в возмущенный рев. Все было готово для возникновения пожара, не хватало только малого — искры, но вскоре такая искра нашлась.
В ауле жил человек по имени Махан; он славился тем, что нигде не работал, издевался над женой и детьми, случайные заработки тратил на водку, поскольку был горьким пьяницей. Водка заменяла ему друзей, работу, спасала от лени, скуки, слабых уколов совести, но все же не была единственным развлечением Махана, другим его развлечением было участие во всякого рода скандалах и драках, он любил наблюдать за стычками между людьми, умел разжечь вражду, спровоцировать ссору, словом, столкнуть людей лбами. Впрочем, аулчане вскоре прознали об этом хобби 1Лахана и стали реже поддаваться на его науськивания; для бедняги настали черные дни, полные жесточайшей хандры; лениво валялся он на дворе, окутанный облаком перегара, изредка поднимался, стравливал собак да петухов, лениво наблюдал за ними. Так и коротал свои дни Махан, провожая их без малейшего сожаления, но вот судьба преподнесла ему неожиданное приключение, которое он запомнил на всю жизнь. Однажды Махан полусидел-полулежал на дворе, борясь со скукой, тошнотой и еще бог знает с чем, и тут в его двор вошел мальчик. Это был сын соседки, которая послала его к жене Махана за крупой. Громко икая, наблюдал он за мальчиком из-под прикрытых век, смотрел на его худенькое тельце, тоненькие руки и ноги, тут в не совсем ясном мозгу Махана мелькнула забавная мысль.
— Эй ты,— охнув, позвал он мальчика,— быстро иди сюда!
Ребенок подошел, вопросительно глядя на него.
— Ты это,.. Джигит или маменькин сынок?
— Джигит...— звонко ответил мальчик.
— Зови сюда ребят, сейчас покажу интересную игру!
Мальчонка, радостно кивнув, убежал. Махан встал на ноги, распрямился, потянулся; ему вроде стало даже полегче, словно он стряхнул с себя липкую паутину. На улице перед воротами уже собирались дети. Здесь были и одноклассники соседкиного сынишки, и ребята постарше; пришел даже один восьмиклассник — крепкий, высокий парень. Махан вышел за ворота и оглядел свою гвардию.
— Эй вы,— важно произнес он,— посмотрю, кто вы: мужчины или бабы! Сейчас будете у меня драться, то есть бороться,— он икнул,— да-а... значит, бороться. Победителю— награда! — Махан вытащил из кармана смятую пятирублевку и повертел в руке.— Ну, кто начинает? Нет, не так, я сам... Вот ты, щенок,— Махан взял за шиворот сына соседки,— сейчас померишься силами с... да вот хоть с ним,— и Махан ткнул пальцем в восьмиклассника, стоявшего в сторонке.
— Но, дядя Махан,— сказал тот,— поединок должен быть честным, а у нас ведь разные весовые категории...
— Чего-о-о? Какие еще там категории,— заорал Махай,— ты, дурак, начинай, побьешь его в два счета и получишь пять рублей, дай ему хорошенько, кому говорю!
Маленький сын соседки с плачем отступал назад:
— Не надо, не бейте меня!
— Давай, давай,— подбадривал Махан восьмиклассника,— раз два—и готово, деньги быстро заработаешь, а? Чего там, дай ему как следует, а?
Махану очень хотелось, чтобы восьмиклассник повеселил его, уговаривал, не зная, что за спиной уже несколько минут стоит Аспанбай и наблюдает за этой сценой. Когда Махан схватил детей за воротники и стал сталкивать между собой, Аспанбай толкнул его в плечо и сказал:
— Ты чего?.. За что? Он же маленький...
— А-а! Ты здесь будешь путаться, придурок! — проревел Махан.— Может, еще меня учить? Свою жену поучи!
Аспанбай, не говоря ни слова, изо всех сил ударил Махана, тот свалился как мешок и остался неподвижно лежать на земле.
Так появилась искра, попавшая на готовую уже загореться сухую копну, и подожгла её; так вспыхнул пожар, разлившийся неуправляемым пламенем.
— Зять Абдуллы до смерти избил Махана!
— Что вы говорите?
— Махан сказал ему прямо в глаза, кто его жена.
— Ну и правильно сделал.
Пожар вспыхнул в шилде пламя было буйным, а рядом с огнем оказался еще и бензобак. Жена Асылжана, Сания, слыла красавицей, модницей, знала себе цену, не могла допустить, чтобы ее имя произносилось без должного уважения; то, что произошло, было верхом допустимого; узнав обо всем, она ворвалась в контору, где ее муж в это время проводил важное совещание, бросила в него тяжелую чугунную пепельницу; затем помчалась к дому Абдуллы и при людях, во дворе, исцарапала Райгуль лицо. После этого Сания собрала вещи и в тот же день укатила к родителям в Ташкент.
Абдулла чуть не умер от стыда, но, поразмыслив, понял, что даже из такого скандального положения можно извлечь выгоду. Рассуждал он примерно так.
Скандал не мог не произойти, и он произошел; послушала ли тебя твоя дочь, когда ты говорил: не выходи за босяка-идиота? Не послушала. Смогла ли сохранить ему верность? Не смогла. Как теперь найти крышку на рты болтунов? А вот как. Все дело в Асылжане. Родила ему жена наследника? Нет, не родила. Хорошо это? Чего уж тут хорошего. А в чреве нашей Райгуль, может, живет чадо Асылжана; даже если это не так, можно сказать, что так...
Он не откажется от своего чада. А кто теперь будет против брака моей дочери и Асылжана? Да никто. Если только наш несчастный идиот... Но с ним сейчас справиться легко, зачем он избил Махана до полусмерти? Разве власти пожалеют человека, который ни за что ни про что избил другого? Нет, не пожалеют, придется Аспанчику посидеть немного в тюрьме. Что для этого необходимо? Во-первых, увезти куда-нибудь Райгуль, чтобы она под ногами не вертелась, тем временем немного раздуть дело ее хулигана мужа. Правда, Асылжана сейчас не любят в ауле, как бы кляузы какой не написали, как бы с должности будущего зятя не сняли... Но ничего, обойдется.
Вот так рассуждал Абдулла.
После драки Аспанбай, не заходя домой, уехал в пески, к отаре, этим и воспользовался тесть.
— Единственный способ облегчить положение, дочка,— сказал он Райгуль,— это на время скрыться от людских глаз. Пусть немного утихнет молва. Если ты останешься в ауле, сплетни не прекратятся. Надо ехать в Сары-агач.
Абдулла вышел на дорогу, поймал машину, договорился е шофером, посадил в кабину плачущую Райгуль, привез ее к тетке в Сары-агач и, рассказав родственнице, в чем дело, попросил хорошенько спрятать и до поры до времени караулить Райгуль.
Через несколько дней к Аспанбаю на пастбище подкатил милиционер на мотоцикле. Человек он был пожилой, говорил степенно, без грубости, вроде как сочувствуя.
— Дорогой мой мальчик, тяжела у тебя рука! Тот бедняга, которого ты избил, совсем плох. Вот свидетельства врачей, вот показания очевидцев, вот бумага руководителей совхоза, поедем со мной. Тебя будут судить, сынок...
Когда приехали в аул, Аспанбай попросил у милиционера разрешения на пять минут отлучиться, чтобы попрощаться с Райгуль; у порога его встретил тесть.
— Нет ее дома! Уехала!
— Куда?
— Не знаю, уехала, и все! Убирайся отсюда, чтобы я больше тебя не видел, преступники мне тут не нужны!
Увидев зятя, теща заплакала:
— Бедный мальчик, бедный дада моей Райгуль...
Аспанбай не поверил Абдулле, он толкнул его, вбежал
в дом, заглядывал в каждую комнату, но Райгуль нигде не было; Аспанбай попросил позвать Самбета, однако теща сказала: его же нет, уехал в Ташкент, в институт поступает, ты разве забыл, Аспан?.. К вечеру Аспанбай и милиционер добрались до райцентра, там Аспанбай зашел на почту и дал в Алма-Ату телеграмму: «Али-коке, попал в тяжелое положение, не могли бы приехать. Ваш Аспан».
Прошлой ночью Али и Алия опять разошлись окончательно; они бросили друг другу в лицо все обвинения, даже те, что раньше никогда не пускали в ход; на этот раз поводом для ссоры был Улукбек; перед сном ребенок расшалился и поднял все в доме вверх дном; Алия несколько раз одергивала сына, наконец, когда ребенок в очередной раз не послушался, не выдержала и влепила ему затрещину.
«Ты что делаешь! — заорал Али.— Зачем ребенка бьешь? Хочешь, чтобы сын безвольной тряпкой вырос?» Улукбек смотрел то на мать, то на отца, видимо прикидывая, чья возьмет. Алия в долгу не осталась. «Сын мой,— с достоинством сказала она,— попрошу меня не учить, в воспитании разбираюсь не хуже других!..» Она увела Улукбека и уложила спать. Тогда-то и началась настоящая перебранка.
«Значит, ты считаешь,— горьким шепотом допытывался Али,— что я не имею к воспитанию ребенка отношения? Я, по-твоему, Улукбеку не отец?» — «Ты у нас папаша приходящий,— бойко отвечала Алия,— появляешься раз в год!» И тогда они стали ожесточенно шептать, перебивая друг друга: ты жалкий, глупый и бесстыжий бабник, заявила Алия; а ты — легкомысленная барахольщица, парировал Али; найди лучше меня, предложила Алия; чего там искать, уже нашел, улыбнулся Али и назвал номер телефона Бопе; тогда, собственно, кто держит тебя в этом доме? — осведомилась Алия; не волнуйся, ни минуты здесь не останусь, горько засмеялся Али; скатертью дорога! — пожелала Алия; прощай, только имей в виду, за сыном вернусь, не оставлю с негодяйкой, предупредил Али; время показало, кто из нас негодяй и подонок,— протянула Алия.
Так и ушел Али, хлопнув дверью, так и осталась Алия опять одна, захлебываясь слезами; она попыталась уснуть, но тревожные мысли об одиноком будущем не давали ей покоя; она вспомнила свое детство, родителей, потом вспомнила времена, когда была счастлива с Али; пыталась, но не могла вспомнить, с чего начались их ссоры с мужем, как получилось, что из самых близких людей они превратились в злейших врагов... Алии стало жаль своей молодости, уходящей красоты, она тяжело вздохнула, подумав об Улукбеке, и наконец решилась: все, хватит! Видно, придется дать ему согласие, не оставаться же одной, с Али уже, наверно, ничего не склеишь... Остановившись на этой мысли, Алия успокоилась, уснула, на том и порешила.
Назавтра Алия встала рано, за окном сияло солнце, было легко и радостно; напевая песенку, она одела Улукбека, оделась сама и подошла к зеркалу: желтое новое платье идет ей, лицо свежее, глаза ясные, в общем, все не так уж плохо... Вот только... Алия увидела и расстроилась. Надо лбом у корней волос появилась черная полоса, забыла подкрасить волосы, а они отросли... В такой день нужно быть красивой, а я не в форме, с досадой подумала Алия. Настроение чуть испортилось, будущее представилось, не столь лучезарным. Может быть, оставить эту затею? Пока Алия раздумывала, как ей поступить, подошел Улукбек и потянул за подол платья: «Мама, ну скоро?» — «Да ты-то хоть не лезь!» — раздраженно ответила Алия и оттолкнула сына, но тут же спохватилась: ой, что это, я, при чем здесь ребенок! Она повернулась к сынишке, который уже горько плакал, уткнувшись в своего плюшевого
медвежонка. Алия всплеснула руками и стала ласково уговаривать Улукбека: «Ну что ты, солнышко мое, прости меня, не плачь, мой милый, только из-за тебя унижаюсь перед этими ничтожествами, только из-за тебя...»
Детский сад рядом с домом; Алия отвела Улукбека и потихоньку (время еще было) пошла на работу. Солнце не палило, идти было приятно; все хорошо, уговаривала себя Алия, но... вот не повезло, эта ужасная полоса надо лбом... Может, не стоит сегодня ничего говорить? Может, не стоит вообще ничего говорить? Ладно уж, не буду мучить беднягу!.. Сегодня дам согласие.
У Алии красивое лицо, стройная фигура — длинные ноги, узкая талия, хрупкие плечи; мужчины смотрят на нее, заговаривают, оборачиваются; Алия хмурит брови, но сама довольна: все в порядке, она не состарилась, не подурнела. Алия забывает о черной полосе некрашеных волос.
Сегодня Алия долго раздумывала, какое надеть платье, и не напрасно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Группа вышла из мавзолея, в лицо Аспанбаю ударило солнце, ослепив его, а когда глаза привыкли к свету и он огляделся по сторонам, то девушек уже не увидел: они исчезли, словно их и не было.
Аспанбаю стало грустно, он покинул своих туркменов, отправился осматривать город, зашел в столовую, пообедал, затем купил билет в кино. На экране кто-то кого-то убивал, кто-то за кем-то гнался, однако Аспанбай не мог уследить за сюжетом, смотрел на экран рассеянно, из головы не шло удивительное приключение в мавзолее. Когда вышел из кинотеатра, уже стемнело, повсюду зажглись фонари; он бродил по городу и наблюдал за его жителями: и в этом степном городке молодые люди ходили в джинсах, бренчали на гитарах.
Поздно вечером Аспанбай вернулся к мавзолею, величественно стоявшему на пустыре, глядевшему в низкое южное небо; вот он, святой осколок вечности, подумал Аспанбай.
Его друзья-туркмены расположились на земле у одной Я из стен; они лежали на земле, подперев головы руками, | тихо и неторопливо беседовали о чем-то; увидев Аспан бая, белобородый знаком пригласил его присоединиться. — Иди к нам, раб божий, ложись рядом, утром двинемся обратно,— нараспев произнес он.
Турлымурат, кряхтя, подвинулся, освободил Аспанбаю, | место рядом с собой.
Белобородый продолжил свой рассказ, ровный звук его голоса, похожий на шум горной речки, убаюкивал Аспан-бая. Он, лежа на спине, смотрел в небо, усыпанное звездами; точно над головой раскинулось хлопковое поле, по- 1 думал он; снова вспомнил о девушке, что поцеловала его сладкий вкус поцелуя еще сохранился на губах, появилось и жгучее ощущение горечи и разочарования; откуда Ь появились эти девушки? куда исчезли? неужели Аспан-бай не увидит их?.. Загадка. Вины перед Райгуль Аспанбай не чувствовал и эту девушку, промелькнувшую, словно чудесный сон, не считал грешницей. Ведь сама Вечность объединила нас в этом поцелуе...
Наутро вернулись в Ташкент; Аспанбай с сожаление распрощался со своими друзьями; до Сары-агача он ехал на автобусе, затем шел пешком; потом снова автобус и к закату солнца был в ауле Кызылжиде. Когда подходил к дому, сердце в последний раз сладко замерло; Аспанбай вспомнил о волшебном поцелуе...
Райгуль была дома одна; увидев Аспанбая, она заплакала.
Аспанбай простил Райгуль, но аул не простил ее: не так-то легко справиться с общественным мнением. Шила в мешке не утаишь, говорят; очень скоро аулчане узнали в подробностях то, что произошло в Ташкенте; не последнюю роль в этом сыграла лучшая подруга Райгуль — Кулпаш.
После злополучного восьмого марта отношения подруг стали развиваться для Кулпаш как-то странно: дружба, вместо того чтобы окрепнуть, потихоньку начала угасать. Райгуль относилась к подруге все прохладнее, уже не поверяла ей своих тайн, не делилась мыслями, не спрашивала совета; напротив, Райгуль словно даже избегала Кулпаш: на службе усердно занималась бумагами, не отрывала головы, когда та появлялась; на улице при встрече, краснея, пробегала мимо, бормотала, что торопится; в гости к Кулпаш ходить перестала, если же Кулпаш сама заходила к ней, то встречала со скучным лицом, жалуясь то на головные боли, то на простуду. Сначала Кулпаш не понимала, в чем дело, потом загрустила и разозлилась. К тому же Асылжан, который всегда приветливо здоровался с ней, улыбался, спрашивал о здоровье, теперь тоже словно и не замечал бедняжку. Кулпаш металась, будто бахсы , потерявший своего беса. Меня отвергли они оба, думала она, отбросили как ненужную вещь, а ведь я — единственный свидетель их позора, они попросту зависят от меня. Как только не боятся, что я раскрою их постыдную тайну?.. Рассчитывают на то, что я никому не скажу, что ли? Понимают ведь, я — человек благородный... Ну да ладно, пусть живут спокойно... Однако время шло, а Райгуль не только не оценила благородства Кулпаш, а и вовсе перестала замечать ее. Обида не проходила, а стала еще сильнее. Есть сорт людей, которым любая подлость сойдет с рук, с горечью думала Кулпаш, пусть хоть мир рушится, им как с гуся вода. Ну уж дудки, хватит играть в благородство! Зло должно быть наказано, достаточно подурачили аулчан, хорошо устроились! Решимость Кулпаш росла, она пришла к выводу, что обязана поставить аулчан в известность о случившемся. К тому времени у Кулпаш появилась новая подруга — молоденькая дочь завхоза,—она-то и была первой посвящена в тайну; так тайна Асылжана и Райгуль перестала быть тайной.
Через два дня аул был в курсе дела, но, как всегда и бывает, о случившемся не знали лишь в двух домах: в доме Абдуллы и в доме Асылжана: аулчане возмущенно перешептывались, и этот возмущенный шепот грозил перерасти в возмущенный рев. Все было готово для возникновения пожара, не хватало только малого — искры, но вскоре такая искра нашлась.
В ауле жил человек по имени Махан; он славился тем, что нигде не работал, издевался над женой и детьми, случайные заработки тратил на водку, поскольку был горьким пьяницей. Водка заменяла ему друзей, работу, спасала от лени, скуки, слабых уколов совести, но все же не была единственным развлечением Махана, другим его развлечением было участие во всякого рода скандалах и драках, он любил наблюдать за стычками между людьми, умел разжечь вражду, спровоцировать ссору, словом, столкнуть людей лбами. Впрочем, аулчане вскоре прознали об этом хобби 1Лахана и стали реже поддаваться на его науськивания; для бедняги настали черные дни, полные жесточайшей хандры; лениво валялся он на дворе, окутанный облаком перегара, изредка поднимался, стравливал собак да петухов, лениво наблюдал за ними. Так и коротал свои дни Махан, провожая их без малейшего сожаления, но вот судьба преподнесла ему неожиданное приключение, которое он запомнил на всю жизнь. Однажды Махан полусидел-полулежал на дворе, борясь со скукой, тошнотой и еще бог знает с чем, и тут в его двор вошел мальчик. Это был сын соседки, которая послала его к жене Махана за крупой. Громко икая, наблюдал он за мальчиком из-под прикрытых век, смотрел на его худенькое тельце, тоненькие руки и ноги, тут в не совсем ясном мозгу Махана мелькнула забавная мысль.
— Эй ты,— охнув, позвал он мальчика,— быстро иди сюда!
Ребенок подошел, вопросительно глядя на него.
— Ты это,.. Джигит или маменькин сынок?
— Джигит...— звонко ответил мальчик.
— Зови сюда ребят, сейчас покажу интересную игру!
Мальчонка, радостно кивнув, убежал. Махан встал на ноги, распрямился, потянулся; ему вроде стало даже полегче, словно он стряхнул с себя липкую паутину. На улице перед воротами уже собирались дети. Здесь были и одноклассники соседкиного сынишки, и ребята постарше; пришел даже один восьмиклассник — крепкий, высокий парень. Махан вышел за ворота и оглядел свою гвардию.
— Эй вы,— важно произнес он,— посмотрю, кто вы: мужчины или бабы! Сейчас будете у меня драться, то есть бороться,— он икнул,— да-а... значит, бороться. Победителю— награда! — Махан вытащил из кармана смятую пятирублевку и повертел в руке.— Ну, кто начинает? Нет, не так, я сам... Вот ты, щенок,— Махан взял за шиворот сына соседки,— сейчас померишься силами с... да вот хоть с ним,— и Махан ткнул пальцем в восьмиклассника, стоявшего в сторонке.
— Но, дядя Махан,— сказал тот,— поединок должен быть честным, а у нас ведь разные весовые категории...
— Чего-о-о? Какие еще там категории,— заорал Махай,— ты, дурак, начинай, побьешь его в два счета и получишь пять рублей, дай ему хорошенько, кому говорю!
Маленький сын соседки с плачем отступал назад:
— Не надо, не бейте меня!
— Давай, давай,— подбадривал Махан восьмиклассника,— раз два—и готово, деньги быстро заработаешь, а? Чего там, дай ему как следует, а?
Махану очень хотелось, чтобы восьмиклассник повеселил его, уговаривал, не зная, что за спиной уже несколько минут стоит Аспанбай и наблюдает за этой сценой. Когда Махан схватил детей за воротники и стал сталкивать между собой, Аспанбай толкнул его в плечо и сказал:
— Ты чего?.. За что? Он же маленький...
— А-а! Ты здесь будешь путаться, придурок! — проревел Махан.— Может, еще меня учить? Свою жену поучи!
Аспанбай, не говоря ни слова, изо всех сил ударил Махана, тот свалился как мешок и остался неподвижно лежать на земле.
Так появилась искра, попавшая на готовую уже загореться сухую копну, и подожгла её; так вспыхнул пожар, разлившийся неуправляемым пламенем.
— Зять Абдуллы до смерти избил Махана!
— Что вы говорите?
— Махан сказал ему прямо в глаза, кто его жена.
— Ну и правильно сделал.
Пожар вспыхнул в шилде пламя было буйным, а рядом с огнем оказался еще и бензобак. Жена Асылжана, Сания, слыла красавицей, модницей, знала себе цену, не могла допустить, чтобы ее имя произносилось без должного уважения; то, что произошло, было верхом допустимого; узнав обо всем, она ворвалась в контору, где ее муж в это время проводил важное совещание, бросила в него тяжелую чугунную пепельницу; затем помчалась к дому Абдуллы и при людях, во дворе, исцарапала Райгуль лицо. После этого Сания собрала вещи и в тот же день укатила к родителям в Ташкент.
Абдулла чуть не умер от стыда, но, поразмыслив, понял, что даже из такого скандального положения можно извлечь выгоду. Рассуждал он примерно так.
Скандал не мог не произойти, и он произошел; послушала ли тебя твоя дочь, когда ты говорил: не выходи за босяка-идиота? Не послушала. Смогла ли сохранить ему верность? Не смогла. Как теперь найти крышку на рты болтунов? А вот как. Все дело в Асылжане. Родила ему жена наследника? Нет, не родила. Хорошо это? Чего уж тут хорошего. А в чреве нашей Райгуль, может, живет чадо Асылжана; даже если это не так, можно сказать, что так...
Он не откажется от своего чада. А кто теперь будет против брака моей дочери и Асылжана? Да никто. Если только наш несчастный идиот... Но с ним сейчас справиться легко, зачем он избил Махана до полусмерти? Разве власти пожалеют человека, который ни за что ни про что избил другого? Нет, не пожалеют, придется Аспанчику посидеть немного в тюрьме. Что для этого необходимо? Во-первых, увезти куда-нибудь Райгуль, чтобы она под ногами не вертелась, тем временем немного раздуть дело ее хулигана мужа. Правда, Асылжана сейчас не любят в ауле, как бы кляузы какой не написали, как бы с должности будущего зятя не сняли... Но ничего, обойдется.
Вот так рассуждал Абдулла.
После драки Аспанбай, не заходя домой, уехал в пески, к отаре, этим и воспользовался тесть.
— Единственный способ облегчить положение, дочка,— сказал он Райгуль,— это на время скрыться от людских глаз. Пусть немного утихнет молва. Если ты останешься в ауле, сплетни не прекратятся. Надо ехать в Сары-агач.
Абдулла вышел на дорогу, поймал машину, договорился е шофером, посадил в кабину плачущую Райгуль, привез ее к тетке в Сары-агач и, рассказав родственнице, в чем дело, попросил хорошенько спрятать и до поры до времени караулить Райгуль.
Через несколько дней к Аспанбаю на пастбище подкатил милиционер на мотоцикле. Человек он был пожилой, говорил степенно, без грубости, вроде как сочувствуя.
— Дорогой мой мальчик, тяжела у тебя рука! Тот бедняга, которого ты избил, совсем плох. Вот свидетельства врачей, вот показания очевидцев, вот бумага руководителей совхоза, поедем со мной. Тебя будут судить, сынок...
Когда приехали в аул, Аспанбай попросил у милиционера разрешения на пять минут отлучиться, чтобы попрощаться с Райгуль; у порога его встретил тесть.
— Нет ее дома! Уехала!
— Куда?
— Не знаю, уехала, и все! Убирайся отсюда, чтобы я больше тебя не видел, преступники мне тут не нужны!
Увидев зятя, теща заплакала:
— Бедный мальчик, бедный дада моей Райгуль...
Аспанбай не поверил Абдулле, он толкнул его, вбежал
в дом, заглядывал в каждую комнату, но Райгуль нигде не было; Аспанбай попросил позвать Самбета, однако теща сказала: его же нет, уехал в Ташкент, в институт поступает, ты разве забыл, Аспан?.. К вечеру Аспанбай и милиционер добрались до райцентра, там Аспанбай зашел на почту и дал в Алма-Ату телеграмму: «Али-коке, попал в тяжелое положение, не могли бы приехать. Ваш Аспан».
Прошлой ночью Али и Алия опять разошлись окончательно; они бросили друг другу в лицо все обвинения, даже те, что раньше никогда не пускали в ход; на этот раз поводом для ссоры был Улукбек; перед сном ребенок расшалился и поднял все в доме вверх дном; Алия несколько раз одергивала сына, наконец, когда ребенок в очередной раз не послушался, не выдержала и влепила ему затрещину.
«Ты что делаешь! — заорал Али.— Зачем ребенка бьешь? Хочешь, чтобы сын безвольной тряпкой вырос?» Улукбек смотрел то на мать, то на отца, видимо прикидывая, чья возьмет. Алия в долгу не осталась. «Сын мой,— с достоинством сказала она,— попрошу меня не учить, в воспитании разбираюсь не хуже других!..» Она увела Улукбека и уложила спать. Тогда-то и началась настоящая перебранка.
«Значит, ты считаешь,— горьким шепотом допытывался Али,— что я не имею к воспитанию ребенка отношения? Я, по-твоему, Улукбеку не отец?» — «Ты у нас папаша приходящий,— бойко отвечала Алия,— появляешься раз в год!» И тогда они стали ожесточенно шептать, перебивая друг друга: ты жалкий, глупый и бесстыжий бабник, заявила Алия; а ты — легкомысленная барахольщица, парировал Али; найди лучше меня, предложила Алия; чего там искать, уже нашел, улыбнулся Али и назвал номер телефона Бопе; тогда, собственно, кто держит тебя в этом доме? — осведомилась Алия; не волнуйся, ни минуты здесь не останусь, горько засмеялся Али; скатертью дорога! — пожелала Алия; прощай, только имей в виду, за сыном вернусь, не оставлю с негодяйкой, предупредил Али; время показало, кто из нас негодяй и подонок,— протянула Алия.
Так и ушел Али, хлопнув дверью, так и осталась Алия опять одна, захлебываясь слезами; она попыталась уснуть, но тревожные мысли об одиноком будущем не давали ей покоя; она вспомнила свое детство, родителей, потом вспомнила времена, когда была счастлива с Али; пыталась, но не могла вспомнить, с чего начались их ссоры с мужем, как получилось, что из самых близких людей они превратились в злейших врагов... Алии стало жаль своей молодости, уходящей красоты, она тяжело вздохнула, подумав об Улукбеке, и наконец решилась: все, хватит! Видно, придется дать ему согласие, не оставаться же одной, с Али уже, наверно, ничего не склеишь... Остановившись на этой мысли, Алия успокоилась, уснула, на том и порешила.
Назавтра Алия встала рано, за окном сияло солнце, было легко и радостно; напевая песенку, она одела Улукбека, оделась сама и подошла к зеркалу: желтое новое платье идет ей, лицо свежее, глаза ясные, в общем, все не так уж плохо... Вот только... Алия увидела и расстроилась. Надо лбом у корней волос появилась черная полоса, забыла подкрасить волосы, а они отросли... В такой день нужно быть красивой, а я не в форме, с досадой подумала Алия. Настроение чуть испортилось, будущее представилось, не столь лучезарным. Может быть, оставить эту затею? Пока Алия раздумывала, как ей поступить, подошел Улукбек и потянул за подол платья: «Мама, ну скоро?» — «Да ты-то хоть не лезь!» — раздраженно ответила Алия и оттолкнула сына, но тут же спохватилась: ой, что это, я, при чем здесь ребенок! Она повернулась к сынишке, который уже горько плакал, уткнувшись в своего плюшевого
медвежонка. Алия всплеснула руками и стала ласково уговаривать Улукбека: «Ну что ты, солнышко мое, прости меня, не плачь, мой милый, только из-за тебя унижаюсь перед этими ничтожествами, только из-за тебя...»
Детский сад рядом с домом; Алия отвела Улукбека и потихоньку (время еще было) пошла на работу. Солнце не палило, идти было приятно; все хорошо, уговаривала себя Алия, но... вот не повезло, эта ужасная полоса надо лбом... Может, не стоит сегодня ничего говорить? Может, не стоит вообще ничего говорить? Ладно уж, не буду мучить беднягу!.. Сегодня дам согласие.
У Алии красивое лицо, стройная фигура — длинные ноги, узкая талия, хрупкие плечи; мужчины смотрят на нее, заговаривают, оборачиваются; Алия хмурит брови, но сама довольна: все в порядке, она не состарилась, не подурнела. Алия забывает о черной полосе некрашеных волос.
Сегодня Алия долго раздумывала, какое надеть платье, и не напрасно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55