я
ожидала странного, но эти вещи были, по крайней мере, не менее логичными,
чем странными.
Приведшие меня люди - они _д_о_л_ж_н_ы_ быть людьми - потягивались и
улыбались, словно радовались освобождению от серебряного материала. Под
ним они носили штаны, сапоги и облегающие, лишенные украшений рубашки из
белой ткани с металлическим блеском. На бедрах низко висел широкий пояс, у
одного красный, у двух других коричневый; пояс Йомиса Лангорта был
черно-фиолетовым. В остальном они, кажется, мало отличались друг от друга.
Все высокие и поджаро-мускулистые, с загорелой кожей, голубыми глазами и
светлыми волосами, подстриженными на загривке. Их возраст странно не
поддавался определению, лица молодые, тела сильные, но в глазах их -
выражение умудренности много чего повидавших в жизни людей.
- Идем со мной, - предложил Йомис Лангорт. Он прошел через открытые
двери в расположенный за ними коридор. Я последовала за ним, а трое других
зашагали в ногу за мной. Коридор сиял холодным светом. Вдоль него по
стенам появлялись нарисованные на одинаковых расстояниях черно-серебристые
символы. Время от времени в глубине корабля чувствовалась гудящая
вибрация. Коридор все тянулся и тянулся, без боковых ответвлений.
Внезапно Йомис Лангорт свернул в сторону, став лицом к одному из
нарисованных символов. Скрытые двери, на которые, похоже, указывал символ,
раздвинулись, но он не вошел.
- Не подождешь ли ты минутку здесь, - вежливо сказал он мне.
Я подошла ближе и заглянула в большую овальную комнату. Пол казался
похожим на стекло, бывшее одновременно и непрозрачным, и прозрачным.
Высокие, невероятно тонкие колонны из какого-то светящегося материала и
установленные явно с произвольными промежутками, тянулись к потолку,
заливая помещение бледно-золотым светом. Никакой другой мебели не
наблюдалось. В помещении витал запах чуждых вещей - приятный, но тревожный
- и я замешкалась больше из-за этого, чем из-за какого-то подозрения
насчет заточения.
- Сперва вы за мной бегаете, - сказала я, - а теперь ты говоришь мне
"подожди".
Я глянула в лицо Йомису Лангорту и увидела на нем то снисходительное
веселье, какое видела на лице разбойника, который позволял себе быть
добродушным, пока пытался нервную, пугливую лошадь загнать на пастбище.
- Да, - сказала я, - ты не ошибся. Мне неспокойно.
- Здесь тебе беспокоиться не из-за чего, - заверил меня он. А затем
твердо: - Прошу.
Выбора тут, кажется, не было, поэтому я прошла мимо него в комнату, и
двери с шипением закрылись за мной.
Оставшись одна, я побродила по кристаллическому полу, провела
нервными, быстрыми пальцами по ледяной поверхности колонн. Ждала я долго и
устала стоять и поэтому уселась на пол. С ближайшей стены сразу же донесся
вздох, и через отверстие выскользнуло округлое ложе без спинки из
какого-то полупрозрачного материала. Я обошла это ложе кругом, опасаясь
сесть на него. Казалось, эта штука прочла мою мысль, или, наверно,
какой-то механизм определил, чего я хотела, по моему действию. Наконец, я
испытала ложе, которое оказалось и упругим, и твердым. Мне пришла на ум
одна глупая игра. "Воды!" - произнесла я вслух, чтобы увидеть, вызовет ли
это какой то отклик. Вызвало. Почти сразу же сквозь стену явился стройный
одноногий столик, на котором стоял высокий штоф, сделанный из того, что
походило на своего рода молочное стекло. Я понюхала находившуюся в нем
жидкость; вода сверкала, оказалась холодной на вкус и искрила у меня на
языке. "Вина!" - приказала я. И появился еще один столик с коричневым
стеклянным бокалом, похожим на полое яйцо на высокой ножке.
Красновато-коричневая жидкость опалила мне ноздри и обожгла рот, словно
кислота. Странное, значит, вино пили эти небесные боги. Я потребовала
яблоки, но, когда они появились в зеленой треногой вазе, то оказались
странной формы и с пятнистой кожурой, а груши - слишком длинными и
покрытыми мягким красным мехом. Тут я вспомнила, что говорю через
посредство браслета. Наверное, будет небезопасным предъявлять какие-то
дальнейшие требования, не зная, что именно я могу получить.
Я покинула ложе и россыпь столиков с сомнительными напитками и
фруктами, и теперь мною внезапно овладела клаустрофобия. Это было нечто
большее, чем страх, своего рода паническое волнение, словно со мной
вот-вот должно случиться что-то ужасное, нестерпимое, необязательно
вредное или злое, но нечто роковое, невыносимое. И это случится, - должно
случиться - если я останусь в этой комнате.
Я поспешила к скрытым дверям, и, как я и думала, они сразу же
открылись. И, тоже как я и думала, двое мужчин повернулись и преградили
мне дорогу.
- Подожди, пожалуйста, еще немножко, - бесстрастно попросил один.
- У нас есть приказ, - добавил другой. - Мы не должны пропускать
тебя.
Он немного пошевелился, так что я ясно увидела заткнутое за его пояс
оружие. Оно не походило ни на какое другое когда либо виденное мной, и это
больше чем что либо иное, убедило меня, что оно может быть опасным.
- Чего я должна ждать? - спросила я у них.
Но в этот миг двое караульных потеряли интерес ко мне. Они внезапно
повернулись лицом к коридору. Двери слева открылись, и оттуда шагнул
человек. Я увидела его одежду - черная, а не белая, хотя на узких бедрах
покоился белый пояс. Следом за ним вышли Йомис Лангорт и еще один мужчина.
Я попятилась в свою комнату, и двери закрылись, но это не давало
гарантии безопасности: они откроются, как только этот незнакомец
приблизится к ним.
Незнакомец.
Я пятилась все дальше по комнате между колоннами до тех пор, пока не
достигла противоположной стены и не уперлась в нее спиной. Я вдавила в нее
ладонь, в то время как кровь и мозг мои, казалось, створожились. Я не
могла думать. Я не могла думать ни о чем.
Двери открылись. Я попыталась закрыть глаза, но веки не смыкались. Он
был один.
Черную рубашку рассекали поперек четыре фиолетовые полосы, а там, где
кончалась ткань и начиналась загорелая линия шеи, был пристегнут какой-то
серебряный знак различия. Густые черные волосы, отросшие только до
загривка, а затем коротко остриженные, напомнили мне об очень многом, не
имевшем больше значения. Он стоял не двигаясь, лицом ко мне.
- Я Рарм Завид, капитан этого корабля, - представился он.
Ярость и страх хлынули мне в глаза, словно слезы, и в рот, словно
кровь.
- Нет, - пронзительно закричала я ему. - Ты - Дарак. Ты Дарак, или же
ты Вазкор, ты кошмар - ходячий мертвец - призрак, насланный Карраказом,
чтобы уничтожить мою волю и мою жизнь, - к этому моменту я совершенно
обезумела. Прижавшись к стене, я поносила его, плакала и кляла его и
умоляла его оставить меня. Это стало кульминацией всей страсти и отчаяния,
какие я когда либо испытывала. - Я не поеду с тобой на колеснице! -
кричала я ему. - И не буду ни сражаться за тебя, ни рожать тебе детей, ни
смотреть, как ты умираешь! Во имя всех мертвых богов мира, что я сделала,
чтобы снова вызвать тебя?!
Полагаю, он все это время стоял и смотрел на меня. Он не подошел ко
мне, не коснулся меня и не заговорил со мной, пока эта вспышка не
закончилась. Я почувствовала под ладонями стену, дрожавшую и стучавшую,
словно большое измученное сердце.
Молчание замкнуло мне уста. И в этом молчании я услышала рев
какого-то огромного механизма, постепенно стихающего. Я оторвала руки от
стены. Ошеломленная, я могла лишь смотреть на него в поисках объяснения, и
поэтому именно на него я и смотрела.
- Я пришел задать тебе несколько вопросов, - сказал он. - В этом
больше нет надобности. Ты дала мне ответ, - узкие темные глаза решительно
ничего не выдавали, однако его лицо не обладало ни надменностью лица
Дарака, ни холодной непроницаемостью лица Вазкора. - Я думаю, - продолжал
он, - что ты также убедила меня, что я очень напоминаю кого-то, кто был
тебе близок и умер там, - он сделал рукой неопределенный жест, указывая на
мир, который был моим, но не его.
- Двоих, - поправила я. - Двое. Теперь трое: Дарак-разбойник,
Вазкор-колдун, Рарм Завид - капитан небесного корабля, у которого нет
паруса.
Безумие прошло. Я устало смотрела, как он подошел ко мне поближе.
- Ты ведь не понимаешь, что ты сделала, - сказал он. - Не так ли?
- Что я сделала?
- Если ты и правда не имеешь представления, то не думаю, что ты
готова к такому объяснению.
- Всю мою жизнь, - возразила я, - ко мне приходило знание, к которому
я была не готова.
- Мой корабль, - разъяснил он, - этот огромный космический скиталец.
Ты сорвала его с неба, как виноградину с лозы, и стащила его вниз так
быстро, что были повреждены оба экрана. А когда мы оказались достаточно
близко, ты активировала наши защитные лучи и убила ими ящера на пляже. И
этой опрометчивости тебе показалось мало, ты последовала за нами, а когда
нашла место, где мы причалили, чтобы починить экраны, ты, по причинам
лучше известным тебе самой, держала открытым наш главный сходной люк. Вот
эта деятельность и выдала твое присутствие. Йомис и трое других догнали
тебя и привели назад. С тех пор ты играла с электрическими цепями корабля,
спроектированными так, чтобы реагировать только на членов экипажа, - он
указал на ложе и столики. - И, наконец, ты сообщила свое эмоциональное
расстройство кораблю с результатами, которые ты сама только что услышала и
почувствовала.
Я ничего не сказала, меня больше не особо волновало, что я не
понимаю.
- До сих пор, - мягко сказал Рарм Завид, - люди, наблюдавшие за нашей
планетой, считали себя более развитыми в области разных наук. Теперь я
начинаю сомневаться. Я вижу, что ты женщина, но помимо этого, _ч_т_о_ ты
такое?
- Я ничто, - бросила я. - Отпустите меня.
- Ничто. А корабль. Как ты это объяснишь?
- Я не моту объяснить. Я не понимаю. Я даже не знала о вашем
присутствии до появления того звука и Тени на берегу. Как я могла сделать
все то, о чем ты говоришь? Как?
- Думаю, я могу тебе сообщить, - сказал он.
Он стоял передо мной, но я больше не смотрела на него. Его голос,
голос Дарака и Вазкора, доносился до меня издалека через высокие горы
усталого страдания.
- Корабль, - говорил он между тем, - это больше, чем корабль. Он
построен вокруг ядра - Силы, думаю, это слово ты поймешь. Эта Сила похожа
на огромный мозг, связанный со всеми частями корабля. У нас есть
собственные слова для обозначения этого мозга, но в твоем мире таких пока
нет. В мозгу каждого корабля содержатся бесконечные сведения о каждом
путешествующем на нем человеке. Эту память можно в любое время изменить
или стереть дочиста, но она облегчает нам жизнь. Благодаря ей мозг по
нашим командам, действиям или даже нашим мыслям узнает, что именно нам
нужно. Еда, книги, кресла появляются, когда ты их пожелаешь. Если человек
поранился в какой-то недоступной части корабля, не приходится бояться, что
он останется без внимания, потому что мозг пошлет ему помощь. Мозг также
ведет корабль, защищает его и увлекает его от одного мира к другому.
Фактически все системы тесно связаны с мозгом, и мозг реагирует на любые
повороты мыслей членов его экипажа. Ты понимаешь?
- Да, - тупо ответила я.
- Обыкновенно, - продолжал он, - никакие повороты мыслей, помимо
принадлежащих его экипажу, не могут вмешиваться в работу мозга корабля;
разумы наших миров недостаточно мощны для этого, не обнаружили мы такой
мощи и за пределами наших миров - до сих пор. То, что разум, к которому
мозг раньше никогда не получал доступа, внезапно дотянулся, вступил с ним
в контакт и стал доминировать, явилось непредвиденным обстоятельством.
Мозг был бессилен. Он подчинился тебе. Он опустил корабль на пляж и убил
ящера.
- Подчинился мне? - не поверила я. - Я не звала ваш корабль.
- Звала, - возразил он. - И доказательство тому - твое присутствие в
этой долине.
- Я не знала, что я это сделала. Когда явилась Тень, я испугалась.
- Да, - медленно произнес он. - Я считаю, что ты не знала. Было ясно,
что ты не понимаешь, когда корабль прореагировал на тебя несколько минут
назад.
- Тогда освободи меня, - сказала я.
Он стоял, глядя на меня, и его глаза пронизывали мою усталость. Я
тоже подняла на него взгляд. Лицо его было глубоко задумавшимся,
серьезным.
- Нет, - отказал он. - Мне ясно, что тебе некуда идти. И мне ясно,
что ты в расстройстве и в опасности. За все время, что мы наблюдали за
этим миром, нашим правилом всегда было не вмешиваться в часто ошибочное и
кровавое развитие человеческой жизни. Ты вынудила нас вмешаться. Поэтому
давай забудем про это правило по отношению к тебе.
- Я не важная птица.
- Ты сама в это не веришь, - указал он. - Почему же ты ожидаешь, что
поверю я?
- Я приношу смерть, - объяснила я. - Двое человек, которых ты
напоминаешь, умерли из-за меня. Если я останусь поблизости от тебя, умрешь
и ты.
- Нет, - сказал он. - Не думаю, что ты принесешь мне смерть.
Во мне что-то шевельнулось, тонкая струйка надежды и тепла, что
влилась мне в жилы и мысли. Дарак всегда считал, что я - нечто большее,
чем он, и страшился меня, и поэтому проклятие, которое я несла с собой,
нашло его легкой добычей. Вазкор с его жаждой власти и
целеустремленностью, наверное, еще больше боялся богини по правую руку от
себя. Но этот человек не трепетал передо мной. Во всем сказанном им не
ощущалось ни тени настоящего благоговейного трепета. Он стремился понять
тайну, которую, как ему представлялось, он нашел во мне; он, который ездил
по небесам и был хозяином этого огромного мыслящего корабля. Он не
испытывал ни малейшего страха.
Он улыбнулся. Увидел, что я уступила его воле. Это вызвало ощущение
не цепей и не страха, а только огромного облегчения и покоя.
- За этой комнатой, - сказал он, - находится помещение, где ты можешь
принять ванну и поспать. Прикажи двери не открываться ни перед кем другим,
пока ты не дашь своего разрешения, и ты найдешь ее очень даже удобной. Ты
могла бы удержать эти двери закрытыми для меня. Хотел бы я знать, почему
ты этого не сделала. Чего бы тебе ни понадобилось, корабль все
предоставит. Утром - но утро уже настало.
Я повернулась, чтобы выполнить его инструкции, но он внезапно
спросил:
- Почему ты носишь эту маску?
- Я проклята страшным уродством лица, - мне и в голову не пришло
уклоняться от ответа или солгать.
Он ничего не сказал в ответ, и поэтому я дошла до противоположной
стены и двигалась вдоль нее, пока не открылись двери. Я прошла через них и
действовала так, как он мне сказал. Я ничего не видела в этой комнате,
кроме ложа, улеглась на него, и мысли, впечатления и боль угасли сами по
себе, как случайные светильники.

2
Я проснулась, как мне подумалось, когда солнце было в зените, но
свечение распространялось по потолку, а не из окна. Я лежала не двигаясь,
разом вспомнив все, что со мной случилось, с каким-то отвлеченным
любопытством. Через некоторое время я села и осмотрела комнату.
Моя постель представляла собой синее округлое ложе, намного большее,
чем вызванное мной раньше, и совершенно непрозрачное... Однако оно
обладало той же упругой твердостью, которая давала комфорт, не изнеживая.
Подобно ложу, комната имела округлую форму и увенчивалась мягким горящим
солнцем потолка с гладкими стенами цвета голубых колокольчиков и полом,
выстеленным синими и серебряными квадратиками. Нарисованный справа от меня
синий символ, казалось, указывал на иные двери, чем те, через которые я
вошла. Художники Анкурума настаивают, что комната, выдержанная в
сине-голубых тонах, может вызвать только меланхолию, но они абсолютно не
правы. Эта комната навевала ощущение теплоты и безопасности.
Я опустила ноги на пол и заметила, что он гладкий и слегка нагретый.
Когда я встала, постель грациозно удалилась в стену. Обозначенные символом
двери открылись прежде, чем я дошла до них. За ними находилась крошечная
ванная и, как и в Эзланне, из серебряных кранов текла не только холодная,
но и горячая вода. Когда я покинула ванну, появились голубые полотенца и
веяние теплого воздуха. Из стены выскользнул хрустальный поднос с
хрустальными флаконами духов, расческами и даже косметикой, в то время как
длинное зеркало выдвинулось позади и напугало меня, когда я обернулась и
внезапно увидела себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59