- Солдат, - предупредила я и подошла к нему, и пристально посмотрела
ему в глаза под бронзовой маской, глаза скользкие, не желающие встречаться
с моими. - Люди не оскорбляют меня дважды. Поскольку тебе нужно от меня
доказательство, то, боюсь, что я должна представить его. Ты не забудешь,
кто я. Подыми руку, - он заныл, и тогда я поняла, что он у меня в руках. -
Мое прикосновение для тебя - огонь, каленое железо.
Я дотронулась пальцем до его обнаженной ладони, и он завизжал.
- Освободись! - прошипела я, и транс слетел с него. Он отбежал назад,
дуя на волдыри, рыдая от потрясения и страха. - Итак, - продолжала я, - ты
говоришь, что комендант еще не встал. Ступай и предложи ему встать. Я
ожидаю увидеть его здесь, прежде чем догорит вон тот огарок свечи.
На этот раз мне подчинились.
Я взглянула на Мазлека, и его глаза сузились под маской в злобной
усмешке; он гордился мной и моими свирепыми силами. Я уселась в ожидании и
наблюдала за дверью поверх желтого бархатного горба на моем животе.
Фактически комендант не замедлил явиться, в маске и кольцах, однако
все еще в спальном халате. Он снял маску, поклонился и снова надел ее. Я
гадала, слышал ли он что нибудь об инциденте в зале. Я видела, что ему
хотелось подобраться поближе к очагу, где огонь поедал дрова. Он
демонстративно дрожал, но я сидела, где была и предоставила ему
возможность помучиться. Я была не уверена, как мне следует начать допрос,
и вообще мудро ли я поступила, начав с него, но любое преимущество служило
утешением.
- Доброе утро, комендант. Я нахожу, что должна поблагодарить вас за
свой гардероб.
- Пустяки, - он снова поклонился.
- Ваше гостеприимство крайне приятно Владыке Вазкору и мне.
- Я... Я надеюсь, здоровье Джавховора сегодня лучше, - он, кажется в
пути чем-то заболел.
Я заметила, что он назвал Вазкора только "Джавховором", а не
"Властелином".
- Это не болезнь, - отвечала я, - а всего лишь усталость. Но Эшкорек
обеспечит его отдыхом.
Гостеприимный хозяин нервно рассмеялся.
- Скажите, - поинтересовалась я, - ведь это же наверняка крепость;
почему же в ней нет гарнизона?
- О, но уже много-премного лет тут вообще не было никакого гарнизона.
Место отдаленное, да и захватывать особо нечего, даже если и переправится
через горы армия Пурпурной долины.
- Что она вполне может сделать, - сказала я. Он вздрогнул. - Вам ведь
наверняка известно, комендант, какой урон мы нанесли им? Городам Белой
Пустыни было бы желательно держаться вместе, находясь под такой угрозой.
Снова слегка вздрогнул, словно я ткнула в больной зуб. Значит,
определенно наклевывались неприятности для Вазкора, а, может быть, и для
меня самой, но я отставила эти мысли в сторону.
- Мне любопытно, комендант, - сказала я. - Мне любопытно, потому что
если здесь нет никакого гарнизона, то зачем же вообще кого-то здесь
держать?
- Э... Политические соображения, - промямлил он очень напряженно, и я
увидела, что снова коснулась нерва, на этот раз более чувствительного.
- Значит, ваши солдаты охраняют ничто?
- Да, в самом деле, - за исключением башни.
Лжец.
Я кивнула и после минуты вежливой болтовни милостиво отпустила его.
Потом пошла к себе в комнату и попросила Мазлека следовать за мной.
- Что тебе известно о планировке башни? - спросила я его.
- Очень немногое, - отвечал он. - Личные покои, склады и оружейные
наверху, внизу - кухни, баня, казармы, пыле пустующие.
- А еще ниже?
- Вероятно, погреба.
Если до этого я не знала, куда меня увлекал мой неистовый мысленный
поиск, притягиваемая только инстинктами, то теперь почувствовала окатившую
мое тело волну холода.
- Погреба, - повторила я, - а под ними темницы, Мазлек?
Я увидела, что он словно наткнулся на стену, так же, как и я.
- Да, - согласился он и уставился на меня.
Ни он, ни я не говорили об открытии, которое пришло так внезапно. Это
было невероятным, немыслимым. Эта башня - "Подарок мне от бывшего
Джавховора Эшкорек арнора", - как сказал Вазкор, - владение Вазкора, его
крепость, его защита, - _т_ю_р_ь_м_а_.
- Мазлек, - сказала я. - Когда стемнеет. В первом часу, тогда должно
быть тихо.
И он кивнул, так что мне не понадобилось больше ничего говорить.

2
В ту ночь я собиралась вообще не спать, но усталость заставила меня
прилечь на занавешенную постель, и я дремала и опять просыпалась, страшно
вздрагивая. Сны - лица, белые с открытыми глазами, пристально глядящими,
каменная чаша и пляшущее в ней пламя... Скребущийся в дверь Мазлек. Я
стащила себя с постели. Я испытывала боязнь, отяжелела от страха. Я
открыла дверь, и он стоял там, с едва горящим светильником в одной руке и
обнаженным ножом в другой.
- Богиня, - доложил он, - я расспросил воинов Вазкора, как пройти в
винные погреба. Не так низко, как нам понадобится спуститься, но, как мне
подумалось, достаточно близко. Примерно час спустя я сходил туда и
тщательно все обыскал. Казалось, что никакого способа попасть еще ниже
нет, но мне повезло. Из кухни в погреба спустилась по лестнице старуха.
- Она увидела тебя, Мазлек?
- Нет. Я спрятался, но в этом в общем-то и не было нужды. По-моему, у
нее слабое зрение, а с разумом и того хуже. В погребе есть выдвижная
панель и лестница за ней.
- Она открывается только для нее?
- Нет, богиня. Когда она вернулась и снова ушла, я пощупал там -
стена-блудница открывается для всякого, - он на мгновение умолк, свет
мягко мерцал у него на маске. А затем он сказал: - Она несла еду, похлебку
в чаше. Когда она вернулась, то не принесла ее с собой.
- Мазлек, - сердцебиение у меня в груди причиняло жгучую боль.
- Если ты предпочитаешь остаться здесь, богиня, я схожу туда один.
- Нет, - отказалась я.
Он кивнул и повернулся к лестнице, и я последовала за ним.
Даже тогда я не верила в это - не могла позволить себе поверить. И
все же я знала, с отчаянной уверенностью. Каждый шаг вниз заставлял с
нетерпением сделать следующий, но одновременно меня мучил страх.
Путь был долгим. Внезапно мы достигли черного сводчатого помещения,
где хранили вино и масло, и, почти загипнотизированная бесконечными
винтовыми лестницами, я споткнулась. Мазлек поддержал меня, и я вцепилась
в его руку.
- Мазлек, - хрипло прошептала я, - ты считаешь, что заключенный здесь
- именно тот, кто, как я считаю, тут сидит, - или я сошла с ума?
- Асрен, Феникс, Джавховор Эзланна, - прошептал он так же хрипло, как
и я.
Я с трудом выпустила воздух.
- Да, Мазлек. Да.
Его рука легла на полуневидимые бороздки в стене. Я думала, она не
откроется, и чуть не закричала, но раздался тихий скрежет, и темный камень
повернулся в сторону. За ним свет скользнул по изношенной лестнице в
тридцать ступенек, которые я невольно сосчитала, обуздывая свою истерию,
когда мы спускались. Мазлек тоже шел нетвердой походкой, и я слышала его
дыхание, хриплое и неровное.
Здесь царил запах смерти - запах гробницы.
Мы достигли каменного пола; по обе стороны - тесно сдвинутые стены -
узкий ход. А в конце хода - деревянная дверь, просто запертая снаружи на
засов.
Мы остановились, уставясь на дверь, и стояли там, окаменев. Затем я
подбежала к двери, ломая ногти, когда дергала засовы, и через секунду
Мазлек тоже очутился там, помогая мне.
Дверь дернулась, и мы распахнули ее.
Дрожащий свет светильника запрыгал по крошечной прямоугольной камере
без окон, застланной вонючей мешковиной. Лицом к нам сидела, скрестив
ноги, фигура, прикрытая грязными лохмотьями. Молодая, мужского пола и
безмолвная. Светлые волосы, грязные и свалявшиеся, лежали на плечах
спутанными кудрями. Лицо медленно поднялось, улавливая отблеск света.
Иссиня-черные глаза заглянули в мои. И под грязью - изящество, изваянное,
возможно, слишком тонко, красота, ничуть не женственная...
- Мой государь, - прошептала я. - Асрен...
Я сделала шаг вперед, но на плечо мне упала грубая и обжигающая рука
Мазлека.
- Нет, богиня, - голос у него был таким же напряженным, давящим, как
и его пальцы.
- Почему?.. Почему, Мазлек? Пусти меня.
Но я уже поняла. Ни он, ни я не могли удержать меня на краю пропасти,
в которую я упала.
Юноша в прямоугольной камере издал слабый кулдыкающий стон и отпрянул
от зарева светильника в угол, где и свернулся в защитной позе зародыша.
Я стояла в дверях совершенно неподвижно, с Мазлеком позади меня, и
без всякой цели впереди - ибо мы уже нашли то, что искали - Асрена,
Феникса, Джавховора: но за этими глазами - ничего; за этим лицом - ничего.
Безмозглое, беспомощное, стенающее существо, застрявшее в теле, которое мы
помнили.

- Г_д_е _о_н_? - спросила я Вазкора.
- Кто?
- Джавховор, мой муж. Он был со мной до прихода Опарра.
- Джавховор исчез, богиня; он больше не потревожит тебя.
Стоя там, в дверях, я вспомнила многое. Вспомнила, что за все это
время Вазкор ни разу не говорил о нем как об умершем. Вспомнила версию
Вазкора, что Асрен пытался отравить меня и потому я заболела, - версию,
которой я даже тогда не поверила. Вспомнила подземно камеру с ее
драпировками и замусоренным полом, а в центре из золота и драгоценных
материалов - фантастический гроб - пустой гроб. Вспомнила совещание в За,
где покойный Верховный владыка Эшкорека закричал на меня: "Вазкоровская
шлюха-ведьма!". И эти слова приобрели новое значение, ибо он, должно быть,
знал, кого же отправили гнить в его башню-крепость - его примирительный
подарок узурпатору. Вспомнила потерянное слово в украшенной самоцветами
книге про зверей. Вспомнила...
- Богиня, - окликнул меня Мазлек.
- Да, - отозвалась я, - да, я знаю.
Я снова уставилась в камеру. Существо, которое ранее было Асреном,
распрямилось и лежало на мешковине спиной к нам. Все мое тело сделалось
одной пульсирующей раной жалости и отвращения - я ничего не могла с этим
поделать, ничего.
- Мазлек, - прошептала я, - что же дальше? Мы не можем оставить его
здесь...
- Да, богиня. Но он - словно ребенок. И боится. Если я заберу его
силой, он закричит, разбудит стражу коменданта и шакалов Вазкора.
- Как ребенок, - повторила я.
Мне снилась, что я была с Асреном, странный сон, ибо, хотя я и знала,
что это он, он казался немногим старше ребенка...
Теперь он повернулся и лежал лицом ко мне. Пустые иссиня-черные глаза
следили за покачиванием у меня на волосах желтых шелков. Я взяла у Мазлека
нож и перерезала одну из прядей. Войдя в эту вонючую камеру, я
содрогнулась, но подавила свое отвращение. Оно было столь маловажным. Если
я любила, то должна по-прежнему любить... Я протянула желтый шелк с
мерцающим на конце пряди янтарным бледно-желтым ноготком. Он глядел на
него стеклянным взглядом и не отшатнулся от меня, когда я опустилась на
колени рядом с ним. Одна рука поднялась, погладила сияющую игрушку. В
широко раскрытых глазах мелькнула искорка интереса. Я вложила прядь ему в
руку.
- Идем, Асрен, - мягко попросила я. Смахнув с лица его свалявшиеся
грязные волосы, я взяла его свободную руку. Он позволил мне поднять его на
ноги. В дверях Мазлек взял его за другую руку.
- Идем, мой государь, - сказал он.
Из-за маски я не видела, как он плачет, но слезы падали из-под нее
ему на грудь темными полосами.
Мы покинули темницу, прошли через погреба и поднялись по бесконечным
лестницам ко мне в комнату. Асрен не издал ни звука; завороженный куском
янтаря он, казалось, не замечал ничего иного.

3
Утром я отправилась к Вазкору.
У двери его, как и сказал Мазлек, стоял воин, но для меня не
составило труда попасть к нему. Было еще рано, но Вазкор уже поднялся и
был одетым, хотя и без маски; он сидел за столом у открытого окна, читая
расправленные перед ним документы. Я подумала, что он, возможно, еще слаб
и болен, но он не жаловался ни на слабость, ни на болезнь. Наверное, мое
собственное горе отпечаталось на его внешности, делая его неуязвимым,
жестоким и сильным.
Он поднялся и стоял, глядя на меня и на мою позаимствованную одежду.
- Доброе утро, богиня. Я должен попросить в Эшкореке золотую маску
для тебя.
- Вазкор, - сказала я. - Я нашла Асрена.
Его лицо изменилось, легкое смещение темных плоскостей. Он равнодушно
переспросил: "В самом деле? Должно быть, это не доставило тебе
удовольствия".
- Тут дело не только в моем неудовольствии. Я нашла его, и теперь он
у меня в комнате. Он под моей защитой. То, что ты с ним сделал, невыразимо
словами, непростительно, и я не позволю тебе больше ничего сделать.
Мельком посмотрев на меня, он отвернулся и принялся складывать в
стопку бумаги на столе.
- Если ты желаешь быть его нянькой, то это твое личное дело, богиня.
Тебе придется кормить и одевать его, мыть, помогать ему отправлять свои
человеческие надобности и подмывать его после этого. Задача, которую я
вряд ли поручил бы твоим заботам. Однако если это утешит тебя, то
пожалуйста. Я только попрошу тебя не перенапрягать свои силы. У тебя скоро
будет собственный ребенок.
- Ребенок? - переспросила я, чувствуя, что задыхаюсь. -
Р_е_б_е_н_о_к_? Твое семя, Вазкор. Существо, которое несомненно будет
иметь сходство со своим родителем. Почему ты не убил его? Почему ты убил
только мозг?
- Он еще может быть полезен для меня. В его нынешнем состоянии я могу
управлять им, когда и как пожелаю.
- Нет, - заявила я.
- В настоящее время нет, - поправил он. - Я рад, что ты спасла его,
богиня. Наверное, ты очень удачно предвидела события.
- Ты больше не причинишь ему вреда, - поклялась я.
- Ты забываешь, богиня, что тебе тоже доводилось уничтожать людей без
причины. Твой Мазлек, думаю, вспомнит караванщиков, которых ты убила
просто для доказательства, что они - твои. Наверное, это и будет твоим
ответом мне - убить Асрена, когда я приду за ним.
Я оставила его и вернулась к себе в комнату, вспомнив о том, как
стояла перед ним на коленях в пещере и плакала из-за него, и чувствовала,
что сойду с ума.
Однако Асрен у меня на какое-то время в безопасности. Черная тень
какое-то время не будет нас тревожить.

Он, казалось, толком не сознавал своего нового окружения. Я не могла
определить, сделался ли он сколько-нибудь счастливее или нет. За его
телесными надобностями стала присматривать в конце концов не я, а хромая
девушка; она заботилась о них прежде, и ее это, похоже, не расстраивало. Я
тогда ненавидела себя за то, что не могла делать для него этого, не давала
себе никакого покоя, и все же это было настолько чуждо моим собственным
надобностям... Наверное, со временем я смогла бы научиться. Но когда он
бывал чист, она приводила его ко мне, и я одевала и кормила его, как малое
дитя. Не помню, доставляло ли мне это какое-то удовольствие, какое-то
косвенное материнское удовлетворение. Помнится, делая это, я часто плакала
потихоньку, чтобы не смутить его своими слезами. Он легко смущался и
пугался, как малый ребенок. Дождь за окном, какой-нибудь шум в башне,
внезапно открывшаяся дверь в мою комнату - любое из этих событий могло
вызвать у него шок и заставить спрятаться за ближайшим предметом
меблировки.
Попытки занять его поглощали мои дни - драгоценными украшениями как
игрушками, тенями от моих рук на стене, принимающими облик каких-либо
зверей или птиц с крыльями. Я нашла путь на окруженную зубцами крышу и
выводила его туда на прогулку со следующим за мной, как тень, Мазлеком:
взад-вперед и вокруг, вдоль мрачного парапета. Мазлек поймал на складе
мышь и принес ее ему. Мы кормили ее остатками сыра и хлеба, и она очень
быстро стала совсем ручной, не проявляя никакого желания убежать. Асрену
нравилось наблюдать за мышью и гладить ее. В эти минуты на лице у него
появлялся еле заметный отблеск интереса, и я ухватывалась за него в
безграничной надежде, что смогу восстановить разум и обучить его быть
таким, каким он был. Но мне было нечего исцелять, ибо ничего не осталось.
Ничего. Он спал на тюфяке у моей постели; он мог бы получить постель, а я
тюфяк, но занавески пугали его, и он там не засыпал. По ночам я лежала без
сна, прислушиваясь, как он дышит во сне, спокойно, сладко. Я могла
посмотреть па его лицо, разглаженное сном, и увидеть его таким, каким он
был, каким я никогда его не видела.
Кроме своего времени, я отдала ему всю свою любовь, какая еще
оставалась во мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59