— Бьяджио с вздохом отставил чашку. — Я мало, что знаю о принце Редберне. Расскажите мне о нем. Что он за человек?
— Очень молод. Задира. Его зовут Рыжим Оленем.
— Рыжим Оленем?
Барнабин провел ладонью по волосам.
— Это из-за его волос: он рыжий, как я. И ему подчиняются латапи.
— И кто такие эти латапи?
— Лоси, — пояснил Барнабин. — Так лосей называют на землях Редберна.
— О да — лоси! — Бьяджио слышал о броненосных лосях Высокогорья. Клан Редберна всегда ездил верхом на этих животных, а не на лошадях. Бьяджио такой обычай всегда казался нелепым. — Кажется, лоси здесь считаются священными?
— Для некоторых они священны, господин мой. В особенности для Редберна и его родни. Когда мы доберемся до их поселений, вы увидите латапи.
— Сколько нам добираться до принца?
— Редберн живет в Замке Сохатого, в двух днях езды отсюда. Вы сможете ехать верхом, государь?
— Я полностью обучен воинскому делу, Барнабин. Может быть, по виду я и не похож на бойца, но умею ездить верхом не хуже других и саблей тоже владею. Можете обо мне не тревожиться. Просто помогите мне добраться до Редберна.
— Помогу. Клянусь вам.
— Вот и хорошо. — Император закрыл глаза. — Мы отправимся в путь послезавтра. Я слишком устал, чтобы выехать раньше. Завтра вы купите для нас лошадей и припасы в дорогу. А теперь, пожалуйста, оставьте меня, Барнабин. Мне нужно выспаться. До завтра.
Осведомитель поспешно ушел из комнаты, вежливо пожелав императору доброй ночи. Бьяджио прислушался к его удаляющимся по коридору шагам. Уже наступила полночь, и в крошечной гостинице госпожи Эстреллы царила мертвая тишина. Для Бьяджио это убежище стало подлинным благословением. Вскоре ему предстоит начать последний этап своего путешествия. Он попытается уговорить ненавидящего нарских лордов принца начать войну с Талистаном.
Бьяджио устало взял еще одно печенье и отправил его в рот, наслаждаясь тонким вкусом. Через два дня он снова станет грязным путешественником, но до тех пор будет отдыхать, и наслаждаться незамысловатым уютом постоялого двора.
— Спасибо вам, госпожа Эстрелла, — вздохнул он, — за то, что вы сделали это варварское путешествие чуть более цивилизованным.
23
Каньон продувался ветром, обещающим весеннюю грозу. Алазариан посмотрел на небо и оценил дождевые облака. С запада катилась грозовая туча, густая и черная, готовясь сразиться с солнцем за власть. На горы уже легли темные тени. Летун, конек Алазариана, презрительно фыркнул.
Джал Роб перевел своего коня с галопа на рысь и оглядел крутые холмы, обступившие долину. Они были коричневые и уродливые — и опасно молчаливые. Путь пролегал по Таттераку, самой северной территории Люсел-Лора, и земля здесь была враждебной и неприветливой. Унылый пейзаж разнообразили только горы да редкие купы причудливо изогнутых деревьев. Среди холмов почти не было рек, и только редкие деревеньки лепились к склонам, с трудом обеспечивая свое скудное существование. Это была суровая земля, и дороги ее были настоящим кошмаром для путешественника: они были полны рытвин, а порой сужались до извилистых троп. Трудные условия сильно снизили скорость продвижения двух путников, а теперь еще и погода грозила восстать против них.
Алазариан отстегнул от пояса мехи с водой и отпил один глоток. Они ехали уже пять дней — и только теперь оказались в Таттераке. Позади остался город Экл-Най и гостеприимный Фалгер: там они наполнили едой свои желудки и дорожные сумки. Фалгер нарисовал им карту, по которой они теперь ориентировались. По расчетам Алазариана этот каньон был входом в Таттерак. А Таттерак был воротами к Фалиндару. Скоро должна появиться какая-то деревня, там будут вода и новости, а если трийцы окажутся дружелюбными, то может найтись и ночлег. Однако добраться до деревни, опередив дождь, надеяться, не приходилось.
— Может быть, стоит остановиться прямо сейчас? — предложил Алазариан. — Устроим лагерь, пока гроза не началась. Джал Роб покачал головой.
— До Фалиндара еще далеко. Может, гроза пройдет стороной.
Алазариан принюхался к ветру.
— Не думаю, Джал.
— Мы поедем дальше, — заявил священник. — По крайней мере, проедем еще немного. Сколько еще до той деревни?
— Я посмотрел по карте. Еще далеко. Нам до нее не добраться.
— Давай хотя бы попробуем. Если дождь пойдет, мы найдем укрытие.
Алазариан согласился и послал Летуна вперед, догоняя коня Джала. Джалу Робу хотелось поскорее добраться до Фалиндара. Казалось, он даже не думает о том военачальнике, о котором их предупредил Фалгер. Он ехал вперед как одержимый — и Алазариан знал, что вперед его гонит мысль о встрече с Ричиусом Вэнтраном.
— Что ты сделаешь, когда встретишься с Шакалом? — спросил Алазариан.
— А почему ты вдруг спросил?
— Просто интересно. Тебе ведь очень не терпится до него добраться? Я это заметил.
— Может, и да.
— Ну и? Что ты ему скажешь?
— Ты очень любопытен.
— А ты очень уклончив. — Алазариан ухмыльнулся. — Не хочешь об этом говорить? Джал Роб отвернулся.
— Да, я не хочу об этом говорить! Доволен?
— Но ты ведь на него сердит? Именно поэтому ты и согласился поехать со мной? Чтобы сказать ему об этом.
— Так теперь ты не только чувства, но и мысли начал читать? А я думал, что для этого тебе надо дотронуться до человека.
— Не всегда. Тебя понимать очень легко, Джал. Ты хоть и священник, но обид не прощаешь.
Джал обжег Алазариана яростным взглядом.
— Сделай мне одолжение, малец, — не лезь ко мне в голову. Мне твои фокусы не нравятся. Алазариан отшатнулся.
— Извини, Джал. Я...
— Ты понятия не имеешь о том, насколько я зол на Вэнтрана. Так что и не пытайся понять. И не заставляй меня с тобой объясняться, потому что я этого делать не собираюсь. Понятно?
— Да, — тихо ответил Алазариан. — Извини.
После этой вспышки священник обогнал Алазариана и, осторожно пробираясь по каньону, демонстративно его не замечал. Обиженный Алазариан долго не заговаривал с
Джалом, давая ему время остыть. Ему по-прежнему нравился священник, и он был твердо намерен разрушить разделявшую их стену. При необходимости он готов был разбирать ее по кирпичику. В конце концов, он снова догнал священника, но на этот раз его поддразнивающая улыбка сменилась на искреннюю.
— Мы быстро едем, — заметил он. — Может, мы и доберемся до деревни раньше, чем дождь пойдет.
Джал Роб уже расстался с гневом. Он посмотрел на запад, откуда надвигалась туча, и сказал:
— Гм... не думаю. Но попробуем. Мне не хотелось бы устраивать лагерь в этом каньоне. Здесь наверняка будут какие-нибудь звери. Фалгер предупреждал меня насчет снежных барсов.
— Со мной мой кинжал, — отозвался Алазариан. — А у тебя — стрелы.
— И то, и другое мало поможет, если мы будем спать. И потом, я не настолько хорошо владею луком. Разве ты не знаешь, какие барсы быстрые? Он набросится на нас раньше, чем я успею взять стрелу из колчана. — Тут он рассмеялся и добавил: — Но я ценю твое высокое мнение, парень.
— Разве ты забыл — я же видел тебя в деле, в Железных горах, когда ты сражался с Шинном. Могу поспорить, что ты стреляешь не хуже его.
— Да нет. Этот подонок блестяще владеет луком. По сравнению с ним я жалкий любитель. Но я упражняюсь. В наше время это хорошая привычка. Даже для священника.
— А меня ты можешь научить? — спросил Алазариан. — Мне бы хотелось научиться стрелять. Пальцы у меня длинные, как у трийцев. А трийцы славятся как хорошие лучники.
— Да, так я слышал.
— Так научишь?
— Только не сию минуту.
— Да, не сейчас. Но, может, когда мы доберемся до Фалиндара? Там у нас будет время.
Когда Роб ничего не ответил, Алазариан попробовал настаивать:
— Как ты думаешь, Джал?
— Ну ладно. Если будет время. Алазариан широко улыбнулся:
— Это было бы великолепно! Он провел рукой по лбу, смахивая капли пота. Несмотря на ветер и облака, верховая езда его разгорячила. Лицо Джала Роба тоже блестело от пота. Алазариан снова отстегнул мехи.
— Пить хочется, — сказал он.
— Мне тоже, — согласился Джал Роб. — Это из-за дорожной пыли.
Алазариан сделал глоток из своего меха, а потом протянул его Джалу.
— Держи.
Роб повернулся, увидел протянутые ему мехи — и побледнел. Его взгляд метнулся к горловине, к которой только что прикасались губы Алазариана.
— Э-э... Спасибо, не надо.
— Разве тебе пить не хочется?
— Воду надо беречь, — неловко отговорился Роб.
— Джал, да ведь дождь вот-вот пойдет! Попей.
— Я же сказал — нет! — огрызнулся священник и снова послал коня вперед.
Потрясенный Алазариан тяжело опустился в седле. Он проводил взглядом Джала Роба — и его недоумение рассеялось: он понял, что произошло, и уныло убрал мех. Теперь эта вода заражена. Суеверный священник ни за что не станет ее пить.
— Боишься подцепить мою нечестивую магию, Джал Роб? — тихо пробормотал Алазариан.
Алазариан в мрачной задумчивости сидел у костра и слушал, как холмы эхом повторяют раскаты грома. Снаружи стремительными потоками хлестал дождь. Гроза настигла их уже через несколько минут, и они поспешно укрылись в какой-то пещере, которых здесь было много, едва успев избежать самого сильного ливня. Джал Роб развел огонь и позаботился о лошадях, привязав их около входа в пещеру. Тесное пространство стремительно наполнялось дымом. Священник почувствовал гнев Алазариана и устроился у самого отверстия, молча, наблюдая за бушующей стихией.
Алазариан сунул в огонь палку и стал смотреть, как горит ее конец. Его чувства были задеты сильнее, чем ему хотелось признать, но, похоже, Джала это не заботило. Он не только не хотел пить из одного меха с Алазарианом, но теперь, кажется, не хотел делить с ним даже костер. Сильный удар грома потряс пещеру, так что свод затрещал. Потом сумрак стремительно прорезали две стрелы молнии, бесшумно упавшие в отдалении. Выглянув наружу через неподвижное плечо Джала, Алазариан увидел, что небо совсем потемнело и полностью закрылось черными тучами. Волосы священника развевались на ветру. С той минуты, как они вошли в пещеру, они обменялись всего парой слов, и разделявшая их стена неожиданно стала гораздо выше. Чувство одиночества заставило Алазариана содрогнуться.
Видя, что дождь не утихает, Джал Роб, в конце концов, вернулся к костру, чтобы погреться. Он протянул руки к угольям, словно ничего особенного не случилось.
— Проголодался? — спросил он. Алазариан молча покачал головой.
— Ну, мы могли бы поесть — хоть какая-то польза от остановки будет. Как только дождь перестанет, мы снова отправимся в путь.
— Ну, так ешь, — сказал Алазариан. — Никто тебе не мешает.
Джал посмотрел на свои сумки. Они по-прежнему были полны припасами: Фалгер и его люди дали им столько продуктов, сколько нужно было, чтобы добраться до Фалиндара. Однако Джал Роб не стал браться за сумки, и, казалось, забыл о еде. Вместо этого он присел напротив Алазариана и смущенно улыбнулся. Сквозь языки пламени Алазариан бросил на него быстрый взгляд.
— До деревни совсем недалеко, — сказал Джал. — Если дождь перестанет, то мы очень скоро до нее доберемся. Может, получится купить пару мягких кроватей на ночь. Это было бы славно, правда?
— Конечно, это было бы очень приятно. А может, на этот раз мы сможем получить отдельные комнаты.
Казалось, этот укол задел Джала. Он неловко поерзал и опустил глаза на свои руки. Наступило ужасное молчание. Спустя несколько минут Джал заговорил.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Я ничего такого не имел в виду.
— Неужели? — с горечью отозвался Алазариан. — А мне показалось, что имел.
— Рядом с твоим волшебством я чувствую себя неловко, парень. Я просто немного его опасаюсь, вот и все. — Сквозь огонь Алазариан увидел, как Джал пытается улыбнуться. — Не забывай: я ведь священник. Волшебство греховно.
— Ну, это меня сильно утешило. Спасибо. Джал сел прямее.
— Ты же знаешь, о чем я говорю. В конце концов, ты ведь рос в Талистане и когда-то принадлежал к нашей церкви. Священные книги говорят нам, что колдовство — грех.
— Так вот кем ты меня считаешь? Колдуном?
— Я не знаю, кто ты. Я знаю только слово Бога. А преломлять хлеб с магами — грех. — Джал пожал плечами. — Ты проклят злой судьбой, парень. Твоей вины тут нет, и я тебя в этом не виню.
Эти слова совершенно не утешили Алазариана. Он сердито ткнул палкой в огонь. Его мать была права: ему не следовало открывать свою тайну никому — даже священнику.
— Господи, — вздохнул он, — как я устал хранить тайны! Я так устал оттого, что все меня сторонятся — даже те, кто не знает, кто я.
Он швырнул палку в огонь и стал смотреть, как ее охватывает пламя. Он не сказал самого главного — что устал от одиночества. Для Алазариана после смерти матери мир стал пустым.
— Мне тебя жаль, — сказал Джал Роб. — Искренне жаль. Ты не заслужил этого проклятия. Но оно меня пугает.
— Это не болезнь, Джал. На тебя это не перейдет. Джал грустно улыбнулся.
— Тогда что это? Ты это знаешь? Алазариан молчал.
— Конечно, не знаешь, потому что такова природа магии. Она потаенная, темная. Она никогда не показывает своей сути.
— Знаешь, что меня пугает больше всего, Джал Роб? Люди вроде тебя. Бог мой, ты же священник! Тебе положено помогать людям, а не отталкивать их. Всякий раз, когда я сталкиваюсь с кем-то вроде тебя, мне становится страшно, потому что я не знаю, что обо мне подумают и что со мной сделают, если узнают, что я наполовину триец или владею магией. Вот что меня пугает. Попробуй хоть немного пожить с этим, а потом говори о страхе.
По ту сторону костра Джал Роб посмотрел на Алазариана и смущенно покраснел.
— Тебе не нужно меня бояться. Бог — это любовь. В Его сердце найдется место для каждого. Даже для тебя.
— Никакими молитвами и разноцветными витражами не изменить моей природы, Джал, — с горечью сказал Алазариан. — Ничем не заставить людей от меня не шарахаться.
— О, тут ты не прав, — возразил Джал. — Не путай храмы с Богом. Моя вера — не в этом. Храмы и песнопения — это поэзия моей веры. Они дают мне утешение, но и только. — Он пересел чуть ближе к Алазариану, обогнув костер и оказавшись на расстоянии протянутой руки. — Я нахожу Бога в каждой песчинке, — заявил он, — а не в творениях рук человеческих.
— Но ты обожал Собор Мучеников. Я же знаю. Я запомнил это с того момента, как до тебя дотронулся.
— Это было удивительное здание, — признал Джал. — По-моему, это самое великолепное здание, которое когда-либо существовало в мире.
— Моя мать тоже его любила, — сказал Алазариан. — Ей хотелось когда-нибудь меня в него отвести. Кажется, она мечтала, что там пройдет мое бракосочетание. Только Элрад Лет никогда бы этого не допустил. Он ненавидит столицу Нара и церковь.
— Уж я-то это прекрасно знаю, — согласился Роб. Алазариан вздохнул.
— Я очень любил мать. Теперь, когда ее не стало, я никак не могу себя найти. Она единственная меня любила, не считая деда. А он... ну, ты знаешь.
Джал Роб не сказал ни слова. Он просто наблюдал за Алазарианом во всполохах костра, не мешая ему изливать яд, накопившийся в его душе за короткую жизнь.
— Элрад Лет — настоящее чудовище, — прошептал юноша. — Он все время бил мать. У нее даже остался на лбу шрам от перстня, который он носит. Я всегда пытался ее защитить, но я был настолько меньше! Я не мог с ним справиться. — У Алазариана задрожали губы. Он почувствовал, что у него перехватывает горло. — Один раз он начал душить мать. Я бросился на него и сказал, что убью его. Мне было еще совсем немного — лет двенадцать, кажется. Он...
У Алазариана пропал голос, и он вынужден был отвести взгляд.
— И что? — подтолкнул его вопрос Джала. — Что было потом?
— Он снял ремень и выпорол меня, так что у меня вся спина была в крови, — прошептал Алазариан. — Ему было все равно, что я громко кричу, и что мать умоляет его перестать. Он бил меня почти час. Я слышал собственный плач. Казалось, это плачу не я сам, а кто-то другой — он все плакал и плакал... — Алазариан покачал головой, не понимая, как подобное могло быть правдой. — А когда он кончил меня бить, он утащил меня наверх, в мою спальню. Там был маленький чулан — в него едва помещался человек. Он запер меня там. Я сидел в чулане два дня, и только тогда он меня выпустил. И когда я оказался на свободе, то из-за темноты ничего не видел. Мои глаза... — Алазариан прижал ладони к глазам. — Я ослеп.
Он обвел взглядом темную пещеру. Иногда в тесных помещениях он все еще начинал кричать.
— Боже правый! — прошептал Роб.
Потрясенный священник смотрел на Алазариана, а тот, впервые рассказав другому человеку этот эпизод, почувствовал себя совершенно обессилевшим.
— И знаешь, что хуже всего, Джал? — спросил он. — Другого отца я никогда не знал. Сколько бы он меня ни бил, какая-то часть моего существа все равно жаждала его признания. Но он меня никогда не принимал.
Алазариан закрыл глаза. Эта исповедь довела его почти до слез. Ему было стыдно признаваться в таком извращении, но он искренне хотел добиться любви Элрада Лета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
— Очень молод. Задира. Его зовут Рыжим Оленем.
— Рыжим Оленем?
Барнабин провел ладонью по волосам.
— Это из-за его волос: он рыжий, как я. И ему подчиняются латапи.
— И кто такие эти латапи?
— Лоси, — пояснил Барнабин. — Так лосей называют на землях Редберна.
— О да — лоси! — Бьяджио слышал о броненосных лосях Высокогорья. Клан Редберна всегда ездил верхом на этих животных, а не на лошадях. Бьяджио такой обычай всегда казался нелепым. — Кажется, лоси здесь считаются священными?
— Для некоторых они священны, господин мой. В особенности для Редберна и его родни. Когда мы доберемся до их поселений, вы увидите латапи.
— Сколько нам добираться до принца?
— Редберн живет в Замке Сохатого, в двух днях езды отсюда. Вы сможете ехать верхом, государь?
— Я полностью обучен воинскому делу, Барнабин. Может быть, по виду я и не похож на бойца, но умею ездить верхом не хуже других и саблей тоже владею. Можете обо мне не тревожиться. Просто помогите мне добраться до Редберна.
— Помогу. Клянусь вам.
— Вот и хорошо. — Император закрыл глаза. — Мы отправимся в путь послезавтра. Я слишком устал, чтобы выехать раньше. Завтра вы купите для нас лошадей и припасы в дорогу. А теперь, пожалуйста, оставьте меня, Барнабин. Мне нужно выспаться. До завтра.
Осведомитель поспешно ушел из комнаты, вежливо пожелав императору доброй ночи. Бьяджио прислушался к его удаляющимся по коридору шагам. Уже наступила полночь, и в крошечной гостинице госпожи Эстреллы царила мертвая тишина. Для Бьяджио это убежище стало подлинным благословением. Вскоре ему предстоит начать последний этап своего путешествия. Он попытается уговорить ненавидящего нарских лордов принца начать войну с Талистаном.
Бьяджио устало взял еще одно печенье и отправил его в рот, наслаждаясь тонким вкусом. Через два дня он снова станет грязным путешественником, но до тех пор будет отдыхать, и наслаждаться незамысловатым уютом постоялого двора.
— Спасибо вам, госпожа Эстрелла, — вздохнул он, — за то, что вы сделали это варварское путешествие чуть более цивилизованным.
23
Каньон продувался ветром, обещающим весеннюю грозу. Алазариан посмотрел на небо и оценил дождевые облака. С запада катилась грозовая туча, густая и черная, готовясь сразиться с солнцем за власть. На горы уже легли темные тени. Летун, конек Алазариана, презрительно фыркнул.
Джал Роб перевел своего коня с галопа на рысь и оглядел крутые холмы, обступившие долину. Они были коричневые и уродливые — и опасно молчаливые. Путь пролегал по Таттераку, самой северной территории Люсел-Лора, и земля здесь была враждебной и неприветливой. Унылый пейзаж разнообразили только горы да редкие купы причудливо изогнутых деревьев. Среди холмов почти не было рек, и только редкие деревеньки лепились к склонам, с трудом обеспечивая свое скудное существование. Это была суровая земля, и дороги ее были настоящим кошмаром для путешественника: они были полны рытвин, а порой сужались до извилистых троп. Трудные условия сильно снизили скорость продвижения двух путников, а теперь еще и погода грозила восстать против них.
Алазариан отстегнул от пояса мехи с водой и отпил один глоток. Они ехали уже пять дней — и только теперь оказались в Таттераке. Позади остался город Экл-Най и гостеприимный Фалгер: там они наполнили едой свои желудки и дорожные сумки. Фалгер нарисовал им карту, по которой они теперь ориентировались. По расчетам Алазариана этот каньон был входом в Таттерак. А Таттерак был воротами к Фалиндару. Скоро должна появиться какая-то деревня, там будут вода и новости, а если трийцы окажутся дружелюбными, то может найтись и ночлег. Однако добраться до деревни, опередив дождь, надеяться, не приходилось.
— Может быть, стоит остановиться прямо сейчас? — предложил Алазариан. — Устроим лагерь, пока гроза не началась. Джал Роб покачал головой.
— До Фалиндара еще далеко. Может, гроза пройдет стороной.
Алазариан принюхался к ветру.
— Не думаю, Джал.
— Мы поедем дальше, — заявил священник. — По крайней мере, проедем еще немного. Сколько еще до той деревни?
— Я посмотрел по карте. Еще далеко. Нам до нее не добраться.
— Давай хотя бы попробуем. Если дождь пойдет, мы найдем укрытие.
Алазариан согласился и послал Летуна вперед, догоняя коня Джала. Джалу Робу хотелось поскорее добраться до Фалиндара. Казалось, он даже не думает о том военачальнике, о котором их предупредил Фалгер. Он ехал вперед как одержимый — и Алазариан знал, что вперед его гонит мысль о встрече с Ричиусом Вэнтраном.
— Что ты сделаешь, когда встретишься с Шакалом? — спросил Алазариан.
— А почему ты вдруг спросил?
— Просто интересно. Тебе ведь очень не терпится до него добраться? Я это заметил.
— Может, и да.
— Ну и? Что ты ему скажешь?
— Ты очень любопытен.
— А ты очень уклончив. — Алазариан ухмыльнулся. — Не хочешь об этом говорить? Джал Роб отвернулся.
— Да, я не хочу об этом говорить! Доволен?
— Но ты ведь на него сердит? Именно поэтому ты и согласился поехать со мной? Чтобы сказать ему об этом.
— Так теперь ты не только чувства, но и мысли начал читать? А я думал, что для этого тебе надо дотронуться до человека.
— Не всегда. Тебя понимать очень легко, Джал. Ты хоть и священник, но обид не прощаешь.
Джал обжег Алазариана яростным взглядом.
— Сделай мне одолжение, малец, — не лезь ко мне в голову. Мне твои фокусы не нравятся. Алазариан отшатнулся.
— Извини, Джал. Я...
— Ты понятия не имеешь о том, насколько я зол на Вэнтрана. Так что и не пытайся понять. И не заставляй меня с тобой объясняться, потому что я этого делать не собираюсь. Понятно?
— Да, — тихо ответил Алазариан. — Извини.
После этой вспышки священник обогнал Алазариана и, осторожно пробираясь по каньону, демонстративно его не замечал. Обиженный Алазариан долго не заговаривал с
Джалом, давая ему время остыть. Ему по-прежнему нравился священник, и он был твердо намерен разрушить разделявшую их стену. При необходимости он готов был разбирать ее по кирпичику. В конце концов, он снова догнал священника, но на этот раз его поддразнивающая улыбка сменилась на искреннюю.
— Мы быстро едем, — заметил он. — Может, мы и доберемся до деревни раньше, чем дождь пойдет.
Джал Роб уже расстался с гневом. Он посмотрел на запад, откуда надвигалась туча, и сказал:
— Гм... не думаю. Но попробуем. Мне не хотелось бы устраивать лагерь в этом каньоне. Здесь наверняка будут какие-нибудь звери. Фалгер предупреждал меня насчет снежных барсов.
— Со мной мой кинжал, — отозвался Алазариан. — А у тебя — стрелы.
— И то, и другое мало поможет, если мы будем спать. И потом, я не настолько хорошо владею луком. Разве ты не знаешь, какие барсы быстрые? Он набросится на нас раньше, чем я успею взять стрелу из колчана. — Тут он рассмеялся и добавил: — Но я ценю твое высокое мнение, парень.
— Разве ты забыл — я же видел тебя в деле, в Железных горах, когда ты сражался с Шинном. Могу поспорить, что ты стреляешь не хуже его.
— Да нет. Этот подонок блестяще владеет луком. По сравнению с ним я жалкий любитель. Но я упражняюсь. В наше время это хорошая привычка. Даже для священника.
— А меня ты можешь научить? — спросил Алазариан. — Мне бы хотелось научиться стрелять. Пальцы у меня длинные, как у трийцев. А трийцы славятся как хорошие лучники.
— Да, так я слышал.
— Так научишь?
— Только не сию минуту.
— Да, не сейчас. Но, может, когда мы доберемся до Фалиндара? Там у нас будет время.
Когда Роб ничего не ответил, Алазариан попробовал настаивать:
— Как ты думаешь, Джал?
— Ну ладно. Если будет время. Алазариан широко улыбнулся:
— Это было бы великолепно! Он провел рукой по лбу, смахивая капли пота. Несмотря на ветер и облака, верховая езда его разгорячила. Лицо Джала Роба тоже блестело от пота. Алазариан снова отстегнул мехи.
— Пить хочется, — сказал он.
— Мне тоже, — согласился Джал Роб. — Это из-за дорожной пыли.
Алазариан сделал глоток из своего меха, а потом протянул его Джалу.
— Держи.
Роб повернулся, увидел протянутые ему мехи — и побледнел. Его взгляд метнулся к горловине, к которой только что прикасались губы Алазариана.
— Э-э... Спасибо, не надо.
— Разве тебе пить не хочется?
— Воду надо беречь, — неловко отговорился Роб.
— Джал, да ведь дождь вот-вот пойдет! Попей.
— Я же сказал — нет! — огрызнулся священник и снова послал коня вперед.
Потрясенный Алазариан тяжело опустился в седле. Он проводил взглядом Джала Роба — и его недоумение рассеялось: он понял, что произошло, и уныло убрал мех. Теперь эта вода заражена. Суеверный священник ни за что не станет ее пить.
— Боишься подцепить мою нечестивую магию, Джал Роб? — тихо пробормотал Алазариан.
Алазариан в мрачной задумчивости сидел у костра и слушал, как холмы эхом повторяют раскаты грома. Снаружи стремительными потоками хлестал дождь. Гроза настигла их уже через несколько минут, и они поспешно укрылись в какой-то пещере, которых здесь было много, едва успев избежать самого сильного ливня. Джал Роб развел огонь и позаботился о лошадях, привязав их около входа в пещеру. Тесное пространство стремительно наполнялось дымом. Священник почувствовал гнев Алазариана и устроился у самого отверстия, молча, наблюдая за бушующей стихией.
Алазариан сунул в огонь палку и стал смотреть, как горит ее конец. Его чувства были задеты сильнее, чем ему хотелось признать, но, похоже, Джала это не заботило. Он не только не хотел пить из одного меха с Алазарианом, но теперь, кажется, не хотел делить с ним даже костер. Сильный удар грома потряс пещеру, так что свод затрещал. Потом сумрак стремительно прорезали две стрелы молнии, бесшумно упавшие в отдалении. Выглянув наружу через неподвижное плечо Джала, Алазариан увидел, что небо совсем потемнело и полностью закрылось черными тучами. Волосы священника развевались на ветру. С той минуты, как они вошли в пещеру, они обменялись всего парой слов, и разделявшая их стена неожиданно стала гораздо выше. Чувство одиночества заставило Алазариана содрогнуться.
Видя, что дождь не утихает, Джал Роб, в конце концов, вернулся к костру, чтобы погреться. Он протянул руки к угольям, словно ничего особенного не случилось.
— Проголодался? — спросил он. Алазариан молча покачал головой.
— Ну, мы могли бы поесть — хоть какая-то польза от остановки будет. Как только дождь перестанет, мы снова отправимся в путь.
— Ну, так ешь, — сказал Алазариан. — Никто тебе не мешает.
Джал посмотрел на свои сумки. Они по-прежнему были полны припасами: Фалгер и его люди дали им столько продуктов, сколько нужно было, чтобы добраться до Фалиндара. Однако Джал Роб не стал браться за сумки, и, казалось, забыл о еде. Вместо этого он присел напротив Алазариана и смущенно улыбнулся. Сквозь языки пламени Алазариан бросил на него быстрый взгляд.
— До деревни совсем недалеко, — сказал Джал. — Если дождь перестанет, то мы очень скоро до нее доберемся. Может, получится купить пару мягких кроватей на ночь. Это было бы славно, правда?
— Конечно, это было бы очень приятно. А может, на этот раз мы сможем получить отдельные комнаты.
Казалось, этот укол задел Джала. Он неловко поерзал и опустил глаза на свои руки. Наступило ужасное молчание. Спустя несколько минут Джал заговорил.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Я ничего такого не имел в виду.
— Неужели? — с горечью отозвался Алазариан. — А мне показалось, что имел.
— Рядом с твоим волшебством я чувствую себя неловко, парень. Я просто немного его опасаюсь, вот и все. — Сквозь огонь Алазариан увидел, как Джал пытается улыбнуться. — Не забывай: я ведь священник. Волшебство греховно.
— Ну, это меня сильно утешило. Спасибо. Джал сел прямее.
— Ты же знаешь, о чем я говорю. В конце концов, ты ведь рос в Талистане и когда-то принадлежал к нашей церкви. Священные книги говорят нам, что колдовство — грех.
— Так вот кем ты меня считаешь? Колдуном?
— Я не знаю, кто ты. Я знаю только слово Бога. А преломлять хлеб с магами — грех. — Джал пожал плечами. — Ты проклят злой судьбой, парень. Твоей вины тут нет, и я тебя в этом не виню.
Эти слова совершенно не утешили Алазариана. Он сердито ткнул палкой в огонь. Его мать была права: ему не следовало открывать свою тайну никому — даже священнику.
— Господи, — вздохнул он, — как я устал хранить тайны! Я так устал оттого, что все меня сторонятся — даже те, кто не знает, кто я.
Он швырнул палку в огонь и стал смотреть, как ее охватывает пламя. Он не сказал самого главного — что устал от одиночества. Для Алазариана после смерти матери мир стал пустым.
— Мне тебя жаль, — сказал Джал Роб. — Искренне жаль. Ты не заслужил этого проклятия. Но оно меня пугает.
— Это не болезнь, Джал. На тебя это не перейдет. Джал грустно улыбнулся.
— Тогда что это? Ты это знаешь? Алазариан молчал.
— Конечно, не знаешь, потому что такова природа магии. Она потаенная, темная. Она никогда не показывает своей сути.
— Знаешь, что меня пугает больше всего, Джал Роб? Люди вроде тебя. Бог мой, ты же священник! Тебе положено помогать людям, а не отталкивать их. Всякий раз, когда я сталкиваюсь с кем-то вроде тебя, мне становится страшно, потому что я не знаю, что обо мне подумают и что со мной сделают, если узнают, что я наполовину триец или владею магией. Вот что меня пугает. Попробуй хоть немного пожить с этим, а потом говори о страхе.
По ту сторону костра Джал Роб посмотрел на Алазариана и смущенно покраснел.
— Тебе не нужно меня бояться. Бог — это любовь. В Его сердце найдется место для каждого. Даже для тебя.
— Никакими молитвами и разноцветными витражами не изменить моей природы, Джал, — с горечью сказал Алазариан. — Ничем не заставить людей от меня не шарахаться.
— О, тут ты не прав, — возразил Джал. — Не путай храмы с Богом. Моя вера — не в этом. Храмы и песнопения — это поэзия моей веры. Они дают мне утешение, но и только. — Он пересел чуть ближе к Алазариану, обогнув костер и оказавшись на расстоянии протянутой руки. — Я нахожу Бога в каждой песчинке, — заявил он, — а не в творениях рук человеческих.
— Но ты обожал Собор Мучеников. Я же знаю. Я запомнил это с того момента, как до тебя дотронулся.
— Это было удивительное здание, — признал Джал. — По-моему, это самое великолепное здание, которое когда-либо существовало в мире.
— Моя мать тоже его любила, — сказал Алазариан. — Ей хотелось когда-нибудь меня в него отвести. Кажется, она мечтала, что там пройдет мое бракосочетание. Только Элрад Лет никогда бы этого не допустил. Он ненавидит столицу Нара и церковь.
— Уж я-то это прекрасно знаю, — согласился Роб. Алазариан вздохнул.
— Я очень любил мать. Теперь, когда ее не стало, я никак не могу себя найти. Она единственная меня любила, не считая деда. А он... ну, ты знаешь.
Джал Роб не сказал ни слова. Он просто наблюдал за Алазарианом во всполохах костра, не мешая ему изливать яд, накопившийся в его душе за короткую жизнь.
— Элрад Лет — настоящее чудовище, — прошептал юноша. — Он все время бил мать. У нее даже остался на лбу шрам от перстня, который он носит. Я всегда пытался ее защитить, но я был настолько меньше! Я не мог с ним справиться. — У Алазариана задрожали губы. Он почувствовал, что у него перехватывает горло. — Один раз он начал душить мать. Я бросился на него и сказал, что убью его. Мне было еще совсем немного — лет двенадцать, кажется. Он...
У Алазариана пропал голос, и он вынужден был отвести взгляд.
— И что? — подтолкнул его вопрос Джала. — Что было потом?
— Он снял ремень и выпорол меня, так что у меня вся спина была в крови, — прошептал Алазариан. — Ему было все равно, что я громко кричу, и что мать умоляет его перестать. Он бил меня почти час. Я слышал собственный плач. Казалось, это плачу не я сам, а кто-то другой — он все плакал и плакал... — Алазариан покачал головой, не понимая, как подобное могло быть правдой. — А когда он кончил меня бить, он утащил меня наверх, в мою спальню. Там был маленький чулан — в него едва помещался человек. Он запер меня там. Я сидел в чулане два дня, и только тогда он меня выпустил. И когда я оказался на свободе, то из-за темноты ничего не видел. Мои глаза... — Алазариан прижал ладони к глазам. — Я ослеп.
Он обвел взглядом темную пещеру. Иногда в тесных помещениях он все еще начинал кричать.
— Боже правый! — прошептал Роб.
Потрясенный священник смотрел на Алазариана, а тот, впервые рассказав другому человеку этот эпизод, почувствовал себя совершенно обессилевшим.
— И знаешь, что хуже всего, Джал? — спросил он. — Другого отца я никогда не знал. Сколько бы он меня ни бил, какая-то часть моего существа все равно жаждала его признания. Но он меня никогда не принимал.
Алазариан закрыл глаза. Эта исповедь довела его почти до слез. Ему было стыдно признаваться в таком извращении, но он искренне хотел добиться любви Элрада Лета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79