Часто я занимаю себя мыслями о Дьяне, и мне хочется, чтобы она была здесь и меня утешала. Она хорошая женщина, и я по ней скучаю".
Услышав эти давние слова, Ричиус ощетинился. Ему неприятно было напоминание о том, что Дьяна уже была замужем — даже за таким достойным человеком, как Тарн.
— И что? — резко спросил он. — Что ты хотел мне продемонстрировать?
— Послушай дальше, — предложил Люсилер и перелистнул несколько записей. — «Фалиндар стал мне дорог, а я до этой минуты даже не замечал этого. Я не ожидал, что когда-нибудь так привяжусь к чему-то неодушевленному, но теперь это мой дом, и я должен его защищать. Я не могу допустить, чтобы он достался нарцам или был испорчен войной. Пока я дышу, я буду за него сражаться».
Люсилер медленно закрыл книгу и отодвинул ее от себя, чуть было, не столкнув со стола. Его взгляд, наконец, обратился на Ричиуса. Наступило ужасное молчание, ясно показывавшее, насколько ему худо. Ричиус взял со стола бутылку токки, изо всех сил стараясь улыбаться.
— Ты не потеряешь Фалиндар, — мягко сказал он. — Если ты из-за этого тревожишься, то перестань.
— Дом, — прошептал Люсилер. Он обвел взглядом комнату. — Перед тем как стать хозяином Фалиндара, Тарн был заключенным в его подземелье. И все же он считал его своим домом. Я провел здесь почти всю мою жизнь, Ричиус. Для меня он настоящий дом. Если я его лишусь...
— Не лишишься, — снова повторил Ричиус. — Но тебе не хватает веры Тарна, Люсилер. Тебе не следует здесь уединяться. Люди должны тебя видеть. Если ты не будешь верить в успех, они тоже не смогут.
Триец потянулся за бутылкой, налил себе чашку, но пить не стал, рассеянно перекатывая чашку между ладонями. В этот вечер Люсилера окутывала пелена самоосуждения. Он был мрачен с самого начала осады. Или, точнее, после трагических событий в Кесе. Ричиус взял из угла комнаты стул. Как и все в комнате, он был завален книгами и разными бумагами. Очистив стул, Ричиус подтащил его к столу и уселся перед Люсилером — так близко, что друг не мог не обращать на него внимания.
— Почему ты боишься? — спросил он. — Разве ты не понимаешь, что преимущество имеем мы?
Люсилер бросил на него пристальный взгляд.
— Похоже, ты один в этом уверен, Ричиус.
— Неужели? У Пракстин-Тара нет крыши над головой, запасов еды и воды. Дьявол — у него даже не осталось этой чертовой катапульты. У него есть только воины.
— Да, почти вдвое больше, чем у нас, — проворчал Люсилер. — Почему ты об этом забываешь?
Их спор снова пошел по замкнутому кругу, а Ричиус пришел сюда вовсе не за этим. Он отнял у Люсилера чашку и сказал:
— Я хочу, чтобы ты поговорил со мной. Ты чувствуешь себя виноватым в том, что случилось.
— Неужели? Какой ты наблюдательный.
— Но твоей вины тут нет. Люсилер рассмеялся.
— Конечно, есть! Мне следовало это предвидеть. Как дурак, я поехал в Кес и пытался договориться о мире. Я доверял Пракстин-Тару. — Он досадливо покачал головой. — Лоррис и Прис, до чего же я глуп! Я же знал, что собой представляет Пракстин-Тар! Я видел безумие в его глазах — и не обращал на это внимания. Так что прошу тебя, Ричиус: не пытайся уверить меня, будто я ни в чем не виноват. Меня моя вина устраивает. Мне с ней не одиноко.
Ричиус снова взял дневник Тарна.
— Разве сам Тарн не сказал тебе как-то, что Пракстин-Тару можно доверять? Разве он не обещал, что военачальник будет тебе верен?
— Это было давно, — парировал Люсилер, — когда Тарн был жив. И он не знал, что умрет или во что превратится Пракстин-Тар.
Ричиус кивнул. Все знали, как смерть Тарна подействовала на военачальника Рийна. Когда-то он был мелким диктатором, которому было достаточно править Рийном. Однако магия Тарна все изменила. Увидев способности Тарна, его «дар небес», Пракстин-Тар стал искренне верующим. И теперь он сам назначил себя преемником праведника, твердо вознамерившись открыть небесные врата, которые закрыла смерть Тарна. Некоторые говорили, будто Пракстин-Тар рвется к власти, потому что ему хочется получить волшебные способности, какие были у Тарна, и подчинить себе весь Люсел-Лор. Однако Ричиус так не считал. Люсилер встречался с Пракстин-Таром в Кесе и видел страдания военачальника. Пракстин-Тар начал крестовый поход. Он был уверен, что ведет священную войну.
— Он хочет говорить с богами, — сказал Люсилер. — Ему хочется снова увидеть их, как это было, пока Тарн был жив. И он не успокоится, пока не захватит Фалиндар, — в этом я не сомневаюсь. Как ты этого не видишь, Ричиус? Я не могу потерять Фалиндар. Он стал бастионом, последним безопасным уголком во всем Люсел-Лоре.
— Ну, это звучит несколько театрально.
— Ничуть. Это все, что осталось от мечты Тарна. И это мой дом. — Триец проницательно посмотрел на Ричиуса. — И твой тоже.
Эти слова заставили Ричиуса изумленно заморгать.
— Правда, — признал он. — Теперь я здесь чувствую себя дома.
Люсилер тепло улыбнулся.
— Да. Теперь ты счастлив, я это вижу. Раньше ты не был счастлив.
— Был! — запротестовал Ричиус. — Я всегда был счастлив.
— Ты всегда был беспокоен, как суетливая старуха, — рассмеялся Люсилер. — Все время возмущался, жаловался, никогда не был доволен тем, что имеешь. Но ты изменился. Скажи: ты еще думаешь об Арамуре?
Ричиус поморщился:
— Люсилер...
— Пожалуйста, ответь! — настоятельно попросил Люсилер. — Мне это важно! Ты действительно так хорошо себя чувствуешь в Фалиндаре, как это кажется со стороны? Или ты по-прежнему думаешь об Арамуре? Ты совсем перестал о нем говорить.
— Какой смысл? Арамур для меня потерян. Теперь я это сознаю.
— Правда?
— Почему ты начал меня об этом расспрашивать? Я ответил тебе правду, так что давай этот разговор закончим.
— Значит, теперь твой дом здесь?
— Да!
Люсилер сел прямо.
— Тогда ты должен понять, почему я так тревожусь. И тебе тоже следовало бы тревожиться. Если мы потеряем Фалиндар, мы потеряем не только жизнь. Мы потеряем дом. Снова.
Слова Люсилера были до боли логичны. У Ричиуса отняли Арамур, и понадобилось два года, чтобы он оправился после этой потери. Он все еще не полностью пришел в себя, но хотя бы заставил успокоиться безжалостных призраков прошлого. Тоска по родине не давала ему ничего, кроме боли.
— Я вспоминаю Арамур чаще, чем ты можешь себе представить, — признался Ричиус. — Иногда мне хочется отвезти туда Шани — просто чтобы показать. Эта страна — кусок моего сердца. И, наверное, так и будет до конца моих дней. Но мой дом теперь здесь. По крайней мере, это я, наконец, понял.
— И теперь мы оба должны бороться за наш дом, — сказал Люсилер.
— Правильно. И тебе пора перестать терзаться и считать себя виновным в осаде. Договорились?
Люсилер сделал последний глоток токки.
— Договорились. — Он закупорил бутылку и отставил ее подальше. — И что мы будем делать сейчас? Ждать, когда Пракстин-Тар вернется?
— Думаю, другого варианта у нас нет. Рано или поздно он вымотается. Иначе и быть не может.
— Очень может быть, что ждать придется долго, — заметил Люсилер. — Особенно если Кринион умрет.
Ричиусу самому захотелось хлебнуть токки. Если Кринион действительно погибнет, жажда мести' Пракстин-Тара будет неутолимой.
Для Пракстин-Тара самым мрачным местом на земле стал его шатер, где он дежурил у постели раненого сына. Час был поздний, и свечи на алтаре колебались на едва заметном ветру, отбрасывая нелепые тени на матерчатые стены. Кринион лежал на куче одеял, обнаженный по пояс и перебинтованный. С помощью разнообразно изогнутых ножей целитель Валтув сумел извлечь из тела Криниона большую часть щепок, и теперь грудь Криниона вся была в запекшейся крови и швах. Оставшись в шатре один, Пракстин-Тар молился о своем единственном сыне. Кринион по-прежнему не приходил в сознание, и Валтув не был уверен, что он очнется. Целитель сказал Пракстин-Тару, что раны молодого воина весьма серьезны, а удар по голове повредил ему мозг — возможно, необратимо. Теперь Кринион лежал в забытьи, не шевелясь, едва дыша.
— Услышь меня, Лоррис, — молился военачальник. — Прис, я молю тебя. Исцели моего сына. Нельзя, чтобы он умер...
Как всегда, Лоррис и Прис хранили молчание, и Пракстин-Тар почувствовал, как из его глаз выкатываются слезы бессилия. Он не мог понять, почему его молитвы остаются без ответа — даже теперь, когда решается столь многое. Кринион был хорошим сыном, истинным дролом, и боги-близнецы не имеют права притворяться глухими!
— Не имеете права! — прорычал Пракстин-Тар, открывая глаза. Он воздел руки, потряс сжатыми кулаками и закричал: — Вы меня слышите? Вы не имеете права! Я — Пракстин-Тар!
Пракстин— Тар слышал, как собственное имя звенит у него в ушах. Он бессильно понурился. Даже Кринион его не слышит -а ведь он совсем близко, только слаб, как новорожденный. Тяжелое одиночество легло на плечи военачальника. Сейчас он был бы рад ощутить прикосновение жены, услышать смех дочерей. Все что угодно — только не хриплое дыхание Криниона. А ведь день начинался так хорошо! Кринион был полон жизненных сил, а проклятая машина Грача должна была принести им победу. Вспомнив о нарце, Пракстин-Тар вскипел.
— Это должен был быть он! — сказал триец.
Если Кринион не поправится, так и будет, решил он. Если Кринион умрет, он убьет нарца, накажет его за то, что он построил такое непрочное орудие. Пракстин-Тар сотрясался от ярости, и ему пришлось прижать ладонь ко лбу, чтобы успокоиться. Его мысли туманились от тошноты, и он вдруг вспомнил, что не ел с самого рассвета. Ему нужна пища. Но кто позаботится о Кринионе? Он не доверял Валтуву — по крайней мере, в столь важном деле. Военачальник решил обойтись без еды и опустился на пол.
— Я буду тебя охранять, — прошептал он. — Ворон не прилетит.
Он осторожно пригладил Криниону волосы. Они были молочно-белыми, как у всех трийцев, и нежные, как розовые лепестки. Сидя рядом с сыном, Пракстин-Тар вдруг заметил, насколько на него приятно смотреть — и не только потому, что у него была типично трийская внешность. У Криниона было идеальное сложение и безупречные черты лица. Он был красив — сам Пракстин-Тар никогда не был красивым.
— Не покидай меня! — взмолился он. — Я не могу потерять еще одного сына! Слышишь? Я этого не вынесу!
Кринион отреагировал чуть заметным трепетом ресниц, и военачальнику показалось, что сын его слышит.
— Да, ты слышишь, — решил он. — Ты не умрешь.
Кринион снова чуть заметно пошевелился. Пракстин-Тар улыбнулся. Кринион сильный, потому что в его жилах течет кровь военачальника, и потому что его ждут важные дела. Они оба — отец и сын — полны решимости, сохранить наследие Тарна.
— Такое зрелище меняет человека навсегда, — сказал он сыну. — Откуда мне знать, предназначил ли мне Лоррис продолжать это дело? Я этого не знаю. Но мне нужно научиться многому. Боги действительно существуют, Кринион. Теперь я это знаю. И я хочу снова их видеть.
Пракстин— Тар перестал гладить Криниона по голове. Он осмотрелся, убеждаясь, что его никто не подслушивает, а потом, подавшись вперед, продолжал свою исповедь.
Одной целью был он одержим, единственной горел яростью, и Пракстин-Тара не волновало больше, что он стал убийцей. В конце концов, он военачальник. Его миссия важнее, чем жизнь военачальника Ишьи или сотни рабов из Кеса. Сам Тарн убивал для того, чтобы открыть небесные врата. Возможно, это и есть плата. Может быть, Лорриса надо умилостивить кровью.
«Ну, хорошо же, — решил Пракстин-Тар. — Если они не откроют мне врат неба, я заставлю их открыться».
Фалиндар не сможет сопротивляться вечно. А когда он захватит Фалиндар... Что тогда?
Военачальник нахмурился. Даже сейчас, после месячной осады, он не знал, чего можно ожидать от этой победы. Фалиндар был домом Тарна. В каком-то смысле он был путем к небу, давним центром трийцев. Пракстин-Тару казалось, что рано или поздно капризные боги должны будут его заметить. Он уже отвоевал для них Кес, хотя, похоже, они воротят нос от этого дара. Но они не смогут презреть Фалиндар! Фалиндар с его бесценными шпилями из бронзы и серебра был жемчужиной Люсел-Лора. Его завоевание станет наивысшей победой Пракстин-Тара. И когда он ее добьется, он бросит вызов богам, не замечающим его.
— Это будет, Кринион, — пообещал он.
— Господин? — робко окликнули его. Пракстин-Тар резко выпрямился. К своему глубочайшему изумлению, он увидел, что у входа в шатер стоит Грач. Лицо нарца было бледным и испуганным.
— Ты посмел прийти сюда? — рявкнул Пракстин-Тар. — Как ты смеешь осквернять это место своим присутствием? Грач зашел в шатер, умоляюще подняв руки.
— Простите, господин. Я только зашел посмотреть, как вы... — Его взгляд испуганно метнулся в сторону Криниона. — Как чувствует себя ваш сын?
— Жив, хотя твоей заслуги в этом нет. Радуйся. Если он умрет, ты последуешь за ним.
— Клянусь вам, господин, я не думал, что такое случится. — Ты построил это орудие. Ты сказал, что оно готово. Так что если мой сын умрет, ты за это заплатишь.
Я тут сидел и придумывал, как мне тебя убить. Хочешь послушать, что мне пришло в голову? Нарец посерел.
— Я думаю посадить тебя на кол, — продолжал говорить военачальник. — Наверное, тебя будут опускать на острие очень медленно. И я буду смотреть, как острие выходит у тебя изо рта.
— Бог мой...
— Твой бог? — взорвался Пракстин-Тар. — Твоей нарской сказки не существует! Не говори мне о нем.
— Простите меня, господин! Я не хотел проявить неуважения. Только...
— Что?
— Ну, если мальчик выживет...
— Он выживет!
— Конечно, — поспешил согласиться Грач. — Я хотел сказать — когда он снова будет здоров, он обратится к вам за руководством. Он будет рассчитывать на отмщение за то, что с ним случилось. — Нарец нервно сглотнул. — Он захочет меня убить.
Пракстин— Тар с трудом сдержал отвращение.
— Ты пришел искать моей защиты? Когда мой сын лежит при смерти? Грязное мерзкое создание...
— Господин, я же не виноват! Я только делал то, о чем вы просили. Я постарался построить орудие, но я не специалист. Я простой солдат.
— Ты простой раб, Грач, — возразил военачальник. Он поднялся во весь рост, нависая над нарцем. — Я принял решение. Тебе следует молиться твоему несуществующему богу о выздоровлении Криниона, потому что если он умрет, я обязательно посажу тебя на кол.
— А если выживет? Что будет со мной тогда?
— Он захочет отомстить, — подтвердил военачальник. — Но не тебе.
— Не понимаю...
Пракстин— Тар указал в сторону цитадели.
— Он захочет захватить Фалиндар. Только так он сможет смыть с себя бесчестье. А для этого мне нужен ты.
Военачальник отвернулся от Грача и встал над сыном. Кринион больше не шевелился. Валтув предупредил Пракстин-Тара, что может начаться заражение. Здесь, в пустыне, оно могло раздавить человека, словно насекомое.
— Я не дам ему умереть! — поклялся Пракстин-Тар. — Кринион будет жить. И когда он очнется, мы захватим Фалиндар.
— И для этого я вам нужен? — с надеждой переспросил Грач.
— Вот именно. — Военачальник холодно посмотрел на него. — Ты должен построить мне новое орудие.
— О нет, господин! — запротестовал нарец. — Это невозможно...
— Я видел, на что оно способно. Ты его построишь, и построишь лучше, чем предыдущее. Т будешь строить его, пока Кринион выздоравливает, чтобы оно было готово, когда он очнется для битвы.
— Господин, пожалуйста, не надо! — взмолился раб. — Я не смогу. Прошлое орудие было самым лучшим, на что я способен. Я использовал все мои знания. Оно сломалось потому, что я плохо знаю, что делаю!
Пракстин— Тар отмахнулся от его молений. Два года назад он пощадил Грача, потому что ему показалось забавным иметь раба нарца. Но еще Грач обещал, что он ему пригодится. Он сказал, будто знаком с нарским оружием.
— Ты был легионером! — взорвался военачальник. — Ты сказал мне, что поможешь одерживать победы!
— Да, — пролепетал Грач. — Но...
— Построй мне новый требюшет. Прочный и мощный. И пусть он будет готов к тому моменту, когда мой сын очнется. Помни о коле, Грач.
Грач бросил последний взгляд на Криниона, потом низко поклонился своему господину и ушел из шатра. Пракстин-Тар был рад от него избавиться. Отвратительная тварь, как все нарцы, а от его ложной веры военачальника тошнило. Когда лежащий за горами мир увидит истину? Или они вечно будут пребывать во тьме?
Но тут он вспомнил, что Грач — всего лишь человек, а люди должны искать во тьме истину. Конечно, Грач — создание жалкое. Однако даже у раба можно кое-чему научиться.
— Я тоже хожу во тьме, — прошептал Пракстин-Тар. — И всегда ищу...
Поиск ответов стал образом жизни для Пракстин-Тара, и порой это было тяжело. Военачальник Рийна сел рядом с сыном, не обращая внимания на голод, и снова начал молиться.
18
Первое, что увидели Алазариан и Джал Роб, выйдя из Железных гор, был Экл-Най. Город нищих стоял в конце дороги Сакцен: выгоревшая оболочка города, покрытая шрамами войны и небрежения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Услышав эти давние слова, Ричиус ощетинился. Ему неприятно было напоминание о том, что Дьяна уже была замужем — даже за таким достойным человеком, как Тарн.
— И что? — резко спросил он. — Что ты хотел мне продемонстрировать?
— Послушай дальше, — предложил Люсилер и перелистнул несколько записей. — «Фалиндар стал мне дорог, а я до этой минуты даже не замечал этого. Я не ожидал, что когда-нибудь так привяжусь к чему-то неодушевленному, но теперь это мой дом, и я должен его защищать. Я не могу допустить, чтобы он достался нарцам или был испорчен войной. Пока я дышу, я буду за него сражаться».
Люсилер медленно закрыл книгу и отодвинул ее от себя, чуть было, не столкнув со стола. Его взгляд, наконец, обратился на Ричиуса. Наступило ужасное молчание, ясно показывавшее, насколько ему худо. Ричиус взял со стола бутылку токки, изо всех сил стараясь улыбаться.
— Ты не потеряешь Фалиндар, — мягко сказал он. — Если ты из-за этого тревожишься, то перестань.
— Дом, — прошептал Люсилер. Он обвел взглядом комнату. — Перед тем как стать хозяином Фалиндара, Тарн был заключенным в его подземелье. И все же он считал его своим домом. Я провел здесь почти всю мою жизнь, Ричиус. Для меня он настоящий дом. Если я его лишусь...
— Не лишишься, — снова повторил Ричиус. — Но тебе не хватает веры Тарна, Люсилер. Тебе не следует здесь уединяться. Люди должны тебя видеть. Если ты не будешь верить в успех, они тоже не смогут.
Триец потянулся за бутылкой, налил себе чашку, но пить не стал, рассеянно перекатывая чашку между ладонями. В этот вечер Люсилера окутывала пелена самоосуждения. Он был мрачен с самого начала осады. Или, точнее, после трагических событий в Кесе. Ричиус взял из угла комнаты стул. Как и все в комнате, он был завален книгами и разными бумагами. Очистив стул, Ричиус подтащил его к столу и уселся перед Люсилером — так близко, что друг не мог не обращать на него внимания.
— Почему ты боишься? — спросил он. — Разве ты не понимаешь, что преимущество имеем мы?
Люсилер бросил на него пристальный взгляд.
— Похоже, ты один в этом уверен, Ричиус.
— Неужели? У Пракстин-Тара нет крыши над головой, запасов еды и воды. Дьявол — у него даже не осталось этой чертовой катапульты. У него есть только воины.
— Да, почти вдвое больше, чем у нас, — проворчал Люсилер. — Почему ты об этом забываешь?
Их спор снова пошел по замкнутому кругу, а Ричиус пришел сюда вовсе не за этим. Он отнял у Люсилера чашку и сказал:
— Я хочу, чтобы ты поговорил со мной. Ты чувствуешь себя виноватым в том, что случилось.
— Неужели? Какой ты наблюдательный.
— Но твоей вины тут нет. Люсилер рассмеялся.
— Конечно, есть! Мне следовало это предвидеть. Как дурак, я поехал в Кес и пытался договориться о мире. Я доверял Пракстин-Тару. — Он досадливо покачал головой. — Лоррис и Прис, до чего же я глуп! Я же знал, что собой представляет Пракстин-Тар! Я видел безумие в его глазах — и не обращал на это внимания. Так что прошу тебя, Ричиус: не пытайся уверить меня, будто я ни в чем не виноват. Меня моя вина устраивает. Мне с ней не одиноко.
Ричиус снова взял дневник Тарна.
— Разве сам Тарн не сказал тебе как-то, что Пракстин-Тару можно доверять? Разве он не обещал, что военачальник будет тебе верен?
— Это было давно, — парировал Люсилер, — когда Тарн был жив. И он не знал, что умрет или во что превратится Пракстин-Тар.
Ричиус кивнул. Все знали, как смерть Тарна подействовала на военачальника Рийна. Когда-то он был мелким диктатором, которому было достаточно править Рийном. Однако магия Тарна все изменила. Увидев способности Тарна, его «дар небес», Пракстин-Тар стал искренне верующим. И теперь он сам назначил себя преемником праведника, твердо вознамерившись открыть небесные врата, которые закрыла смерть Тарна. Некоторые говорили, будто Пракстин-Тар рвется к власти, потому что ему хочется получить волшебные способности, какие были у Тарна, и подчинить себе весь Люсел-Лор. Однако Ричиус так не считал. Люсилер встречался с Пракстин-Таром в Кесе и видел страдания военачальника. Пракстин-Тар начал крестовый поход. Он был уверен, что ведет священную войну.
— Он хочет говорить с богами, — сказал Люсилер. — Ему хочется снова увидеть их, как это было, пока Тарн был жив. И он не успокоится, пока не захватит Фалиндар, — в этом я не сомневаюсь. Как ты этого не видишь, Ричиус? Я не могу потерять Фалиндар. Он стал бастионом, последним безопасным уголком во всем Люсел-Лоре.
— Ну, это звучит несколько театрально.
— Ничуть. Это все, что осталось от мечты Тарна. И это мой дом. — Триец проницательно посмотрел на Ричиуса. — И твой тоже.
Эти слова заставили Ричиуса изумленно заморгать.
— Правда, — признал он. — Теперь я здесь чувствую себя дома.
Люсилер тепло улыбнулся.
— Да. Теперь ты счастлив, я это вижу. Раньше ты не был счастлив.
— Был! — запротестовал Ричиус. — Я всегда был счастлив.
— Ты всегда был беспокоен, как суетливая старуха, — рассмеялся Люсилер. — Все время возмущался, жаловался, никогда не был доволен тем, что имеешь. Но ты изменился. Скажи: ты еще думаешь об Арамуре?
Ричиус поморщился:
— Люсилер...
— Пожалуйста, ответь! — настоятельно попросил Люсилер. — Мне это важно! Ты действительно так хорошо себя чувствуешь в Фалиндаре, как это кажется со стороны? Или ты по-прежнему думаешь об Арамуре? Ты совсем перестал о нем говорить.
— Какой смысл? Арамур для меня потерян. Теперь я это сознаю.
— Правда?
— Почему ты начал меня об этом расспрашивать? Я ответил тебе правду, так что давай этот разговор закончим.
— Значит, теперь твой дом здесь?
— Да!
Люсилер сел прямо.
— Тогда ты должен понять, почему я так тревожусь. И тебе тоже следовало бы тревожиться. Если мы потеряем Фалиндар, мы потеряем не только жизнь. Мы потеряем дом. Снова.
Слова Люсилера были до боли логичны. У Ричиуса отняли Арамур, и понадобилось два года, чтобы он оправился после этой потери. Он все еще не полностью пришел в себя, но хотя бы заставил успокоиться безжалостных призраков прошлого. Тоска по родине не давала ему ничего, кроме боли.
— Я вспоминаю Арамур чаще, чем ты можешь себе представить, — признался Ричиус. — Иногда мне хочется отвезти туда Шани — просто чтобы показать. Эта страна — кусок моего сердца. И, наверное, так и будет до конца моих дней. Но мой дом теперь здесь. По крайней мере, это я, наконец, понял.
— И теперь мы оба должны бороться за наш дом, — сказал Люсилер.
— Правильно. И тебе пора перестать терзаться и считать себя виновным в осаде. Договорились?
Люсилер сделал последний глоток токки.
— Договорились. — Он закупорил бутылку и отставил ее подальше. — И что мы будем делать сейчас? Ждать, когда Пракстин-Тар вернется?
— Думаю, другого варианта у нас нет. Рано или поздно он вымотается. Иначе и быть не может.
— Очень может быть, что ждать придется долго, — заметил Люсилер. — Особенно если Кринион умрет.
Ричиусу самому захотелось хлебнуть токки. Если Кринион действительно погибнет, жажда мести' Пракстин-Тара будет неутолимой.
Для Пракстин-Тара самым мрачным местом на земле стал его шатер, где он дежурил у постели раненого сына. Час был поздний, и свечи на алтаре колебались на едва заметном ветру, отбрасывая нелепые тени на матерчатые стены. Кринион лежал на куче одеял, обнаженный по пояс и перебинтованный. С помощью разнообразно изогнутых ножей целитель Валтув сумел извлечь из тела Криниона большую часть щепок, и теперь грудь Криниона вся была в запекшейся крови и швах. Оставшись в шатре один, Пракстин-Тар молился о своем единственном сыне. Кринион по-прежнему не приходил в сознание, и Валтув не был уверен, что он очнется. Целитель сказал Пракстин-Тару, что раны молодого воина весьма серьезны, а удар по голове повредил ему мозг — возможно, необратимо. Теперь Кринион лежал в забытьи, не шевелясь, едва дыша.
— Услышь меня, Лоррис, — молился военачальник. — Прис, я молю тебя. Исцели моего сына. Нельзя, чтобы он умер...
Как всегда, Лоррис и Прис хранили молчание, и Пракстин-Тар почувствовал, как из его глаз выкатываются слезы бессилия. Он не мог понять, почему его молитвы остаются без ответа — даже теперь, когда решается столь многое. Кринион был хорошим сыном, истинным дролом, и боги-близнецы не имеют права притворяться глухими!
— Не имеете права! — прорычал Пракстин-Тар, открывая глаза. Он воздел руки, потряс сжатыми кулаками и закричал: — Вы меня слышите? Вы не имеете права! Я — Пракстин-Тар!
Пракстин— Тар слышал, как собственное имя звенит у него в ушах. Он бессильно понурился. Даже Кринион его не слышит -а ведь он совсем близко, только слаб, как новорожденный. Тяжелое одиночество легло на плечи военачальника. Сейчас он был бы рад ощутить прикосновение жены, услышать смех дочерей. Все что угодно — только не хриплое дыхание Криниона. А ведь день начинался так хорошо! Кринион был полон жизненных сил, а проклятая машина Грача должна была принести им победу. Вспомнив о нарце, Пракстин-Тар вскипел.
— Это должен был быть он! — сказал триец.
Если Кринион не поправится, так и будет, решил он. Если Кринион умрет, он убьет нарца, накажет его за то, что он построил такое непрочное орудие. Пракстин-Тар сотрясался от ярости, и ему пришлось прижать ладонь ко лбу, чтобы успокоиться. Его мысли туманились от тошноты, и он вдруг вспомнил, что не ел с самого рассвета. Ему нужна пища. Но кто позаботится о Кринионе? Он не доверял Валтуву — по крайней мере, в столь важном деле. Военачальник решил обойтись без еды и опустился на пол.
— Я буду тебя охранять, — прошептал он. — Ворон не прилетит.
Он осторожно пригладил Криниону волосы. Они были молочно-белыми, как у всех трийцев, и нежные, как розовые лепестки. Сидя рядом с сыном, Пракстин-Тар вдруг заметил, насколько на него приятно смотреть — и не только потому, что у него была типично трийская внешность. У Криниона было идеальное сложение и безупречные черты лица. Он был красив — сам Пракстин-Тар никогда не был красивым.
— Не покидай меня! — взмолился он. — Я не могу потерять еще одного сына! Слышишь? Я этого не вынесу!
Кринион отреагировал чуть заметным трепетом ресниц, и военачальнику показалось, что сын его слышит.
— Да, ты слышишь, — решил он. — Ты не умрешь.
Кринион снова чуть заметно пошевелился. Пракстин-Тар улыбнулся. Кринион сильный, потому что в его жилах течет кровь военачальника, и потому что его ждут важные дела. Они оба — отец и сын — полны решимости, сохранить наследие Тарна.
— Такое зрелище меняет человека навсегда, — сказал он сыну. — Откуда мне знать, предназначил ли мне Лоррис продолжать это дело? Я этого не знаю. Но мне нужно научиться многому. Боги действительно существуют, Кринион. Теперь я это знаю. И я хочу снова их видеть.
Пракстин— Тар перестал гладить Криниона по голове. Он осмотрелся, убеждаясь, что его никто не подслушивает, а потом, подавшись вперед, продолжал свою исповедь.
Одной целью был он одержим, единственной горел яростью, и Пракстин-Тара не волновало больше, что он стал убийцей. В конце концов, он военачальник. Его миссия важнее, чем жизнь военачальника Ишьи или сотни рабов из Кеса. Сам Тарн убивал для того, чтобы открыть небесные врата. Возможно, это и есть плата. Может быть, Лорриса надо умилостивить кровью.
«Ну, хорошо же, — решил Пракстин-Тар. — Если они не откроют мне врат неба, я заставлю их открыться».
Фалиндар не сможет сопротивляться вечно. А когда он захватит Фалиндар... Что тогда?
Военачальник нахмурился. Даже сейчас, после месячной осады, он не знал, чего можно ожидать от этой победы. Фалиндар был домом Тарна. В каком-то смысле он был путем к небу, давним центром трийцев. Пракстин-Тару казалось, что рано или поздно капризные боги должны будут его заметить. Он уже отвоевал для них Кес, хотя, похоже, они воротят нос от этого дара. Но они не смогут презреть Фалиндар! Фалиндар с его бесценными шпилями из бронзы и серебра был жемчужиной Люсел-Лора. Его завоевание станет наивысшей победой Пракстин-Тара. И когда он ее добьется, он бросит вызов богам, не замечающим его.
— Это будет, Кринион, — пообещал он.
— Господин? — робко окликнули его. Пракстин-Тар резко выпрямился. К своему глубочайшему изумлению, он увидел, что у входа в шатер стоит Грач. Лицо нарца было бледным и испуганным.
— Ты посмел прийти сюда? — рявкнул Пракстин-Тар. — Как ты смеешь осквернять это место своим присутствием? Грач зашел в шатер, умоляюще подняв руки.
— Простите, господин. Я только зашел посмотреть, как вы... — Его взгляд испуганно метнулся в сторону Криниона. — Как чувствует себя ваш сын?
— Жив, хотя твоей заслуги в этом нет. Радуйся. Если он умрет, ты последуешь за ним.
— Клянусь вам, господин, я не думал, что такое случится. — Ты построил это орудие. Ты сказал, что оно готово. Так что если мой сын умрет, ты за это заплатишь.
Я тут сидел и придумывал, как мне тебя убить. Хочешь послушать, что мне пришло в голову? Нарец посерел.
— Я думаю посадить тебя на кол, — продолжал говорить военачальник. — Наверное, тебя будут опускать на острие очень медленно. И я буду смотреть, как острие выходит у тебя изо рта.
— Бог мой...
— Твой бог? — взорвался Пракстин-Тар. — Твоей нарской сказки не существует! Не говори мне о нем.
— Простите меня, господин! Я не хотел проявить неуважения. Только...
— Что?
— Ну, если мальчик выживет...
— Он выживет!
— Конечно, — поспешил согласиться Грач. — Я хотел сказать — когда он снова будет здоров, он обратится к вам за руководством. Он будет рассчитывать на отмщение за то, что с ним случилось. — Нарец нервно сглотнул. — Он захочет меня убить.
Пракстин— Тар с трудом сдержал отвращение.
— Ты пришел искать моей защиты? Когда мой сын лежит при смерти? Грязное мерзкое создание...
— Господин, я же не виноват! Я только делал то, о чем вы просили. Я постарался построить орудие, но я не специалист. Я простой солдат.
— Ты простой раб, Грач, — возразил военачальник. Он поднялся во весь рост, нависая над нарцем. — Я принял решение. Тебе следует молиться твоему несуществующему богу о выздоровлении Криниона, потому что если он умрет, я обязательно посажу тебя на кол.
— А если выживет? Что будет со мной тогда?
— Он захочет отомстить, — подтвердил военачальник. — Но не тебе.
— Не понимаю...
Пракстин— Тар указал в сторону цитадели.
— Он захочет захватить Фалиндар. Только так он сможет смыть с себя бесчестье. А для этого мне нужен ты.
Военачальник отвернулся от Грача и встал над сыном. Кринион больше не шевелился. Валтув предупредил Пракстин-Тара, что может начаться заражение. Здесь, в пустыне, оно могло раздавить человека, словно насекомое.
— Я не дам ему умереть! — поклялся Пракстин-Тар. — Кринион будет жить. И когда он очнется, мы захватим Фалиндар.
— И для этого я вам нужен? — с надеждой переспросил Грач.
— Вот именно. — Военачальник холодно посмотрел на него. — Ты должен построить мне новое орудие.
— О нет, господин! — запротестовал нарец. — Это невозможно...
— Я видел, на что оно способно. Ты его построишь, и построишь лучше, чем предыдущее. Т будешь строить его, пока Кринион выздоравливает, чтобы оно было готово, когда он очнется для битвы.
— Господин, пожалуйста, не надо! — взмолился раб. — Я не смогу. Прошлое орудие было самым лучшим, на что я способен. Я использовал все мои знания. Оно сломалось потому, что я плохо знаю, что делаю!
Пракстин— Тар отмахнулся от его молений. Два года назад он пощадил Грача, потому что ему показалось забавным иметь раба нарца. Но еще Грач обещал, что он ему пригодится. Он сказал, будто знаком с нарским оружием.
— Ты был легионером! — взорвался военачальник. — Ты сказал мне, что поможешь одерживать победы!
— Да, — пролепетал Грач. — Но...
— Построй мне новый требюшет. Прочный и мощный. И пусть он будет готов к тому моменту, когда мой сын очнется. Помни о коле, Грач.
Грач бросил последний взгляд на Криниона, потом низко поклонился своему господину и ушел из шатра. Пракстин-Тар был рад от него избавиться. Отвратительная тварь, как все нарцы, а от его ложной веры военачальника тошнило. Когда лежащий за горами мир увидит истину? Или они вечно будут пребывать во тьме?
Но тут он вспомнил, что Грач — всего лишь человек, а люди должны искать во тьме истину. Конечно, Грач — создание жалкое. Однако даже у раба можно кое-чему научиться.
— Я тоже хожу во тьме, — прошептал Пракстин-Тар. — И всегда ищу...
Поиск ответов стал образом жизни для Пракстин-Тара, и порой это было тяжело. Военачальник Рийна сел рядом с сыном, не обращая внимания на голод, и снова начал молиться.
18
Первое, что увидели Алазариан и Джал Роб, выйдя из Железных гор, был Экл-Най. Город нищих стоял в конце дороги Сакцен: выгоревшая оболочка города, покрытая шрамами войны и небрежения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79