— Не взял, — кивнул Сан Саныч.— И куда ты теперь это тащишь? Я же сказала — Алеша здесь не будет жить!— Это еще бабка надвое сказала… — пробурчал Сан Саныч.— Какая бабка? — Зинаида грозно привстала. Сан Саныч ретировался:— Все, понял. Не спорю. А чемодан Лешкин отнесу в нейтральные воды.— Не поняла, — Зинаида вскинула брови.— Так я понимаю, что чердак теперь — снова ничья территория, — объяснил Сан Саныч.— Саня!Сан Саныч, не обращая на нее внимания, направился на чердак.— Я не считаю, что Маша и Алеша расстались навсегда! * * * Смотритель в наручниках сидел на стуле напротив следователя — тот тоже выдвинул стул из-за стола.— Имей в виду, вчерашние фокусы тебе даром не пройдут! — предупредил Буряк.Смотритель усмехнулся:— Да я понял уже, Григорий Тимофеевич.— И когда ты это понял? Смотритель невесело вздохнул:— Ночь была длинная. Было время подумать. Не удумал ничего лучшего, как всю правду тебе рассказать, Григорий Тимофеевич.Следователь напомнил:— Имей в виду, еще раз какие-нибудь… сказки напишешь, я тебя сам, своими руками… До конца жизни в камере мемуары писать будешь!Смотритель иронично смерил его взглядом:— Ух ты. А я думал, ты человек интеллигентный, Григорий Тимофеевич.— Вывел ты меня из терпения, Михаил Макарович. Вывел окончательно! — поднялся тот.— Ладно! Кто старое помянет, тому глаз вон!— Хватит пустых разговоров! Есть что сказать — говори. Нечего — отправлю тебя назад, в камеру. А потом…— Погоди, погоди. Я же все понимаю. И то, что ты мне эту штуку показал, — смотритель кивнул на сейф, — пыльную и страшную, понимаю, что она против меня работает.— Конечно. Зато на меня. То есть на закон, — веско сказал следователь.— Я готов давать показания про находку.— Дать показания по делу о пропавшем профессоре Сомове, — уточнил следователь.Родь пожал плечами:— Я не знаю, как оно у вас называется, это дело. Профессора или доктора наук. Мне не важно. Мне важно рассказать про себя.Да, и в первую очередь — как этот рюкзак оказался в твоем доме, Михаил Макарович. И не просто в твоем доме — в тайнике, который ты сделал, чтобы в прямом смысле слова замуровать улики!— Только знаешь чего я опасаюсь, Григорий Тимофеевич? — спросил смотритель.— Ты чего-то опасаешься? — Следователь удивленно поднял брови.— Да. Я сейчас тебе все расскажу, а ты подкинешь мне еще какие-нибудь улики, до кучи, так сказать, обвинишь меня во всех смертных грехах, и буду я отвечать и за свои проступки, и за чужие…— Об этом можешь не,, волноваться. Я во всем разберусь тщательно.. — Нет, я тебе не верю. Потому что ты меня ненавидишь, — покачал головой смотритель. Следователь подтвердил:— Да, не люблю я тебя, Михаил Макарыч, ты прав. Но я тебя уверяю, что личные чувства не помешают выполнить свой гражданский и служебный долг.Смотритель отмахнулся:— Я не рыцарь, чтобы слову верить. Да и ты… не граф. Я предлагаю другой вариант общения. Я отдаю тебе в руки все, что у меня есть в доме. Все, что ты посчитаешь уликами. А потом тебе все расскажу, как на духу… Но это произойдет только в том случае, если будут понятые и все происходящее будут снимать на камеру.— Публичный обыск и публичное признание, — понимающе кивнул следователь.— Да, именно!Буряк, подумав, ответил:— Не вижу резона отказывать тебе в этой просьбе… Но это лишь утроит внимание к твоей персоне, Родь.Смотритель пожал плечами: мол, этого-то я не боюсь.— Уведите заключенного! — крикнул в коридор следователь.У порога смотритель оглянулся:— Ты подумай, Григорий Тимофеевич, подумай! Через некоторое время в камеру к смотрителю пришел Марукин. Он убедился, что его никто не подслушивает, и спросил:— Ну, что?— Мне кажется, он клюнул.— Это хорошо, — обрадовался Марукин. Родь шепотом продолжал:— Теперь слушай. Передай Леве, чтобы действовал по плану Б. Когда все случится — а про время он от тебя узнает — пусть ждет меня у северного входа. Деньги, документы, смена одежды. Ясно?— А в себе-то ты уверен? Что все получится? Ведь бежать таким образом — тройной риск.Смотритель усмехнулся:— А мне нечего терять, поэтому я ничего не боюсь. Марукин недоверчиво посмотрел на него:— Так уж и нечего? А деньги?— Деньги для тебя стимул, Юра. А мне нужно восстановить справедливость. Ладно, я тут написал Леве — передай сегодня же. — И смотритель протянул листок Марукину. Марукин взял листок, понимая, что сложная игра, которую он затеял, продолжается.Поразмыслив, Полина все-таки решила, что Катя была вместе с Алешей не случайно. Она поделилась своими сомнениями с Буравиным:— Виктор, я хочу тебе сказать одно: твоя дочь подстроила, организовала отвратительную ситуацию. Она рассорила Машу и Алешу.— Ты говоришь о ней, как о законченной интриганке! — отмахнулся Буравин.Полина настаивала:— Я не знаю, законченная она или начинающая, но ведет себя Катя отвратительно. Мало она сталкивала нас всех лбами в прошлом. Но сейчас… сейчас ее поведение выходит за рамки дозволенного!— Подожди, остынь, — попросил Буравин. — Давай не будем вспоминать все прошлые Катины грехи. Лучше сконцентрируемся на настоящем. Только так я смогу во всем разобраться и помочь детям.— Хорошо… Я расскажу тебе все, что знаю. Машу я встретила на улице, она убегала вся в слезах. И Алешка говорит, что теперь не знает, как все исправить! Но он-то считает случившееся недоразумением. А я уверена, что все было подстроено специально.Буравин посмотрел на нее строго:— Что специально? Сердечный приступ?— Ну, нет… Приступ придумать невозможно. Хотя довести человека до стресса… я не знаю. Я только знаю одно — не просто так и не случайно Катерина оказалась в квартире, где Алешка собирался побыть с Машей.Буравин хмуро напомнил: — Я же пообещал, что разберусь.— И чем скорее это произойдет, тем лучше. Буравин не стал возражать, он взял в руки телефон и набрал номер:— Алло! Катя, мне нужно с тобой поговорить. Нет, не по телефону. Зайди ко мне обязательно. Я денег тебе с мамой дам.Катя стояла с веником и ворохом лепестков, превратившихся в горку мусора:— Зачем, папа? Мне сейчас не до встреч. Нет настроения.— Надо. Я сказал — надо. Обязательно.— Но зачем? Ты можешь сказать по-человечески?— Во-первых, я передам деньги маме. Во-вторых… нам надо поговорить.— Именно сейчас?— Немедленно!Вскоре Катя была на месте: Полина и Буравин услышали звонок — и Буравин пошел открывать. Вернулся он с Катей. Полина демонстративно ушла в другую комнату, сухо кивнув Кате.— Здравствуйте! Не очень-то приветлива со мной Полина Константиновна! — поджала губы Катя.— Здравствуй, дочь. Полина имеет на то основания. Катя дернула плечом:— Ладно, я знаю, что она меня не любит! И не хочу переживать по этому поводу. Давай деньги, и я побежала!— Подожди. Я хочу узнать, что произошло вчера у Алексея?— Тебе, наверное, Полина Константиновна все рассказала, — холодно ответила дочь.— А я хочу услышать твою версию, — настаивал Буравин.Катя пожала плечами:— Алеше стало плохо. Я ему помогала прийти в себя.— Плохо — отчего? Что перед этим произошло?— Я не знаю. Но я видела, что у него был внезапный сердечный приступ, — ответила Катя, — и все. А почему ты меня допрашиваешь, как врага?Буравин глядел ей прямо в глаза:— Потому что у меня есть информация, что ты специально воспользовалась приступом Алеши, чтобы Маша уличила его в измене. Признайся, так?Катя пустила в ход свои незаурядные актерские способности, она приняла вид оскорбленной невинности:— Ой, я не знаю, как это смотрелось со стороны. Но пойми, папа, когда человеку плохо, бросаешься ему помогать и совершенно не думаешь, как это смотрится со стороны! В конце концов, искусственное дыхание рот-в-рот, которое делают утонувшему, тоже можно принять за поцелуй.— И ты что, делала Алеше искусственное дыхание? Катя продолжала свою игру:— Не издевайся! Нет, конечно… Но я… могла позволить себе какие-то вольности. Расстегнула ему рубашку, например… Но только для того, чтобы ему было чем дышать! Чтобы обеспечить свежий воздух! Или я об этом тоже должна была спрашивать Машу? А Машу, как будущего врача, совершенно не красит тот факт, что она сбежала от больного!— Вот это ты уже зря сказала. Как же ты похожа на свою мать! — осадил ее Буравин.Катя возмущенно воскликнула:— Ты что, не веришь мне? Или со мной ты тоже развелся? Мне, родной своей дочери, ты не веришь! Эх ты, папа!Буравин угрюмо смотрел на нее:— Я бы тебе поверил, но есть еще один свидетель событий. Его мнение ты не хочешь послушать? Полина! Можно тебя на минуту? — позвал он, и в комнату вошла Полина.— Катя, и ты, и я знаем правду, — сказала она. — Мне кажется, что сейчас еще не прошел момент, когда все можно исправить. Ты попыталась все разрушить между Алешей и Машей. И ты же должна теперь все исправить.— Я не понимаю, Полина Константиновна, что вы от меня хотите! — Катя притворно удивилась.Полина посмотрела ей в глаза:— Прекрасно понимаешь. Ты оказалась в Алешином доме не случайно, я еще не знаю, что ты сказала Маше, отчего бедная девочка убегала, не видя дороги!— Я сказала? — взвилась Катя. Полина отмахнулась:— Сказала, сделала… Катя, я думаю, что сейчас тебе не оправдываться нужно, а искать выход из положения. Эх, как тебе не стыдно! Ведь ты потом сама будешь раскаиваться, но будет поздно. Я понимаю, Маша тебе не нравится. Это девушка, как ты считаешь, не твоего круга. Но ведь Алеша — брат твоего жениха, Кости. Как, кстати, Костя относится к тому, что ты прибегаешь вечером к Алексею? Мне кажется, ты уже играла в эту игру, девочка. Тогда было все с точностью до наоборот. А теперь… Тебе не кажется, что ты чересчур увлеклась этой игрой?— Не делайте из меня виноватую! Вышло недоразумение! — закричала Катя.— Пусть. Но результатом твоего недоразумения стал разрыв Маши с Алешей. И будет правильно, если ты их и помиришь.— Я? Да что вы говорите! Полина твердо повторила:— Да, Катя. Ты должна пойти к Маше и все ей объяснить, рассказать, как было на самом деле.Буравин подключился к разговору:— Ты должна это сделать, дочка.— Я — к Маше? Вы что, хотите, чтобы я пошла к этой Маше и уговаривала ее не сердиться на Алешу? Нет, ни за что!— Но если ты считаешь себя правой, тебе не сложно будет рассказать Маше, как все произошло, — сказала Полина.Катя возмутилась:— Именно потому, что я считаю себя правой, я не намерена оправдываться и доказывать… что я не верблюд!— Тогда мне придется поговорить с Костей. А он — попытается все объяснить брату, — вздохнула Полина.Катя задыхалась:— Да вы… да вы… Полина Константиновна, да вы сами своих родных сыновей друг с другом лбами сталкиваете!— Да, Полина. Костю, мне кажется, сюда вмешивать не нужно. — Буравин поддержал дочь.— Как хотите, господа Буравины. Но я не намерена беречь нервы одного сына, когда второй теряет покой, здоровье и любимую девушку!Катя подняла брови:— Да я-то тут при чем! Не я вашего Лешу с Машей знакомила, и не я должна их мирить! Ясно?— Ой, не кричи, пожалуйста, так громко, — попросил Буравин.Катя начала рыдать:— Как не кричи! Если самые близкие люди… если ты, отец, мне не веришь! Если ты обманываешь меня! Ты же обманом меня сюда зазвал.— Как это? — переспросил Буравин.— А так! Сказал, что маме надо деньги передать, а сам… — захлебывалась слезами Катя.Буравин сухо ответил:— Деньги — это без разговора. — И он потянулся за кошельком.— Да не нужны нам с мамой твои деньги! И ты не нужен! Как-нибудь проживем без твоих подачек! И без твоих близких, которые сами между собой разобраться не могут, а нас виноватыми делают!— Не обобщай. Кого — вас? — остановил ее Буравин.— Ты же сам сказал, что я — вылитая мама! Что, это так ужасно, да? — Катя, плача, закрыла лицо руками. Буравин нерешительно шагнул к дочери, чтобы ее утешить. Обернувшись на Полину, он увидел, как она смотрит на него насмешливым взглядом: она в этот спектакль не верила. Буравин заколебался: с одной стороны, ему хотелось утешить страдающую дочь, с другой — его останавливал колючий взгляд Полины.— Может быть, действительно, у нас лучше получится все объяснить ребятам? Тебя они, Поля, обязательно послушают, — предложил он.Катя отняла руки от лица:— Да! И передайте им, пожалуйста, что они меня абсолютно не интересуют, ни тот, ни другой! И пусть Маша и Алеша обходят меня за километр! Пусть сами разбираются со своими приступами, болезнями и ссорами!И дернув плечиком, Катя ушла, громко хлопнув дверью.— Виктор, скажи, ну почему наши дети несчастливы? Почему они не могут помириться? И почему Катя все время мешает жить Алеше?Буравин постарался ее утешить:— Полина, не отчаивайся. Успокойся. Полина покачала головой:— Не могу. Мне кажется, тебе надо быть с Катериной построже.— Сейчас это довольно трудно. Она и так переживает из-за моего ухода. А я не хочу навсегда потерять контакт с родной дочерью.Полина удивленно смотрела на него:— Разве строгое отношение отменяет любовь? Пусть Катя знает, что ты любишь ее, заботишься о ней. И конечно, спрашиваешь с нее строго, по-отцовски!— Наши дети в таком возрасте, когда родителей уже не слушаются.— Но можно же внушить… — начала было Полина, но Буравин ее перебил:— Скажи честно, ты многое можешь внушить своим сыновьям?Полина осеклась, затем растерянно продолжила:— Но они же выступают друг против друга!— Это пока. Я надеюсь, что это временное явление. Полина покачала головой:— Виктор, я тебя не понимаю! Я не могу понять твоей… отстраненной позиции. Нам надо помочь нашим детям. Если они запутались — распутать.— Ты так говоришь, словно им по пятнадцать лет!— Чуть больше. Ну и что? — Полина пожала плечами.— А то, что они сами уже скоро будут родителями. И каждый раз быть буфером в их конфликтах как-то смешно!— Это тебе смешно. А мне плакать хочется, — вздохнула Полина.Буравин продолжал уговаривать:— Пойми, Полина, мы не можем сейчас повлиять на них, потому что сами являемся для них… не самым лучшим примером. Ты же сама говорила: в первую очередь дети должны принять факт, что у нас с тобой все серьезно, навсегда.Полина испуганно спросила:— Ты хочешь сказать, что, соединившись, мы разрушили свои семьи и утратили влияние на собственных детей?Буравин устало покачал головой:— Не я так говорю. Это ты так интерпретируешь. Я хочу сказать, что ты уличаешь Катерину в том, что она пришла в гости к своему бывшему жениху, тогда как ходишь в гости к своему бывшему мужу.Полина вскинула голову:— Виктор! Но мы же с тобой договорились! Я пошла туда с твоего ведома!— С моего вынужденного согласия. Но по собственной инициативе, — возразил Буравин.— Но Алешка… — напомнила Полина. Буравин кивнул, соглашаясь:— Да, слава Богу, ты там оказалась. Но подумай сама еще вот о чем: как Катя могла истолковать твой визит в дом Бориса? И как они со своей матерью могли это расценить?— Если хочешь знать, мне плевать, что подумала обо мне Таисия! Я ходила к Борису потому, что он мне не посторонний человек! — возмутилась Полина.— Хорошо же ты сказала! Моя бывшая жена — на нее можно плевать. А твой бывший муж — не посторонний человек. Между прочим, они оба с нами связаны навсегда. Таисия — мать моей дочери. Самойлов — отец твоих сыновей.— Ох, извини. Я, кажется, в запале что-то не то сказала…— спохватилась Полина.— Ничего. Лишний раз убедился, что женщины руководствуются эмоциями, а не логикой, — вздохнул Буравин.— Но ведь Борис, кроме того, еще и тебе не посторонний человек. Вы с ним дружили всю жизнь.Буравин грустно кивнул:— Да, я с тобой согласен. И меня, если честно, угнетает, что мы враги. Понимаю, что прежних отношений не будет, но какие-то дипломатические, приятельские отношения… могут быть.Полина развела руками:— Вот. Ты со мной и согласился. Мои эмоции и твоя логика.— Тогда давай договоримся впредь: если ты пойдешь проведать ребят или Бориса — я поеду вместе с тобой. Подожду тебя во дворе, в машине. Но я буду рядом. Хорошо?Полина охотно согласилась:— Хорошо. Я не обещаю тебе, что буду рядом, когда ты захочешь навестить Таисию с Катей, но… Пожалуйста, предупреждай меня о визитах в бывшую семью заранее!— Хорошо! — обнял ее Буравин. * * * Выходя из подъезда, Катя столкнулась с Лешей. Она была готова пулей пролететь мимо него, но Алеша ее остановил, схватив за руку.— Чего тебе надо, сердечник?— А что ты такая неласковая сегодня, а? — зло спросил Леша.Катя огрызнулась:— Будешь с вами ласковой! Свяжешься, потом себе дороже. Отстань от меня, Алеша!— Отстану. Но сначала нам надо поговорить.Он смотрел пристально и сердито в глаза Кате. Она снова попыталась вырваться:— Что вы все ко мне привязались сегодня?— Катя, скажи честно, зачем тебе весь этот маскарад был нужен?— Ты что? Какой маскарад? — возмутилась Катя.— С переодеванием. Она пожала плечами:— О чем ты говоришь? Я пришла к тебе для того, чтобы помириться. Но тебе стало плохо, я страшно испугалась, не знала, что делать.Катя перевела дух— и продолжала вдохновенно врать:— А твоя Маша, вместо того чтобы помочь, вызвать «скорую помощь», стала кричать и выяснять отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37