В очаге лениво тлели угли саксаула и ароматного алоэ, и земляной пол был
устлан, согласно традиции, звериными шкурами.
-- Спорь не спорь, а все-таки ты не прав, Единорог,-- без особого нажима
заметил Гвениль, развалившись поперек шкуры пятнистого барса с Белых гор
Сафед-Кух и мерцая в отблесках очага.
Рядом с ним лежал Махайра Кресс, почти не принимавший участия в
разговоре. Кроме нас троих, больше никого в алоу-хона не было.
-- Почему это я не прав? -- отозвался я из угла, где стоял, до половины уйдя
клинком в специальное отверстие подставки для гостей, изнутри выложенное
войлоком.
-- Потому,-- коротко отозвался гигант-эспадон со своего ложа.
Затем подумал и добавил:
-- Если в твоем роду предпочитают обходиться без Посвящения, то это не
повод, чтобы и все прочие от него отказались.
-- Я и не утверждал,-- начал было я, но Гвен перебил меня.
-- Слушай, Единорог, а тебе ведь понравилось на Посвящении у Абу-Салимов!
Не ври, я же вижу, что понравилось!..
-- Ну, понравилось,-- пробормотал я и почувствовал, что краснею отраженным
светом очага.-- И что с того? Я тут позвенел с вами, душой отдохнул и домой
ушел -- к турниру готовиться -- а старому Фархаду лежать без дела кучу лет и
ждать... Пока еще посвященный Придаток вырастет, пока его Детский Учитель
выучит, как положено...
-- А почему это у Мэйланьских Данов без Посвящения обходятся? -- вдруг
заинтересовался до того молчавший Махайра.-- Вы что, первых попавшихся
Придатков берете, которые повзрослее? Один состарился -- другого нашли?
-- Обидеть хочешь, Жнец? -- вяло поинтересовался я для порядка, поскольку
прекрасно знал, что Махайра и в мыслях не держал меня обидеть.
-- Да нет, что ты, Единорог?! Просто интересно... да и не похож твой Чэн на
необученного! И прошлый -- как его, не помню уже -- тоже непохож был...
-- Учат они Придатков,-- снова влез в разговор уставший молчать и слушать
других Гвениль.-- И не хуже прочих...
Ну спасибо, здоровяк... вот уж от кого не ожидал!
-- Только легкие они,-- продолжил меж тем эспадон,-- Дан Гьены эти! Ты
понимаешь, Жнец -- ни вида, ни солидности! Меня раз в пять легче будут, да и
тебя раза в два... Мы, Лоулезские эспадоны, долго ждем, пока Придаток в
полную силу войдет, оттого и рубим мы хоть волос на воде, хоть куклу
турнирную на две половины...
Я отчетливо увидел Придатка, разрубленного от ключицы до паха, вздрогнул и
пристально вгляделся в Гвениля, нет, чепуха, этого просто не может быть!..
Увлекшийся эспадон не обратил на меня ни малейшего внимания.
-- А Дан Гьены в своем пыльном Мэйлане Придатка с самого раннего детства в
работу берут! Ведь такого, как наш Единорог, и дитя в руке удержит. Вот и
выходит, что им и без Посвящения можно! Сами учат, сами и пользуются...
"Удержать-то дитя удержит",-- про себя подумал я и вспомнил Придатка Чэна
шести лет от роду, его отца Придка Янга в том же возрасте, их предка
Придатка Лю Анкора, которого я перевез в Кабир... Вспомнил и те хлопоты,
которых стоило мне их обучение. Пока они меня правильно держать научились,
не роняя да не спотыкаясь... я ведь не канат для падающего, в меня изо всех сил
вцепляться нельзя, у Дан Гьенов упор на три пальца...
-- А-а-а,-- расслабленно протянул Махайра.
-- Чего "а-а-а"?! -- обозлился я.-- Мы со своими будущими Придатками с
самого, почитай, начала возимся, чище Детских Учителей, а не ждем, вроде тебя
с Гвенилем, когда нам уже обученного приведут! Вот поэтому...
Договорить мне не дали. Хлопнула дверь, и грузный Придаток внес в алоу-хона
Шешеза Абу-Салима. Их величество огляделись по сторонам, соизволили
выбрать дальнюю от входа стену, где и повисли сразу на двух крюках. На двух
-- это для грациозности висения, над понимать.
Еще раз прошлись по встрепанному меху бордовые сапоги шагреневой кожи с
модными кисточками на голенищах -- и дверь закрылась за Придатком Абу-
Салима.
Шешез поворочался, устраиваясь в более наклонном положении, и с интересом
глянул на нас.
-- Что замолчали, гордость Кабира? -- весело бросил Шешез со стены, и мне
показалось, что веселость ятагана неискренняя. Опять спорите? Я к вам за
советом пришел, а вы все что-то делите...
-- За советом, как правитель фарр-ла-Кабир, или за советом, как мой вечный
соперник в рубке, ятаган Шешез?
Нет, Гвениль положительно не умел соблюдать никаких приличий! Ему
хорошо, он в Кабире в гостях, а не в вассальной зависимости... правда,
зависимость моя больше на словах, а Гвен сидит в столице лет на сорок дольше
меня, и домом своим давным-давно обзавелся, и семьей обзавестись заодно
хотел, да отказали ему, грубияну двуручному...
-- Как тот и другой сразу,-- помрачнев, ответил ятаган.
-- А в каком важном деле совет требуется? -- Махайра слегка шевельнулся и
концом клинка успокаивающе тронул Гвениля за массивную крестовину.
-- Турнир хочу отменить.
-- Что? -- хором вскрикнули мы втроем.-- Почему?!
-- Потому что боюсь,-- оборвал нас Шешез.
Признание его прозвучало сухо и веско, заставив поверить в невозможное:
ятаган фарр-ла-Кабир, племянник Фархада иль-Рахша, чего-то боится!
-- Знаете, небось, что ночью на улице Сом-Рукха произошло? Мне утром
донесли, только слухи -- они моих гонцов быстрее...
-- Знаем,-- проворчал Гвениль.
-- Слышали,-- отозвался Махайра.
-- Кто это был? -- вместо ответа спросил я, не уточняя, кого имею в виду:
убитого или убийцу.
-- Шамшер Бурхан ан-Имр, из сабель квартала Патайя. А убийца... ну, в общем,
под подозрением...
Он все не мог договорить, и когда наконец решился, то вид у Шешеза был
такой, словно он сам себе удивлялся.
-- Под подозрением -- Тусклые.
Это было равносильно тому, что сказать: "Под подозрением ночной ветер."
Или: "Подозревается призрак Майского Ножа". Или еще что-нибудь в этом же
духе...
По позе Гвениля было хорошо видно, как относится прямолинейный эспадон к
такому, мягко говоря, странному заявлению. А вот Махайра внезапно
оживился и с интересом ожидал продолжения.
А я понимал, что не зря Шешез вчера приходил ко мне в гости, и не зря сейчас
он перестал ломать комедию и заговорил всерьез.
Поросший лесом Лоулез -- родина Гвениля и его братьев -- где на редких
холмах возвышаются сумрачные замки с пятью сторожевыми башнями, или
масличные рощи Кимены, где жили родичи Махайры -- в Мэйлане уже успели
забыть, забыть и снова вспомнить то, о чем Лоулез и Кимена только сейчас
начинали узнавать. Да и сам Кабир был все-таки поближе к Мэйланю -- я имел
в виду близость скорее духовную, чем простое количество верблюжьих
перегонов -- и поэтому Шешез сумел решиться...
Ладно, пару часов назад я согласен был поверить, что Фархад иль-Рахш мог
застать времена Диких Лезвий. Но многие ли поверят мне, если я заявлю во
всеуслышание, что я много лет тому назад бежал из Мэйланя, повинуясь
велению старейшин, решивших спасти молодежь от Тусклых?!
Бежал вместе с Да-дао-шу, вместе с яростными Сизыми Лепестками, вместе с
единственным наследником Орлиного Когтя крюком Цзяньгоу! Бежал,
оставляя за собой старейшин Высших родов Мэйланя, которые силой отослали
нас -- свою надежду на возрождение в случае поражения!
Нет -- в случае того неясного, что гораздо хуже поражения... потому что кто
поверит? Никто... Даже я -- я ведь и тогда не верил, хоть и послушался, и
сейчас... страх это, а не вера.
-- Что ты знаешь о Тусклых, Высший Мэйланя Дан Гьен? -- тут же спросил
Шешез, подметивший мое состояние.
И уже другим звоном:
-- Расскажи, Единорог... пожалуйста...
И я заговорил.
-- Никто достоверно не знает, как рождается Тусклый клинок, или как
родившийся Блистающим становится Тусклым. Иные говорят, что когда
ломается и погибает Блистающий, то перековывают его в тайных кузницах и
закаливают в крови зверя дикого, зверя домашнего и в крови Придатка, не
достигшего совершеннолетия. И тогда возрождается Блистающий, но дик нрав
его, а клинок тускл и горяч. А еще говорят, что Блистающий, вкусивший плоти
Придатка по третьему разу -- будь то умысел или недомыслие -- тускнеет в
течение полугода, но если примет он участие в пяти честных Беседах и двух
турнирах с сильнейшими себя, то вновь заблестит он и отвыкнет от вкуса
запретного. Разное говорят и о разном молчат... Слышал я, что даже
новорожденный Блистающий прямо при закалке потускнеть может, если в
смесь глины, речного песка и угольной пыли подмешать пепел от сожженного
Придатка, умершего до того не своей смертью...
Я остановился и некоторое время молчал, глядя в огонь очага. Редкие язычки
пламени выстреливали вверх горячими жадными клинками...
-- Ничего я не знаю о Тусклых,-- глухо прозвенел я.-- Ничего. Я ведь из
Мэйланя совсем молодым уехал... а молодые -- они глупых стариков слушать не
любят. Вот и я -- слушался, а не слушал.
-- Как это ничего?! -- возмутился Махайра.-- А это?..
От волнения он стал несколько косноязычным.
-- Он прав,-- отозвался со стены Шешез.-- Это не знание. В это можно лишь
верить. Или не верить.
Гвениль слегка шелохнулся, срезав клок шерсти с барсовой шкуры, на которой
лежал, и вновь замер.
-- Я не верю,-- холодно заявил он.-- Глупости все это! Тусклые, теплые... Ни
один Блистающий не станет умышленно портить Придатков! Ни разу не
слышал о таком и сейчас тоже не намерен!..
-- Стали,-- коротко лязгнул Шешез Абу-Салим.-- В Хаффе стали, и в Дурбане
стали... И в Кабире. И, как я понял, в Мэйлане тоже. Я -- верю.
-- А я не знаю,-- честно сказал Махайра.-- Не знаю, и все тут. А ты, Единорог?
-- Я не верю,-- ответил я и, после долгой паузы, закончил.-- Я уверен.
3.
...-- Шешез Абу-Салим фарр-ла-Кабир...-- Махайра словно пробовал на изгиб
прочность этого имени.-- А почему ваше величество пришли за советом именно
к нам троим? Или все-таки только...
По-моему, Кресс и меня хотел сперва назвать полным именем. Но нет,
напускная официальность слетела с него, и Жнец просто закончил:
-- Или все-таки только к Единорогу?
Шешез ответил не сразу. А когда ответил...
-- Махайра Кресс Паллатид из Высших левой ветви Омелы Кименской, по
прозвищу Бронзовый Жнец -- я пришел за советом к вам троим. К тебе, к
Высшему эспадону Гвенилю Лоуэзскому, известному в Кабире как Рушащяяся
Скала, и к Высшему Мэйланя прямому Дан Гьену, более прославившемуся под
прозвищем Мэйланьский Единорог. В Кабире погиб Блистающий. Вы хорошо
расслышали то, что я сказал?
Ятаган умолк, давая нам осознать всю никчемность наших титулов перед
случившимся, и спокойно продолжил:
-- У остальных Высших, с которыми я разговаривал сегодня до вас, мнения
разделились поровну. Тридцать шесть за то, чтобы проводить турнир согласно
традиции и не обращать внимания на досадные случайности; тридцать шесть --
против. И без вашего совета нам не выйти с дороги раздумий на обочину
решения. Вы -- не самые мудрые, не самые старшие, но вы -- последние.
Я стоял вроде бы и не особенно близко к очагу, но мне остро захотелось
вызвать Придатка Чэна, чтобы тот вынес меня за пределы алоу-хона или
переставил как можно дальше от тепла, такого неприятного в этот миг...
-- Отказаться от турнира из-за мэйланьских сказок? Чушь! -- отрезал Гвениль.--
Мы за традиции! Правда, Жнец?
-- Неправда,-- неожиданно для меня возразил Махайра.-- Никогда еще
Блистающие не убивали друг друга и не шли на умышленную порчу
Придатков. Пока не выяснится, случайно происходящее или нет, турнир
проводить нельзя. Я считаю так.
Шешез задумчиво покачался на крючьях.
-- Никогда,-- пробормотал он,-- это слишком неумолимо. Честнее будет сказать,
что на нашей памяти Блистающие не убивали друг друга и не портили
Придатков. На нашей, пусть долгой, но все же ограниченной памяти... Тем не
менее, голоса вновь разделились. Тебе решать, Единорог.
Я вспомнил прошлый турнир. Зелень поля, на котором велось одновременно до
двух дюжин Бесед, упоение праздником и разрезаемый пополам ветер,
подбадривающие возгласы с трибун и солнечные зайчики, уворачивающиеся от
Блистающих... и потом, долго -- память о турнире, споры о турнире,
нетерпеливое ожидание следующего турнира...
И сломанный труп Шамшера Бурхан ан-Имра из сабель квартала Патайя, что
в десяти минутах езды от моего дома... совсем рядом. Одинокий шарик с
треснувшей гарды у глинобитного дувала; и бурая запекшаяся пыль, в которую
ложились суровые копья Чиань...
Я взвешивал звенящую радость и гулкий страх. Пустоту смерти и вспышку
жизни. Моя гарда похожа на чашу, донышком к рукояти; на одинокую чашу
весов...
Я взвешивал.
-- Если из страха перед незнакомой смертью мы откажемся от привычной
жизни,-- наконец произнес я, и огонь в очаге притих, словно вслушиваясь,-- мы,
возможно, избегнем многих неприятностей. Но тогда тень разумной
осторожности ляжет на всех Блистающих, и мы начнем понемногу тускнеть.
Мы станем коситься друг на друга, в наши Беседы вползет недоверие, и
наступит день, когда мой выпад перестанет восхищать Гвениля, а Махайра
позавидует Шешезу. Я -- Высший Мэйланя прямой Дан Гьен -- выйду на
турнирное поле в положенный срок, даже если окажусь на поле один. Или если
буду знать, что могу не вернуться. Я сказал.
-- Ты не будешь на поле один,-- тихо отозвался Гвениль.-- Ты не будешь один,
Единорог. Это я тебе обещаю.
Махайра весело заблестел, подмигивая непривычно серьезному и
немногословному эспадону.
-- Герои,-- сообщил он.-- Глупые герои. Или героические глупцы. Придется мне,
бедному умнику, тоже явиться на турнир. В случае чего я всегда смогу заявить,
что предупреждал вас. Слабое утешение, но другого вы мне не оставили.
-- Вот и они так сказали...-- прошептал Шешез.-- Странно...
-- Кто? -- спросил я.-- Что сказали-то?
-- Детский Учитель нашей семьи... он сказал, что если решать придется
Единорогу, то турнир состоится. Словно предвидел...
-- Ты произнес "они"... Кто еще говорил обо мне.
Я ждал. И дождался.
-- Дзюттэ,-- нехотя прошуршал ятаган.-- Дзюттэ Обломок.
-- Шут? -- удивился Гвениль.
На этот раз Шешез промолчал.
Глава третья
1.
... и трибуны разразились приветственным звоном, когда вокруг злого
тонконогого жеребца и маленького Придатка, вставшего на стременах,
закружился сошедший с ума смерч семи локтей в поперечнике -- и в свистящей
воронке мелькали то сталь громадного лезвия с шипом на тупом обухе, то
заостренный наконечник обратной стороны древка, то желто-багряные кисти
из конского волоса...
-- Давай, Кван! -- не выдержал я.-- Давай!..
И Лунный Кван дал. Храпящий жеребец боком понесся по полю, чудом лавируя
между вкопанными деревянными столбами -- и рушились мертвые деревья без
веток и листьев, белея косыми срезами, щетинясь остриями изломов,
взвизгивая, всхлипывая, треща... Смерч замедлился, став трепещущими
крыльями невиданной бабочки, еще раз пронеслись по воздуху осенние кисти --
и вот уже спокойный и неторопливый Кван-до, Лунный Вихрь, упирается в
землю рядом со взмыленным конем, косящим кровяным глазом.
Не стоило мне, конечно, заводиться, да еще и подбадривать Квана прямо
отсюда с поля... Не к лицу. Мне сейчас на другое настраиваться надо. Вон, поле
большое, на семи площадках Беседуют, на пяти предметы рубят, дальше
Катакама-Яри и Фрамея копейные танцы танцуют -- а на каких трибунах
больше всего Блистающих собралось?
На западных.
А почему?
А потому, что на третьей западной площадке победитель в последней рубке
после всего встретится с Мэйланьским Единорогом -- со мной, значит...
Вот и нечего мне на все поле лязгать, позориться!
А рубка знатная была!.. Трое сошлись -- Гвениль, эспадон мой неуступчивый,
их величество Шешез Абу-Салим и так далее (следит он за мной, что ли? И
рубит оттого, как никогда...) и гость один заезжий, тоже двуручник, как и Гвен,
а имя я в суматохе спросить забыл.
Видел я похожих, еще в Вэе видел -- там их "Но-дачи" звали, "Длинный меч для
поля" на старом наречии. Ну и ладно, пусть пока Но-дачи побудет -- мне его не
титуловать, а так ведь и меч он, и длинный, и для турнирного поля в самый
раз... не обидится.
Куклу, понятное дело, вся троица легко срубила, на полувзмахе -- а дальше
началось! Кто во что горазд, а уж горазды они на всякое... Шешезу, как всегда,
грубое сукно на стальную проволоку в дюжину слоев наматывают, гостю
циновку из бамбуковых полос в рулон скатали, а Гвениль столб крайний, что
от Лунного Квана остался, попросил листовой бронзой обшить на скорую
руку.
Свистнули они -- было три предмета для рубки, стало шесть! Гвениль на
Шешеза скосился и свой коронный "волос на воде" заказывает. Рассек, блеснул
улыбчиво и ждет. А ятаган по платку кисейному полоснул -- да не прорезал до
конца! Платок влажный попался или сам Шешез оплошал, от забот
государственных...
Я и оглянуться не успел -- Но-дачи клинком повел из стороны в сторону,
медленно так, плавно... Жужжала рядом стрекоза, а теперь лежит на траве два
раза по полстрекозы, и обе половинки тихие такие, не жужжат больше!
Смотрю я на Гвениля и на соперника его похожи они оба, дальше некуда!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57