В одной из них ехали Поль Берар и Желтовский.
- Чего приуныл? - спросил Берар.
- Думаю.
- О чем?
- Каким образом ты узнаешь для меня, кто владелец того серебристого
"форда" с дипломатическими номерами.
- Тебе это очень нужно?
- Не очень. Но желательно... Пить хочется.
- В "бардачке" две банки пива. Одну оставь мне.
Желтовский содрал с банки скобу и стал пить.
- Хочу развлечь тебя, - сказал Берар. - Могу сообщить приятную
новость: есть такой небольшой банк - "Жюстен кредито-банк". На случай,
если я внезапно умру от инфаркта или погибну в автокатастрофе, в
наследство завещаю его тебе. Вернее его название, так что запомни: "Жюстен
кредито-банк". Но поскольку я здоров, как бык и езжу очень аккуратно, то
банком этим пока займусь я. Нащупал там некоего чиновника месье Паскаля
Жувэ, с ним-то и хочу завести роман.
- Педик?
- Совсем наоборот, в молодости был большой шалун.
- Как ты набрел на него?
- Сложными маневрами и терпением, не жалел ни времени, ни денег.
- А если ничего не окажется?
- Значит этот банк вычеркнем и пойдем дальше. Где-то наткнемся...
Поедешь ко мне?
- Нет, отвези в отель...
Вечером он пошел в бар выпить пиво. У входа, окинув взглядом овальное
помещение бара, увидел слева у стойки двоих: "франта" с зеленым галстуком
на фоне голубой сорочки и человека с измученным лицом язвенника. Они пили
оранж из высоких прямоугольных бокалов с толстым дном. Народу в баре было
полно, стоял многоголосый шум. Желтовский помедлил какое-то время, пока
освободилось удобное место невдалеке от заинтересовавших его
соотечественников, сел почти спиной к ним, отвернул голову, чтоб они не
видели его лица, и потягивая пиво, прикрыл глаза, чтобы лучше
сосредоточиться, вылавливая из шума русские фразы, которыми обменивались
эти двое:
- ...Это дешевле, конечно, чем мировые цены...
- ...Зато надежно... Не наше дело, как они их будут использовать.
- ...Ладно, пойдем отдыхать... Завтра трудный день...
Допив оранж, они ушли.
Желтовский, медленно потягивая пиво, курил, пытаясь втиснуть
услышанное в какой-нибудь "сюжет", но ничего не получалось... "А где же
рыжеволосый? - подумал Желтовский. - Он что, не в этой гостинице?"...
Утром следующего дня он спустился в холл, перебросив через плечо
видеокамеру и фотоаппарат "Кодак". По поводу "Кодака" Поль Берар шутил:
"Ты, наверное, и в сортир не можешь сходить без фотокамеры".
Он стоял у колонны около лифта, ожидая Берара, который должен был
заехать. Они собирались в музей Чернуски посмотреть новую экспозицию
средневековой китайской графики. И тут опять увидел двоих: "Зеленый
галстук" и человека с серым лицом язвенника. Они беседовали, поглядывая на
двери. Вскоре в холл вошел рыжеволосый, кивнул обоим, не протянув руки. А
минут через пять-семь появился... Анатолий Иванович Фита. От недоумения
Желтовский прищурился. А те стали оживленно беседовать, посмеиваясь, и
было непохоже, что познакомились с Фитой только что. Желтовский стал за
колонну, открыл "Кодак" и сделал несколько снимков, стараясь, чтобы киоск
сувениров с надписью попал в кадр.
Вчетвером те вышли на улицу. Сквозь большие окна-витрины Желтовский
видел, как Фита, пожав каждому руку, двинулся направо, двое - налево, а
рыжеволосый остался на месте, какое-то время подождал, затем поймал такси
и уехал. И Желтовский понял, что рыжеволосый живет не в этой гостинице.
"Почему? Тут номеров достаточно... Впрочем, Фита ведь, судя по всему, тоже
не здесь остановился". Но Желтовскому не могло прийти в голову, что ни
"Зеленый галстук", ни человек с лицом язвенника, ни даже Фита не ведали,
где остановился рыжеволосый...
Минут через десять подъехал Берар.
- Ты узнал что-нибудь о машине с дипломатическими номерами? -
усаживаясь, спросил Желтовский.
- За ночь? Могло только присниться... Подонок! - прокричал Берар
вслед черному "ситроену", едва не снесшему ему борт. - Что тебя так
раздосадовало? - Они стояли под красным светофором.
- Нюх обострился, в ноздрях щекотно...
Они пробыли вместе до полудня. Затем Берар помчался в какую-то
редакцию, а Желтовский пошел бродить по автосалонам на Елисейских полях,
затем тут же зашел в кинушку, попал на середину фильма, потому ничего не
понял, но досидел до конца - надо было как-то убить время - и отправился а
гостиницу, купив по дороге пачку газет.
Вечером, накануне отлета, Желтовский сидел в баре за бокалом любимого
пива, когда отошедший куда-то бармен, вернулся и громко произнес:
- Месье Желтовский! - бармен обвел взглядом посетителей, выискивая,
кто из них Желтовский, и ожидал, когда он откликнется.
- Вас к телефону, месье.
- Благодарю. Попросите, пусть перезвонят мне в номер, я буду там
через пять минут...
Звонил Берар.
- Машина с дипномерами принадлежит иранскому посольству. Тебя это
устраивает?
- Вполне. Даже если б это было посольство Тонго. Слышал о таком
государстве? Населения в нем около ста тысяч.
- Завидую им, что их так мало... Ездит на этой машине некий господин
Хеджези. Запомни или запиши: Хеджези.
- Уже. Как ты узнал?
- Доллар, конечно, весомая валюта. Но и наш франк кое на что
способен, когда нужно разговорить, допустим, клерка, швейцара, хозяина
бистро или шофера. А шофер у Хеджези француз, молодой парень, у которого
только родился второй ребенок, нужна более просторная квартира.
- Понятно.
- Господин Хеджези постоянно обитает в Москве, но и здесь довольно
частый гость и бывает подолгу... В котором часу улетаешь?
- Ранним рейсом.
- Проводить тебя не смогу, еду в провинцию, надо уточнить биографию
Паскаля Жувэ.
- Бог в помощь.
- Счастливого полета...

13. МОСКВА. СЕГОДНЯ
Перфильев прилетел из Парижа в пятницу после полудня. Жена еще не
пришла с работы. Приняв душ, он тут же позвонил Лебяхину. Секретарша
сообщила, что Василия Кирилловича увезла скорая день назад с болями в
животе. Подозревали аппендицит, но аппендицит в госпитале отвергли, однако
серьезно обследоваться необходимо...
С этого неприятного сообщения началась полоса странных событий и
нервотрепки.
Вечером, когда сидели с женой за ужином, раздался телефонный звонок.
Перфильев снял трубку:
- Слушаю.
В ответ молчание. Только где-то дыхание.
- Алло! Говорите же! - раздраженно сказал Перфильев.
И снова - ни звука. Он опустил трубку.
- Опять? - спросила жена.
- Что значит "опять"?
- Это не первый раз. Вот так и во время твоего отсутствия: звонят,
молчат и сопят...
В ту же ночь его разбудил телефонный звонок. Все повторилось, как и
накануне за ужином. "Проверяют, дома ли? - гадал Перфильев. - Может быть
воры, просчитывают удобное время? Непохоже, если и днем звонили, то уже
определили, что днем в квартире никого... Кто же и зачем? - Однако жену
попытался успокоить: - Кто-то валяет дурака..." Но нервирующие,
досаждавшие звонки продолжались, и именно в то время, когда Перфильевы
были дома: в обед, во время ужина и ночью. На ночь он стал выдергивать
вилку со шнуром из розетки. Звонки прекратились также неожиданно, как и
начались...
Дела фирмы поглотили Перфильева. Приближалась дата поездки в Южную
Корею.
- Как там дела с моими документами? - спросил он секретаря.
- Пока никакого ответа, Павел Александрович.
- Странно. Обычно Субботин оформляет нам все быстро. Поторопите его,
попросите, объясните, что я не могу прилететь в Сеул ни днем позже.
Он действительно не мог опоздать ни на день, даже ни на час. Время
встречи было оговорено.
А все началось весной минувшего года. Как-то Перфильев шел по городу
и на витрине магазина "Оптика" увидел довольно посредственные импортные
оправы для очков по сумасшедшим ценам. Тут его и осенило. Он сделал
несколько рейдов по аналогичным магазинам, некоторые теперь, став
частными, назывались салонами: "Светотень", "Элегант", "Небо" и прочее -
без большой фантазии.
Осторожно он выяснил, что эти вышедшие из моды оправы закупались
оптом в Польше, Венгрии, Германии. Прибыль была 200-300 процентов, а ежели
здесь вставлять еще и самые ходовые стекла, то прибыль этих "Светотеней",
"Элегантов" подскакивала до 400-450 процентов.
Произведя необходимые расчеты, к концу лета Перфильев открыл
экспериментальный цех по производству самых модных оправ. Последние
каталоги и необходимое сырье он получал от Кнорре: два раза в месяц гнал в
Париж за сырьем трейллер. Оправы он оптом отдавал в Прибалтийские
государства, наладив связь с владельцами специализированных магазинов.
Затем Кнорре подсказал ему: а почему бы не делать линзы самим? И не
обычные ходовые, а самые дефицитные - редких конфигураций и редких
диоптрий. Перфильев уже знал: хоть криком кричи - в России их не
достанешь. А если где и удастся заказать, то сдерут только валюту. Как же
быть массе людей, у которых нет валюты? Значит эти линзы надо гнать в
больших объемах, оправы к ним тоже. И уже никому не сдавать оптом, а
делать очки в комплекте, т.е. открыть свои два-три салона. Сперва в Москве
и Петербурге, затем развернуться по другим городам России. Цена этих очков
окажется доступней, ниже той, что ныне, но за счет оборота он компенсирует
возможные от этого потери. На техсовете идею эту одобрили. Перфильев
отправил факс Кнорре. Тот вывел его на солидную фирму в Сеуле, там можно
было купить оборудование дешевле нежели во Франции. Фирма начала поставки.
Договорились с ее главой, что в конце нынешнего года Перфильев прилетит в
Сеул для заключения еще одного контракта на покупку самых современных
высокоточных шлифовальных станков. Дата была согласована незадолго до
отлета Перфильева в Париж. К этому времени он поручил собрать сведения о
самых квалифицированных мастерах по обработке линз, предварительно
переговорить с ними, сманить высокими заработками. Был вчерне готов проект
большого цеха, для проектирования двух магазинов-салонов, их витрин и
внутреннего оборудования были найдены лучшие дизайнеры. Оставалось только
слетать на два дня в Сеул, а вернувшись, вплотную заняться подыскиванием
помещений. Тут, полагал он, проблем особых не будет: отправится снова к
Ушкуеву, тот за хорошую взятку найдет все, что нужно...
И вот на тебе - сбой, поездка в Сеул на грани срыва. Но все же
Ушкуеву Перфильев позвонил.
- Здравствуйте, Филипп Матвеевич, это Перфильев.
- Рад слышать вас, - отозвался Ушкуев.
- Я собираюсь строить новый цех для производства линз и оправ для
очков. К моменту его пуска хочу открыть для начала два салона по продаже
готовой продукции. Вы меня поняли?
- Конечно, Павел Александрович. Значит цех и два магазина-салона.
Когда заглянете ко мне?
- Вот слетаю в Южную Корею, потом уже встретимся, чтоб уточнить
детали...
- Жду вас...
С Ушкуевым Перфильев имел дела, когда создавалась фирма
"Стиль-керамика". Первым на Ушкуева вышел Лебяхин: когда тот понадобился,
Василий Кириллович подсел к компьютеру, отыскал "Ушкуев Филипп Матвеевич.
Завербован КГБ в 1976 году будучи инженером ЖЭКа. Дальше шли подробности -
почти весь "послужной список" Ушкуева на поприще стукача. Когда он
понадобился, Лебяхин съездил к нему и побеседовал. Ушкуев стал ручным...
В воскресенье Перфильев и Влад Сидельников отправились в госпиталь
навестить Лебяхина. По дороге купили бананы, апельсины, лимоны и хороший
липтоновский чай - знали, что Василий Кириллович большой любитель чая.
Он лежал в светлой двухместной палате, выглядел неплохо, правда, чуть
осунулся.
- Ну что, добры молодцы, явились обмерять, какой длины гроб
заказывать?.. Вон стулья у стены, берите, подсаживайтесь. Как слетал? -
спросил Лебяхин Перфильева.
- Нормально.
- У меня есть для тебя кое-какие новости. Но это потом, когда
выпишусь.
- Когда собираетесь домой? - спросил Сидельников.
- Еще какие-то анализы надо, и на "узи" еще раз. Ты чем-то озабочен?
- спросил он Перфильева, пытливым умным взглядом уловив по глазам
Перфильева некое беспокойство.
- Ничего особенного, - ответил Перфильев и рассказал о телефонных
звонках и о странном затягивании оформления его документов для поездки в
Южную Корею. Прежде такого не случалось.
- Звонки-то ладно, может твою квартиру хотят обчистить, а может
кто-то балуется. А вот с документами... Такого раньше не было. А не
полететь или опоздать тебе нельзя. Несолидно... Ладно, я тут на досуге
что-нибудь придумаю, - и повернувшись к Сидельникову, сказал: - Как
думаешь, племянничек, с чего это Субботин волокитит документы Павла?
- А черт его знает!
- А надо бы знать. Так что прикажи радиотехнической службе от моего
имени: пусть ушки навострят.
- Понятно...
Они посидели еще с полчаса, поболтали о всяких общероссийских
новостях, покуда сестра, пришедшая ставить капельницу, не выставила
обоих...

Вечером Перфильевы поехали в Ленком на премьеру. После спектакля
Перфильев отвез жену домой, а свою "девятку" погнал в гараж. Возвращался
городским транспортом. Было сыро, слякотно, предзимний ветер, словно
пробуя свою силу - готов ли к зиме - дергал и выкручивал мокрые обнищавшие
ветви деревьев. Перфильев миновал уже гулкую подворотню, направился было к
своему подъезду, когда увидел, как из тени к нему стали приближаться
фигуры. Случайности тут быть не могло, понял он сразу: уж слишком
синхронно сближались, держа его между собой. Двор был пуст, никто не
поможет. "Дадут обрезком трубы по голове, ограбят, разденут. Это в лучшем
случае", - быстро думал он, ища решение. Взгляд его упал на припаркованные
машины соседей, выделив серую "Волгу" соседа по лестничной клетке, старого
полярника-гидролога. У них были очень хорошие отношения, несмотря на
разницу в возрасте. Когда-то Перфильев привез ему из Парижа электронное
противоугонное устройство, сам его и поставил, наладил.
Решение пришло молниеносно: сделав четыре шага навстречу одному из
приближавшихся, резко отскочил вправо, подбежал к "Волге" и затряс ее за
рейки багажника, укрепленного на крыше. Тотчас прерывистым криком
отозвалась противоугонная сигнализация. Незнакомцы от неожиданности
остолбенели, затем бросились в подворотню и выскочили на улицу. Перфильев
слышал, как наверху в подъезде лязгнула дверь лифта, затем из подъезда в
куртке, торопливо надетой на майку, в спортивных брюках выскочил сын
гидролога сорокалетний крепыш с метровым куском свинцового кабеля в руке.
- Чего она взревела? - спросил он, заметив Перфильева.
- Меня увидела, наверное, испугалась, - отшутился Перфильев. - Иногда
случается, срабатывает, может, ветер качнул...
Они вошли в лифт.
- Как отец? - спросил Перфильев.
- Ничего. Сидит по вечерам над кляссерами, раскладывает марки...
Попрощались на лестничной площадке...
Жене Перфильев ничего не стал говорит, умолчал об этом происшествии и
на работе: экое событие, мало ли нынче грабят!..

Из Шереметьево Желтовский поехал к себе на дачу, где постоянно жил
один. Семьи у него не было. В городской квартире он почти не бывал, там
жила мать.
Переодевшись в домашние старые джинсы и теплый свитер, он с радостью
сбросил туфли, содрал носки и с наслаждением босой ступил на прохладный
линолеум. Сварил кофе, присел к письменному столу, закурил, закинул ноги
на спинку второго кресла и включил автоответчик. Услышал голос матери:
"Митенька, вернешься, позвони. У меня все в порядке. Смеситель на кухню,
что ты привез, я поменяла в "Сантехнике" на другой. Слесарь ругался, что
какая-то резьба не подходит. Тебе звонила Женя. Я сказала, что ты в
отъезде. Просила, чтоб ты позвонил, у нее что-то интересное для тебя. Да,
забыла, два дня у меня гостили Лыковы, они приезжали из Бешкека, будут
покупать квартиру во Владимире. У меня кончился "дильрен", осталось всего
пять капсул. Он мне лучше всего помогает. Жду твоего звонка, а еще лучше,
ежели сам заявишься". Больше на кассете никаких записей не было.
Он позвонил матери:
- Ма, я уже дома. Живой, здоровый. "Дильрен" я тебе привез, хватит на
год. Буду у тебя завтра в четыре... Да... Нет, хочу голубцы и чтоб запить,
чашку крепкого бульона... Ничего, ничего, мне не повредит... Хорошо...
Все, до завтра... Ну, ну, не серчай... Много работы...

С утра он уехал на работу, отдал кассеты на монтировку, свой отчет о
поездке в Париж, обошел приятелей, поболтал, заглянул к начальству, узнал,
что предстоит лететь в Чечню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27